Глава третья
Компаньоны
1
– Вот и вы, – заметил коммандер. – Получили мою записку?
– Да, – подтвердил Уильям.
– И впрямь. Глупый вопрос, – улыбнулся он. – Иначе как бы вы здесь очутились.
– Действительно. – Уильям улыбнулся в ответ.
– Мой друг будет с минуты на минуту. Ему пришлось отлучиться.
Коммандер имел в виду того самого приезжего, с которым собирался поговорить накануне. Этот знакомый, Уильяму пока неизвестный, пригласил их обоих на ужин к себе, в отель «Лагмут», внушительное здание рядом с вокзалом, белизной и завитушками напоминавшее свадебный торт. Уильям и коммандер стояли в вестибюле, заполненном пальмами в кадках, пухлыми креслами, обитыми чеканной медью столами и другими непременными атрибутами отеля с американским баром, бальным залом и собственным оркестром.
– Надеюсь, вы не возражаете против нашей общей встречи здесь? – после некоторого колебания спросил коммандер. – Я виделся со своим знакомым вчера, упомянул о нашем деле, но, разумеется, всего не рассказывал. Он очень заинтересовался и пригласил нас отужинать с ним. Человек он довольно своеобразный – я, кажется, уже говорил, хотя…
– Да, говорили. Но вам он нравится, я помню, так что все в порядке. Вы уверены, что ему можно открыться?
Коммандер задумался.
– Увидите сами. Он действительно заинтересовался, и я знаю его как человека честного. Кроме того, он бизнесмен и располагает средствами, которые готов вложить в перспективное дело. Это он мне сам вчера подтвердил. Если он примет участие, для меня все решительным образом изменится. Но об этом поговорим позже, сейчас уже поздно объяснять, вон он идет.
Уильям увидел дородного человека лет пятидесяти. Несмотря на массивность, двигался он пружинистым шагом. В глазах за легкими очками без оправы засветилась радость узнавания, и ею же озарилось все гладко выбритое лицо, круглое и плоское, словно тарелка. Бизнесмен, представленный как мистер Рамсботтом, энергично пожал Уильяму руку.
– Весьма рад знакомству! – Он отступил на шаг и посмотрел на Уильяма с величайшим интересом, словно любуясь. – Вы молодец, что пришли. В самом деле, молодец. Не пугайтесь, мистер Дерсли, я из Ланкашира, простой ланкаширский парень, говорю что думаю, выворачиваю все, словно ящики комода, начистоту. Ведь так, коммандер? Ну что же, все в сборе. – Широченная улыбка исчезла, и бизнесмен, посерьезнев, посмотрел по очереди на своих собеседников. – Мистер Дерсли, коммандер, предлагаю пропустить по стаканчику, прежде чем приступать к разговору. Что будете? Коктейль? Глоток хереса?
– Я, наверное, ничего, спасибо, – отказался Уильям.
– Ну нет, что-нибудь непременно нужно, – укорил его мистер Рамсботтом. – И вам тоже, коммандер. Альберт! – подозвал он официанта.
– Вы и его знаете? – спросил коммандер.
– Кого? Да, знаю. Его Альберт зовут. Он здесь всего неделю. Раньше служил в «Метро» в Блэкпуле. Там я с ним часто говаривал. У него девчушка играет на концертино, пять конкурсов уже выиграла, на сцене будет выступать. Вчера только рассказывал. Сейчас вспомню, как же ее зовут… – Мистер Рамсботтом напряг память, однако, перехватив улыбку коммандера, хмыкнул добродушно и повернулся к Уильяму. – Смеется надо мной, потому что я все про всех знаю. Но ведь, право слово, живешь где-то, будь добр узнать и людей вокруг – велика разница, официант это или кто, если с человеком интересно побеседовать. Если бы не здешний персонал, мне который день не с кем было бы словом перемолвиться.
– Вы давно здесь? – полюбопытствовал Уильям.
– Почти два месяца, – насупился мистер Рамс-боттом. – Здоровье поправляю. Врачи велели. Два терапевта и еще специалист. – Тут прибыл официант с напитками, и бизнесмен сразу же выпрямился и оживился. – Разбирайте, джентльмены. Это вам, мистер Дерсли. Это вам, коммандер. Очень рекомендую, отличная вещь, – причмокивая и энергично кивая, сообщил он. – Так о чем это я?
– О здоровье, – напомнил Уильям.
– Да, точно. – Мистер Рамсботтом тут же ссутулился и поник, сияние за стеклами очков померкло, щеки ввалились. Перед ними сидел совершенно больной человек. – Так вот, два терапевта и специалист. Я не ел, не спал. А еще головокружения – о-о-о, ужасные головокружения! И спина – вот тут, нет пониже, вот там – ох, не дай Боже никому. Я просто не знал, куда себя деть и куда податься. Кого ни встречу, все твердят в один голос: «Да, Джонни Рамсботтом, ты здорово сдал». А я им: «И не говорите, разваливаюсь на глазах». Не ел, не спал, дела забросил. В голове будто циркулярная пила жужжит без передышки, да еще и с мочевым пузырем нелады – каждые десять минут в уборную бегал. Вот я и думаю: «Охохонюшки, если так дальше пойдет, лучше сразу в гроб ложиться». В общем, обратился я к доктору, он сразу все понял: «Это почки. Беда у вас с почками». Охотно верю – нутро у меня всегда было слабое. Так, постойте. Обед накрыли. Можно пойти заморить червячка.
До самого ресторана мистер Рамсботтом, не понижая голоса, продолжал свою скорбную повесть.
– Прихожу я тогда к другому доктору, и что выясняется? «Сердце у вас неважное, мистер Рамсботтом». Я и на этот раз не удивился, всегда подозревал, что с сердцем у меня худо, барахлит оно. Однако на всякий случай сходил еще к специалисту, лучшему в Манчестере, и он вроде разобрался: послал меня сперва в Харрогейт, а потом, когда я вернулся, выписал лекарство, посадил на диету и велел, если получится, забросить дела на годик-другой и уехать из Манчестера на свежий воздух. Наведался напоследок к своему врачу, он меня сюда и направил. Я послушался.
– Теперь-то вам лучше? – с вежливым интересом спросил Уильям.
Мистер Рамсботтом призадумался, застыв в дверях обеденного зала.
– Лучше ли? Это вопрос. В каком-то смысле определенно лучше. Жужжание и головокружение прошли, худо-бедно ем и сплю, но здоровья мало, ох мало, как ни крути. Здоровье уж не то, и прежним не будет. Нутро слабое, глаз да глаз нужен. И спину до сих пор простреливает. Такая, знаете, мистер Дерсли, резкая боль, словно раскаленную спицу воткнули. Одну минуту, прошу прощения.
