ГЛАВА 1
Девушка шла по улице медленно, с трудом передвигая ноги. Устала после бессонной ночи? «Ничего подобного!» – ответила бы она, если бы кто-то ее об этом спросил. Никогда не любила признаваться в своих слабостях, а слабостей было предостаточно. Но кто стал бы ее спрашивать на пустынной улице в шесть часов утра? Девушка поднесла к глазам левую руку, посмотрела на часы. Красивые часы, дорогие, и рука тоже красивая, тонкое запястье с выдающейся косточкой, длинные пальцы. «Как у пианистки, – подумала она. – Но я не умею играть. Ни на пианино, ни на губной гармошке. Ни слуха, ни голоса. Танцую плохо. Хожу, как корова. Давай, шевели ногами! Давно пора быть там».
Майское утро, холодное ясное утро. Пустая улица. Она бесшумно шагала в мягких туфлях на плоской подошве. Каблуков она носить не умела, шаталась на них – с детства была плохая координация движений, и с годами ничего не улучшилось. Вот он – дом, который ей нужен. Девушка остановилась, еще раз посмотрела на часы. Поняла, что делает это специально, чтобы оттянуть тот момент, когда придется войти в подъезд, подняться по лестнице, открыть дверь. Но сейчас она все это сделает.
И она сделала все это. Вошла в подъезд, стала подниматься вверх, глубоко сунув руки в карманы голубого плаща, чтобы не хвататься за перила. Скверная привычка. «Ты как старуха, – часто ругал ее муж. – Скоро костыль тебе куплю. Двадцать пять лет, а по лестнице поднимаешься полчаса». Наплевать. Пятый этаж. Лифта нет. Пятый этаж – последний. Хрущевский дом. Узкая лестничная площадка. Две двери, одна обита бордовой поддельной кожей. Железная дверь. «Под кожей – железо, – почему-то подумала она. – Вот бы и мне так. Немножко железа под мою кожу, чтобы не было этого противного страха. А бояться ведь нечего. Я – никчемная дура. Трусиха. Так он всегда говорил. Идиотка. Доставай ключи! Открывай дверь! Заходи! Ты же сто раз обдумала, как сделаешь все это сегодня утром!» Она всегда говорила с собой в таком тоне, если не могла на что-то решиться. Очень часто говорила. Получалось, что существуют две Анжелики. Первая – трусиха, дурочка, паникерша. Вторая – умная, сильная, уверенная в себе, отдающая приказы слабой подруге. Но секрет был в том, что второй, сильной Анжелики никогда не существовало. Она ее выдумала, чтобы было легче жить.
Ей было двадцать пять лет. На ней был голубой плащ, джинсы, помятая белая рубаха, туфли на плоской подошве. Черные волосы до плеч, серые глаза, неуверенная улыбка. Когда она улыбалась, казалось, что о чем-то хочет спросить собеседника. Кого-то эта улыбка удивляла, кого-то, например ее мужа, раздражала.
Анжелика достала ключи, отперла дверь, потянула ее на себя, вошла. Ноги подкашивались. Все силы ушли на то, чтобы снова прикрыть за собою дверь и запереть ее изнутри. А как не хотелось этого делать!
Родная квартира. Она постояла на пороге, прислушалась. Абсолютная тишина. Значит, все удалось. Иначе он бы сейчас вышел, хмуро посмотрел ей в глаза, скривил губы, спросил: «Где была?» А его нет. Как тихо! Тихо в обеих комнатах и на кухне. Все – малюсенькое, но не убогое. Он сделал хороший ремонт. Конечно, не своими силами – руки у него к тяжелой работе не приспособлены. В квартире сняли ужасный вонючий пол из потертого крагиса, настелили ковровое покрытие, положили мраморную плитку на кухоньке. Обои тоже содрали, выкрасили стены в пастельные нежные цвета, довели до ума потолок, поменяли все окна и двери. «Жить бы и жить», – при этой мысли ей стало нехорошо. Какой-то дурацкий смех защекотал горло. «Ну, прекрати, – приказала она себе. – Иди в комнату. Вот в эту. Дура!». «Почему вот в эту?» – слабо возразила она самой себе. – Откуда ты знаешь? Насчет комнаты никто не договаривался…». «Знаю, и все. Это его комната, понимаешь? – ответила сильная Анжелика. – Значит, он там. А тебя никто не спросил. Вот открой дверь и увидишь, что я была права».
Она открыла дверь его комнаты. Бросила беглый взгляд, сжалась, но не закричала, не заплакала. В конце концов, она знала, что именно увидит. Только смотреть больше не хотелось. Она вошла, прислонилась спиной к холодной гладкой стене. Руки при этом снова держала в карманах. Когда она их туда сунула – не помнила. Ничего больше не помнила, и никто не подавал ей советов. Сильная Анжелика умолкла. Она осталась со своим страхом наедине. В комнате было темно – окно задернуто плотными шторами, которые совсем не пропускают света. Если бы не щелка между шторами, она бы ничего не увидела.
«Посмотри на пол, – сказала она себе. – Для начала еще раз посмотри на пол и скажи, что ты там видишь». Глаза уже привыкли к слабому освещению, но смотреть она больше не хотела. Закрыла глаза. «Я сейчас упаду в обморок, – поняла девушка. – Это слишком для меня! Незачем туда смотреть. Не надо смотреть. Я и так все знаю. Надо уходить. Нет! Ничего не хочу! Это слишком для меня!»
