А. В. Виноградов
Записки
геологоразведчика
Часть 5
Североуральск
Введение
Это был один из самых ответственных периодов в моей работе. Всё-таки это была моя родина, и меня очень многие знали в городе. С одной стороны, это часто помогало, с другой стороны – накладывало определённую ответственность.
Эта часть обильно перегружена цифрами, технической и технологической терминологией, чего не было в предыдущих книгах. Дело в том, что работа на Приполярном Урале, в Саранпаульской экспедиции у большинства инженерно-технических работников аппарата экспедиции и руководителей полевых партий начиналась и заканчивалась вопросами снабжения и транспортировки грузов в условиях полного бездорожья. Это была, своего рода, "борьба со временем и пространством". Чем немало пришлось заниматься и мне.
Североуральская же экспедиция представляла собой хорошо отлаженный и настроенный механизм, где каждый знал своё дело, и выполнял его по мере личных способностей. Руководство экспедиции отслеживало наиболее важные вопросы и своевременно вмешивалось в ход их решения. Естественно, что мне по должности выпало заниматься вопросами техники и технологии бурения, проходки глубоких шурфов с рассечками и буровзрывными работами. А тут без цифр и специфической терминологии обойтись невозможно, иначе совершенно невозможно описать характер работы.
В январе 1966 года я приехал к Нине, которая жила у родителей с дочерью Людой в с. Шашова на юге Тюменской области, и должна была вскорости родить второго ребёнка. Это произошло 3 февраля, и родился ожидаемый сын. Мы с тестем Василием Николаевичем на другой день на лошадке в кошёвке поехали в роддом райцентра Упорово. Нина нам через окно показала сына – порядочный бутуз. Через несколько дней привезли их домой и сына назвали Сергеем. Я их оставил жить в селе, а сам поехал на работу в Североуральск.
В марте 1966 года мой отпуск после работы в Саранпауле завершился, и я пришёл к начальнику Североуральской комплексной геологоразведочной экспедиции Ривкиной Вере Абрамовне. После разговоров за жизнь она мне сказала, что направит меня техническим руководителем Карпинской партии, где возникла необходимость проведения горноразведочных работ тяжёлого типа, а также имелись некоторые проблемы с колонковым бурением. Но перед этим я должен был в отдалённом селе Всеволодо-Благодатском пробурить пару скважин на воду и оборудовать их ручными штанговыми насосами. От этого села она избиралась депутатом горсовета, и эти скважины на воду были её обещанием. Договорённость о выделении самоходной буровой установки с трестом "Бокситстрой" уже была, а насосы и буровой инструмент надо было изготовить в ЦРММ экспедиции.
Поехал в управление механизации треста смотреть буровую установку. Это была старая знакомая ЗИВ-150 на шасси ЗИЛ-151, но вместо промывочного поршневого насоса на платформе стоял компрессор КСЭ-3М, т. е. вместо промывки скважины применялась продувка сжатым воздухом. Да они и бурили-то не скважины, а просто делали метровые дырки в земле для разных нужд строителей. Поэтому для бурения полноценной скважины даже метров на 20–30 надо было подготовить весь инструмент. Составил заявку на нарезку нужных колонковых и обсадных труб, набор для монтажа насосов и дал заявку начальнику ЦРММ А.Н. Локтину. Это был очень опытный человек, который стал работать на этой должности сразу после окончания войны и демобилизации из Армии. Ему не надо было ничего разжёвывать, он всё понимал с полуслова. Весь заказ он сделал точно в срок, а всё готовое типа переводников, коронок и ключей я получил на складе. На другой день пригнал установку, загрузил всё железо и выехал во Всеволодо-Благодатское.
Это очень красивое древнее село, которое стоит недалеко от массива Денежкин Камень. Я там бывал многократно в детстве и юности, когда мы пацанами ходили рыбачить на озеро Светлое. Там же была и контора заповедника.
Надо было выбрать место для заложения скважин. Можно было начать с нуля, но я подумал, что лучше углубить пересохшие колодцы. Раз там была вода раньше, то она есть где-то глубже. Расчёт оказался правильным. После того, как скважина углубилась на 20 метров от поверхности земли, вдруг из скважины ударила водо-водяная эмульсия, и получилось что-то вроде эрлифта. Колодец стал наполняться водой. Но через 3 метра бурения инструмент был прихвачен буровым шламом, который из колодца никуда не мог выйти.
Рис. 1: С. Всеволодо-Благодатское
Отсоединили штанги через аварийный переходник, и в скважине осталась колонковая труба длиной три метра и с отверстием в верхнем переходнике около 2 см в диаметре. Решил садить на эту аварийную трубу штанговый насос и прокачать скважину. Тут ещё подошли местные жители, которые с нетерпением ждали воду, и процесс откачки и очистки воды пошёл очень быстро. На другой день из скважины уже выходила абсолютно прозрачная вода прекрасного вкуса. И дебит был вполне достаточный по производительности насоса. То же сделали и со вторым колодцем, но там мы успели выдернуть буровой инструмент до его прихвата.