Он повернулся поприветствовать трех меланхоличных девушек в черном, составляющих, судя по всему, собственный оркестр отеля, и они едва заметно улыбнулись ему из-за инструментов. Пианистка ставила ноты, а скрипачка и виолончелистка настраивались. К виолончелистке, самой печальной из этого меланхоличного трио, мистер Рамсботтом и обратился.
– Как поживает ваша матушка, мисс Грирсон? – спросил он. – Есть вести?
– Сегодня получила письмо, мистер Рамсботтом. Спасибо. Ей получше, хотя еще недели две с постели не встанет.
– Ну, это уже не страшно, раз она поправляется. Или страшно? Прямой ответ на прямой вопрос. Конечно, не страшно. Передайте ей, пусть побольше сидит и получше питается, мисс Грирсон. А вы сыграйте нам сегодня что-нибудь душевное. Покажите себя.
Обменявшись любезностями, он повел своих спутников в глубину просторного полупустого зала, где у камина был накрыт стол на троих.
– Я и думать не думал, что с оркестрантками вы тоже знакомы, Рамсботтом, – заметил коммандер.
– Это да, успел познакомиться. Что печальнее, все их мелодии я тоже наизусть знаю, поднадоели порядком. Та, с которой я разговаривал, мисс Грирсон, матери нездоровится, и ее это печалит. Она из-под Бирмингема, девушка милая и тихая, но виолончелистка никудышная. Сами убедитесь, когда они запиликают. Иногда так фальшивит, что аж глаза слезятся, будто кислый крыжовник жуешь. Слух у нее дубовый, прямо как этот стол. Кстати о столе – вам нравится? Очень недурное начало, правда? Я предупредил, что сегодня у меня особенный случай. И ужин будет особый. Они со мной осторожничают, мистер Дерсли, чем попало не кормят. Коммандер уже знает, да?
– Знаю, – подтвердил коммандер, и в уголках его глаз разбежались лучики морщинок. – Наш Рамсботтом в кухне разбирается. Эпикуреец. Гурман.
– Да нет, я бы не сказал. Просто люблю вкусно поесть. Привык я к хорошей еде, так что, в отличие от большинства людей, на вид и на вкус отличу хорошее от дряни. А потом, я ведь этим деньги зарабатываю – оптовыми поставками продуктов, – мне сам Бог велел примечать, что я ем и пью. В первые два дня здесь я только пробовал, ничего не говорил. Потом пошел потолковать с управляющим. Говорю ему: «Я здесь надолго». Он мне: «Знаю, мистер Рамсботтом». – «Но съеду завтра же, если будете меня так кормить». – «Что случилось, что такое? Кухню нашу все хвалят, продукты берем хорошие». Тут я рассмеялся. «Заблуждаетесь, – говорю. – Вас кто-то мастерски водит за нос». – «А что же не так?» – «Сейчас я вам расскажу». И я ему рассказал. Хлеб у них дрянной, слишком много квасцов и крахмала в муке, масло пополам с маргарином, кофе самый дешевый. Если суп разводите из концентрата, хотя бы марку найдите поприличнее. Жир, на котором жарят, никуда не годится, посуду чистят небрежно, выдавать маслюка за палтуса – последнее дело, а парная говядина, похоже, прежде чем попасть на кухню, совершает кругосветку, потому что она у них мороженая. «А кекс, который вы подаете к чаю? – говорю я ему. – Если он вам обходится дороже семи пенсов за фунт, вас крупно надувают». «Да ну, глупости, – отвечает мне управляющий. – Пойдите еще найдите такой кекс по семь пенсов за фунт». – «Я-то найду, даже по шесть за фунт, хоть сейчас оформлю в любом количестве, заказывайте, только меня этим не кормите, я эту дрянь в рот не возьму, мне приличную еду, будьте добры. И не мухлюйте. Уж в этом деле я разбираюсь». Вот с тех пор я горя не знаю. Может, меню наше не сравнится по изысканности с тем, что подают другим, но вы смотрите в корень. Еда будет простая, зато гарантированно здоровая и питательная.
Уильям, глядя на круглое лицо и мощные плечи мистера Рамсботтома, подумал, что в усиленном питании их спутник точно не нуждается. Вслух он ничего не сказал, размышляя, в каких эпитетах этот знаток отозвался бы о еде в «Лагмутском пакетботе». Что, если отважиться пригласить его туда на обед? Уильям с замирающим сердцем представил, как мистер Рамсботтом распекает неприветливую управляющую, окопавшуюся в своем пропахшем капустой логове.
Словоохотливый толстяк хвастал не зря – все блюда оказались действительно простыми, но вкусными.
– Вот она, беда нашего времени, – заметил мистер Рамсботтом с неизменным для таких фраз удовлетворением, словно прошлое было личной заслугой говорящего. – Не достать приличных продуктов. Рабочий в Ланкашире или Йоркшире порой питается лучше, чем иной миллионер. А почему? Потому что у него жена готовит сама и что попало мужу в тарелку не положит. Одними деньгами тут не обойдешься, еще и понимание нужно, и усердие не помешает. Уж я-то знаю. Помните отель «Верх роскоши» в Вест-Энде? Хорошо там кормят, как считаете?
– Думаю, да, – подтвердил Уильям, никогда не бывавший в «Верхе роскоши».
– Вот и ошибаетесь. Финтифлюшки да заковыристые названия – на вид, не спорю, красиво, но пользы ни на грош. Я там, даже если мне приплатят, есть не стану, увольте. Мне подайте два чайных кекса – да не эти их худосочные недоразумения, а два настоящих домашних чайных кекса, со свежим маслом, и чайник правильно заваренного чая, на крутом кипятке, чайник не забудьте ополоснуть как следует. Вот и вся недолга, а радости куда больше, чем от любого блюда, что подают в «Верхе роскоши». А почему? Потому что продукты правильные.
Уильям хотел полюбопытствовать у этого поборника простой полезной еды, как же он заработал все свои неполадки с «нутром», но не осмелился. Мучнистое, лоснящееся, покрытое испариной круглое лицо мистера Рамсботтома плохо вязалось с представлениями о здоровье. Да и в целом он не сразу располагал к себе – Уильяма уже утомила его громогласная властная манера. Однако чем-то он все же подкупал, заражая неиссякаемым жизнелюбием. Видно было, что он далеко не глуп, несмотря на некоторую непоследовательность в словах и поступках. Помимо еды и продуктов он неплохо разбирался и в других областях – например, со знанием дела рассуждал о производстве солода, чем немало поразил Уильяма. Но самое главное, этот словоохотливый бизнесмен был настоящим кладезем – нет, фонтаном, извергающимся вулканом – жизненной энергии. В глазах за легкими очками без оправы светился искренний интерес к миру.