Уйти было нельзя, и она прекрасно это понимала. Она все понимала, кроме одного – как ей теперь жить, что делать. И, как всегда в такие минуты, Анжелика применила испытанный способ. Способ был простой и, наверное, дурацкий. Она никогда никому о нем не рассказывала. Назвали бы в очередной раз дурочкой, фантазеркой, и все. Но это помогало. Все было очень просто. Когда она оказывалась в затруднительном положении и ничего не могла понять, Анжелика начинала раскладывать все случившееся по пяти полочкам. Пять полочек – пять чувств, отпущенных человеку природой. Зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Постепенно все вставало на свои места. Даже самое ужасное становилось относительно простым и понятным. Во всяком случае, для нее. Она никому не давала этого рецепта, хранила его в тайне. И сейчас тоже воспользовалась проверенным способом, но для этого Анжелике все же пришлось открыть глаза.
Первым, что она увидела, была его рука. Знакомая смуглая рука, безвольно откинутая на ковровое покрытие. Короткие пальцы, испачканные чем-то черным. Она отлепилась от стены и подошла поближе. Наклонилась. Пальцы были испачканы пеплом. Она хотела было отдернуть штору, чтобы получше все рассмотреть, но не сделала этого. В комнате стало как будто светлее, начинался день. Его рука. Она смотрела только на руку и в конце концов стала различать даже петлистые узоры на кончиках пальцев. Рядом на полу валялась сигарета. Незажженная. Не успел закурить. Потом она рассмотрела белый манжет его рубашки. Выпрямилась, шагнула к окну, отдернула штору. Окна выходили на восток, и в комнату ударили лучи солнца. Она зажмурилась, потом медленно открыла глаза. Повернулась, снова посмотрела на него. Его темные волосы блестели на свету, одна прядь косо упала ему на лоб. Лоб очень спокойный, высокий, смуглый. Глаза закрыты, короткие ресницы неподвижны. На щеках проступила синеватая щетина. Губы… На губы она не хотела смотреть. В них не было ничего страшного, но смотреть она не хотела. Слишком знакомые губы. Слишком. «Хватит смотреть, – сказала себе Анжелика. – Больше не хочу!»
Теперь она прислушивалась. Тикали часы – очень громко. Чьи часы? Только не ее собственные и не его… Часы на стеллаже с книгами. Большие часы, его приобретение. Под старину. Ей они никогда не нравились. Теперь она сможет их выбросить или кому-нибудь подарить. Кроме тиканья часов, не было слышно ничего. А, нет – вот внизу, на улице, проехала машина. Еще одна. Да там уже полно народу! Откуда все они взялись? Когда она пришла сюда, никого еще не было. Время было выбрано удачно. Ее никто не видел. А если бы и увидели – так что? Девушка возвращается домой, к своему законному мужу. Почему на рассвете? Почему не ночевала дома? Это не повод для обвинений. Это – ее алиби. Даже лучше будет, если кто-то видел ее из окна дома, когда она вошла в подъезд в шесть утра. Возможно, кто-то и видел. Тикают часы, едут машины. А больше она ничего не слышит.
Обоняние. В комнате пахнет какой-то кислятиной. Странно – откуда? Еще – застоявшимся табачным дымом, наверное, он выкурил пару сигарет, прежде чем… Анжелика наклонилась, подняла незажженную сигарету, достала из кармана зажигалку, высекла огонь, закурила. Зачем? Сама не знала. Просто хотелось хоть что-то сделать. Теперь табаком пахло еще сильнее. Она знала, что, если наклонится к мужчине совсем близко, услышит запах его одеколона. Любил «Гавану». А больше ничем не пахнет. Анжелика открыла форточку, когда покончила с запахами.
Осязание было самым неприятным из всех чувств. Но она все же опустилась на колени рядом с ним, взяла его руку. Рука была жесткая и холодная, она отдернула пальцы. Погладила его по голове, волосы были шелковистые, лоб показался ей влажным. Еще раз провела рукой по его лбу. Показалось. Сухой лоб, просто холодный. Она забыла о сигарете, которую держала в другой руке, и коротко вскрикнула – неловко сжала ее, обожглась. Погасила сигарету в пепельнице, посмотрела на свою руку, на его… Встала, подошла к столу, подняла невесомую телефонную трубку. Трубка была такая легкая, а слова будут тяжелые. «Она сломается в моих пальцах, эта трубка, мой голос ее сломает», – подумала она. Но пальцы у нее не дрожат, они крепко обхватывают трубку.
