Книга 1
(58 г. до н. э.)
1. Вся Галлия делится на три части, одна из которых заселена белгами, другая – аквитанами, третья – народом, который зовется на своем языке в Латинской Галлии кельтами. Все они отличаются друг от друга языком, учреждениями и законами. Галлы отделены от аквитанов рекой Гарумна (Гаронна), от белтов – Матроной (Марной) и Секваной (Сеной). Из всех этих народов белги – наиболее отважны, потому что дальше других отстоят от культуры и цивилизации Провинции[8]. Их меньше всего посещают купцы, доставляющие товары, которые способствуют изнеженности. Белги отважны еще и потому, что располагаются ближе всех к германцам, живущим за Рейном, с которыми постоянно сражаются. По этой же причине гельветы превосходят в доблести остальных галлов, поскольку почти ежедневно воюют с германцами, либо стремясь защитить от них территорию галлов, либо совершая агрессивные вылазки на территорию германцев. Отдельная часть страны, которая, как уже было сказано, населена галлами, начинается от реки Родан (Рона) и граничит с Аквитанией (по реке Гаронна) и океаном (на западе и северо-западе. – Ред.) и территорией белтов (на севере. – Ред.). Со стороны секванов и гельветов Галлия соприкасается с Реном (Рейном). В общем страна вытянута на север. Белги селятся от границ территории галлов до низовьев Рейна в северном и восточном направлении. Аквитаны располагаются от Гарумны (Гаронны) до Пиренеев и далее до части океана, что омывает Испанию. Их территория расположена к северо-западу (по отношению к Нарбонской Галлии. – Ред.).
2. Среди гельветов самым знатным и богатым был Оргеториг (Оргеторикс). Во время консульства Марка Месаллы и Марка Пизона[9] стремление к верховной власти побудило его организовать заговор знати. Он уговорил племя покинуть свою территорию в полном составе, убедив его, что, раз гельветы превосходят всех в доблести, они смогут достаточно легко овладеть территорией всей Галлии. В этом Оргеторигу нетрудно было убедить гельветов, поскольку их территорию ограничивали сами природные условия. С одной стороны землю гельветов отделял от территории германцев Рен (Рейн), чрезвычайно широкий и глубокий в этом месте, с другой стороны между землями гельветов и секванов пролегал хребет Юра, весьма высокий. С третьей стороны находились озеро Леман (Женевское) и река Родан (Рона), по которой (в верхнем течении Роны. – Ред.) проходила граница между Римской провинцией (Нарбонской Галлией. – Ред.) и гельветами. Подобные условия ограничивали маневренность гельветов и их возможности вести войны с соседями. Это их крайне угнетало, поскольку они были весьма воинственны. Увы, они не могли не считать, что населяемая ими территория – протяженностью почти 340 километров в длину и более 250 – в ширину – была слишком тесной для них, отличающихся боевой отвагой.
3. Движимые подобными соображениями и подстрекаемые Оргеторигом, гельветы решили мобилизовать все, что необходимо для войны, закупить возможно больше рабочего скота и телег, посеять как можно больше зерна, чтобы не нуждаться в нем в походе, заключить соглашения о мире и дружбе с соседними племенами. Они сочли, что хватит двух лет для осуществления этих целей, и поклялись священным обетом начать войну в третий год. Для осуществления этих целей избрали Оргеторига. Он взял на себя миссию дипломатических переговоров с другими племанами. В ходе своих поездок Оргеториг уговорил Кастика, сына Катаманталеда, правившего многие годы секванами и признанного римским сенатом «другом римского народа», захватить верховную власть в своем племени, принадлежавшую отцу. Оргеториг уговорил поступить таким же образом и Думнорига, из эдуев, брата Дивитиака, в то время бывшего предводителем этого племени и любимцем простого народа, и отдал Думноригу в жены свою дочь. Оргеториг заверил их в легкости подобных предприятий, поскольку он сам (так он говорил) намерен встать во главе своего племени. Без сомнений, увещевал Оргеториг, гельветы являются наиболее могущественным племенем во всей Галлии. Он обещал Кастику и Думноригу помочь взять верховную власть в своих племенах, употребив для этого собственные ресурсы и силы. Под влиянием таких речей они взяли на себя взаимные обязательства, подтвержденные клятвами. Они надеялись, что после захвата верховной власти смогут усилиями трех наиболее могущественных и стойких племен овладеть всей Галлией.
4. Об этом заговоре донесли гельветам. В соответствии со своими обычаями они заставили Оргеторига предстать перед судом в оковах. Если бы его осудили, то карой ему послужило бы сожжение живьем. В назначенный для суда день Оргеториг собрал отовсюду всех зависимых от него общинников, числом около десяти тысяч человек, а также своих клиентов и должников, которых было множество, и таким образом избежал суда. Когда разгневанная этим знать общины решила отстоять справедливость силой оружия и стала собирать людей из разных мест проживания гельветов, Оргеториг умер, как подозревают, в результате самоубийства.
5. Тем не менее после смерти Оргеторига гельветы попытались осуществить его замыслы за пределами их собственной территории. Когда гельветы сочли в конце концов, что готовы для этого, они подожгли все свои укрепления[10] общим числом около двенадцати, свои деревни, числом около четырехсот, и остальные частные строения. Они сожгли все свое зерно, кроме того, что взяли с собой. Это подразумевало, что, отказываясь от всякой надежды вернуться домой, они становились более готовыми подвергаться любым опасностям. Они велели каждому общиннику брать с собой из дома трехмесячный запас провизии. Они уговаривали соседей, рауриков, тулингов и латобригов, принять их план, сжечь свои укрепления и деревни, пойти вместе с ними. Гельветы вовлекли в свой союз и бойев, которые жили за Реном (Рейном), но переправились через реку (Данувий – Дунай. – Ред.) в Норик и осаждали город Норея.
6. Имелись всего лишь две дороги, по которым гельветы могли уйти со своей территории. Одна пролегала по земле секванов между горным хребтом Юра и рекой Родан (Рона). Это была узкая и неудобная дорога, где едва проезжали телеги в один ряд. Над дорогой нависали высокие скалы, так что движению телег могла помешать даже небольшая группа людей. Другая дорога проходила через римскую провинцию Нарбонская Галлия. Она гораздо легче и удобнее, поскольку река Родан (Рона) течет здесь по границе между землями гельветов и аллоброгов, которые позднее были принуждены к миру[11] и в некоторых местах переходится вброд. Ближайшим городом аллоброгов к границам Гельвеции является Генава (Женева), где переброшен мост через реку к гельветам. Предполагалось, что гельветы либо уговорят аллоброгов пропустить их (считая, что те еще не наладили отношения с римлянами), либо силой заставят их терпеть проход чужих войск по своей территории. Словом, приготовившись к походу, гельветы назначили день сбора на берегу Родана (Роны). Этим днем стало 28 марта, в консульство Луция Пизона и Авла Габиния[12].
7. Когда Цезарю сообщили, что гельветы намереваются двинуться через Римскую провинцию (Нарбонская Галлия), он срочно покинул Рим и, поспешив возможно быстрыми переходами в Дальнюю Галлию, прибыл в окрестности Женевы. Он собрал возможно большее количество войск со всей Провинции (в Дальней Галлии стоял всего один легион) и приказал разобрать мост, ведущий в Женеву. Узнав о его прибытии, гельветы прислали к нему депутацию из самых знатных людей общины. Депутацию возглавили Наммей и Веруклетий с поручением сообщить, что целью гельветов является проход через Провинцию без нанесения вреда, поскольку у племени нет другого пути, и спросить, могут ли они сделать это, рассчитывая на добрую волю Цезаря. Помня, что консул Луций Кассий был убит[13] и что его войска были разгромлены гельветами и пленные обращены в рабство, Цезарь решил отказаться от уступок. Не верил он и тому, что недружелюбное племя, получив возможность прохода через Провинцию, воздержится от насилия и бесчинств. Тем не менее, чтобы выиграть время для мобилизации своих сил, он сказал депутации, что ему требуется время на размышление. Если гельветы не утратят интереса к предприятию, то им следует прийти за ответом 13 апреля.