Уильям, как и многие сдержанные, застенчивые и чистосердечные люди, инстинктивно отгораживался от подобных напористых, все собой заполняющих личностей. Он понимал, что устанет от этих сияющих глаз и лиц, захлебнется в этом потоке доброты, и все же, несмотря на инстинктивное отторжение, не мог не симпатизировать мистеру Рамсботтому. Кроме того, он был другом – по крайней мере добрым приятелем – коммандера. Необычную они составляли пару: худощавый, чисто, хоть и бедно одетый, тихий коммандер с синими глазами-льдинками, закаленный суровой морской службой, и домосед Рамсботтом, такой внушительный, раскованный, громогласный, общительный и беспардонный. Не верится, что эти двое готовы отправиться в путешествие вместе. И готовы ли? И готов ли Уильям взять их в компанию? Он предпочел сперва закончить обед и только потом искать ответы на эти вопросы.
2
– Кофе пьем в курительной, – объявил мистер Рамсботтом. – Хотя зачем я туда хожу, не знаю, я ведь не курю. Не курю, нет. Никогда не пробовал и сейчас начинать не намерен. Убивает весь вкус, мистер Дерсли, просто начисто отбивает. Правда, все остальные пороки у меня в полном комплекте, не беспокойтесь. Ну, пойдемте. Вы ведь точно хотите перекурить, а у меня найдется парочка недурственных сигар.
Они проследовали в соседнюю комнату и устроились в укромном углу. Уильяма не отпускало чувство, будто он знает обоих своих спутников уже не первый год. Лица, облик, манера речи – все казалось давно знакомым, хотя одного из этих людей он впервые увидел только вчера утром, а второго – часа полтора назад. Они без всякого труда заняли какую-то нишу в его сознании, которая словно дожидалась их годами. Уильям даже попробовал вспомнить, не снились ли они ему, так сильно было ощущение давнего знакомства. Верят ведь некоторые, что в зыбком тумане снов можно мельком разглядеть будущее. Что, если он уже много раз беседовал с коммандером и слушал мистера Рамсботтома? А остров? Такая ли это новость для него? Неужто ни разу не маячил перед ним этот остров – не как узнаваемый географический объект, конечно, а просто как смутная тень с бухтой, в которой бьется прибой? Что, если они втроем уже побывали там? И сейчас он лишь повторяет, медленно и обстоятельно, путешествие, уже состоявшееся где-то в другой зыбкой реальности между скучными поездками на солодильню… Нет, чепуха. Он пристально посмотрел на своих спутников и еще раз твердо сказал себе: «Чепуха!» Однако перед глазами вдруг встала картина, от которой его позвоночник натянулся и задрожал, как струна, задетая огромной призрачной рукой: они трое сидят на какой-то иззубренной раскаленной скале, что-то с жаром обсуждая. Это уже где-то произошло, и теперь всего лишь вспоминается. Вот откуда ощущение давнего знакомства и мгновенная симпатия! Скалу он ощущал так отчетливо, что готов был клясться на ней как на Библии. Призрачная рука снова дернула струну, кости Уильяма превратились в тающий воск, кровь застыла в жилах, он замер на мгновение в потустороннем мире, где время тасовало кисейные завесы и расползающиеся на глазах картины.
– Что вы сказали? – извиняющимся тоном переспросил он, очнувшись в курительной отеля «Лагмут». – Простите, задумался.
– Я говорю, – повторил мистер Рамсботтом, – что пора, пожалуй, перейти к главному вопросу, если не возражаете.
– Нет, конечно, не возражаю, – заверил Уильям после секундной заминки, которая не ускользнула от Рамсботтома.
– Щекотливое положение, – признал бизнесмен. – Я не могу ничего сказать, пока не узнаю, о чем речь, а вы не торопитесь вываливать все разом, не убедившись, что мне можно доверять. Правильно? Знакомое дело.
Коммандер внезапно встал.
– Послушайте, друзья, я вас оставлю на часок, а может, на весь вечер, как вам будет удобнее. Мне нужно отправить письмо.
– Сколько сейчас? – Мистер Рамсботтом взглянул на часы. – Четверть десятого. Хорошо, коммандер, вы идите, занимайтесь своим письмом, но через час вас ждем. Времени уйма.
Коммандер кивнул, оглянулся на Уильяма и, неловко развернувшись, направился к выходу.
– Так и видишь, как штормовой ночью он сжимает штурвал недрогнувшей рукой, да? – хохотнул Рамсботтом. – «Англия ждет, что каждый выполнит свой долг». Наш коммандер действительно замечательный человек. Вроде бы совсем не моего круга, но я проникся к нему симпатией. Вам он тоже нравится, так ведь?
– Очень, – без колебаний ответил Уильям. – По-моему, мне повезло. Сперва я нарвался на другого коммандера Айвибриджа – однофамильца. С тем бы мы никак не поладили.
– Да, что-то такое припоминаю. Как бы то ни было, хорошо, что он ушел, – без него нам легче будет говорить. Сейчас поймете, в чем дело. Он смерть как хочет поехать с вами, только не видит возможности, потому что у него нет денег.
– Так я ведь ему сказал… – начал Уильям.
– Знаю, знаю, но это ничего не меняет. Он не просто не может участвовать в расходах. Все гораздо хуже. Ему даже ехать не на что. У него были какие-то сбережения и еще пенсия, но, если я правильно понимаю – из него ведь слова не вытянешь, тот еще истукан, – у него была сестра, которая постоянно болела, и он оплачивал лечение, потом он вложил деньги в какую-то авантюру и прогорел, а теперь даже пенсию получает не целиком. В итоге он едва сводит концы с концами, поэтому приходится сильно ужиматься. Я, понятное дело, не знаю точно, сколько у него остается на прожитье, но если выйдет больше трех фунтов в неделю, я сильно удивлюсь. Такая вот беда. Наш коммандер прочно сел на мель, ничего не попишешь.
– Знаю, – обеспокоенно протянул Уильям.
– Хорошо. Тогда вот что я предлагаю. Если исходить из того, что доли у вас равные…
– Да, я ему вчера об этом говорил.
– Отлично. Предположим, он делит свою долю со мной, я вкладываю деньги – сколько потребуется, участвую наравне с вами. То есть, по сути, долей получается не три, а четыре – две у вас, потому что вы несете собственные расходы и вкладываете половину денег, и по одной доле нам с коммандером. Я беру на себя наши с ним расходы и, как и вы, вкладываю половину. Понимаете схему?