Вкус? Во рту прохладно, пахнет мятой. Неизвестно почему. Язык какой-то чужой. Анжелика помолчала, стоя с прижатой к уху трубкой, мятный вкус щекотал ей рот. «Спокойно, – сказала она себе. – Это только начало. Будет еще день, и еще ночь, и все это ты должна пережить. Будет еще много всего». Провела кончиком языка по губам. Его губы. Ее губы. Их губы так часто соприкасались. Зачем об этом сейчас думать? Анжелика почувствовала на языке что-то теплое, соленое. «Неужели я плачу? – спросила она себя. – Да. Вот уже минута, как я стою так и плачу». Она набрала номер и, дождавшись ответа, сиплым голосом сказала: «Моего мужа убили». Сказала свое имя, адрес, просила приехать скорее. Положила трубку, повернулась к мужу и смотрела на него долго, долго. «Я выдержала, – сказала она себе со странной гордостью. – Я все выдержала, все сделала, значит, не так уж я слаба, значит, все удалось. А на остальное мне наплевать».
– О чем они тебя спрашивали?
Анжелика сидела, сгорбившись, свесив руки между колен, смотрела в пол усталыми, покрасневшими глазами. Услышав вопрос, даже не подняла головы. Тогда он наклонился к ней и потряс за плечо:
– Да что такое? Что случилось?
– Оставь меня в покое… – выдавила она, поднимая на него глаза.
Саша внимательно поглядел ей в лицо, скривил губы… Точно, как ее муж! Она даже вздрогнула, хотя в этом не было ничего удивительного. Ведь они с Сашей были родными братьями. Сходство было несомненным – те же темные глаза, короткие ресницы, грубоватые руки, блестящие каштановые волосы, смуглая кожа… Только муж был ростом пониже и заметно начинал полнеть. А Саша в свои тридцать лет выглядел, как мальчишка – худенький, узкобедрый.
– Я тебя оставлю в покое, когда ты мне все расскажешь! – заявил он, садясь перед ней на корточки. Она отвела глаза в сторону, посмотрела на Лену. Та курила, глядя в окно, сигарета заметно вздрагивала в ее руке.
– Да что тебе рассказывать? – вздохнула Анжелика. – Все было так, как надо.
– Ну и выражения у тебя, – негромко заметила Лена. – По-твоему, все это нормально?
– Слушай!.. – Анжелике от негодования не хватало воздуха. – Не прикидывайся чистенькой! Можно подумать, ты осталась в стороне!
– Все, девчонки, замолчали! – Саша хлопнул Анжелику по колену, резко повернулся к жене: – Особенно ты молчи! Чуть не провалились – из-за тебя!
Анжелика наконец глотнула столько воздуха, сколько надо, и немного пришла в себя. Саша миролюбиво обратился к ней:
– Давай, расскажи быстренько. Потом Ленка сварит кофе.
– Это мы еще посмотрим, – раздалось из угла. Но больше Лена ничего не сказала.
Анжелика пожала плечами:
– Уехала из дома вечером, в одиннадцать часов уже играла на пароходе «Александр Блок». Как договорились.
– Кто там был из наших?
– Лизка, Ксения, Армен…
– Они все тебя видели?
– Конечно. Мы с Ксенькой сидели рядом за столом. Лизка с Арменом играли в рулетку. Мы – в «Блэк Джек». Они все трое меня видели всю ночь. Мы выпивали в баре… Я все фишки слила, около пятисот долларов, потом немного отыгралась… Конечно, понервничала, я всегда переживаю… А Ксенька все время выигрывала. Лизка, кажется, тоже осталась в минусе, Армен дал ей денег, чтобы она отыгралась. Да! – воскликнула Анжелика. – Я там потрепалась с одним мужиком, сидел рядом за столом. Он видел, как я проигрываю, и подарил мне фишку за двадцать долларов.
– Ты что, его знаешь?
– Нет, первый раз видела. Он слил две тысячи баксов и все смеялся: «Девушка, мне нравится, как ты играешь». Подарил мне фишку и потом слил еще тысячу на моих глазах. Потом сошел на берег и уехал. Где-то в пятом часу утра.
– Ладно, еще один свидетель не помешает, – кивнул Саша.
Анжелика прикрыла веки. Она успела наплакаться, да еще бессонная ночь, да еще… Глаза невыносимо резало, они слезились.
– Потом Армен с Лизкой куда-то пропали. Домой, наверное, поехали…
– А Ксения?
– Она осталась до пяти утра.
– Она подтвердит, что ты там была до утра?
– Да. Мы вместе ловили машину.
– Постой… Так ты ехала домой с Ксенией?
– Ну, почти. Мы вместе доехали почти до ее дома, это была половина шестого… Там рядом метро. Я увидела, что метро уже открылось, и сказала Ксеньке, чтобы меня высадили тут. У меня не было денег, чтобы расплатиться с водителем, а у Ксеньки занимать бесполезно.
– Она же выиграла?
– Ну и что? Ты эту жмотину не знаешь!
– Какие вы все идиоты… – протянула из своего угла Лена. – Господи, зачем я с вами связалась…
– Доехала в метро до дома, потом пешком, потом вошла в квартиру, открыла дверь, вызвала милицию. Все!
– Не все. Что там было?
– В квартире? – удивилась Анжелика. – Он там был. Кто же еще?
– Черт! Я тебя спрашиваю, как он выглядел?
– Не спрашивай ты меня об этом, – возразила Анжелика. – Как он выглядел? Господи… Ясно же… Он был мертв.
– Идиоты… – повторила Лена.