8. Между тем Цезарь воспользовался силами легиона, который имел при себе, и войсками, собранными в Провинции, чтобы построить протяженный вал высотой почти пять метров, а также ров от Женевского озера, впадающего в Рону, до хребта Юра, который отделяет секванов от гельветов, протяженностью почти тридцать с половиной километров. По завершении этих работ он расставил по укреплениям вдоль рва отдельные подразделения солдат, чтобы иметь возможность легко расстроить попытки противника переправиться через ров вопреки его воле. Когда в назначенный день к нему вернулась депутация, Цезарь сказал, что, следуя обычаям и прецедентам Рима, он не может предоставить кому-либо право прохода через Провинцию (Нарбонская Галлия). Он дал ясно понять, что воспрепятствует любой попытке совершить этот проход силой. Разочаровавшись, гельветы попытались, порой днем, а чаще по ночам, прорваться на римскую территорию. Эти попытки предпринимались либо на плотах из связанных друг с другом лодок, либо вброд через Родан (Рону) в тех местах, где ее глубина была наименьшей. Но, встретив отпор со стороны линии укреплений и быстро сосредотачивающихся войск, использовавших метательные снаряды, гельветы отказались от своих попыток.
9. Оставался еще один маршрут – через территорию секванов. По нему гельветы не могли пройти без согласия секванов из-за узости дорог. Не сумев уговорить секванов сами, они послали послов к эдую Думноригу, чтобы осуществить свою цель при его посредничестве. Теперь Думнориг имел большое влияние на секванов, поскольку был популярен и щедр. Он относился дружелюбно к гельветам, так как взял в жены дочь Оргеторига из этого племени. Томимый жаждой верховной власти, он стремился изменить положение и заставить служить своим интересам как можно больше племен. Поэтому он принял цели гельветов близко к сердцу и принудил секванов уступить просьбе гельветов относительно пересечения их границы. Условились, что стороны обменяются заложниками. Секваны отдадут заложников в знак того, что не станут препятствовать пересечению гельветами их границы, гельветы – в знак того, что пройдут по территории секванов без бесчинств и насилия.
10. До Цезаря дошла весть, что гельветы замыслили выйти по территории секванов и эдуев к границам сантонов (приморское племя галлов, жившее в Аквитании севернее Гарумны (Горонны). – Ред.). Те располагались недалеко от толосатов, которые были одним из племен в Провинции (Нарбонская Галлия). Цезарь понял, что замысел гельветов представляет большую опасность для Провинции. Ведь ее территории, пока не защищенной и богатой хлебом, придется соседствовать с воинственным племенем, враждебным Риму. Вот почему он отправил своего легата Тита Лабиена командовать войсками на построенных по его приказу укреплениях, а сам поспешил в Италию. Там он набрал два легиона и, сняв с зимних квартир в окрестностях Аквилеи три других легиона, как можно быстрее двинулся с этими пятью легионами по кратчайшему пути в Дальнюю Галлию через Альпы. В этой области движению его войск попытались помешать центроны, грайокелы и катуриги, захватив господствующие высоты. В нескольких боях они были разбиты, и на седьмой день Цезарь достиг Окела, последнего города Ближней Галлии, и выступил в сторону воконтиев в Дальней Галлии. Оттуда он повел войска в земли аллоброгов, а от них – к сегусиавам, первому племени за Роданом (Роной), живущему вне территории Провинции.
11. К этому времени гельветы, проведя свои силы по узким проходам через земли секванов, вышли к землям эдуев и занялись их опустошением. Не в силах защитить людей и имущество от агрессоров, эдуи отправили депутацию к Цезарю просить о помощи. Послы говорили, что эдуи слишком высоко ценили римлян, оказывая им важные услуги, чтобы заслужить разорение своих земель, угон в рабство своих детей и захват своих городов почти на глазах римских воинов. Одновременно амбарры, близкие союзники и родственное эдуям племя, сообщили Цезарю, что их земли разорены и что они с трудом отбиваются от врагов в своих городах. Прибегали к Цезарю и аллоброги, проживавшие в деревнях и поселениях на другом берегу Родана (Роны). Они сказали ему, что потеряли все, кроме опустошенной земли. Благодаря этим событиям Цезарь пришел к выводу, что не следует ждать, когда гельветы, разграбив земли союзников Рима, вторгнутся на территорию сантонов.
12. Река Арар (Сона) впадает в Родан (Рону), пересекая земли эдуев и секванов. Ее течение здесь настолько медленно, что иногда невозможно определить его направление. Через эту реку гельветы переправлялись на плотах и связанных челнах. Когда разведчики доложили Цезарю о том, что три четверти сил гельветов уже переправились, а около одной четверти остались на этом берегу реки Арар (Соны), он в последнюю треть ночи вышел из лагеря с тремя легионами и приблизился к тем силам противника, которые еще не переправились. Внезапно он атаковал их и многих перебил. Остальные обратились в бегство и скрылись в ближайших лесах. Этот кантон или паг (округ, область. – Ред.) гельветов назывался Тигуринским. Все же племя гельветов делится на четыре пата. При жизни этого поколения лишь воины данного пата покидали свои дома, чтобы убить Луция Кассия, а его войско обратить в рабство. И вот, то ли случайно, то ли по воле бессмертных богов, эта часть племени гельветов, принесшая в прошлом беды римлянам, заплатила за свои злодеяния сполна в первую очередь. Здесь Цезарь отомстил за себя и римское общество в целом. Ведь в той самой битве с Кассием тигуринцы убили и полководца Луция Пизона, деда тестя Цезаря Луция Пизона.
13. Завершив этот бой, Цезарь приказал соорудить мост через Арар (Сону) и послал свои войска преследовать оставшиеся силы гельветов. Встревоженные неожиданным появлением римлян – ибо они осознали, что для переправы через реку, осуществленной ими с большим трудом за двадцать дней, Цезарю понадобился всего один день, – гельветы направили к нему делегацию. Ее возглавлял Дивикон, командовавший гельветами в войне против Кассия. Он повел себя в общении с Цезарем так: если римляне заключат с гельветами мир, то его соплеменники уйдут и поселятся там, где Цезарь определит или пожелает, но если, с другой стороны, Цезарь продолжит боевые действия, то ему следует помнить о прошлом несчастье римлян и извечной доблести гельветов. Он неожиданно напал на один кантон (пат), когда гельветы, переправившиеся через реку, не могли оказать помощь своим соплеменникам, но это не должно порождать у него соблазн переоценки своей доблести или пренебрежения гельветами. От своих родителей и предков гельветы научились сражаться отважно, без хитростей и уловок. Поэтому Цезарю не следует придавать излишнее значение их желанию вести переговоры с ним и усугублять память о трагедии римлян и поражении их войск.
14. На их слова Цезарь дал такой ответ. Поскольку он хорошо помнил события, о которых говорили послы гельветов, то не испытывал нужды в каких-либо колебаниях. И его негодование было тем большим, что римляне не заслуживали поражения. Если бы римляне руководствовались сознанием людей, совершивших какие-нибудь бесчинства, было бы нетрудно принять меры предосторожности. Но их ввели в заблуждение. Ибо они считали, что не совершили чего-либо предосудительного, способного внушить опасения. Они полагали, что им не следует чего-либо опасаться без причины. Даже если бы он хотел забыть старую обиду, мог ли он стереть в памяти недавние правонарушения – попытки гельветов силой пробиться через территорию Провинции, их преступления по отношению к эдуям, амбаррам, аллоброгам; их оскорбительное хвастовство своей победой и удивление тем, что их злодеяния остаются безнаказанными так долго?[14] Ибо в обычае бессмертных богов жаловать временное благоденствие и долгую безнаказанность людям, которых они задумали наказать за их преступления, чтобы заставить их тяжелее страдать от перемены судьбы. Однако, несмотря на это, Цезарь заключит мир с гельветами при условии, что они дадут ему заложников в знак того, что выполнят свои обещания и возместят эдуям и их союзникам, а также аллоброгам нанесенный ущерб. Дивикон ответил, что в обычае предков и потомков гельветов брать, а не выдавать заложников. Римляне сами были свидетелями этого. С этими словами он отбыл.
15. На следующий день лагерь гельветов пришел в движение. Цезарь поступил так же, выслав вперед всю свою конницу общим числом 4 тысячи всадников, которых собрал во всей Провинции (Нарбонская Галлия), а также в землях эдуев и их союзников, для наблюдения за тем, в каком направлении движется противник. Конница Цезаря, следуя за арьергардом противника слишком резво, ввязалась в бой с конницей гельветов на невыгодной позиции, в результате чего погибли несколько наших всадников. Воодушевленные исходом боя, когда пятьсот их всадников нанесли поражение гораздо большему количеству наших, гельветы осмелели, провоцируя своим арьергардом римлян на бой. Цезарь уклонялся от боя, считая достаточным на данный момент препятствовать тому, чтобы противник грабил, разорял селения и запасался фуражом. Продвижение двух армий продолжалось около двух недель с интервалом между арьергардом противника и авангардом римлян не более восьми – десяти километров.