– Да, вполне. Но есть ведь еще один человек. Он в Сан-Франциско, от него вот-вот должна прийти ответная телеграмма.
– Ничего страшного. Если он сможет вложиться на равных с вами и мной, тогда делим на шесть, и ему, как и вам, тоже достаются две доли. Если нет, то делим на пять, и он получает одну долю. Конечно, если расходы окажутся слишком велики, придется привлекать сторонний капитал, и тогда снова придется делить. Все достаточно просто.
– Да, меня такой расклад устраивает, – согласился Уильям. – Четко и по-деловому.
– Только имейте в виду… – Мистер Рамсботтом предостерегающе подался вперед всем своим массивным телом. – Я деловой человек и не вчера родился, поэтому кота в мешке покупать не намерен. Я хочу заранее знать, во что вкладываюсь. Коммандер вряд ли вам передал, но ему я уже признавался, что не возражаю сменить обстановку, особенно если подразумевается путешествие.
– Подразумевается. И весьма дальнее.
– Я догадывался. Отлично. Дела в Манчестере идут потихоньку, мое присутствие не требуется, а дальнее путешествие – если только не на Северный полюс и не в жаркие африканские или азиатские джунгли – как раз то, что доктор прописал. Прописал он, между нами говоря, кругосветку, но если уж забираться на край земли, то с конкретной целью, а не просто поглазеть. И тем не менее гоняться за призраками тоже не по мне, мистер Дерсли. Я могу себе это позволить, но в своих краях я слыву человеком разборчивым и хотел бы эту славу сохранить, а значит, не ввязываться в сомнительные авантюры. А ведь слухами земля полнится. Сегодня ничего не утаишь. Обмишуришься где-нибудь в Тимбукту, и вот уже на следующей неделе тебя склоняют на все лады в курительной манчестерского отеля. Так что я не хочу выглядеть простофилей. Впрочем, думаю, вы тоже, – добавил он тоном человека, крупно переоценивающего собеседника.
Уильям кивнул в знак согласия. С полминуты они молча смотрели друг на друга. Наступил момент истины. Можно ли довериться Рамсботтому? Наконец, прогнав остатки сомнений, Уильям решился.
– Вы знаете, что такое смоляная обманка? – спросил он вполголоса.
– Думаю, да! – воскликнул мистер Рамсботтом. – Урановая руда, из нее получают радий. Буквально на днях читал в выпусках «Наука для всех» – хорошие, надо сказать, выпуски, своих денег стоят. Постойте, вы хотите сказать, мистер Дерсли, что наше дело связано с урановой рудой?
– Именно. На острове, который нам предстоит отыскать, несметные тонны урановой руды. Мой дядя привез оттуда образец, я протестировал его в лаборатории, руда подлинная.
– Ну ничего себе! Вот это да!.. Нет, подождите, тут нужен глоток чего покрепче. Что будете? Виски? Отлично, попробуйте мой сорт, здесь теперь держат для меня запас. – Он прогулялся к бару и вскоре вернулся с бокалами. – Без проныр официантов обойдемся. У них слишком длинные уши, а сами они куда смекалистее, чем кажутся, никогда не знаешь, чего ждать… Вот, попробуйте – «Лох-Тэй», другого я теперь просто не пью, если есть этот. Как-то в Шотландии довелось мне общаться с человеком, который занимается виски. Я у него прямо спросил: «Признавайтесь, какой виски самый лучший?» Он назвал «Лох-Тэй» – и не обманул. Знал, что советовать.
– Хорош, – подтвердил Уильям.
– Раз уж вы начали, выкладывайте до конца, – предложил мистер Рамсботтом. – Конечно, еще не поздно замолчать и скрыть от меня, где находится остров, тогда я при всем желании вас не обскачу. Но я и не собираюсь. Я честно возьму на себя расходы коммандера и слишком дорожу своей репутацией, чтобы мошенничать. Расставляю точки сразу, потому что, если вы не шутите, вам нужно ох как остерегаться. Урановую руду ищут по всему миру, стоит кому-то что-то пронюхать – пиши пропало. Впрочем, вы это знаете не хуже меня.
Уильям кивнул в знак согласия, мгновенно проникаясь драматизмом момента. Перед глазами встал загадочный Гарсувин, казавшийся теперь, на расстоянии, натуральным опереточным злодеем. Однако Рамсботтом внушал доверие, и Уильям повторил ему все то же самое, что рассказывал накануне коммандеру. Бизнесмен, против обыкновения, слушал молча.
– Как видите, осталось дождаться только ответа этого Райли из Сан-Франциско. И когда у нас будет широта, можно отправляться на поиски.
– Вы уже телеграфировали?
– Телеграфировал и надеюсь вот-вот получить ответ.
– Что же… – Глаза мистера Рамсботтома, увеличенные линзами очков, казались двумя темными шарами. – Если вы меня примете, мистер Дерсли, я с вами. На оговоренных условиях: я в доле с коммандером, несу расходы по поиску острова за нас двоих, а потом вкладываюсь пополам с вами.
Уильям кивнул в знак согласия.
– Райли соответственно участвует на тех же условиях. Если он вкладывается наравне, получает две доли, как и вы, если нет, то одну, как я и коммандер. Итак, последнее слово за вами. Устраивает такой расклад?
– Да, мистер Рамсботтом.
– Великолепно! Тогда по рукам. Теперь у нас целый синдикат. Представляю лицо коммандера, когда мы ему сообщим. Если бы не наша маленькая хитрость – а я не знаю, как еще это можно было бы устроить, – он бы вконец разочаровался в жизни. Ему ведь и так туго приходится. Для него это счастливый билет. Дело даже не в деньгах – хотя, конечно, небольшой доход ему не помешает, – а в возможности вновь сняться с якоря. Вот увидите, что с ним станет.
Долго ждать не пришлось. Коммандер явился минута в минуту, словно на вахту. Мистер Рамсботтом не дал ему даже вопрос задать.
– Коммандер! – воскликнул он, сияя. – Сейчас принесу вам виски, и вы поднимете бокал за наш синдикат…
– Синдикат?
– Синдикат. – Мистер Рамсботтом понизил голос до сочного шепота. – Создаваемый с целью разведки и добычи руды на Затерянном острове где-то в Тихом океане.
На лице коммандера заплясало самое настоящее северное сияние. Однако вслух он сказал всего лишь: «Хорошо!»
3
Следующее утро выдалось мрачным. Необыкновенное для этого времени года солнце скрылось, ветер с Атлантики принес косой дождь. Из устья словно вытянули все краски, и картина за окнами салона, по которым струились потоки воды, складывалась безрадостная.