– Заткнись! – Саша даже не повернулся к ней. – Лика, послушай, это глупость, то, что я тебе сейчас скажу… Но Ленка подтвердит, что я говорю правду…
– Что такое? – Анжелика непонимающе глядела на него. – Что еще? Он был мертв, говорю вам… Будто вы сами не знаете… Господи, неужели нельзя не говорить больше об этом?! Меня всю трясет! Я не могу об этом говорить, я там была полдня, я говорила с милицией, я едва с ума не сошла… Наконец, он был моим мужем! Черт! Как бы там ни было, а я до сих пор не верю, что пошла на это, не верю…
– Никто на это не пошел, – тихо и внушительно ответил Саша.
– Что?
– Не поняла? Мы этого не делали.
Анжелика застыла, переводя взгляд с Саши на Лену и обратно. Те смотрели на нее как-то странно. Лена – напряженно и выжидающе, Саша впился глазами ей в лицо, ожидая реакции.
– Вы что, ребята? Так не пойдет… Зачем вы врете?
– Да не врем мы, – резко оборвала ее Лена. – Он правду сказал. Мы его не трогали!
– Да что это такое!
– Не веришь? – Саша схватил ее за руку. – Слушай, когда мы туда пришли и позвонили в дверь, нам никто не открыл. Мы решили, его дома нет. Открыли дверь сами, теми ключами, которые сделала ты, вошли…
– А он был в комнате, – Лена вскочила со стула и подошла к ним. – Мертвый.
– Вы… – У Анжелики дрожали губы. – Вы только что все это придумали!
– Да нет же!
– Врете!
Лена попыталась взять ее за руку, но Анжелика отдернула пальцы:
– Врете, врете! А зачем вы врете, не могу понять! Ну, зачем?! Хотите выглядеть чистенькими по сравнению со мной? Испугались? Вы же говорили – никто никогда не узнает, никто нас не найдет…
– С ума ты сошла…
– Ленка, это ты с ума сошла! – выпалила Анжелика. – Я тебя просто не узнаю! Какая ты была умная, какая смелая, когда мы все обсуждали! Да что там было на самом деле – можете сказать? Вы позвонили, он вам открыл, вы вошли, выпили кофе… А дальше?
– Он нам не открывал, и кофе мы не пили… – прошептала Лена.
– Ну, конечно! – издевательски протянула Анжелика. Она была близка к истерике.
– Слушай, можешь нам не верить, но когда мы пришли, уже ничего не надо было делать, – отрезал Саша. – Он был мертв, слышишь, и не мы это сделали. Мы оказались в дурацком положении.
– Чуть не рехнулись, – добавила Лена.
– Я рехнусь сейчас, я! – завыла Анжелика. – Зачем все это, зачем?!
– Да низачем! – Саша закурил, сунул незажженную сигарету Анжелике. – Успокойся. И не кричи. Мы втроем должны все обдумать. Я ни черта не понимаю. Кто это сделал? Почему именно этой ночью?
Анжелика держала в руках сигарету. Вертела ее между пальцами, поворачивала так и сяк, но не зажигала. Сунула ее в рот, но тут же вытащила, посмотрела на марку.
– Это ты куришь? – спросила она Сашу.
– Что? – удивился он.
– «Мальборо». Я спрашиваю – ты куришь «Мальборо»?
– Ну и что?
– Ничего. А ты, Ленка?
Та обеспокоенно смотрела на Анжелику, потом переглянулась с мужем. Их взгляды говорили: «Сходит с ума». Анжелика все поняла и взбесилась:
– Отвечай, если я спросила! Ты что куришь?
– Мы курим одну марку… – пробормотала Лена. – Я вообще редко курю… Да какая тебе разница? Нашла о чем думать…
– Какая разница… – прошептала Анжелика. – Вы курите «Мальборо». Он курил «Житан», крепкие. Я – что попадется, но без ментола.
– Рехнулась?
– Не больше вас. – Анжелика помедлила, рассматривая их изумленные лица. Было мгновенное сомнение – говорить или нет? Наконец она осторожно произнесла: – Можете дать гарантию, что никто из вас не принес туда с собой другие сигареты? Не «Мальборо»?
Саша покачал головой, Лена от удивления приоткрыла рот.
– Тогда я просто не знаю…
– Да что такое?
– Вот в чем дело, – Анжелика медлила с ответом – настолько все это ее озадачило. – Рядом с ним на полу валялась сигарета. Незажженная, понимаете? Сигарета с ментолом. Черт, я не помню, какой марки! Она сгорела до фильтра, я ее закурила, когда осматривала его… Во рту у меня потом было прохладно, но я не обратила внимания… Но сейчас вспоминаю. Это была не его сигарета, не стал бы он курить такие легкие. И не моя, я никогда не покупала сигарет с ментолом. И не ваша.
Они молча слушали ее, ожидая продолжения, но она только развела руками:
– Мне пора в дурдом… Я и вам не верю, и с этой сигаретой ничего не понимаю… Чья она, в таком случае? Может… – Она запнулась, неуверенно заглянула Саше в лицо: – Слушай, а вы ее там не подкинули случайно?
– Господи, да зачем?
– Чтобы убедить меня, что его убил кто-то другой, – твердо ответила она.
