Театр (вступление)
Джамбульский театр от Томского отличался как черное от белого. Тут балом правил «змеюшник». Яростное соперничество, интриги, козни и стукачество в этом храме искусства были нормой.
Наверное, если бы Станиславский в свое время не написал свою знаменитую «Этику» или кодекс поведения актера, которую изучают как первую и главную книгу в каждом театральном училище, актеры плевали бы друг другу в лицо и били морды.
Но «Этику» надо было соблюдать. От этого поведение многих становилось ужасно фальшивым и чересчур подобострастным.
– Здравствуйте, Борис Маркович, – угодливо раскланивались директору театра.
– Добрый вечер, Михаил Фомич, – с натянутой улыбкой приветствовали главного режиссера.
А за глаза примерно звучало следующее:
– Чертов лысый карлик отказался мне оклад повысить!
– Этот дубина Фомич похож на своего бульдога, лишь бы брехать и гавкать.
Вообще клички в театре если прилеплялись к человеку, то намертво. Чаще всего друг друга называли по фамилиям. Если от фамилии получалось найти какое – то производное, то это выглядело примерно так: актриса Пловцова была пловчиха, а актрису Пеструшенко за стебанутость и скверный характер прозвали Пеструшкой.
Интриговали изощренно и беспощадно. Могли «сожрать» режиссера, художника, да любого, если человек становился кому-то не угоден и это одобряла какая-то часть коллектива. Или кто-то не устраивал руководство.
Подлизам повышали оклады и давали звания. Основной костяк рабочих «негров» получал гроши и эксплуатировался беспощадно.
При этом все делали вид, что всё хорошо, чинно раскланивались и рассыпались в комплиментах тем, кто нужен и выгоден.
Стучали друг на друга руководству и друг другу, передавали неосторожно оброненные фразы из курилки. При этом сами признавали и называли театр «змеюшником». Но по-другому жить и творить не получалось.
К театральным детям относились брезгливо и ревностно. Как-то раз, мы, собравшись втроем, я и еще дочки двух актрис, разбегались в фойе. При этом никому не мешали. Одна стервозина это увидела и сразу разнесла слух, что мы дебилки. Хотя впоследствии мои подруги в школе учились скромно, но без проблем. Я же вообще училась на одни пятерки.
За годы, проведенные мной в театре, мне вспоминается лишь один случай, когда пришедшая молодая актриса стала всеобщей любимицей. Ее все, даже самые ярые интриганы, звали исключительно не по фамилии, а ласково по имени – Надюшка.
Удивительным было то, что единение и примирение даже у самых ярых врагов наступало только, когда говорили о доме. Вы бы видели, как охотно актрисы могли делиться рецептами приготовления блюд или чудесами хозяйственных секретов.
Если у кого-то случалось горе, тоже не злорадствовали. Сочувствовали все и очень искренно.
Но, в остальном, никому не прощался даже малейший промах. Закладывали мужичков с перегаром, на минуту опоздавших, или хотя бы капельку «облажавшегося» на сцене.
Жизнь шла своим чередом. Кто-то добивался себе определенных привилегий, а кто-то пахал от зари до зари.