В салоне Уильям просидел почти все утро, в волнении ожидая ответа на телеграмму. Ему уже осточертел «Лагмутский пакетбот» с его темными углами и въевшимися запахами, унылой управляющей, стюардом-китайцем и солидными постояльцами в синих костюмах. Без новостей встречаться спозаранку со свежеиспеченными компаньонами смысла не было, поэтому Уильям остался в гостинице, прочитал пару газет и теперь убивал время в салоне, то и дело спускаясь на первый этаж, проверить, нет ли почты, и взглянуть через открытую дверь на залитую дождем площадь. Пустое, никчемное утро, столько времени даром пропадает!.. Уильям начинал злиться на этого Райли из Сан-Франциско.
Однако телеграмма все же пришла, за несколько минут до обеда, и телефонный звонок Уильяма успел застать мистера Рамсботтома в «Лагмуте».
– Я получил ответ из Сан-Франциско.
– Замечательно, – пропыхтели в трубке. – И что пишет?
– Пишет, что широта у него, но он мне ее не сообщит, пока я не приеду и лично ему все не объясню.
– Ну что ж, по-моему, резонно, – рассудил мистер Рамсботтом. – Что скажете?
– Да, вполне резонно, – согласился Уильям после секундного раздумья. – В любом случае нам нужно вместе все обсудить и определиться с дальнейшими планами.
– Правильно. Не будем терять время. Значит, так: я связываюсь с коммандером, а вы как можно скорее прибываете к нам. Сейчас пошлю ему записку. Нечего рассиживаться, пора браться за дело.
Решительность и энергичность компаньона подзадорили Уильяма, и от навалившегося утром уныния не осталось и следа. Теперь его не пугали самые дерзкие планы.
– Отлично! Приду после обеда, и мы все обсудим.
Полтора часа спустя участники синдиката собрались в номере мистера Рамсботтома – просторной комнате с эркерными окнами, выходящими на море. В камине весело потрескивал огонь, гоня прочь серую зимнюю хмарь. На столике в центре комнаты лежал большой атлас, а рядом стопка бумаги и «Европейский железнодорожный справочник» Кука. Мистер Рамсботтом времени зря не терял, с растущим уважением отметил Уильям. Бесспорно, ценный компаньон.
– Ну что же, джентльмены, приступим! – начал мистер Рамсботтом председательским тоном. – Первым делом нужно решить насчет Сан-Франциско. Значит, Райли готов предоставить нам широту лишь в обмен на подробности предприятия. И он прав, я бы тоже так поступил. Соответственно, вопрос один: кто поедет?
– Я, – откликнулся Уильям. – Кто же еще? Согласны?
Компаньоны согласились.
– Следующий пункт, – продолжал мистер Рамсботтом. – Если вы едете туда один, что делать в это время нам? Ждать, пока вы все уладите, или самим пока что-нибудь предпринять? Вот мои соображения: нужно действовать, иначе найдется кто-нибудь пошустрее и нас обскачет. Времени в обрез.
– Все верно, Рамсботтом, – заметил коммандер. – Чем скорее доберемся, тем лучше.
– Это понятно, – сказал Уильям. – Но тогда вам ничего не остается, кроме как ехать со мной в Сан-Франциско. Мы ведь не знаем, куда двигаться дальше, пока у нас нет широты.
– Не совсем так, – вмешался коммандер. – Помните, что я вам говорил давеча за обедом? Если нанимать шхуну, чтобы добраться до острова, то на Таити. Я вам тогда все расписал, могу напомнить…
– Нет-нет, я не забыл. Мы знаем долготу и знаем, что остров где-то в Южных морях, поэтому из Таити выйдет оптимальная – как это у вас называется?…
– База, – улыбнулся коммандер. Он заметно повеселел и приободрился, уже меньше напоминая того потрепанного жизнью пенсионера, каким его увидел Уильям при знакомстве.
– Да, база. Значит, независимо от координат широты отправляемся мы все равно с Таити?
– Определенно. Где еще мы возьмем шхуну?
– Хорошо, тогда как добраться до Таити?
– Есть два пути, – начал коммандер. – Либо из Сан-Франциско, оттуда раз в месяц ходит корабль на Новую Зеландию…
– Отлично! – обрадовался Уильям. – Как раз то, что нужно. Значит, все вместе едем в Сан-Франциско.
– Подождите. А второй путь? – спросил Рамсботтом, заметив тень, пробежавшую по лицу коммандера.
Тот взял со стола железнодорожный справочник, но не раскрыл.
– Второй путь – напрямую морем из Марселя, пароходами «Мессаджери Маритим». Это дольше – месяца полтора, – зато гораздо дешевле, а поскольку я не вижу смысла понапрасну увеличивать расходы, то предпочел бы именно этот способ. Кроме того, так спокойнее. Без пересадок от Марселя до Папеэте – сперва через Атлантику, потом Панамский канал, потом из Панамы на Таити. Проще, вполовину дешевле и, возможно, не намного дольше – зависит от даты отбытия.
– Да, нужно будет правильно подгадать с расписанием, – вставил мистер Рамсботтом.
– Значит, вы предлагаете, – подытожил Уильям, – мне отправиться в Сан-Франциско к П.Т. Райли за широтой, вы тем временем доберетесь из Марселя до Таити, а я приплыву к вам туда из Сан-Франциско?
– Именно, – подтвердил коммандер с извиняющейся улыбкой. – Хотя, надо признать, выглядит так, будто мы переваливаем на вас лишние расходы и заботы.
– Нет-нет, ничего подобного. Нам нужна широта, и Райли, это очевидно, должен говорить именно со мной.
– Да, немалый кусок света нам предстоит объехать! – воскликнул мистер Рамсботтом, сверкая очками на обоих собеседников по очереди. – У меня уже голова кругом от ваших Марселей, Панам, Сан-Франциско, Таити и Пап-как-его-там. Мы уговариваемся встретиться на Таити, будто на соседнем углу. Вы меня пугаете! Я-то считал себя великим путешественником, выбираясь время от времени в Париж и Гамбург, а еще раньше для меня и Лландидно был экзотикой. Но я с вами! Это ведь все неплохие места?
– Таити считается раем на земле, насколько я помню, – кивнул Уильям.
– Там чудесно, – подтвердил коммандер. – По крайней мере было. Может, теперь все испортилось, как и везде.
– Ну что ж, пора браться за атлас.
– Вы хорошенько подумали? – спросил Уильям обоих своих компаньонов. – Что, если я не добуду широту? Вдруг этот Райли откажется мне ее сообщать или выставит невыполнимые условия? Что, если он умрет, не дождавшись меня, а дядино письмо уже уничтожил? Тогда вы зря прокатитесь до Таити, а я приеду без широты.