– Да поверь наконец, что его и убил кто-то другой! – взорвалась Лена. Она отскочила к окну, треснула ладонью по узкому подоконнику, поморщилась от боли, прижала ладонь к щеке: – Это были не мы! Что – не понимаешь, мы не стали бы тебе врать! Какой нам смысл врать, ты же знала, что мы хотели это сделать! Зачем нам что-то скрывать!
Анжелика молчала, и Саша этим воспользовался:
– Ты видела, как он был убит?
– Нет… – Анжелика вздрогнула, ссутулилась.
– Ты что – не осмотрела его?
– Осмотрела…
– Она, наверное, стояла там и плакала в кулачок… – бросила Лена, отворачиваясь к окну.
Анжелика с ненавистью посмотрела ей в спину:
– Да, я плакала. Верно. Что – запрещено поплакать над телом мужа? А?
– Не заводись, – пытался успокоить ее Саша. – Никого не касается, плакала ты или нет… Твое личное дело.
– Пусть она не лезет.
– Ленка просто так сказала, от балды. Она тоже нервничает, разве не ясно? Все пошло наперекосяк, все… Мы ничего не можем понять, и ты нам не веришь… Если так дальше пойдет, нас всех засадят в тюрьму.
– Почему это?
– Да потому что мы будем ссориться, и что-то обязательно выплывет наружу. Знаешь, когда кто-то один не захочет молчать… Например, ты…
– Я?! Будьте спокойны, я буду молчать, – выпалила Анжелика, чувствуя, как глаза у нее наполняются слезами. Так некстати! Она прижала к глазам скомканный платок, потом откинула назад голову, пытаясь успокоиться. – Я ничего не скажу. Но я все же хотела бы понять, что там было на самом деле.
– Мы тебе все сказали.
– Все? А что ты там говорил, как он был убит?
– Ударом в затылок, – смущенно ответил Саша. Видно было, что эти слова дались ему нелегко. После этого в комнате повисла тишина. Лена молчала, стоя у окна, и растирала ладонью щеку. Глаза у нее были прикрыты, вид усталый, резко обозначились круги под глазами, морщинки у губ, отекшие веки… Саша снова курил, стряхивая пепел в баночку с такой тщательностью, словно от этого зависело что-то важное. Анжелика молча переваривала услышанное. Наконец разлепила губы, неуверенно сказала:
– А крови я не видела.
– Он лежал на спине, – Саша теперь говорил очень тихо. – Мы вошли в комнату, Лена вскрикнула, когда его увидела. Он лежал на спине, одна рука вот так…
Он точно показал, как была откинута рука его брата, и тут Анжелика зарыдала. Рыдания были страшные, сильные, они сотрясали ее узкие плечи, она спрятала лицо в ладонях и не пыталась остановить слез. Зашаркали тапочки Лены, через минуту она вернулась со стаканом воды, сильной рукой прижала Анжелику к спинке стула, отняла ее мокрые пальцы от лица, заставила пить. Вода не помогла – только промокла насквозь белая рубашка Анжелики.
– Пойми наконец, нельзя так об этом говорить, – тихо сказала Лена, обращаясь к мужу. – Оставь ее в покое. Она была ему не чужая. И она совсем еще девчонка, чего ты ожидал…
Эти слова немного образумили Анжелику. Больше всего на свете она ненавидела, когда ее называли девчонкой, говорили снисходительно, задвигали в угол. Она стала кусать губы, и рыдания в конце концов утихли.
– Пойди, приляг, – предложила Лена.
– Нет, я хочу все узнать, – Анжелика повернулась к Саше. – А то с ума сойду.
– Мы сами с ума сойдем… – глухо продолжал он. – Ты не видела крови, мы тоже сперва не поняли, что случилось. Там коричневое ковровое покрытие, оно впитало кровь. Кроме того, он затылком упирался в пол, прямо раной, и потому, наверное, крови было немного… Мы подошли, окликнули его. Но он был мертвый. Я попытался поднять его голову, и тогда только мы увидели рану. Кровь уже не шла, она запеклась. Тут Ленке стало плохо, она стала трястись, пришлось отпаивать ее водой… Я бегал на кухню, боюсь, оставил там отпечатки пальцев… Я вытер кран на раковине, и стакан тоже помыл и вытер, но может, я касался еще чего-то, уже не помню… Мы были как в тумане.
– Даже если оставил отпечатки, ничего страшного, – подала голос Лена. – Мы же там бывали в гостях, вполне могли остаться твои отпечатки. Даже подозрительно было бы, если бы их там не было.
– Постойте… – прошептала Анжелика. – Как же так? Вы говорите – голова пробита… Зачем… Я не понимаю…
– А, вот теперь ты нам поверила?! – Саша схватил ее за руку, пальцы у него были влажные и холодные. – Мы никогда не сделали бы этого! Мы все придумали по-другому! И зачем мы стали бы пробивать ему череп?! Разве кто-то из нас мог это сделать?!
– Убери руку, – приказала Анжелика.
Он послушался.
– Противно тебя слушать… – продолжала она. – Вы и не на такое способны.
– Нет!
– Я ни единому вашему слову не верю!
– Ну и не верь… – Лена закурила, повертела в пальцах сигарету. – Говоришь, та была с ментолом? Тебя это не насторожило?
