Глава 8
Легким облачком на светлом небе, предвестником грядущих событий предстала Лена. Она появилась у нас в институте, разыскивая Аську по какому-то важному делу. Это была высокая красивая девица с копной пепельных непослушных кудрей и библейскими глазами, с ног до головы одетая в импорт. Я не обратила поначалу никакого внимания на нее, но когда они с Аськой уселись позади меня в аудитории и заговорили о своих проблемах, я уловила, что ася называет незнакомку Леной. Мне стоило больших усилий сдержать себя, и не обернуться, уставившись на бывшую соперницу. Впрочем, я не была уверена до конца, что именно на бывшую.
Лекция закончилась. Я сложила книги в сумку и пошла в гардероб, они двинулись следом, не прерывая разговора, но я спиной чувствовала на себе их сверлящие взгляды.
Михаил должен был сегодня ожидать меня после занятий, и, наверное, Лена пришла сюда не только из-за каких-то дел с Асей, возможно, она хотела своими глазами увидеть нас с ним вместе и попристальнее рассмотреть, на кого же все-таки променял ее неверный возлюбленный?
Раз так, я Вас не разочарую, Лена, Вы увидите нас вместе.
Михаил стоял на своем обычном месте, и я, стремительно выбежав из дверей института, бросилась ему на шею, а потом, приподнявшись на цыпочки, бегло поцеловала в застывшую щеку. Он тоже обнял меня, но внимание его было отвлечено вышедшими вслед Асей и Леной. Не выпуская Мишу из объятий, я повернулась к ним и поймала их снисходительные взгляды, мол, ни кожи, ни рожи. Я попробовала облить их обеих презрением, но поняла, что Лена уже не обращает на меня внимания, а с веселым видом машет рукой Михаилу и кричит, как ни в чем не бывало:
– Привет, Майк!
– Привет, – отозвался он приглушенным голосом. – Какими судьбами здесь?
По лицу его блуждала улыбка, он уставился на нее, и она отражалась в его глазах во всем своем великолепии – от беличьей шубки до безумно дорогих австрийских сапог. И она бросала взоры в его сторону, сверкая своими библейскими глазами.
– Она с ним заигрывает – подумала я, наблюдая за обоими.
Лена ответила, улыбаясь Михаилу:
– Я-то по делу. Но тот же вопрос я могу задать тебе.
И словно спохватившись, добавила с иронией:
– Ах да, я совсем забыла о твоей пассии…
Михаилу это не понравилось, он нетерпеливо перебил ее:
– Лен, не надо. Мои дела тебя не касаются.
– Печально – возразила Лена – а ведь когда-то касались. Неужели эта малышка что-то значит для тебя?
Последнее дело – выяснять отношения на улице, да еще при стечении народа, а «народу», то есть нам с Аськой уже стал надоедать их разговор. Аська попыталась увести Лену, но она отодвинула Аськину руку и продолжала:
– Ты изменился, Майк, перестал бывать у наших. Ходят слухи, у тебя крутой роман? Или может быть, твоя куколка тебя не отпускает?
Она не принимала в расчет мое присутствие, просто игнорировала. Я даже не злилась на нее, просто стояла в изумлении с открытым ртом. Не хватало еще нам с ней вцепиться в волосы из-за парня.
– Перестань, Лена. Тебе не идет говорит пошлости, – сказал с досадой Миша.
– Не беспокойся, я уже ухожу и не буду больше беспокоить своим присутствием – Лена взяла Асину руку, и они повернули в сторону Невского, но пройдя несколько шагов, Лена вновь обернулась к нам с ехидной усмешкой:
– Так тебе и надо, Майк. Это чудо как раз по твоему вкусу.