16. Между тем Цезарь ежедневно требовал от эдуев поставок зерна, которые обещало их племя. Из-за холодного климата (Галлия, как упомянуто выше, расположена на севере) скудные урожаи на полях здесь могут не вызревать и достаточным фуражом запастись невозможно. В то же время возможности Цезаря использовать зерно, доставлявшееся на лодках по реке Арар (Сона), сократились из-за того, что гельветы отклонились в своем движении от реки, а он не хотел терять с ними контакт. Эдуи морочили его день за днем, говоря, что зерно собирается, что оно находится в пути и уже заготовлено. Он решил, что его морочат слишком долго, и уже приближался день, когда придется ограничить выдачу войскам хлеба. В связи с этим Цезарь собрал вместе вождей эдуев, коих немало пребывало в его лагере. Среди них были Дивитиак и Диск, который являлся верховным правителем у эдуев. Такой правитель, называвшийся вергобрет[15], избирался у них ежегодно и располагал правом казнить и миловать своих соплеменников. Цезарь решительно потребовал от них отчета, потому что в напряженный период времени, когда противник был рядом, они ничем не помогали. Невозможно было ни закупить зерно, ни собрать в полях. И именно потому, что он повел войну главным образом по их просьбе, Цезарь жестко попенял им за нерадивость.
17. Тогда, именно тогда слова Цезаря побудили Лиска раскрыть то, что прежде скрывалось. Имеются определенные люди, поведал он, оказывающие сильное влияние на простых общинников и располагающие большей властью, чем верховные вожди. Эти люди, подстрекая и дерзя, настраивали общинников против требовавшегося сбора зерна, внушая им, что для эдуев лучше, даже если они сейчас и не могут жить под верховной властью галлов, хотя бы подчиняться указаниям галлов, а не римлян. Ибо они не сомневались, что если римляне одолеют гельветов, то лишат эдуев свободы вместе с остальными галлами. Опять же это были люди, которые сообщали противнику о планах римлян и обо всем, что происходило в их лагере. Лиск признался, что не может их обуздать. Более того, он сознает, какому подвергается риску, сообщая это Цезарю под давлением суровой необходимости. По этой причине он и молчал сколько мог.
18. Из сообщения Лиска Цезарь догадался, что тот имел в виду Думнорига, брата Дивитиака. Но поскольку он не мог обсуждать эти вопросы в присутствии других вождей, то быстро распустил собрание. Цезарь задержал Лиска и в приватной обстановке задал ему несколько вопросов по поводу заявления, сделанного им на собрании. Теперь Лиск говорил более свободно и смело. Цезарь расспросил тайком об этом же других и выяснил, что был прав в своих догадках: Думнориг был именно тем человеком, который, обладая несравненной смелостью и сильным влиянием на соотечественников благодаря своей щедрости, пожелал совершить переворот. Цезарю рассказали, что Думнориг брал на откуп в течение нескольких лет под низкую цену таможенные и налоговые сборы эдуев по той простой причине, что никто не мог здесь конкурировать с ним (страшась его силы и влияния). Благодаря этому Думнориг быстро умножил свое богатство и приобрел большие возможности для подкупа. Он имел в своем распоряжении большие табуны лошадей для личного пользования и распространял свое влияние не только на эдуев, но и на соседние племена. Для упрочения своего влияния Думнориг отдал свою мать в жены самому знатному и могущественному представителю битуригов, сам взял в жены гельветку и отдал в жены единокровную сестру и других родственниц за мужчин из других племен. Подобные связи сделали его ревностным сторонником гельветов. Более того, он питал личную неприязнь к Цезарю и римлянам, потому что их присутствие уменьшало его влияние и укрепляло его брата Дивитиака в исконном статусе влияния и чести. Если бы римляне потерпели неудачу, он бы осуществил свою наиболее лелеемую надежду захвата верховной власти при помощи гельветов. Именно Цезарь и римляне приводили его в отчаяние не только в отношении планов обретения верховной власти, но и в отношении влияния, которым он обладал. В ходе расспросов Цезарь обнаружил также, что неудача римлян в кавалерийском бою несколько дней назад была вызвана бегством с поля боя Думнорига и его всадников (он был командиром вспомогательного конного отряда, присланного Цезарю эдуями) и что это бегство породило панику среди остальной конницы.
19. Все, что узнал Цезарь, подтверждалось бесспорными фактами, исключающими сомнения. Думнориг провел гельветов через территорию секванов, он предложил им обменяться заложниками. Он совершил это не только без указания своего племени или Цезаря, но даже без ведома каждой из сторон. Теперь его обвинял сам верховный правитель эдуев. Цезарь счел это достаточным поводом для наказания Думнорига самостоятельно или посредством поручения сделать это самим эдуям. Против этого был один контрдовод: сознание того, что Дивитиак, брат Думнорига, проявил столь горячую симпатию к римлянам, такую добрую волю в смысле лояльности, справедливости и благоразумия, замечательных в равной степени, что у Цезаря возникли опасения, как бы наказание Думнорига не обидело Дивитиака. Поэтому перед тем, как что-либо предпринять, Цезарь приказал вызвать Дивитиака в свою резиденцию. Удалив штатных переводчиков, он переговорил с ним при помощи Гая Валерия Процилла, ведущего деятеля Провинции и своего близкого друга, которому во всем доверял. Цезарь сообщил Дивитиаку все, что было сказано в его присутствии о Думнориге на собрании галлов, и привел то, что говорили эдуи о его брате по отдельности. Цезарь попросил Дивитиака без обиды принять то, что он сам рассмотрит этот вопрос и либо сам вынесет приговор его брату, либо поручит это сделать самим эдуям.
20. Дивитиак со слезами обнял Цезаря и стал умолять его не выносить брату слишком суровый приговор. «Знаю, – говорил он, – сведения о нем верны, но никто больше не страдает от этого, чем я. Ибо именно в то время, когда я пользовался очень большой властью в племени, а он, по причине юного возраста, значил мало, произошло его постепенное возвышение. Теперь же Думнориг пользуется своим богатством и силой, чтобы не только уменьшить мое влияние, но чуть ли не совсем меня уничтожить. Несмотря на это, я руководствуюсь братской любовью и силой общественного мнения. То есть, если брата постигнет слишком суровая участь по твоей воле, никто, зная, что я нахожусь с тобой в дружеских отношениях, не подумает, что это произошло без моего согласия. Все галлы отвернутся от меня». В то время как он со слезами продолжал свои мольбы, Цезарь держал его за руку и успокаивал. Цезарь уговаривал Дивитиака прекратить стенания, доказывая, что Дивитиак настолько пользуется расположением Цезаря, что тот, принимая во внимание его добрую волю и просьбы, готов простить нанесенный Риму и ему лично вред. Затем Цезарь вызвал в свою резиденцию Думнорига и в присутствии брата изложил все обвинения. Цезарь, помимо своих претензий, изложил и жалобы племени эдуев. Он рекомендовал Думноригу не давать в дальнейшем поводы для подозрений и сказал, что простил ему прошлые прегрешения ради его брата Дивитиака. Цезарь приставил к Думноригу своих людей, чтобы знать, что он делает и с кем общается.
21. В тот же день разведчики сообщили Цезарю, что противник сделал остановку у возвышенности примерно километрах в двенадцати от лагеря римлян. На разведку был послан отряд воинов, чтобы выяснить, насколько труден будет подъем в гору для обхода противника. Цезарю доложили, что такой маневр совершить будет нетрудно. Тогда он приказал Титу Лабиену, легату с правами претора, выступить в последнюю треть ночи с двумя легионами и проводниками, хорошо знающими маршрут, и подняться на возвышенность. Цезарь ознакомил его со своими намерениями. Сам он начиная с последней четверти ночи быстро двинется по той же дороге, что выбрал противник, выслав вперед всю кавалерию. Публий Консидий, завоевавший в прошлом славу искусного военачальника и служивший в войсках Луция Суллы и Марка Красса, был отправлен в разведдозор.