– В том состоянии я не обращала внимание на такие вещи. Решила, что это его сигарета, хотя от его «житанов» я всегда задыхалась, не могла их курить. Слишком крепкие для меня. А эта… Эта была чересчур легкая, слабая…
– И ты нам все еще не веришь? Там кто-то был до нас, и он его убил. И сигарету уронил, может быть, когда наклонился к трупу. А потом быстро ушел, не заметил сигарету. Черт, зачем ты ее выкурила!
– А что мне с ней было делать? Я в тот момент ничего не соображала. Она мне просто попалась на глаза, ну, я ее и подняла, и закурила.
– Принесла бы ее сюда… Хоть знали бы, что за марка. Какая она была с виду?
– С виду? – призадумалась Анжелика. Как ни странно, воспоминания о сигарете чем-то ее успокаивали, хотя должны были бы тревожить. Это была единственная возможность доказать себе, что ей говорят правду, что там действительно был кто-то еще… – Она вся была белая.
– А какие-нибудь полоски на ней были, нет?
– Мне было не до полосок.
– А длинная она была или нормальная? Может, длинная и тонкая?
– Вы чепухой занимаетесь, девочки, – вмешался Саша. – Какая разница, что там была за сигарета? По сигарете убийцу не найдешь.
– Ой, какой ты стал благородный, – сощурилась на него Анжелика. – Как только понял, что убил не ты, сразу стал говорить «убийца», «убийца»!
– Не собачьтесь… – Лена нахмурилась, потом решительно сказала: – Лика, слушай, ты должна притащить нам окурок. По фильтру я определю, что это была за сигарета.
– Я туда не вернусь!
– Тебе все равно придется идти туда ночевать. Квартиру не опечатали, надеюсь?
– Нет, ведь я там живу.
– А что милиция говорила?
– Ничего. Приехали, увидели его, давай шариться по квартире, задавать вопросы… То да се, были ли враги, долги, прочее… Просили вспомнить, не угрожал ли ему кто. Еще просили сказать, не ограбили ли нашу хату. Я сказала – вроде что-то пропало, а что – не пойму.
– Правда, что-то пропало? – оживился Саша. – Если да, то брали не мы!
– Знаешь… – протянула Анжелика. – Как это ни глупо, но мне кажется, действительно, что-то пропало. А что – не пойму. Сам знаешь, какая у меня зрительная память!
– Тем более ты должна туда поехать и понять, что пропало, – настойчиво повторила Лена. – И забери фильтр, если они его не взяли с собой.
– И они что же, даже не сказали тебе, как он погиб? – изумлялся Саша.
– Нет, представь себе… Наверное, решили, что я сама видела, если вызвала их.
– О, твое счастье! Представляешь, ты звонишь в милицию, говоришь – «мужа убили», они приезжают, спрашивают, как он помер, а ты не знаешь… С чего же ты взяла, что его именно убили? Может, умер от разрыва сердца? Как бы ты попалась! Так вот – запомни – рана на затылке, кровь запеклась… Ты же обещала его осмотреть, чтобы не попасть впросак!
– Я его осмотрела, – пробормотала Анжелика. – Но я думала, вы его…
– У задушенных вид не такой, как у него! – резко вмешалась Лена. – Тебе это в голову не стукнуло?!
– Неплохой каламбурчик, – Анжелика снова вздрогнула. – Нет, мне ничего в голову не стукнуло. И на его шею я не смотрела. Боялась. Только лицо рассмотрела и его руку. И все. А какие из себя удавленники, откуда мне знать…
– В общем, тебе повезло, – заключил Саша. – Никаких тяжелых впечатлений. Ну, не надо, не делай волчьих глаз! Мы пережили куда худшие минуты, когда подняли его голову с ковра! А ты умудрилась быть там и ни черта не заметить.
– Я рассчитывала на вас. Потому и не осматривала его как следует. Кто мог знать, что это не вы…
– Веришь, наконец?
– Почти.
– Привези фильтр, – монотонно напомнила Лена.
– Надоела! Если не пропал, привезу. Мне что – уходить?
– Ты боишься туда ехать, – догадалась Лена. Лицо у нее было хмурое и усталое, а может, Анжелике показалось – в комнате стемнело, а света никто не зажег. Трое собеседников превращались в силуэты, смутные, расплывчатые в сумерках. У них уже не было отчетливых лиц, не видно было глаз, остались только голоса, тихие и отчетливые. «Кто из нас четверых умер?.. – смутно подумала Анжелика. – Он? Или мы трое, его убийцы? У него был такой спокойный лоб, когда я дотронулась до него рукой. И глаза закрыты, будто он спит. Лицо, которое я знала наизусть. Зачем я так хорошо его изучила? Теперь он будет мне постоянно являться… И нет надежды, что когда-нибудь его черты расплывутся, как сейчас у нас троих… Я его буду помнить всегда, слишком отчетливо, слишком хорошо. Я все наврала насчет своей зрительной памяти, то, что надо, я помню прекрасно. А что не надо – еще лучше. Вот в чем беда».
Она встала, засунула полы рубашки в джинсы. Хрипловато сказала:
– Ладно, если так, я пойду.
Ей хотелось поскорее покинуть этих людей, чтобы не слышать вопросов и самой не задавать их. Саша попытался ее остановить:
– Погоди! Ты можешь остаться ночевать у нас, беды не будет.