Последнее слово все-таки осталось за ней. Мне было неловко и за себя, и за Мишу, и, как ни странно, за Лену, ведь я заметила, что под ее бравадой скрывается целая гамма чувств – боль, досада, недоумение, видимо, нелегко ей дался разрыв с Михаилом. И сюда ее привело не простое любопытство, а желание понять, насколько серьезны между нами отношения, и поэтому она, вероятно сделала усилие над собой, переступив через свою гордость, а такой красивой девушке, как Лена, гордости, видимо, не занимать – и пришла сюда, на территорию своей соперницы. Мише тоже не доставила удовольствие эта сцена и по его лицу скользнуло выражение, похожее на отвращение. Да, да это было именно отвращение к красивой разодетой Лене с выразительными библейскими глазами. Действительно, от любви до ненависти один шаг. Но не дай бог прочитать на его лице что-нибудь подобное по отношению ко мне.
Старый год подошел к концу, а новый пришлось праздновать по отдельности – Миша в своей семье, я в своей – проскучала всю ночь у телевизора в компании тети и брата Саши. Наступивший год принес с собой новые заботы – зачетная неделя, зимняя сессия. Зачеты я сдала легко, экзамены мне поставили «автоматом», и я уехала на каникулы в то время, как Михаилу предстояло сдать несколько трудных экзаменов. Он заверил меня, что все будет в порядке, и я укатила в деревню, где, конечно, уютно было под крышей родного дома, но так не хватало Миши.
С началом нового семестра наши встречи возобновились, и я снова прибывала в состоянии эйфории от них. Миша теперь каждый день ожидал меня возле института. Он сказал, что у них уменьшили число лекций, и я поверила, вернее даже не задумывалась о том, правда это или нет – все мои дни были заполнены им, и все мысли были только о нем.
Прошел февраль, наступил март, и как-то раз Миша пригласил меня в «Север» – он о чем-то хотел серьезно поговорить.
Мы заказали наши любимые пирожные, и Михаил, вздохнув, приступил к разговору. Сказанное им, привело меня в удивление: он предлагал тут же подать заявление в загс, чуть ли не сегодня.
– Что вдруг? – поинтересовалась я – Ты же ведь еще не сдал этот твой, как его там, сопромат.
– Не сдал – ответил он мрачно – и, наверное, не сдам никогда. Я, Лида, бросил институт.
Надо ли говорить, что меня словно громом поразило это известие. Я пристально посмотрела в его глаза: вроде не шутит. Но как это произошло?
Я и вслух задала этот вопрос, и Миша опять вздохнул:
– Я завалил зимнюю сессию.
Вот это новости! Стоило мне оставить его одного, как он наделал непоправимых глупостей! Но неужели ничего нельзя сделать?
– Ничего, – ответил Миша. – Мое решение окончательное: я не буду учиться в политехе.
Его слова наполнили меня горечью, и я вспомнила о неизбежном последствии его необдуманного поступка.
– Ты же попадешь в армию!
– Непременно, подтвердил он, – Меня заберут этой весной.
Что ты наделал, Миша? Ты обо мне подумал, каково мне будет без тебя? Я день и ночь думаю о тебе, мне даже дышать без тебя больно, а ты так легко говоришь, что тебе предстоит служба, как будто уезжаешь на увеселительную прогулку, и не на два года, а не более чем на неделю. И значит, ты все это время не ходил в институт?
Миша подтвердил правильность моего предположения: он действительно не ходил в институт, и болтался по городу, ожидая, когда закончатся мои занятия.
– Мама знает? – спросила я.
– Теперь знает.
Не стану спрашивать, как она к этому относится: и так ясно. Не может она к этому хорошо относиться.
Я сделала пару глотков кофе и отодвинула чашку: эта новость отбила у меня аппетит.
– И все-таки я не понимаю, почему мы должны пожениться так скоропалительно, – возразила я – одно дело, если бы я ждала ребенка…
– Но ты же в принципе была согласна выйти за меня замуж!
– В принципе, да, но тебя не будет 2 года. А я окажусь в подмешанном состоянии. Нет, нет, я доверяю тебе, доверяю себе – я люблю тебя так сильно, как, наверное, не смогу полюбить никого другого.
– И все-таки, Лида, давай зарегистрируем наш брак до армии.
– Давай, но что скажет твоя мама?