22. На заре Лабиен совершал подъем на вершину возвышенности, а Цезарь находился не более чем в двух с половиной километрах от вражеского лагеря. И, как он позднее узнал от пленных, ни его маневр, ни маневр Лабиена противник не обнаружил. В это время к Цезарю прискакал галопом Консидий, чтобы доложить, что горой, которую было приказано захватить Лабиену, владеет противник. Он опознал галлов по их оружию и эмблемам. Цезарь отступил со своими войсками к ближайшему холму и выстроил их в боевой порядок. Лабиену было приказано не вступать в бой, пока войска Цезаря не приблизятся к лагерю противника так, чтобы атаковать противника одновременно и со всех сторон. В соответствии с приказом он, заняв высоту, должен ждать подхода основных сил и воздерживаться от боя. Наконец, по истечении значительной части дневного времени, Цезарь узнал от разведчиков, что высотой владеют на самом деле его войска и что гельветы переместили свой лагерь. Следовательно, запаниковавший Консидий докладывал ему то, чего не видел. В этот день Цезарь преследовал противника на обычной дистанции и разбил свой лагерь примерно в пяти километрах от него.
23. Утром, когда оставалось не более двух дней до раздачи солдатам последних хлебных пайков и когда Цезарь находился не более чем в 27 километрах от Бибракте, самого крупного и лучше других снабжаемого города эдуев, он решил, что следует пополнить запасы зерна. Поэтому Цезарь повернул в сторону от гельветов и двинулся ускоренным маршем на Бибракте. Об изменении маршрута противнику сообщили дезертиры из галльской конницы, которой командовал Луций Эмилий. Теперь гельветы, видимо, подумали, что римляне в панике бегут, тем более что днем раньше они уклонились от боя, даже захватив господствующую высоту. Возможно также, им показалось, что они в состоянии отрезать римлян от базы снабжения. Как бы то ни было, гельветы изменили свой план и маршрут движения. Они начали преследовать римский арьергард и беспокоить его.
24. Как только это обнаружилось, Цезарь отвел свои войска к ближайшему холму и послал конный отряд сдерживать атаки противника. Между тем сам он выстроил четыре легиона опытных воинов в три ряда на середине холма. Двум же легионам, набранным в Ближней Галлии, а также всем вспомогательным войскам он приказал оставаться на вершине холма с тем, чтобы склоны его заполняли люди. Между тем снаряжение надо было собрать в одном месте, где следовало закрепиться войскам, выстроенным в ряд на возвышенности. Гельветы двигались на своих телегах, оставив свой обоз в одном месте. Их воины плотным строем смяли римскую кавалерию, затем, образовав фалангу, двинулись в гору на нашу первую линию.
25. Цезарь приказал увести первым своего коня, а затем и коней остальных воинов, чтобы все уравнялись в опасности и исчезло малейшее поползновение к бегству. Затем, подбодрив войска, он начал бой. Солдаты легиона на вершине холма легко расстроили фалангу противника тучей тяжелых метательных копий (пилумов. – Ред.) и после этого обнажили мечи и атаковали его. Галлам было очень трудно сражаться, потому что брошенные пилумы вонзались в их щиты, а так как длинное острие пилума загибалось, они не могли ни выдернуть его из щита, ни действовать эффективно левой рукой. (Пилум – короткое (ок. 2 м), тяжелое (4–5 кг) метательное копье. Древко пилума заканчивалось длинным железным наконечником с крючком. Пилум бросался на расстоянии 7–10 м с расчетом попасть в щит противника. Вонзившийся пилум своей тяжестью оттягивал щит и лишал противника возможности прикрываться от ударов. Пилум был метательным оружием тяжелой пехоты. – Ред.) Поэтому многие из них предпочитали после ряда попыток освободиться[16] отбросить щит и сражаться без защиты. Наконец, израненные, они начали отступать к высоте в полутора километрах от поля боя. Они поднимались все выше. Так как римляне их преследовали, то бойи и тулинги, находившиеся в количестве 15 тысяч человек в тылу гельветов и составлявшие их арьергард, развернулись для атаки с марша открытого фланга[17] римлян и частично обошли его. Заметив это, гельветы, отступавшие к вершине горы, перестроились для возобновления боя. Римляне разделились на две колонны, чтобы первая и вторая линии вели бой против разгромленного и отброшенного противника, а третья линия сдерживала новую атаку.
26. Так римлянам пришлось сражаться на два фронта, сражаться яростно и долго. Когда противник больше не мог сдерживать наши атаки, одна его колонна продолжила отход в гору, другая же сосредоточилась на защите обоза. До победы было еще далеко, ведь в ходе боя, хотя он длился с семи часов утра до вечера, противник не обнаружил желания обратиться к бегству. Даже вокруг обоза битва продолжалась до поздней ночи. Воины противника укрылись за телегами, как за валом, и бросали сверху копья в ряды наступающих римлян. В то же время некоторые из них бросали дротики и из-под телег, нанося раны нашим солдатам. Однако после продолжительного боя наши войска овладели обозом и лагерем гельветов, где пленили дочь Оргеторига и одного из его сыновей. Около ста тридцати тысяч галлов уцелели в этом бою и продолжили двигаться всю ночь. Их марш не встречал помех, и они беспрепятственно достигли границ лингонов, потому что наши войска не смогли их преследовать, сделав трехдневный привал, чтобы заняться ранеными и похоронить убитых. Цезарь отослал лингонам письма и послания с требованием не снабжать пришельцев продовольствием и фуражом, иначе он будет обращаться с ними так же, как с гельветами. Сам же он после трехдневного перерыва начал преследовать их всеми своими силами.
27. В связи с отсутствием провизии гельветы были вынуждены послать к Цезарю своих гонцов для переговоров о капитуляции. Гонцы застали его в походе и решили, бросившись к его ногам, вымолить у него мир. Цезарь через гонцов велел гельветам подождать его в том месте, где они остановились. Гельветы подчинились. По прибытии Цезарь потребовал от гельветов заложников и сдачи оружия, а также рабов, которые к ним переметнулись. Пока искали и собирали залог, наступила ночь. Около шести тысяч жителей кантона (пата) Вербигене покинули в полночь лагерь гельветов и направились к Рейну, к границам германцев. Вероятно, они опасались, что в случае сдачи оружия будут казнены, или, надеясь ускользнуть, полагали, что при таком большом количестве пленных их побег останется незамеченным.
28. Как только Цезарь узнал об этом, он приказал вождям племен, через земли которых прошли беглецы, отыскать их и вернуть обратно, если они не хотят, чтобы он посчитал их сообщниками. Когда беглецов вернули, он принял их как врагов, все же остальные после передачи ими заложников, оружия и дезертиров были признаны солдатами, сдавшимися в плен. Цезарь велел гельветам, тулингам и латобригам вернуться в места своих прежних поселений, откуда они выступили в поход. Так как они утратили всю свою провизию и не располагали запасами для борьбы с голодом, Цезарь попросил аллоброгов поставить им некоторое количество зерна. Он также приказал воинам сдавшихся племен восстановить собственными руками города и деревни, которые они сожгли. Главный мотив таких действий Цезаря состоял в том, что район, покинутый гельветами, не следовало оставлять незаселенным. Иначе эти плодородные земли могли побудить германцев, живших за Рейном, совершить вторжение на земли гельветов и стать опасными соседями для галльской провинции (Нарбонской Галлии) и аллоброгов. Цезарь удовлетворил петицию эдуев с просьбой поселить на своих границах бойев, известных своей отвагой. Эдуи наделили бойев пахотными землями и уравняли их с собой в отношении свобод и привилегий.
29. В лагере гельветов были обнаружены и доставлены Цезарю записи, сделанные греческими буквами[18]. В них приводилось количество людей, вышедших из мест прежнего поселения, которые могли носить оружие, а также отдельной строкой дети, старики и женщины. Согласно всем этим подсчетам, гельветов было 263 тысячи, тулингов – 36 тысяч, латобригов – 14 тысяч, рауриков – 23 тысячи и бойев – 32 тысячи. 92 тысячи человек из общего списка были способны носить оружие. Общее число представителей племен составляло 368 тысяч человек. По повелению Цезаря были составлены списки людей, вернувшихся на родину. Их число равнялось 110 тысячам (то есть потери галлов – 248 тысяч. – Ред.)
