Про кита
Поехал я, однако, на разведку в море поискать, где киты ходят и куда надо бригаду засылать, чтобы кита загарпунить и к берегу отбуксировать. Кто не знает, на китов мы охотимся по старинке. Надуваем нерпичьи мочевые пузыри и привязываем к гарпунам. Гарпун впивается в шкуру кита и мешает ему нырять. Чем больше таких вот маленьких шариков, тем труднее и больнее киту нырять, и наступает такой момент, когда кит уже не может нырнуть. Вот тогда мы этого кита и буксируем к берегу. Туша большая, не выживает, когда оказывается на мелководье. Так охотились и на мамонтов: народу много, а мамонт один. Каждый уколет мамонта, и мамонт сдается перед многочисленной маленькой силой. Мамонтов сейчас нет, хотя останки мамонтов находят у нас. Гены нам сами указывают, как нам охотиться на большого зверя.
Вышел я в море на байдаре. Моторчик у меня маленький, «Кама», шипит, тарахтит, а байдару вперед толкает. Тихонько иду, бензина много, долго могу ходить. Вдруг фонтан из воды вижу. Высокий такой. Кит. Иду туда. И точно, кит, лежит на воде, отдыхает, легкие свои продувает, фонтаны пускает. Гренландский кит, самый крупный арктический кит, метров двадцати длиной. У него нет спинного плавника, и он, как ледокол, взламывает тридцатисантиметровый лёд. Киты эти плавают в одиночку, а иногда группами по два-три. Одиночку сопровождает стайка белух, зубатых китов, похожих на крупных морских свиней. Осенью эти киты исчезают в Чукотском и Восточно-Сибирском морях.
Гренландские киты умеют разговаривать. Я сам этого не слышал, но старики, которые всего много повидали, говорят, что его голос похож на «звук гитары в воде». Интересно, как звук слышится?
Я направил байдару к киту, а сам гарпун с пузырем приготовил. И вдруг кит отплыл от меня, развернулся и на меня смотрит. И чувствую я, по глазам вижу, о чем этот кит думает.
– Второй, а я тебя здесь давно поджидаю. Мы с тобой подружиться не можем, потому что я пища, а ты едок, но от этого мы не будем друг друга меньше уважать. Пойдем со мной, я тебе покажу, как живем мы, и как живут морские обитатели. Не бойся, с тобой ничего не случится, мы людей не едим.
Сижу я в лодке и думаю: то ли мне это показалось, то ли я заболел, то ли действительно мы с китом можем мысленно общаться. От этих мыслей я и гарпун в лодку положил, и мотор «Каму» выключил. Надо это, однако, обдумать, обмозговать. Закурил я свою трубочку, а кит ко мне вплотную подплыл. Прямо напротив меня его морда, а он глазами со мной разговаривает:
– Чувствую, что ты меня понимаешь и знаю, что ты не представляешь, как это сделать, вода для тебя шибко холодная, хотя стоит лето. Вытаскивай байдару мне на спину, можешь даже заехать на нее, я сейчас немного погружусь, потом байдару перевернешь, привяжешь к спине ремнями, мне больно не будет – шкура толстая, сядешь в байдаре, как в кабине самолета. У тебя в днище и в бортах байдары вшиты куски прозрачного силикона, это как окна будут на нашей подводной лодке.
То ли мне снова это показалось, то ли это было на самом деле, но кит погрузился в воду, и встал прямо подо мной. После того, как днище байдары коснулось его спины, кит всплыл, и байдара оказалась на его спине. Я перевернул байдару, достал нож, сыромятные моржовые ремни и стал привязывать байдару к спине. Я не понимал, то ли это мне снится, то ли я сошел с ума и вылез на спину морского гиганта, став практически самоубийцей, так как кит погрузится в пучину морскую, а за ним и я уйду с остановившимся от переохлаждения организма сердцем.