Теперь, когда прошло столько лет, я понимаю Мишино смятение во время нашего разговора в кафе. Без сомнения, он меня любил, и эта внезапная любовь явилась для него таким же потрясением, как для меня. Верил ли он мне? Не знаю, во всяком случае не воспринимал мои нежные чувства к нему, как должное, возможность альтернативы. Трудно сказать, где начинали произрастать эти корни неуверенности в себе, может быть, мама подавляла в нем волеизъявление – чего, например, стоила эта эпопея с вышвыриванием холста с балкона, а может быть, и я ошибалась, принимая деликатность за неуверенность. Во всяком случае, он считал, что поступает правильно, связав себя узами брака перед разлукой.
Если у вас сложилось впечатление, что меня устраивали те отношения, которые были между нами, то это впечатление ложное: я стремилась к браку по любви, и ни с кем, кроме Михаила, не хотела делить свою жизнь, но меня смутила предполагаемая скоропалительность.
Свадьба – это такое событие, может быть, единственное в жизни, чтобы запомнилось. В голове шли чередой картины виденных мною деревенских свадеб – богатых, солидных, с множеством гостей, со столами на улицах, на которых разве что птичьего молока не было, с богатыми подарками, с ключами от новой квартиры, которую молодым давали от совхоза, а ключи вручал непременно директор.
А у меня? Ни денег, ни времени на подготовку, ни белого платья… Впрочем, когда мы покинув кафе, спускались в метро, поминутно целуясь на эскалаторе, то я уже не думала ни о белом платье, ни о гостях с подарками, ни о деньгах – рядом со мной был Миша, а это самое главное.
Очередь во дворец бракосочетания была на полгода вперед, и мы решили попытать счастья в районном загсе, и не ошиблись: срок здесь был немногим более месяца, и дату нашей свадьбы назначили на конец апреля. Помню, работница загса смотрела на нас с иронией, возможно, ее забавлял вид вчерашних детей, из всех сил стремящихся стать взрослыми. Но мы-то себя считали равными во всем остальному взрослому человечеству, а кое в чем даже превосходящими его. И посещение загса добавило нам уверенности в этом.
Но милая дама, которая принимала у нас заявление, улыбалась, читая вслух:
– Так, возраст жениха – 19, возраст невесты – 18… Что же, заполнили вы все правильно… 24 апреля подойдет, а, Михаил Леонидович? Подумайте, посоветуйтесь с Лидией Павловной.
А когда все формальности были закончены, и талоны в магазин для новобрачных лежали в моей сумочке, милая дама сказала на прощанье:
– Торопитесь Вы, молодые люди. У вас есть немного времени до свадьбы. Думайте.
Но мы думали о другом: а именно, как сказать Мишиной маме, короче говоря, отчитаться о содеянном. Миша предупредил, что это будет нелегко:
– Понимаешь, она меня слишком любит.
А я, я не люблю? Впрочем, уважаемая, Дора Соломоновна (так звали Мишину маму!), если у Вас не дрогнула рука выбросить с балкона творение Вашего сына, то могу себе представить, каким суровым критиком Вы станете по отношению к его выбору.
Я была морально готова к тому, что редко встречается приязнь между свекровью и невесткой – чаще наоборот, поэтому шла на встречу с ней с затаенным трепетом, и не могу сказать, что удостоилась теплого приема.
Дора Соломоновна сидела в кресле у телевизора – яркая женщина лет сорока. Этот возраст мне тогда казался чуть ли не мафусаиловым. На лице ее было неприятное выражение какой-то затаенной обиды: уж слишком сведены брови, опущены уголки рта, надуты припухлые губы. На Мишино и мое приветствия она едва кивнула и искоса зыркнула на меня быстрым взглядом. Миша представил нас друг другу.
Мы переглянулись: Дора Соломоновна была явно не в духе, но раз уж мы пришли… Миша кашлянул в кулак, чтобы привлечь ее внимание:
– Мама, ты выслушаешь нас?
Дора Соломоновна молча обернулась к нему. Теперь к затаенной обиде в ее облике добавилась явная досада: погоди, сын, ты мне мешаешь, я смотрю интересный фильм, а ты лезешь со своими глупостями, да еще девицу какую-то привел… Ну говори, да поскорее!