– Значит, не повезло, – рассудил мистер Рамсботтом. – Риск неизбежен. В любом случае мы проветримся и немного посмотрим мир.
– Да, – задумчиво проговорил коммандер, – придется рискнуть. Однако даже без широты еще не все потеряно. Конечно, плыть вдоль меридиана в поисках крошечного острова – та еще морока, но это осуществимо. Думаю, я могу сузить круг поисков, если поработаю с подробной лоцией и попробую втихую навести справки у шкиперов на островах.
– Я готов рискнуть, – заявил Уильям. – Даже если бы на кону стояло что-то менее значимое. Вы только вдумайтесь, какие перспективы открываются! – Глаза его загорелись, застенчивость как рукой сняло. – Это же величайшее открытие нашего времени, ценнее бриллиантов и золота…
– Я бы поспорил, – вмешался мистер Рамсботтом. – Золота отчаянно не хватает. Но вы продолжайте.
– А для меня – ценнее! – с не свойственной ему резкостью повторил Уильям. – Потому что поможет человечеству. Радий резко упадет в цене, врачи смогут свободнее им пользоваться и экспериментировать. Шанс на выздоровление получат тысячи и тысячи больных, которые сейчас считаются безнадежными и тихо умирают. Риск? На самом деле мы пока ничем не рискуем. А ради такого дела не грех поставить на карту все – да, все…
Коммандер посмотрел на него в упор.
– Рисковать еще доведется. Поиски острова в Тихом океане в пяти сотнях или тысяче миль от обжитых мест – это, знаете ли, не загородная прогулка. Риска на нашу долю хватит. Но я с вами согласен, дело тысячу раз того стоит.
– Хм… – Мистер Рамсботтом поскреб свой многоярусный подбородок. – Что ж, думаю, я тоже готов, хотя надо признать – нет, друзья, не думайте, что я жалуюсь, – до сих пор я на эту поездку смотрел проще. Но, видимо, ошибался. Ничего, назвался груздем – полезай в кузов. Что там у нас дальше?
Коммандер уже перелистывал железнодорожный справочник.
– Французский пароход на Таити отбывает из Марселя через восемь дней.
– Тпру! – вскричал Рамсботтом. – Попридержите коней. Когда следующий?
– Они отходят каждые полтора месяца. Когда один бросает якорь в Папеэте, второй как раз отдает швартовы в Марселе.
– В таком случае до Таити вы доберетесь только весной, – посчитал Уильям. – Больше трех месяцев.
– Не годится. – Рамсботтом выпятил толстую губу. – Слишком долго, а я терпеть не могу ждать – это же несусветная скучища. Нет, надо успеть на ближайший, у нас неделя в запасе. Успеем, коммандер?
– Я готов. А вы? Придется собираться в спешке.
– Да, впопыхах. Но это ничего. Немного спешки не повредит – что тут рассусоливать? Только погодите, а как быть мистеру Дерсли? Когда ему отправляться?
– Куда? На Таити? – Коммандер, как самый привычный к расписаниям, снова зашелестел страницами. – Вот, «Юнион Ройял Мейл», Сан-Франциско – Папеэте, – объявил он торжествующим тоном знатока справочников, отыскавшего в мгновение ока нужную строчку. – Следующий пароход отбывает двадцать четвертого числа этого месяца, то есть в канун Рождества. Боюсь, нам это не годится. – Он вопросительно посмотрел на Уильяма.
– Нет, никак. – Уильяма уже немного пугала гигантская махина, которую он привел в движение. – Мне нужно уладить все здесь, потом пересечь Атлантику, затем Америку, переговорить с Райли в Сан-Франциско… До двадцать четвертого я не уложусь.
– Смотрим дальше, – подсказал мистер Рамсботтом.
– Следующий пароход из Сан-Франциско двадцать первого января, – зачитал коммандер. – Это уже лучше. Дерсли, если вы отправитесь отсюда под Рождество, то спокойно доберетесь до Фриско, и у вас будет уйма времени уломать Райли.
– То что надо! – провозгласил Рамсботтом.
– То что надо, – согласился Уильям. – Так и поступлю. А вы садитесь на ближайший пароход из Марселя.
– Садимся, еще как садимся! – Мистер Рамсботтом оглушительно хлопнул в массивные ладоши и энергично их потер. – Ноги в руки, друзья! Чем быстрее зашевелимся, тем лучше.
– Главное, чтобы билеты на этот пароход не закончились, – охладил его коммандер.
– У них наверняка есть контора в Лондоне. Сегодня позвоню. Я первым же поездом с утра – или даже ночным – выезжаю в Манчестер, оставляю распоряжения – и вперед! Паспорта, деньги, вещи, все нужно подготовить. Засучите рукава, коммандер, здесь я полагаюсь на вас. Составьте список. А теперь, прежде чем двигаться дальше, предлагаю подписать пару бумаг, чтобы все было по-деловому. Я тут утром кое-что набросал – не совсем договор, но сгодится.
Он представил им предварительное соглашение, где излагались уже оговоренные условия и предусматривалась возможность вступления в синдикат для мистера Райли из Сан-Франциско – либо как попутчика, с одной причитающейся долей, либо как попутчика и инвестора, с двумя причитающимися долями. Трое компаньонов торжественно подписали документ.
Рамсботтом и коммандер о чем-то заговорили, а Уильям отошел к окну. Дождь кончился, но серая хмарь никуда не делась, и море с небом тускнели на глазах. Взгляд Уильяма рассеянно скользил по бескрайнему штормовому простору, пока не наткнулся на крошечный пароходик, в одиночестве шлепающий на запад, то пропадая, то снова взлетая на гребне невидимой волны. Сперва пароходик казался безумной заводной игрушкой, но постепенно Уильям проникся его решительностью, уловил целеустремленность в реющем по ветру черном плюмаже над его трубой. В сплошной круговерти из ветра и морской пены лишь один этот кораблик имел смысл, и когда он пропал из виду, все стало бессмысленным, осталась только бесконечная кутерьма, свист и рев. Со смешанным чувством страха и восторга Уильям отвернулся от окна. Предстояла дальнейшая подготовка.
4
На следующий день он вернулся в Бантингем, везя в дневнике немного путевых заметок, а в голове – целый географический атлас. Если дорога в Лагмут воспринималась как приключение, то обратный путь Уильям даже не брал в расчет, мысля теперь более масштабными расстояниями в тысячи миль. Бантингем выглядел таким скучным и серым, что Уильям и представить не мог, как он собирался прожить всю жизнь в таком унылом месте. Айви-Лодж встретил его одним-единственным свежим известием: заходил мистер Гарсувин (к вящему ужасу миссис Герни) и, не застав хозяина дома, ограничился запиской. Уильям встревоженно вчитывался в мелкие закорючки.