30. По окончании кампании против гельветов в лагере Цезаря собрались посланцы почти со всей Галлии, вожди разных племен, чтобы поздравить его с победой. Они считают, говорили они, что, хотя Цезарь благодаря этой кампании взял реванш за прошлые поражения от гельветов, понесенные римлянами, итог кампании оказался для Галлии столь же благоприятным, как и для Рима. Ибо гельветы оставили свои дома в период наибольшего процветания с явной целью ввергнуть в войну всю Галлию и добиться власти над страной. Они стремились выбрать на ее обширной территории место для поселения, которое должно было быть, по их мнению, наиболее удобным и плодородным во всей Галлии, а другие племена сделать своими данниками. Посланцы спрашивали, будет ли им позволено – с согласия Цезаря – объявить в какой-то из дней на всю Галлию, что они располагают петициями, которые после всеобщего согласования хотели бы ему вручить. Разрешение было дано, и они назначили день для съезда, клятвенно заверяя, что никто из его участников ни вымолвит публично ни слова о его решениях, кроме людей, уполномоченных на это с общего согласия.
31. Съезд был созван и затем распущен. Те же предводители племен вернулись к Цезарю с просьбой обсудить с ними в приватном порядке вопрос об их личном и общем благополучии. Прошение было удовлетворено, и они бросились в слезах к ногам Цезаря со словами, что они столь же заинтересованы в том, чтобы их желания не предавались огласке, сколько в том, чтобы эти желания осуществились. Ибо они сознают, что огласка этого чревата для них опасностью жестокой мести. От имени всех вождей выступил эдуй Дивициак. «Во всей Галлии, – говорил он, – имеются две партии. В одной из них верховодят эдуи, в другой – арверны. В течение многих лет между ними велась ожесточенная борьба за преобладание. Затем случилось так, что арверны и секваны призвали на помощь германцев за определенную плату. Сначала через Рейн переправились около пятнадцати тысяч германцев. Затем, когда эти свирепые варвары приобрели вкус к пахотным землям, цивилизации и богатству галлов, их появилось еще больше. В настоящее же время их насчитывается в Галлии около ста двадцати тысяч.
Эдуи и зависимые от них племена постоянно воевали с германцами и секванами. Поражение эдуев повлекло за собой большое несчастье, уничтожение их знати, сената и сословия всадников. Именно эти войны и несчастья подорвали влияние людей, которые прежде верховодили в Галлии благодаря собственной доблести, а также дружбе с Римом. Их заставили передать секванам в заложники самых знатных людей племени и связать все племя клятвой не требовать возвращения заложников, не оказывать поддержки Риму, не противиться вечному подчинению власти секванов. Я – единственный человек из всего племени эдуев, которого нельзя было заставить дать такую клятву или передать в заложники своих детей. Вот почему я бежал из племени и отправился в сенат Рима за помощью, ибо я был единственным человеком, не связанным клятвой или заложниками. Но судьба победоносных секванов оказалась хуже, чем судьба побежденных эдуев. Ариовист, вождь германцев, поселился на их территории и захватил треть их земель, лучших земель во всей Галлии. Теперь же он велит им уйти с еще одной трети их земель, потому что несколько месяцев назад к нему присоединились 24 тысячи гарудов, которым он должен обеспечить условия для жизни. Через несколько лет из Галлии будут выдворены все ее коренные жители, а все германцы переправятся через Рейн, потому что нет никакого сравнения между Галлией и землями германцев, между нашим и их уровнем жизни. Одолев галлов в битве у Магетобриги, Ариовист установил высокомерную и жестокую тиранию. Он требует в заложники детей самых знатных лиц и подвергает их самым жестоким пыткам, если что-нибудь делается вопреки его повелениям или желаниям. Он необузданный и отважный варвар, мы больше не можем сносить его тиранию. Если не будет получена поддержка со стороны Цезаря и римлян, все галлы совершат то, что сделали гельветы, – уйдут искать новые места обитания вдали от германцев, несмотря на риск встретить большие невзгоды. Если о моих словах сообщат Ариовисту, то не сомневаюсь, что он подвергнет жестоким наказаниям заложников, находящихся в его распоряжении. Ты, Цезарь, благодаря своему влиянию и военной силе, благодаря недавней победе и во имя народа Рима можешь предотвратить переправу через Рейн еще большего количества германцев, а также защитить Галлию от разорения Ариовистом».
32. Когда Дивициак закончил свою речь, все присутствовавшие вожди стали громко стенать, моля Цезаря о помощи. Он заметил, однако, что из всего собрания одни секваны вели себя не так, как остальные, но, опустив голову, тупо смотрели в землю. Цезарь спросил в удивлении, в чем причина этого. Секваны не ответили, но продолжали пребывать в том же немом молчании. Повторные вопросы не извлекли из них ни слова. За них отвечал эдуй Дивициак. «Большинство секванов, – сказал он, – находятся в еще более жалком и бедственном состоянии, чем остальные. Ведь они одни даже не смеют тайком жаловаться или просить о помощи, опасаясь жестокости Ариовиста в его отсутствие, как и в его присутствии. Представители других племен, при всех своих страданиях, хотя бы имеют возможность скрыться, секваны же, принявшие Ариовиста в свои пределы, чьи поселения попали под его власть, вынуждены выносить всяческие мучения».
33. Услышав это, Цезарь успокоил галлов, пообещав, что займется этим вопросом. Он сказал, что очень надеется побудить Ариовиста прекратить свои бесчинства посредством дипломатии и авторитета римской власти. С этими словами он распустил собрание. И сразу же многие соображения привели его к выводу, что ему следует хорошо обдумать и решить этот вопрос конкретными действиями. В первую очередь Цезарь принял во внимание, что эдуи, часто превозносимые в римском сенате как союзники и братья, были поставлены в рабскую зависимость и подчинение к германцам. Он также знал о заложниках, переданных Ариовисту и секванам. Это обстоятельство, учитывая величие Римской державы, он счел крайне унизительным для себя и для государства. Далее, он учитывал, что германцы постепенно привыкли переправляться через Рейн, а появление их в массовом количестве в Галлии чревато большой опасностью для народа Рима. Не сбрасывал Цезарь со счета и то, что столь свирепые варвары не остановятся перед захватом одной Галлии, но, подобно кимврам и тевтонам, действовавшим до них, прорвутся в Провинцию (Нарбонскую Галлию), а оттуда в Италию, особенно в связи с тем, что секванов отделяла от Провинции одна лишь Рона. Все это, по его мнению, требовало немедленного реагирования. Что касается самого Ариовиста, то он повел себя так высокомерно, что стал невыносимым.
34. Цезарь решил поэтому направить посольство к Ариовисту с предложением выбрать какой-либо промежуточный пункт для переговоров, поскольку он желает обсудить с ним вопросы чрезвычайной важности – для Рима и обеих сторон. Ариовист ответил посланцам, что если бы он нуждался во встрече с Цезарем, то прибыл бы к нему, если же Цезарь нуждается во встрече с ним, то ему следует прибыть к нему. Более того, он не отважился бы прибыть на ту территорию Галлии, которую занимает Цезарь, без войск, а собрать эти войска он не может без большого напряжения ввиду необходимости обеспечить их снабжение. Его также удивляло, какое дело Цезарю и народу Рима до той части Галлии, которую он завоевал силой.
35. Когда Цезарю доставили ответ Ариовиста, он послал к нему новых гонцов с нижеследующим посланием: «Поскольку в ответ на чрезвычайную обходительность самого Цезаря и римлян (ведь это был год консульства Цезаря[19], когда ему оказывали почести, как консулу и другу сената) Ариовист ответил вместо благодарности отказом на приглашение провести переговоры и узнать что-либо, затрагивающее интересы сторон, Цезарь выставляет следующие требования. Во-первых, Ариовист больше не должен осуществлять массовые переправы-переселения людей через Рейн в Галлию. Во-вторых, он должен вернуть заложников, взятых у эдуев, и предоставить секванам свободу действий в возвращении заложников, которыми они владеют. Далее, он не должен наносить ущерб эдуям или вести войны против них и их союзников. Если он удовлетворит эти требования Цезаря и римлян, то обеспечит себе их прочную дружбу и добрые отношения. Если же требования Цезаря не будут удовлетворены, то тогда, так же как во время консульства Марка Месаллы и Марка Пизона[20], когда римский сенат решил, что наместник провинции Нарбонская Галлия должен защитить, насколько это позволяют возможности государства, эдуев и других друзей римского народа, Цезарь не оставит без внимания беды, причиненные эдуям».