Его жена упрямо мотнула головой:
– Ей надо поскорее осмотреть квартиру. Ты что – не понял, как все серьезно? Она же ничего не сделала утром, до нее просто не дошло, как он погиб! И она, по-моему, еще не верит, что это сделали не мы! Все надо осмотреть заново.
– Прошу тебя, не говори обо мне в третьем лице! – возмутилась Анжелика. – Я еще здесь, хотя это мне и не доставляет удовольствия. И вообще, у меня пока есть свой дом!
– Вот именно, пока. – Лена выделила голосом последнее слово. Вплотную подошла к ней и так же отчетливо, почти угрожающе повторила: – Чем меньше ты будешь психовать, тем лучше для тебя. Что бы там ни случилось, а мы своего добились! Он умер. Заруби себе это на носу – умер!
– Но я этим обязана не вам! – выпалила Анжелика. – И не пытайтесь теперь командовать мной!
– Слушай… – забеспокоился Саша, тоже подвигаясь к ней поближе. Теперь супруги стояли так близко к Анжелике, словно собирались ее схватить. Она даже немного отступила назад, не сводя с них глаз. Страшно ей не было. Скорее, противно. И еще она чувствовала страшную усталость, бесконечную растерянность и недоумение.
– Слушай, – повторил он, – нам же никто не мешал соврать тебе, что его ухлопали именно мы. И тогда бы ты сейчас не говорила таких слов. Но мы тебе сказали правду. Ты нам ничем не обязана? Подумай, что говоришь. Если бы не мы…
– Что – если бы не вы? – Она сделала еще шаг назад и вздрогнула – он двинулся за ней следом. Лена осталась на месте, но она чувствовала, что от нее исходит еще большая угроза, чем от Саши.
– Если бы не мы, если бы не наш план – тебе не помог бы даже его труп, – жестко сказал Саша. – Ну, пришла бы ты утром домой, нашла бы его на ковре. Что дальше? Тебя хватило бы только на то, чтобы вызвать милицию. Его бы увезли. И ни черта бы тебе это не помогло. А так… Как ты можешь говорить, что ничем нам не обязана? Да только благодаря нашему плану ты остаешься жить!
– Не стоит преувеличивать… – У Анжелики дрожали губы, и она изо всех сил пыталась это скрыть. – Обошлась бы и без вас…
– Дура! – Это взвизгнула Лена. И в тот же миг ее ладонь обожгла Анжелике щеку. Она ахнула и едва устояла на ногах. Мгновение стояла, окаменев, даже не поднесла руку к лицу, чтобы защититься от очередного удара, который уже повис в воздухе – Лена замахнулась снова. Но удара не последовало – Саша успел перехватить руку жены, вывернул ее, зашипел и оттолкнул Лену к окну. Та ударилась бедром о подоконник, молча согнулась в три погибели, опустилась на колени. Они услышали, что она плачет – задыхаясь, как-то сипло, без голоса. Все молчали.
– Иди домой, – Саша едва смотрел в сторону Анжелики. – Ты сама виновата, что она сорвалась. Она с утра не в себе.
Анжелика не двинулась с места. Она смотрела на плачущую Лену, сдвинув брови, оценивающе, внимательно. Жалкий комок на полу, трясущийся от рыданий. Только и всего. И это она все придумала? И это из-за нее Анжелике пришлось сегодня утром идти к себе домой, как на казнь? Это все из-за нее? И как она плачет! По-бабьи, горестно, безутешно… В таком состоянии она Лену никогда не видела.
– А что ты имел в виду, когда сказал, что вы едва не провалили все дело? – спросила она Сашу.
– С ней была истерика, а это случилось так некстати. Мне нужна была помощь, я сам не знал, на каком я свете, когда увидел его… – вздохнул Саша. – А она едва не свалилась на пол. Пришлось возиться с ней, вместо того чтобы думать о деле. Из-за этого мы не заметили сигареты на полу, о которой ты говорила. Если бы я мог все сделать один!
– Тебе же ничего делать не пришлось. – Анжелика сама не заметила, как они вдвоем вышли в коридор. Здесь было совсем темно, Саша протянул руку к выключателю, чтобы зажечь светильник, но она удержала его за рукав свитера:
– Не надо.
– Почему?
– Не хочу засвечиваться, у меня глаза красные и щека, кажется, опухла.
– Ну, что сделаешь… – обреченно прошептал он. – Мне жаль, конечно. Ты же знаешь, Лика, как я к тебе отношусь. А Ленка в истерике. Сейчас сама успокоится. Вообще, это было не для женских нервов, такое зрелище. Я сам едва не грохнулся.
– А я не грохнулась, – сказала она почти с вызовом. – Я выдержала до конца.
– Но ты же знала, что увидишь, а мы откуда? Если бы я туда пошел один, я бы все хорошенько осмотрел и прибрал. А так – с Ленкой возился… Но если бы я пришел один, он бы меня в квартиру не впустил.
– Это точно. – Анжелика кивнула, хотя в темноте он этого видеть не мог. – Но ты мог открыть дверь ключами, которые я для вас сделала.