Дорогой мистер Дерсли!
Простите, что беспокою вас не в самое подходящее время, но вскоре я уезжаю за границу. Спешу сообщить вам следующее. Несколько лет назад, в благодарность за оказанную финансовую помощь ваш дядя заключил со мной соглашение о партнерстве. Доказательства имеются: каждый из нас подписал соответствующий документ, мой по-прежнему у меня, а свой ваш дядя мог уничтожить. Я никоим образом не претендую ни на деньги, ни на оставшееся после него немногочисленное имущество, однако располагаю юридическими и моральными правами на половину дохода от затеянного им предприятия, как то, например, поисков клада. Зная вас как человека честного, не сомневаюсь, что вы захотите удостовериться в обоснованности моих притязаний. Ближайшую неделю я пробуду в отеле «Берлингтон». Примите мои извинения за беспокойство и сожаление, что не удалось продолжить наше замечательное знакомство.
Уильяму записка не понравилась. Он ни на секунду не поверил, что у Гарсувина, насчет которого так настойчиво предупреждал его дядя, имеются обоснованные притязания, однако неспроста ведь этот тип решил заявить о них именно сейчас. Вывод только один: Гарсувин что-то знает о Затерянном острове. Что произошло здесь, когда он заявился к дяде со своей женщиной, а потом они до утра пили и, очевидно, ссорились? Зашел ли тогда разговор об острове? Зачем Гарсувин ездил к первому коммандеру Айвибриджу? Ни на один из этих тревожных вопросов ответа не было. А где-то за ними маячило необычное лицо с высоким лбом, сеткой тонких морщин и пытливыми темными глазами грустного «белого» клоуна. Эти глаза следили за Уильямом откуда-то из расположенного за шестьдесят миль отеля «Берлингтон». Уильям вдруг увидел в них себя – крохотную мятущуюся фигурку. Неприятное, унизительное ощущение. Чертов Гарсувин!
Следующим же вечером Уильям вытащил все разрозненные бумаги со дна самого большого из дядюшкиных кофров и перенес в кабинет. Прежде он их не просматривал, не видя там ничего интересного – старые чеки, полезные советы, меню, случайные фотографии… Теперь он внимательно их перебрал. Занятие оказалось неожиданно интригующим и захватывающим. Дядя словно ожил, и вдвоем они путешествовали по островам на другом краю света, торгуя, пируя и ухаживая за красотками. Из пожелтевших мятых клочков бумаги и заляпанных квадратиков картона складывалась красочная, насыщенная жизнь. Экзотические картинки сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Вот он закупает и продает копру и жемчуг; вот грузит на шхуны и везет на дальние острова мясные консервы, скобяные товары и табак; вот заказывает джин, виски и французский ром; оплачивает ужин на шестерых с пятью переменами блюд и тремя разными винами в отеле «Тиаре» в Папеэте; дружит не разлей вода с Робсоном и ругается насмерть с Фуреном; ворчит на лезущие куда не просят власти; отсылает замучившую его Тутуануи – вот ведь чертовка! – и сходится с Вайте; плетется из банка, где нашелся единственный приличный китаеза, к врачу, которому задолжал сто тридцать пять франков, и пусть подавится!
Не обошлось даже без призраков. Какой-то из снимков запечатлел очень тощего старика в одних белых штанах и соломенной шляпе, а на обороте школьным почерком дяди Болдуина было подписано: «Кап. Стейвлинг на Манихики, только что услышал шаги тупапау на крыше. Последняя встреча. Никогда больше не видел беднягу капитана». Уильям успел достаточно наслушаться дядюшкиных рассказов об островах и знал, что тупапау – это привидение. Значит, бедолага Стейвлинг – который на снимке сам мало отличался от призрака – услышал (возможно, не первый раз), как по крыше его бунгало топочет тупапау, а теперь Стейвлинг и сам отправился в мир иной, и дядя Болдуин тоже – все они теперь призраки… Уильям вглядывался в печальный снимок с почти бестелесной фигурой и расплывчатым фоном, словно пытаясь выведать драгоценную тайну. Возможно ли, что жизнь, ухваченная на островах на другом краю света, эти крохотные искры в огромном смеющемся море, откроет что-то, о чем здесь, в Бантингеме, даже не догадываются? Или это все бесплотные мечты? Ему вспомнилась сентенция из какой-то пророческой книги – Талмуда, может быть: «Что наверху, то и внизу». Так ли оно? Разгуливая вниз головой между пальмами и хлебными деревьями, останется ли он тем же Уильямом Дерсли из Бантингема, графство Суффолк, – слегка недоверчивым, слегка скучающим, но в глубине души растерянным и немного сердитым, потому что каждый уходящий год безнаказанно обманывал его надежды? Он ждал ответа от призраков – большеголового тупапау, капитана Стейвлинга и багрового дяди Болдуина, – а они молчали. Уильям вернулся к разбору бумаг.
Вот оно. Гарсувин не соврал. Подписано седьмого мая 1924 года в Папеэте – вряд ли имеет большую юридическую силу, юрист бы просто отмахнулся от такого договора, но какое-никакое соглашение. В нем утверждалось, что в благодарность за некоторую (не обозначенную) услугу Луису Альфонсо Гарсувину даруется половина доли в предприятии Болдуина Тоттена, связанного с не значащимся на картах островом под названием Затерянный. Документ был отпечатан на машинке, правда, несколько небрежно, внизу стояли подписи обеих сторон. Урановая руда не упоминалась, из чего Уильям заключил, что Гарсувин не знает, чем так ценен остров. Он примерно догадывался, как появился этот договор. Дядя вернулся с острова, встретил Гарсувина и скорее всего занял у него денег, а потом, вероятно, под хмелем, не удержал язык за зубами и похвастался находкой, в результате чего Гарсувин выцыганил у него подпись. Однако доказательств никаких. Дядя строго предупреждал его насчет Гарсувина, с которым в тот роковой четверг явно рассорился всерьез. Как же теперь быть?
Держа в руке договор, Уильям посмотрел на разожженный камин, думая о коммандере, Рамсботтоме и неизвестном Райли в Сан-Франциско. Ни за что! Он не понесет им этот жуткий документ. При мысли, что придется посвящать Гарсувина в тайну и делать его равноправным компаньоном, Уильям похолодел. Упустить он боялся не деньги (о возможных барышах он по-прежнему не думал), а дух товарищества, приключений и романтики. Нет уж, лучше остаться дома, чем привлечь к затее Гарсувина!