36. На это Ариовист дал такой ответ: «По закону войны победители диктуют что хотят побежденным. Римляне тоже имеют привычку диктовать тем, кого покорили, не по повелению третьей стороны, а по собственному выбору. Если он, со своей стороны, не предписывал, как римляне должны осуществлять свое право, то и римляне не должны мешать ему пользоваться его собственным правом. Эдуи, сознавая превратности войны и потерпев поражение в вооруженном конфликте, сделались его данниками. Цезарь наносит Ариовисту большой вред, поскольку экспансия римлян ограничивает его доходы. Он не вернет заложников эдуям и не станет воевать с ними и их союзниками без причины, если они будут выполнять свои обязательства и платить ежегодную дань. Если же они нарушат обязательства, то им не поможет даже звание «друзей римского народа». Что касается заявления Цезаря о том, что он не оставит без внимания беды, причиненные эдуям, то никто в битве с Ариовистом не достигал большего, чем собственной гибели. Цезарь сможет убедиться в этом, когда захочет. Он узнает, на что способны благодаря своей доблести непобедимые германцы, весьма искусные в пользовании оружием и в течение четырнадцати лет воевавшие за пределами своей родины».
37. В тот же час, когда это послание было доставлено Цезарю, прибыли гонцы от эдуев и треверов. Эдуи пришли жаловаться на гарудов, которые, переправившись недавно в Галлию, разоряли их земли, и на то, что не смогли купить мир у Ариовиста даже ценой заложников. Треверы сообщили, что сотня кантонов свевов, населявших берега Рейна, пытается переправиться через реку под командованием двоих братьев, Назуа и Кимберия. Эти вести чрезвычайно обеспокоили Цезаря и привели к заключению, что ему следует действовать очень быстро. Он опасался того, что если новые силы свевов присоединятся к прежним войскам Ариовиста, то противостоять им будет очень трудно. Поэтому, обеспечив себя, возможно быстрее, продовольствием, он форсированным маршем двинулся навстречу Ариовисту.
38. Через три дня похода Цезарю сообщили, что Ариовист со всеми своими силами движется на захват Везонтиона (Безансона), крупнейшего города секванов, и уже проделал три дня пути от своих границ. Цезарь понял, что от него потребуются огромные усилия, чтобы предотвратить захват германцами города. Ведь в Везонтионе хранились большие запасы продовольствия и амуниции, необходимые для войны. Сама природа позаботилась об укреплении города, что позволяло выдерживать длительную осаду. Река Дубис (Ду) окружает город почти по окружности, проведенной с помощью циркуля. Небольшой участок протяженностью около пятисот метров, куда не доходит река, прикрывается большой возвышенностью. Она расположена так, что соприкасается подножием с рекой с двух сторон. Эту возвышенность венчает вал, образующий городскую крепость. К этому месту и двигался Цезарь день и ночь ускоренным маршем. Заняв город, он поставил в нем гарнизон.
39. Во время привала, сделанного близ Везонтиона для пополнения запасов зерна и других поставок, в наших войсках явился страх из-за расспросов солдат и ответов галлов и торговцев, которые утверждали, что германцы выглядели воинами мощного сложения, обладали невероятной отвагой и искусно владели оружием. Сами рассказчики, по их уверениям, при встречах с германцами не могли выдерживать их пронзительных взглядов. Страх был так велик и внезапен, что охватил всю армию, затронул в серьезной степени воинов всех рангов. Он начался с военных трибунов, командного состава легионов (военные трибуны, tribuni militari – высший командный состав легиона. На каждый легион полагалось сначала 4, затем 6 и, наконец, 10 военных трибунов – по числу когорт в легионе. – Ред.), а также с тех, кто последовал за Цезарем из Рима, чтобы найти его расположение, без серьезного военного опыта. Выдвигая различные предлоги, которые, по их заявлениям, вынуждали их покинуть войска, некоторые из них просили на это разрешение, другие оставались, потому что стыдились того, что их заподозрят в трусости. Они не могли скрыть свою тревогу, временами даже плакали. Они прятались в своих палатках, жалуясь на личную горькую судьбу или переживая вместе с близкими друзьями угрозу возможного поражения. Повсюду в лагере писали завещания. Пораженческие настроения постепенно захватывали даже опытных бойцов, солдат, центурионов, командиров кавалерийских отрядов. Те из них, которые не хотели казаться робкими, заявляли, что не боятся врага, но опасаются узких проходов и обширных лесов, которые отделяли их от Ариовиста, или того, что не найдется достаточного количества повозок для снабжения войск зерном. Некоторые же заходили так далеко, что предупреждали Цезаря о возможности неподчинения из-за страха солдат его приказам двигаться дальше с поднятыми штандартами. (Это прежде всего значки легионов – серебряные орлы, укрепленные на древках. Командующий всем войском имел красное знамя. Особые значки были и в низших подразделениях, например, каждая манипула имела свой значок – древо с серебряными украшениями, иногда с кусочком материи. – Ред.)
40. Видя это, Цезарь собрал военный совет и вызвал на него центурионов всех рангов. Он сделал им резкий выговор в первую очередь за то, что они сомневались в том, куда и зачем их ведут. «Ариовист, – говорил Цезарь, – в мое консульство искал дружбы с римлянами весьма настойчиво. Зачем делать вывод, что он откажется от этого при всех условиях? Что касается меня, то я убежден, что, когда мои требования будут рассмотрены и понята справедливость моих условий, Ариовист не отвергнет мою и римлян добрую волю. Даже если он в припадке ярости или безумия начнет войну, то с какой стати вам бояться? Почему вы сомневаетесь в собственной отваге и моей компетенции? Мы испытывали этого врага еще во время своих отцов, в обстоятельствах, когда в победах Гая Мария над кимврами[21] и тевтонами[22] армия заслужила не меньшей славы, чем сам главнокомандующий. Мы продолжили это испытание недавно в Италии во время восстания рабов[23], а ведь рабы восприняли от нас опыт и военную подготовку, которые им в определенной степени помогли. Из этого вы можете судить о пользе настоящей отваги, потому что тех самых людей, которых долгое время без причины боялись, когда у них не было оружия, теперь вы покорили, хотя они взялись за оружие, и одержали победы. Наконец, германцы – те самые люди, с которыми часто сражались гельветы. И гельветы часто побеждали их не только на своей территории, но и на территории Германии. Тем не менее гельветы не идут ни в какое сравнение с нашей армией. Если бы нашлись люди, внимательно рассмотревшие причины поражения и бегства галлов, они бы обнаружили, что, когда галлы были уже измучены продолжительной военной кампанией, Ариовист, укрывавшийся много месяцев в своем лагере среди болот и уклонявшийся от боя, неожиданно напал на них, когда те рассредоточились, потеряв надежду на битву. Он одолел их ловкостью и хитростью, а не отвагой. Даже сам Ариовист не ожидает, что сможет одолеть нашу армию своей тактикой, которая имела успех только против необученных варваров. Те, кто прикрывают свою трусость нарочитой тревогой по поводу поставок зерна или трудных проходов на пути дальнейшего наступления войска, заставляют предположить, что они либо не верят в способность главнокомандующего выполнить свой долг, либо подталкивают его к этому. Эти вопросы – в моей личной компетенции. Зерно поставляется секванами, леуками и лингонами. Урожай на их полях уже созрел. Об особенностях нашего дальнейшего маршрута вы сможете судить в ближайшее время. Что касается опасений о неподчинении солдат и их отказе двигаться дальше, то меня это не беспокоит ни в малейшей степени. Армия не подчиняется своему полководцу либо в случае, когда его оставила военная удача из-за ряда серьезных просчетов, либо в том случае, когда раскрылось серьезное преступление и его обвиняют в корысти. Мое бескорыстие на протяжении всей жизни очевидно всем, военную удачу продемонстрировала война с гельветами. Вот почему я намерен выполнить немедленно то, что мог отложить на более поздний срок, и выступить из лагеря в последнюю четверть ночи с желанием узнать то, что руководит вами: честь и долг или трусость. Даже если за мной никто не последует, я пойду вперед с одним-единственным X легионом, в преданности которого не сомневаюсь. Он станет эскортом главнокомандующего». Цезарь особенно благоволил этому легиону и возлагал на него особые надежды ввиду его храбрости.
