Выходя из образа
Бывший магаданец Олег прислал по интернету видеосообщение о декабрьском первом снеге в Черкассах, где он живет много лет и откуда вышел в северную литературу Альберт, хранитель Полярного круга, сдержавший свое слово не покидать Север никогда, даже после смерти. Пепел его зарыт в урне на Марчеканском кладбище, туда и проследовали с Олегом.
Алик не забываю – милый, нежной души человек, до сих пор помню его любимое «фейс об тейбл». Теперь в ходу фейсконтроль – существенная разница.
Однажды он нечаянно разбил шампанское и просил у него прощения. Симпатизировал Арафату, с которым имел явное сходство, и Каддафи. Раньше я не придавал этому значения, и лишь недавно узнал, что в народной Джамахирии даже за одну бутылку вина могли приговорить к смертной казни. Наверное, Алик этого не знал. Может, бросил бы пить ради своей симпатии.
Ездили с Олегом по городу, достопримечательности разглядывали. Когда Олег сделал попытку забраться на монумент «Маска скорби» на сопке 103, подобно бесшабашному альпинисту, на миг возникло ощущение, что это бетонное сооружение вообще-то военного назначения, для долговременной обороны против каких-то непонятных угроз. Может, против пришельцев из параллельных миров, где те находились в местах заключения, да вот обрели свободу путем побега.
Это всего лишь бетонная уродская маска размером с пятиэтажку. Почему маска? Намек на театр, что ли? В одном интервью центральной газете скульптор Эрнст Неизвестный сказал о своем комплексе Гулливера, и тут есть, о чем поразмышлять. Правда, я сам уже лет 20 размышляю, но ни к чему не пришел. Надо коллективный разум подключить и пойти на объект мозговой атакой. Хотя и мозговая осада годится. Некоторые загадки природы не один век брали измором. И они вдруг полюбовно раскрывались.
Наверное, возле «Маски» можно что-то понять, и пурга и буран, были как живые, порывы ветра посреди ночи остались для Олега белым пятном, поскольку он не дождался зимнего дождя.
Судя по интернетовскому видеописьму, немало радости принес ему украинский первый снег и скрежет подборочной лопаты 10 декабря!
Он приезжал в Магадан в сентябре, осмотрел Усть-Омчуг и Сусуман – места детства, работает теперь с всплывающими воспоминаниями.
НАДПИСЬ ДЕКАБРЯ 2011 ГОДА. ЗАЯЦ ОБЕЩАЛ, ЗАЯЦ СДЕЛАЛ. Поспешал, пока белочку не словил.
Он написал очерк о колымском путешествии, а затем сценарий, получил награду на фестивале «Радонеж». Теперь бы и фильм снять. «Самородок» называется. Симпатичная работа.
Выхожу вечерком из образа, из дома устремлюсь – глотнуть вольного воздуха. В ушах звон тишины. Они заплыли серой, но часа два после пробуждения произвольно открылись миру звуков. Женщина любит ушами, адский запах серы, боне сера. Тишина на них давит, и они разверзаются. Когда в ухе стреляет – это больно. Куда нацелены те выстрелы? В какой участок мозга?
Мысли спят на лету. Местность – притихшая и обессиленная, как после липосакции. Был, да сплыл зимний магаданский дождь. Редкая забава магаданского климата. Снег истончился, под ним гололед. Можно ходить выработанной за сорок северных лет походкой похудевшей газели, цепляясь за лед силой воли, силой мысли, будто ноги ненароком стали думающими агрегатами, обрели присоски и целуют дорогу взасос.
Многое на свете остается непостижимого. Вот нижний мост зубного протеза на чем, думаете, держится? Ведь там присоски нет. На чем? Это от мастера зависит. Моего зовут Гвылко, он убежденный западенец. Мастер он – во! В Питере живет. В этом городе много мостов, и они разводные. Наверное, и зубные мосты тоже из разводных выросли.
НАДПИСЬ НА ПОЛЯХ. ЛИПОСАКЦИЯ. Для нас важнейшим является сумо! Что-то похожее говорил Ленин. Тот же ход мысли. (Муж приходит, любовник шнырь в шкаф. Но не этот любовничек. Этот – сам шкаф. А кличка у него Сундук).
«Сумо-500» – в фантазиях аршинные буквы над проспектом. На борцовском ковре специальной выделки гигантские туши начинают друг с другом сражаться, толкаться, пихаться и пыхтеть. По ведру пота с каждого борца. Проигравшего подвергают, по условиям соревнования, липосакции. От этого слова, если честно, веет липой.
Сброс веса отдаленно напоминает снегоуборку в Магадане. Что нападает за ночь, месяц скребут, увозят с улиц, сбрасывают в реку. Слежавшийся снег валится с самосвала, земля подрагивает.
Ты не борец, но один раз плотно поужинал в неурочный час, и обречен день за днем выдавливать с бедер и живота – мясо с мяса, жирок с жирка. Жилы сучить семижильные. Для шитья торбасов.
Тяжеловес Дрюкин отъелся до четырех центнеров. Провели ему липосакцию. Решил всю биомассу сжечь на жертвенном костре в честь богини плодородия. Но – никак, не стало гореть. Что-то такое ел – противопожарное.
Бросил тайный клич, собрал каннибалов, какие были в ближней и дальней округе, им отдал. Все слопали, потребовали добавки. Еле отбрехался.
Злые языки утверждают, что вроде как сам все и употребил – картошечку сготовил на собственном нутряном сале. Вроде как психическое отклонение.
У Дрюкина гормональные нарушения: сам полный, необъятный, как дирижабль, ноги – мачты, руки – оглобли. Играл на гармошке, и от гормонального расстройства та расползлась до размера рояля, а звук у нее, как у органа в Домском соборе, город Рига.
Уединяется, мурлычет. Весь покрылся зеленью, как памятник Глинке. Теперь хочет золотом покрыться. Сидит, сидит, медитирует, тужится, ждет, пока медь на золото не изойдет.
Давно ли был зимний дождь? А все еще в ушах пустота звенит. Продолжается декабрь с – белого листа! Тишина. Ее, как правило, не предсказывают в прогнозах. Беззвучие по умолчанию. Принимается такое с особой благодарностью, если накануне была обещана буря. (Гарь уже познал, что такое конец света. Ждал, ждал означенного часа, кто-то ему нашептал в школе, напрягся. Пронесло! Радость и разочарование. И восторг чистого душой ребенка).