– Мама, мы с Лидой решили пожениться. Уже подали заявление.
Глаза Доры Соломоновны расширились и она пристально вглядывалась то в меня, то в Мишу, и в них явно читалось холодное презрение: у меня даже мурашки побежали по телу – прямо Снежная королева!
– Считаю, что я ничего не слышала, – отозвалась наконец она довольно громким голосом – А ты ничего не говорил. Проводи девочку домой и извинись перед ней за неуместную шутку.
– Мама, ты ничего не поняла, это не шутка. Мы с Лидой любим друг друга и жизни не мыслим друг без друга. Мы женимся. Уже известен день свадьбы.
Миша говорил это твердо, но я не могла не почувствовать его волнение. Неприятно было обнаруживать перед любимой девушкой зависимость от матери, а Дора Соломоновна прямо это давала почувствовать.
– Не слишком ли много сюрпризов мне преподносишь в последнее время, дорогой сын – сказала она Михаилу – Сначала ты бросаешь институт, потом армия и наконец собираешься жениться. А обо мне ты подумал? С моим мнением будешь считаться или нет?
– Мама, но разве я виноват, что в последнее время наши с тобой мнения не совпадают, – воскликнул Михаил со страдальческой ноткой в голосе, – Я взрослый человек и имею право…
– Право?! – взорвалась Дора Соломоновна – Ты пока еще мальчик и сидишь на моей шее. А это кто, твоя так называемая невеста?
И она ткнула пальцем в мою сторону, как шпагой. У меня даже сердце екнуло, я словно почувствовала укол этим безжалостным оружием, а в Михаиле закипала злость, а когда он злился, становился упрямым.
– Да, это моя невеста, и не так называемая. Мама, неужели ты ничего так до сих пор и не поняла? Мне надоело жить по твоей указке: учиться, там где ты хочешь, жениться на той, которую одобришь. Ты же видела: я ненавижу технику и все, что с ней связано. А чертежи эти – да гори они синим пламенем, они у меня до сих пор в печенках сидят. А Лиду ты не трогай. Хочешь ты или нет, а я женюсь на ней, и на шее твоей мы сидеть не будем. Руки есть, голова есть – заработаю на жену и себя.
Ответом ему был громкий смех.
– Так у вас любовь? – с издевательской улыбкой спросила Дора Соломоновна.
– Любовь.
– Дур-рак. Ну какая любовь, ведь тебе нет и двадцати! Да и девочка не выглядит как совершеннолетняя.
– Я совершеннолетняя – вступила и я в разговор – могу и паспорт показать.
– Да не нужен мне Ваш паспорт, девочка. У Вас нет никакого жизненного опыта, что Вы знаете о любви? Это может быть влюбленность, симпатия, а Вы готовы испортить жизнь и себе, и ему.
– А что можно знать о любви в твоем возрасте? – вступил в разговор Михаил, перебив свою маму – Что ты помнишь о любви и любила ли когда-нибудь?
Несомненно, эта была жестокая бестактность, и она ошарашила самоуверенную Дору Соломоновну. Она так и застыла, не зная, что ответить.
– Миша, нехорошо ты с мамой, – зашептала я, дергая его за рукав, но Дора Соломоновна пришла в себя и приготовилась дать отпор.
– Этого я не ожидала от тебя, сынок дорогой – сказала она с обидой. – Я на тебя всю жизнь положила, тянулась из последнего. Думаешь, я не могла найти кого-нибудь? Я не хотела, боялась, что новый отец не будет к тебе относиться как к родному сыну. А теперь ты меня упрекаешь.
– Прости меня, мам. Я только хотел сказать, что любовь – это привилегия молодых.
Но Дора Соломоновна уже его не слушала. Она обратилась ко мне с вопросами, кто я, откуда, в каком институте учусь, давно ли мы знакомы. Она хотела знать как можно больше, и я отвечала обстоятельно, подавив неприятный осадок от столь подробных расспросов.
– А что с Леночкой, все? – этот вопрос был адресован сыну.