41. После этой речи боевой дух легионов изменился замечательным образом. Возродились энергия и жажда боя. X легион первым выразил через своих трибунов благодарность Цезарю за высокую оценку и подтвердил свою полную готовность к боевым действиям. Затем и другие легионы прислали своих трибунов и центурионов высокого ранга для разъяснения Цезарю, что они не ощущают ни сомнений, ни страха и что они считают осуществление плана военной кампании прерогативой полководца, а не их собственной. Их разъяснение было принято. При помощи Дивициака (к которому Цезарь питал абсолютное доверие) был намечен маршрут движения армии по открытой местности с окружным путем более чем на 75 километров. Поход начался, как уже сказал Цезарь, в последнюю четверть ночи. На седьмой день марша разведчики доложили, что силы Ариовиста расположились на расстоянии от 6 до 30 километров от наших войск.
42. Узнав о подходе войск Цезаря, Ариовист послал к нему гонцов, чтобы сообщить о своей готовности выполнить прежние требования Цезаря, касающиеся переговоров, поскольку римский полководец приблизился и Ариовист находил свое положение менее рискованным. Цезарь не стал пренебрегать предложением Ариовиста. Он был склонен думать, что германский вождь наконец одумался, поскольку по собственной инициативе предлагал то, что ранее с порога отвергал. Более того, Цезарь надеялся на то, что Ариовист, поняв очевидные выгоды, которые сулили ему Цезарь и римский народ, перестанет упрямиться, когда узнает о требованиях Цезаря. Переговоры были назначены на пятый день. Между тем стороны общались друг с другом посредством гонцов. Ариовист потребовал, чтобы Цезарь не брал с собой на переговоры пехотинцев, поскольку опасался внезапного нападения. Пусть каждая сторона прибудет в сопровождении всадников, иначе он не явится вовсе. Цезарь не хотел, чтобы переговоры были сорваны под таким предлогом. В то же время он не отважился доверить свою безопасность одной лишь галльской коннице. Цезарь пришел поэтому к выводу, что самым лучшим решением было бы воспользоваться лошадьми галльских всадников и посадить на них солдат X легиона, которым полностью доверял. Таким образом, в случае возникновения необходимости боя он имел бы при себе самых надежных друзей, каких только можно было найти. Когда поступил соответствующий приказ, один солдат X легиона остроумно заметил, что Цезарь поступает лучше, чем обещает, поскольку он обещал относиться к X легиону как к эскорту главнокомандующего и теперь зачисляет его во всадники[24].
43. На широкой равнине возвышался земляной курган значительного размера. Это место находилось на равном расстоянии от лагерей Цезаря и Ариовиста. Туда, как было условлено, они прибыли для переговоров. Цезарь расположил свой легион, пересаженный на коней, в двухстах шагах от кургана. На таком же расстоянии от него остановились всадники Ариовиста. Последний потребовал, чтобы переговоры велись верхом на лошадях и каждый из участников имел при себе по десять всадников. Когда стороны оказались в месте переговоров, Цезарь начал свою речь с перечисления привилегий, дарованных Ариовисту им самим и римским сенатом. Со стороны сената Ариовисту было дано звание короля и друга (римского народа), ему были присланы щедрые подарки. Такие привилегии, указал Цезарь, выпадают немногим и обычно даруются в знак больших личных заслуг. Хотя Ариовист и не пользовался правом присутствия в сенате, и даже не имел реального предлога претендовать на это, тем не менее он получил эту привилегию по милости и великодушию Цезаря и сената. Цезарь продолжил свою речь разъяснением того, какими давними и справедливыми были причины близких отношений между Римом и эдуями. Он рассказал об особенностях многих декретов римского сената в отношении эдуев, о том, что эдуи имели преобладающее влияние во всей Галлии еще до установления дружеских отношений с Римом. По традиции римляне сохраняют заинтересованность в том, чтобы их союзники и друзья не только не теряли своих приобретений, но пользовались растущим влиянием, достоинством и известностью. С другой стороны, как можно примириться с тем, спрашивал Цезарь, что они лишены того, чем заслужили дружбу римского народа? Затем он изложил те же требования, что выдвигали по его поручению римские гонцы. То есть Ариовист не должен затевать войны с эдуями или их союзниками, он должен вернуть им заложников. Если же он не в состоянии отослать домой часть германцев, то, во всяком случае, не должен позволять переправляться через Рейн в Галлию новым своим соплеменникам.
44. На требования Цезаря Ариовист дал краткий ответ, но он произнес пространную речь о своих достойных качествах. По его словам, он переправился через Рейн не по своей воле, но по просьбе и призыву галлов. Он оставил свой дом и родных не ради больших наград. Поселения, которые он занимает, предоставлены ему коренными жителями, заложники предоставлены ему с их согласия. Дань он получает по праву войны, обычно она налагается победителями на побежденных. Не он воевал с галлами, но они с ним. Все племена Галлии собрались для нападения на него и стали лагерем против него. Их силы были разбиты и побеждены им в одном-единственном бою. Если они пожелают вновь помериться с ним силами, он готов воевать снова. Если они желают мира, то было бы несправедливо отказываться от дани, выплачиваемой ими по собственному согласию. Дружба с римлянами должна означать для него почет и безопасность, но не быть помехой. Он стремится к ней с такой надеждой. Если бы усилиями римлян выплата дани была прекращена, а сданные заложники возвращены, то он бы отверг дружбу с римлянами с не меньшей страстью, чем искал ее. Что же касается масс германцев, которые он переправляет в Галлию, то цель этого заключается в обеспечении его безопасности, а не в нападении на Галлию. Доказательством же этого является то, что он пришел сюда по просьбе коренных жителей, что он вел оборонительные, а не наступательные войны. Он пришел в Галлию раньше римлян. Никогда раньше армия римлян не пересекала границы галльской провинции (Нарбонской Галлии). Каковы замыслы Цезаря? Почему он вторгся в область, занятую германцами? Это его галльская провинция, в то время как другая территория является галльской провинцией римлян. Так же как у римлян не было бы оснований уступать ему, если бы он напал на римскую территорию, так и у римлян нет оснований препятствовать его юрисдикции на своей территории. Что касается заявления Цезаря о том, что эдуи его «братья», то Ариовист не настолько варвар, не настолько невежда, чтобы не понимать того, что эдуи не оказывали бы помощь римлянам и в последней кампании против аллоброгов, и в спорах с ним самим и секванами, если бы не пользовались поддержкой римлян. Он вынужден подозревать, что Цезарь, несмотря на провозглашаемую на словах дружбу, привел в Галлию армию с целью его разгрома. До тех пор, следовательно, пока Цезарь не повернет обратно и не выведет свою армию из данной местности, он будет считать его не другом, но врагом. И если бы он предал Цезаря смерти, то оказал бы услугу многим знатным особам и лидерам римлян – об этом он точно знает от них самих благодаря посланцам всех тех, чье расположение и дружбу он мог бы купить ценой гибели Цезаря. Если бы, однако, Цезарь повернул обратно и оставил в покое занятую им территорию Галлии, то он отплатил бы ему большим вознаграждением и осуществил бы, без всякого напряжения и опасений, любую военную кампанию, которую пожелал бы вести римский полководец.
45. Цезарь произнес длинную речь, чтобы разъяснить, почему не может отступиться от своей цели. Его собственная миссия, говорил он, и миссия римлян не позволяют ему ни бросить союзников, сослуживших добрую службу, ни признать, что галлы принадлежат скорее Ариовисту, чем римлянам. Арверны и рутены были покорены в ходе кампании Квинта Фабия Максима[25]. Римляне простили их и не стали ни формировать провинцию на территории их расселения, ни налагать на них дань. Если критерием должен служить приоритет во времени, то суверенные права римлян на Галлию полностью обоснованны. Если соблюдать решение сената, то Галлия должна быть свободной, ибо после покорения страны римский сенат пожелал, чтобы она управлялась по собственным законам.
46. В ходе ведения переговоров Цезарю сообщили, что всадники Ариовиста приблизились к кургану, подъехав к нашим войскам, бросали камни и дротики. Цезарь, прервав переговоры и возвратившись к своим воинам, приказал им не отвечать ни единым броском копья в сторону противника. Ибо, хотя он понимал, что бой со всадниками германцев не представляет опасности для отборного легиона, тем не менее не считал правильным, чтобы из-за стычки с противником распространились сообщения, что, несмотря на обещания Цезаря, германцы были окружены его войсками во время переговоров. Как только простые солдаты узнали, с какой наглостью Ариовист отказывал римлянам в правах на Галлию, как его всадники совершили нападение на наши войска и как их нападение сорвало переговоры, армия прониклась боевым духом и стремлением сразиться с врагом.