Я сделал надрез в шкуре кита, просунул ремешок и завязал на остове лодке. Я провозился часа два, но крепко привязал лодку к спине кита. Здраво говоря, приготовил себе гроб. Я даже не представляю, что будет дальше, и где я буду находиться через час.
Закончив работу, я подошел к дыхательным клапанам на спине кита и стал кричать в них:
– Эй, я всё сделал, можно ехать.
Сразу все тело кита начало содрогаться. Как будто внутри завелся невидимый двигатель. Я залез в привязанную лодку и стал ждать. Чего я должен ждать, я не знал, но неизвестность уже не пугала меня. Будь что будет. Если мне суждено уйти к верхним людям, то кит прямиком доставит меня к ним.
Находившиеся в байдаре вещи я привязал к лавочкам, как говорят моряки – банкам. Так вот хоронили в старину, чтобы у человека в том мире было все, что необходимо для жизни. Старый отцовский медный чайник привносил спокойствие в перевернутую байдару и говорил, что все будет хорошо.
Кит стал набирать скорость, волны холодной воды хлестали в лодку, прокатываясь по щелям между лодкой и китом, оставляя меня сухим. Не все рыбы холоднокровные, да и кит вообще-то не рыба, но в лодке я чувствовал тепло, смотря в прозрачные окна и прикидывая, куда мы держим путь.
Буквально с первых минут я потерял ориентировку и отдался воле кита. Я никогда не плавал, или, как говорят моряки, не ходил на судах, но, как мне кажется, ни одно судно не сможет сравниться с китом. Я не ощущал качки, только чувствовал скорость. Минут через пятнадцать кит нырнул, и наступила тишина. Не было слышно ни гула ветра, ни ударов волн. Я находился в воздушном пузыре, созданном перевернутой байдарой. Скорость передвижения не ощущалась, но по тому, как прогибались шкуры на байдаре, мы плыли достаточно быстро.
Я сел на лавочку, приподняв ноги на другую лавочку, чтобы не замочить их, и смотрел в прозрачные окна. В стороне я увидел другого кита и постучал прикладом ружья по спине кита. Кит все понял и повернул в ту сторону. Но это был не кит, а большая подводная лодка, по сравнению с которой кит казался мелкой рыбешкой, прилипшей к телу огромного кита.
На корпусе подводной лодки светилось тусклое пятно, оказавшееся иллюминатором. В иллюминаторе я увидел моложавое лицо в военной форме с орлами в уголках песочного цвета форменной рубашки. Глядя на меня, человек покрутил пальцем у виска, и я ему в ответ тоже покрутил пальцем у виска. После этого свет погас, а мы продолжили путь в глубину.
Я вообще-то не подводник и не умею определять глубину, но, судя по тому, как вдавились внутрь стенки байдары, и как повысился уровень воды в лодке, глубина была не маленькой. Светившее солнце было не видно, но свет проникал в толщу воды, и глубина, как мне показалось, была не менее тридцати метров. Показалось дно. В стороне были видны мачты среднего рыболовецкого сейнера, затонувшего два года назад, какие-то рыбы плавали вокруг него.
Посмотрев вверх, я увидел, что над нами плывет какое-то судно. Постучав по спине кита и подумав, что надо бы всплыть и при помощи этого судна добраться до берега, я удивился тому, что кит начал уходить в сторону. Неужели мне показалась мысленная связь с китом?
Немного отплыв в сторону, кит всплыл на поверхность. Воздух в байдаре очистился, стало легко дышать, и я начал думать, каким образом дать знать людям, что мне нужна помощь, чтобы добраться до берега.
Вдруг на носу судна вскипело облачко белого дыма, и сверкнул огонь. Что-то черное стремительно стало приближаться к тому месту, где была привязана моя лодка. Это же гарпун. И судно китобойное. Мысли работали лихорадочно: успею ли я всадить пулю между глаз гарпунёра, и успеет ли кит увернуться от гарпуна?