– Все, – он ответил столь категорично, что я на мгновение усомнилась, действительно ли он хотел только маму убедить в этом.
– И все-таки я категорически против вашего брака. Не думаю, чтобы родители Лидии были в восторге от такой спешки. Вам нужно проверить свои чувства: пусть Миша отслужит в армии, потом восстановится в институте, а там видно будет.
Несмотря на спокойный тон этого заявления, я поняла, что Дора Соломоновна вообще не видит меня в роли своей невестки. Вероятно, Лена ей бы лучше подошла, иначе не стала бы она поощрять их дружбу с Мишей и называть ее Леночкой. Михаил, очевидно, понял точно так же, поэтому он поморщился от досады.
– Мама, ты опять! Я же сказал, что не буду восстанавливаться в институте, а с Лидочкой мы поженимся через месяц.
– А… Вы случайно не беременны? – настороженно спросила у меня будущая свекровь.
Я покраснела и отрицательно покачала головой. Явный вздох облегчения издала Дора Соломоновна. Она поднялась из кресла и подошла к нам.
– Скажите, милая девочка, перед Вами вставали такие вопросы, как где Вы будете жить и на что? Если у нас, то не рассчитывайте. Не буду притворяться, Вы мне не настолько симпатичны, чтобы я жила с Вами под одной крышей, пока мой сын будет в армии.
– Но мама, это же и мой дом тоже, – возразил Миша.
– Тво-ой! – так и взвилась Дора Соломоновна – Я выстрадала этот кооператив, я во всем себе отказывала, работу брала дополнительную, зрение на ней посадила, и без моего согласия ты не пропишешь здесь ни Лидочку, ни Танечку, ни Манечку, ни кого бы то ни было.
Наступила моя очередь вмешаться.
– Вы считаете, что я стремлюсь прописаться у Вас? Зачем же Вы меня унижаете подозрением, Дора Соломоновна, я просто люблю Вашего сына, а он меня.
– Удивительное совпадение! Я тоже люблю своего сына и желаю ему добра, и последнее мое слово «нет», – отчеканила она и добавила, обращаясь к Михаилу, – Ты меня потом еще благодарить будешь.
Меня обескуражило такое непримиримо отрицательное отношение к себе: вроде бы я не хуже других, и зла никому не желала, и в искренности моих чувств к Михаилу сомневаться не приходилось, но я почувствовала себя униженной не только от того, что я «не подошла» будущей свекрови, но и подозрениями в нечистоплотных усилиях по завладению ленинградской пропиской и жилплощадью любой ценой.
Не скрою, сначала у меня были подобные планы, но не в отношении Михаила. Встречаясь с ним, я была свободна от расчетов, и даже иногда думала, что будь Миша из какой угодно плохой семьи, из какой угодно дальней провинции, я и то никогда не отказалась бы от него.
Мы вышли на улицу, после этого тяжелого разговора, направляясь ночевать ко мне – сегодня тетушка была в поездке. Разговор не клеился, но от крепких Мишиных объятий наступало примирение с существующим миром, далеко не совершенным во многих отношениях. В автобусе толпа нас тесно прижала друг к другу, Миша едва прикасался губами к моему уху, шепча:
– Успокойся. Не надо. Все хорошо. Я же с тобой.
Обдумав все, я решила, что не буду извещать родителей о замужестве – боялась реакции подобной той, что продемонстрировала Дора Соломоновна. Уж лучше поставить их потом перед фактом. Я заранее знала, что скажут отец и мать, они будут категорически против «нерусского» зятя – как же! Что станут говорить в деревне – Лидка-то еврея себе нашла!
Я щадила Мишу от возможной неприязни моих домашних. Тетя Дуся – другое дело, она уже смирилась с моим выбором, даже привыкла к Мише, брат Саша тоже, но за остальных я ручаться не могла. И поэтому я заявила Мише, что согласна зарегистрироваться, не устраивая пышной свадьбы, как говорится, в чем есть – без белого платья и свадебного костюма, не рассчитывая на родительские деньги. Поцелуй мне был ответом.