– А ты думаешь, что это его не насторожило бы? С какой стати у меня оказались ключи от его квартиры? А если бы он стал ругаться со мной на площадке? Услышали бы соседи. А вдруг бы вообще у меня ничего не вышло? Тогда бы он сразу понял, откуда у меня ключи. Нет, Лика, мы все вылезли из этой истории на пределе… Ты и сама вряд ли понимаешь, на каком пределе мы все были… И ты, и я… Потом поймешь. Успели только-только! А ты еще просила подождать. Нельзя было ждать.
– Ты прав… – Она на ощупь двинулась к вешалке, нашарила свой плащ. Неожиданно включился свет, девушка зажмурилась.
– Прости. – Он помог ей одеться. Задержал руки на ее плечах, когда она натянула плащ, задержал на короткое мгновение, но и это мгновение было длиннее, чем нужно. Анжелика не подала виду, что ей что-то не понравилось, посмотрелась в зеркало, безразличным голосом спросила:
– Завтра приедете?
– Да.
– Я буду ждать. Начнется комедия с похоронами. Боже, а щека, правда… Того…
Она полезла в сумочку, достала пудреницу, осторожно провела губкой по левой щеке. Из комнаты раздался негромкий голос Лены:
– О чем вы там говорите?
– Ты бы хоть извинилась, – вместо ответа крикнул ей Саша. – Лика уже уходит.
Снова зашаркали тапочки. Лена выглянула в коридор, поморгала заплаканными красными глазами, прищурившись, посмотрела на Анжелику. Та уже защелкивала замок на сумке.
– Ладно, прости, – выдавила Лена. – Нервы расшатались. Но и ты была хороша. Я дура, ты же сама сказала. – Анжелика даже нашла в себе силы улыбнуться. В таком опухшем жалком виде Лена была ей совсем не страшна. Теперь ее даже удивляло, как она могла робеть перед этой женщиной. Что вызывало такую робость? Между ними была возрастная разница всего в семь лет – почти что ничего. Анжелика была красивей, хотя одевалась не с такой тщательностью, как та, и красилась минимально. Да и зачем нужна была краска ее черным ресницам и бровям, помада – свежему рту, румяна – розоватым скулам? Лена красилась, чтобы скрыть недостатки, которые у нее были, и подчеркнуть достоинства, которых не было. Она даже ресницы наклеивала, что всегда смешило Анжелику – столько возни, чтобы нравиться! Кому нравиться-то? Саше?!. Нет, если разбирать по пунктам, многие преимущества были на стороне Анжелики. И все же преимуществ перед Леной у нее не было. В ее присутствии она смущалась, робела, теряла свободу мыслей и слов, не решалась высказать свое личное мнение. Так было всегда, пожалуй, только этот разговор кое-что изменил. «Неужели из-за того, что было утром? – спросила себя Анжелика. – Я их больше не боюсь. Не боюсь».
– Слушайте-ка, – она уже стояла у самой двери, поправляя на плече ремешок сумки. – Я, конечно, поеду домой, и все там осмотрю, и буду молчать, тут вы не сомневайтесь. Вы правы, мы тесно повязаны, и я ни от чего не откажусь. Я вот только хотела вас спросить…
– Конечно, спроси. – Саша зачем-то поправлял на подзеркальнике неровно лежащие расчески. Лена стояла неподвижно, опершись плечом о дверной косяк.
– Убивать вам не пришлось, ну и хорошо. Но вы же шли туда, чтобы его убить. И я хочу узнать, просто так, ради любопытства – никому из вас хоть на минутку не стало его жалко?
– Что за ханжество, – Лена говорила почти беззвучно. – Это ты нас спрашиваешь, его жена? Ты же сама когда-то прибежала к нам с криками: «Ребята, спасите, я запуталась, что мне делать?!» И мы решили тебе помочь. Зачем задавать такие вопросы?
– Я же говорю – из любопытства. – Анжелика выдержала ее уничтожающий взгляд, растянула губы в улыбке. – Ну, и еще потому, что мы с вами втроем уж очень похожи на трех гадин.
– На кого? – не расслышал Саша.
– Не на людей. И разговоры у нас гадские. А я вдруг подумала – неужели никому из нас хоть на миг не пришлось стать человеком? А? Пожалеть его, ну хотя бы на секунду?
Лена пыталась что-то сказать, было видно, что новая истерика уже недалеко. Саша удивленно поднял брови, покачал головой:
– Знаешь, матушка, уж если мы решились на такое, какие разговоры у нас могут быть? Зачем притворяться? Я, если желаешь чистую правду, и тогда его не жалел, и теперь не собираюсь.
– Ясно с тобой, – кивнула Анжелика. – А ты, Лен, что скажешь?
Та молча отлепилась от косяка и исчезла в комнате. Анжелика вздохнула и негромко заключила:
– Тогда я тоже скажу тебе правду, Саша. Мне его тоже ни капельки не было жалко. Ни-ког-да, – отчеканила она, чувствуя, как губы у нее расползаются в странной, неуправляемой улыбке.
– Зачем же ты спрашивала? – тревожно спросил он, подходя, чтобы открыть ей дверь.
– Да так. Хотела убедиться, что мы все друг друга стоим.
Она скользнула в открывшуюся дверь, остановилась перед дверями лифта и нажала кнопку вызова.