В это же время в моей голове пронесся крик «Держись!!!», я еле успел схватиться за скамейку, как кит по-самолетному, с переворотом на правое крыло, которое заменял широкий плавник, пошел на глубину. В своей кабине я вместе с моим спутником совершил полный оборот вокруг оси и больно стукнулся головой о деревянное ребро моей лодки. Моряк назвал бы это ребро шпангоутом, но от этого он мягче не станет. Взглянув наверх, я увидел гарпун, идущий ко дну по радиусу, определяемому фалом, соединяющим его с китобойным судном. Я знаю, что в острой части гарпуна привязывается граната, которая взрывается, когда эта огромная стрела попадает в тело кита и пробивает его до позвоночника. Представив все это, я почувствовал жгучую ненависть к тем людям, которые произвели этот выстрел, который мог стать роковым и для кита, и для меня.
Остановись, Второй, – сказал я сам себе, – а не ты ли выехал на разведку мест обитания гренландского кита? А не ты ли вместе с товарищами собирался убить этого кита, чтобы потом полакомиться свежим хрустящим мясом? Чем ты отличаешься от тех людей, которые находятся на китобое, и матерятся почем зря на гарпунёра, сделавшего неверный выстрел.
Не терзайся, Второй, – зазвенело в моей голове, – от законов жизни никуда не денешься. Мы практически повторяем тех, кто живет на земле и называет себя homo sapiens, человеком разумным. Этот человек создает прекрасные рыболовные снасти, плетет крепчайшие сети, для того, чтобы поймать нас и съесть. И мы в ответ позволяем им ставить эти снасти, чтобы во время проверки снастей улучить удобный момент, перевернуть лодку и съесть рыбаков. Если ты не съешь кого-то, то кто-то съест тебя. То, что от нас остается на берегу после пиршества по случаю удачной охоты или рыбалки, поедают птички и разные букашки, и мы удобряем собой землю, создавая условия для произрастания больших деревьев, сохраняющих влагу в водоемах и обеспечивающих условия для существования наших собратьев. То, что остается от вас в воде, поедается разными ракообразными, маленькими рыбками, звездами, актиниями и прочей живностью, размножающейся до тех пределов, пока не наступает момент необходимости искусственно сокращения поголовья, или как говорят ваши ученые – популяции – отдельных видов. Тогда вы говорите о невиданных уловах рыбы, нашествиях в ловушки крабов, больших объемах добычи кальмаров и прочих видов животных, которые снабжают человеческие организмы полезным белком. Если ты не возражаешь, то я тебе покажу те места, где ты живешь, но никогда их не увидишь. И рассказать о них ты не сможешь никому, потому что ты никогда не сможешь доказать то, что ты на самом деле это видел. Поэтому сиди и смотри, если что нужно, то говори мне, хотя я и так понимаю твои мысли, как и ты, но с трудом, понимаешь наши мысли.
Наступила тишина, изредка прерываемая мысленными возгласами: взгляни направо, видишь ледяные сталактиты? Они как бриллианты чистой пресной воды шлифуются и гранятся солёными волнами холодного моря. Если такой кусок безупречного льда всплывает на поверхность, то даже в пасмурную погоду он вспыхивает тысячами ярких лучиков, пробуждая ложащихся спать птиц и привлекая к себе стаи маленьких рыбешек, всегда готовых полюбоваться на что-то светлое и красивое.
Иногда заходящее солнце, собрав в себя все инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, оставляет этому куску льда на поверхности яркий зеленый луч, который виден со всех точек своей необычностью и который все люди считают добрым предзнаменованием. Этот луч, отражаясь от неба, виден даже в теплых морях, где встречаются обломки айсбергов, хотя там они теоретически встречаться не должны. Ты бы мог поверить в то, что мы с тобой будем вместе путешествовать, и обмениваться мнениями при помощи мыслей?
Ты меня можешь понять, Второй, что в наших северных морях намного труднее выжить, чем в теплых морях. Поэтому мы и выживаем только за счёт дружбы и взаимной поддержки. Поедем, я покажу тебе все богатства северных морей.
Конец ознакомительного фрагмента.