Вскочив с кресла, Уильям скомкал договор и бросил в огонь. Что, Гарсувин, съел? Дальше он сделал то, что редко позволял себе в отсутствие компании, – налил внушительную порцию виски с содовой и отхлебнул разом половину. Бледно-золотистый жидкий огонь в горле клеймил Гарсувина как пройдоху и мошенника.
Весь следующий день он не переставал надеяться, что Гарсувин вместе со своей пестрокрылой мадам благополучно убрались из страны. Однако ближе к вечеру, когда Уильям еще находился на солодильне, его позвали к телефону – междугородний звонок. Некий мистер Гарсувин позвонил ему домой, не застал, но хочет поговорить по срочному делу. Уильям замер перед мальчиком-посыльным, парализованный ощущением, которого не испытывал уже давно, – страхом пополам с чувством вины. Так замер бы скрывающийся от закона, увидев на пороге полицейского. Он вздрогнул, почувствовав меланхоличный взгляд, проникающий сквозь кирпичные стены.
– Мистер Гарсувин? – переспросил Уильям с напускной небрежностью. – Нет, мне сейчас не до него. Ты ведь не сказал, что я здесь?
– Это не он, мистер Дерсли, – пояснил мальчик. – Это телефонистка. Она дождется вас, а потом его соединят.
– Да-да, конечно. В общем, скажи, что меня нет.
К счастью, посыльный даже бровью не повел, иначе Уильям, не сдержавшись, сорвал бы на нем злость. Скорее всего это последняя попытка Гарсувина выйти на связь, рассудил он. Наверное, ему уже вот-вот уезжать. И слава Богу! Нельзя же быть таким бесцеремонным! В душе Уильяма кипел праведный гнев, а где-то в глубине, словно в берлоге, ворочалось беспокойство, будто чуткий растревоженный зверь. Однако вскоре зверь впал обратно в спячку, потому что на следующее утро Гарсувин, без сомнения, уже покинул страну. Теперь никто на Уильяма не давил, можно было снова строить планы и мечтать, расспрашивать призраков и погружаться вслед за тающим вдали островом в сонную темноту.
5
Избавление от всевидящего гарсувинского ока положило начало приключениям. Для Уильяма они ограничивались пока лишь поездкой в Лондон – пожелать счастливого пути коммандеру и мистеру Рамсботтому, которые отправлялись в Марсель на пароход. Но все равно это был первый настоящий этап, перемещающий поиски острова из уютного мира грез и разговоров, окутанных табачным дымом, в суровую действительность.
Утро выдалось угрюмое – промокшие поля, скользкие мостовые, серая плотная морось. Уильям в спешке промчался по Лондону, в первых числах декабря уже украшенному к Рождеству, и влетел на вокзал Виктория, где под часами его ждал мистер Рамсботтом, закутанный в толстенное пальто.
– Коммандер здесь, оформляет багаж, – сообщил мистер Рамсботтом, круглое лицо которого словно еще больше округлилось. – Первый раз вижу такую любовь к возне с бумагами. Думаю, теперь-то он доволен, за неделю наелся этой волокиты до отвала. Вы не представляете, какая это морока – попасть на Таити. Пока не удостоверятся, что ваша бабка была на хорошем счету у соседей, ни за что не пустят. Удивляюсь, как кто-то вообще туда добирается, когда на каждом углу палки в колеса… А, вот и он!
– Здравствуйте, Дерсли. Рад вас видеть. – Коммандер выглядел собранным, подтянутым и словно помолодел с последней встречи в Лагмуте. – Все на месте. Нам тоже лучше поспешить.
Они двинулись вдоль состава за монументальным мистером Рамсботтомом.
– Пришлось побегать, наверное? – спросил Уильям у коммандера.
– Еще как, – улыбнулся он в ответ. – Давно так не суетился, но мне это в радость. Вы-то определились с дальнейшими планами?
– Более или менее. Сегодня закажу билеты. До Америки, я имею в виду. «Гаргантюа» отходит тридцатого декабря, так что у меня в запасе достаточно времени, чтобы двадцать первого января сесть на пароход до Таити из Сан-Франциско.
В голосе Уильяма слышалась неуверенность начинающего, но увлеченного путешественника.
– А потом мы встречаемся в Папеэте, в конце января – начале февраля, – подытожил коммандер.
– Да. Не верится, правда?
– Не верится? – Коммандер посмотрел на него с искренним недоумением. – Почему? Все ведь остается в силе? Или есть какие-то препятствия?
– Нет, конечно, нет. – Уильям мысленно одернул себя и велел не валять дурака. Они подошли к дверям купе. – Просто непривычно договариваться о встрече на другом краю света.
– Непривычно? – воскликнул Рамсботтом, оборачиваясь. – Да это же чистая авантюра! Сам как раз об этом думал. Пойди не знаю куда, привези то, не знаю что, которое к тому же кто-то, может быть, уже прибрал к рукам. Если об этом проведают мои знакомые в Манчестере, решат, что я спятил. Ты езжай через Австралию, я поеду через Клондайк, встретимся на Хутси-Тутси под пальмами во вторник через семь недель. А что такого?
– Я лично здесь ничего особенного не вижу, – суховато заметил коммандер. – Все равно туда нужно попасть.
– Разумеется, – согласился Рамсботтом. – Я и не жалуюсь. Но это для вас, коммандер, ничего особенного, потому что вы привыкли отправляться на край света по свистку. Через шесть недель доложите о прибытии в китайские воды. Немедленно следуйте на Мальту, ожидайте дальнейших распоряжений. Так?
– Примерно, – хохотнул коммандер.
– Вот и славно. Но для меня и мистера Дерсли – и еще пары-тройки деловых домоседов – это нож острый. Однако мы не жалуемся. Все на борт!
Места у отъезжающих оказались у окна, и они открыли его, чтобы перекинуться прощальными словами с Уильямом на перроне.
– Как только доберемся, – проговорил коммандер вполголоса, – сразу же начну потихоньку наводить справки. И удачи вам, Дерсли! Счастливого пути до Сан-Франциско.
– В Америке не пейте что попало, – напутствовал мистер Рамсботтом, закрывая собой почти половину оконного проема. – И если этот Райли – приличный малый, пусть присоединяется. Дополнит компанию, вчетвером уже можно играть в карты. Берегите себя. А я присмотрю за коммандером.
Мистер Рамсботтом энергично подмигнул, и тут же дрогнул и пришел в движение поезд. Оставалось только помахать на прощание.
Перрон, как обычно, сразу поскучнел и словно уменьшился в размерах. Выход один – немедленно пойти и заказать билет на «Гаргантюа». Лондон сейчас – это старая, промерзшая, набитая туманом пушка, которая вскоре запустит его в голубую даль, где уже исчезли коммандер и Рамсботтом.