47. Через два дня Ариовист прислал к Цезарю гонцов. По его словам, он хотел обсудить с Цезарем вопросы, которые были подняты на переговорах, но не решены. Пусть Цезарь поэтому назначит новый день переговоров, а если не хочет, пусть пошлет к нему одного из своих соратников. Цезарь полагал, что смысла в переговорах больше нет, тем более что предыдущим днем германцы не удержались от нападения на наших воинов. Он считал, что было бы опасным послать к Ариовисту одного из своих приближенных и подвергнуть его опасности в стане свирепых германцев. Самым лучшим показалось послать к Ариовисту Гая Валерия Процилла, сына Гая Валерия Кабура. Это был молодой человек исключительной храбрости и такта. Его отцу Гай Валерий Флакк предоставил римское гражданство. Цезарь остановил на нем свой выбор из-за его преданности и знания галльского языка (на котором Ариовист благодаря своей долгой практике мог говорить свободно), а также из-за того, что у германцев не было оснований гневаться на него. Кроме Гая Валерия Процилла Цезарь выбрал Марка Меттия, который пользовался расположением Ариовиста. Им было поручено выяснить настроения Ариовиста и доложить о них Цезарю. Когда же Ариовист увидел их рядом в своем лагере, то громко спросил в присутствии своих воинов: «Зачем вы пришли ко мне? Шпионить?» Не дав им объясниться, он заковал их в цепи.
48. В тот же день Ариовист продвинулся вперед и разбил свой лагерь на склоне холма в 10 километрах от лагеря Цезаря. На следующий день он прошел с войсками мимо лагеря Цезаря и стал лагерем в трех с половиной километрах позади с целью отрезать Цезаря от поставок зерна, которые доставлялись из страны секванов и эдуев. Пять дней подряд Цезарь выстраивал свои войска перед лагерем и держал их в боевом строю с тем, чтобы не лишать Ариовиста шанса сразиться. Все эти дни Ариовист держал войска в лагере, совершая ежедневные вылазки кавалерией. Этот вид боя, в котором германцы имеют большой опыт, состоял в следующем. У них было 6 тысяч всадников и такое же количество пехотинцев, столь же быстрых, как и храбрых. Пехотинцы отбирались из состава всех сил по одному на каждого всадника для его защиты. Они вместе совершали вылазки. К ним всадники отступали, а пехотинцы быстро сосредотачивались в случае осложнения обстановки. Они окружали тяжело раненного воина, упавшего с лошади, и в случае необходимости двигались вперед в каком-либо направлении или отступали с необычайной быстротой. Тренировка придавала германским пехотинцам такую быстроту, что они могли бежать вровень с лошадьми, ухватившись за их гривы.
49. Видя, что Ариовист стремится пресечь поставки зерна римлянам, Цезарь выбрал удобное место для своего лагеря за лагерем германцев на дистанции около шестисот шагов. Туда он совершил переход в боевом порядке в три линии. Первой и второй линии Цезарь велел отражать, если надо, врага, третьей же линии укреплять лагерь. Как было сказано, место для лагеря находилось примерно в шестистах шагах от врага. Сюда Ариовист послал около шестнадцати тысяч легковооруженных воинов со всей кавалерией в качестве сил, призванных завязать бой с нашими войсками и помешать фортификационным работам. Тем не менее Цезарь держался своего прежнего решения, приказав двум линиям отбросить противника, а третьей – завершить работы. Когда лагерь был оборудован, он оставил в нем два легиона и часть вспомогательных сил. Остальные четыре легиона Цезарь отвел к большому лагерю.
50. На следующий день в соответствии с выбранной тактикой Цезарь вывел свои войска из обоих лагерей и, продвинувшись немного вперед от большего лагеря, сформировал боевой строй, чтобы предоставить противнику шанс сразиться. Поняв, что германцы даже еще не выступили, он отвел свои войска около полудня назад к лагерю. Наконец Ариовист послал часть своих сил атаковать меньший лагерь, и стороны с воодушевлением сошлись в бою, сражаясь до вечера. На закате дня, после больших потерь с обеих сторон, Ариовист отвел свои войска в лагерь. Допросив захваченных пленных с целью узнать, почему Ариовист уклоняется от решающего сражения, Цезарь выяснил причину. Среди германцев существовал обычай, что их замужние женщины должны объявить после жеребьевки[26] и ворожбы, имеет ли смысл давать бой или нет. Женщины объявили, что небесные силы не дадут германцам победы, если те обеспечат решительное сражение до новолуния.
51. На следующий день Цезарь оставил в каждом лагере по достаточному, как он полагал, гарнизону. Перед меньшим лагерем он выстроил на виду у противника все союзные (вспомогательные) войска с целью произвести демонстрацию силы. Потому что общая численность его легионов была невелика по сравнению с многочисленными войсками противника. Сам он, построив римское войско в три линии, двинулся прямо на вражеский лагерь. Наконец германцы были вынуждены вывести свои войска из лагеря и выстроить воинов племен с равными промежутками. В строю находились гаруды, маркоманы, трибоки, вангионы, неметы, седусии и свевы. Они поставили позади своей линии фургоны и телеги, чтобы лишить себя надежды бегства. В телеги и фургоны были посажены женщины, которые, раскинув руки, со слезами умоляли мужчин, идущих в бой, не предавать их на рабство у римлян.
52. Цезарь поручил легатам и квестору[27] командовать легионами, чтобы каждый солдат видел в них свидетелей своей доблести. Сам он занял место на правом фланге, заметив, что неприятельский строй здесь слабее других, затем подключился к битве. По сигналу наши войска повели атаку на противника столь яростно, а неприятель ринулся вперед столь резко и быстро, что применить против него копья не было возможности. Поэтому противники отбросили копья в сторону и принялись рубиться в рукопашном бою. Но германцы по обычаю быстро построились в фалангу и встретили атакующих римлян. Многие наши солдаты оказались достаточно отважными, чтобы налетать на фалангу врагов, выбивать из их рук щиты и наносить разящие удары сверху. Левый фланг противника был разбит и обращен в бегство, однако его правый фланг теснил линию римлян явным превосходством в численности. Молодой Публий Красе, командовавший нашей кавалерией, заметил это и, так как имел большую свободу для передвижения по сравнению с командирами боевой линии, двинул третью линию на помощь нашим сражающимся войскам.
53. Таким образом соотношение сил было восстановлено, и противник всеми силами развернулся и побежал. Он не прекратил своего бегства, пока не достиг реки Рен (Рейн) в 8 километрах[28] от этого места. Там лишь очень немногие германцы, полагаясь на свою силу, бросались в воду, чтобы переплыть реку, или спасались на лодках. Среди них был Ариовист, который нашел лодку, пришвартованную к берегу, и на ней спасся бегством. Всех остальных настигла наша конница и изрубила. У Ариовиста было две жены, одна происходила из свевов, которую он взял с собой из дома. Другая жена происходила из Норика (область между Дунаем и Альпами). Она была сестрой царя Воккиона, который послал ее в Галлию, выдав замуж за Ариовиста. Обе жены погибли в ходе отступления германцев. Из двух дочерей Ариовиста одна погибла, другая была взята в плен. Гая Валерия Процилла, скованного тройной цепью, стражники во время беспорядочного бегства тащили за собой, когда ему посчастливилось встретить самого Цезаря, преследующего врага с кавалерией. Возможность вырвать из рук врага весьма почтенного в Провинции человека, своего близкого гостеприимного друга, воистину доставила Цезарю не меньше удовлетворения, чем сама победа. Он почувствовал удовлетворение и признательность судьбе за то, что она была не менее благосклонна к его другу, когда тот оказался в беде. Процилл рассказывал, что в его присутствии трижды бросали жребий, чтобы выяснить, следует ли его сжечь на костре немедленно или приберечь для другого раза. Он обязан сохранением жизни удачному жребию. Марка Меттия также обнаружили и привели к Цезарю.
54. Когда вести об исходе битвы проникли за Рейн, свевы, прибывшие на его левый берег, стали возвращаться на родину. Племена же галлов, такие как убии, почувствовали страх свевов и принялись преследовать их и истреблять в большом количестве. Таким образом, в один летний сезон были проведены две крупные военные кампании. Поэтому Цезарь отвел свои войска зимовать в землях секванов несколько раньше обычного срока, оставив командовать ими Лабиена. Сам же он отправился в Ближнюю Галлию провести судебные разбирательства[29].