В апреле начиналась моя работа в Карпинской партии, куда меня повезла представлять сама В.А. Ривкина. Партия базировалась в п. Веселовка примерно в 8 км от города Карпинска – центра угледобычи открытым способом на Северном Урале. На посёлке был угольный разрез, работы на котором уже заканчивались. Геологоразведчики же заняли базу бывшей Тотинской партии.
Особо представлять меня коллективу было и не нужно, т. к. меня почти все знали по работе ещё 5 лет назад, а новичков среди ИТР было 3–5 человек. Опять встретил старых знакомых: Любченко П.С., Краеву А.И., Баева П., Егорова Л.Г., Дорогова В.В., Бондарева С.Е., Поздеева С., Работу М., Николенко В.Т. и многих других.
Рис. 2: Ривкина В.А
Проблем с жильём не существовало. Партия имела несколько типовых 4-квартирных домиков. Также можно было брать квартиры по мере надобности в больших 2-этажных деревянных брусовых домах угольного разреза, которые освобождались по мере сокращения объёмов работ. Многие жили в г. Карпинске, откуда мы их возили вахтовками на работу. Кроме этого, геологам разрешалось покупать частные дома по страховой стоимости у владельцев, включая эти затраты в сметы работ. И у нас несколько десятков человек жили в таких усадьбах как в г. Карпинске, так и на Веселовке. Я сразу попросил жильё, чтобы перевести семью, и мне дали две комнаты на втором этаже в двухэтажном доме. Одновременно начали оформление покупки частного дома недалеко от конторы партии. В мае месяце поехал в Тюмень и привёз всю семью на Веселовку. После переезда в частный дом для сына наняли няньку, дочь определили в ясли, а Нина пошла работать в геологический отдел техником-геологом.
Основной объём буровых работ партии производился на Валенторском меднорудном месторождении. Четыре буровых бригады занимались детальной разведкой. Две бригады работали на поисковых работах на медь и доразведке Тотинского месторождения бокситов. В колонковом бурении новинкой для меня оказались алмазные коронки. В те годы только-только начиналось их широкое внедрение вместо дробового бурения, что значительно повысило скорость бурения и качество работ.
Рис. 3: Карпинская ГРП. Камеральная группа (Нина в центре).
На Валенторском участке всё было неплохо организовано – построено несколько домов для жилья, пробурена скважина для забора технической воды для бурения, буровики, в основном, освоили приёмы алмазного бурения.
Всё месторождение состояло из 4-х рудных тел с общими запасами примерно 60 тысяч тонн меди. Но, если первое рудное тело и часть второго состояло почти из чистого колчедана, где в отдельных пробах было до 20% меди, то в остальных содержание колебалось в размерах 1–3% . И это при том, что Турьинский медный рудник брал руду с содержанием 1,3%. Для того, чтобы точнее оценить запасы, было предложено пройти 4 глубоких шурфа до 20 метров, а на первом рудном теле дать из него ещё и рассечки. Не только для партии, но даже для экспедиции это были работы необычайной сложности. В экспедиции только Сосьвинская партия вела шурфовочные работы на россыпное золото, но это был совсем другой характер работы, к тому же без применения буровзрывных работ. В других партиях экспедиции никогда не было горных работ. Начали с начальником партии Киселёвым В.С. и главным инженером экспедиции Атаевым А.Я. консультации и пришли к выводу, что нам с этими делами надо привязываться к Турьинскому медному руднику, так как это месторождение они уже давно ждут не дождутся и должны нам оказывать любую помощь в снабжении, в технологиях проходки, и т. д. Я поехал на Турьинский рудник для разговора с главным инженером рудника. Они охотно согласились нам помогать – дали перфораторы, короки, штанги. Согласились давать патронированную взрывчатку и средства взрывания. Пообещали даже прикомандировать на месяц одного горного мастера и двух проходчиков для обучения нашего персонала. Дело начинало сдвигаться с мёртвой точки, на которой оно стояло уже 2–3 года.
В первую очередь надо было написать и защитить проект и смету. Техническую часть я начал писать сам. И вот, когда я стал делать поперечное сечение шурфа и вникать в детали, то выяснилось, что в сечение 2 квадратных метра невозможно вписать, не нарушая правил техники безопасности, большую часть оборудования, а именно: людской ходок, бадьевое отделение, вентиляционный рукав, насосы для водоотлива, и т. д. Вот в 2.5 метра квадратных метра входило всё по правилам. А шурфов более 2 квадратных метров в справочнике сметных норм нет вообще, а следующая идёт уже разведочная шахта сечением 4 квадратных метра. Я предложил Киселёву В.С. такой вариант – технический проект составить на 2.5 метра, а осметить его через стоимость разведочной шахты сечением 4 квадрата, но с уменьшающим коэффициентом 0.63. Он не возражал, но сказал, что "в Уральском геологическом управлении защищать проект будешь сам". И добавил, что тамошний начальник проектно-сметной партии – Августа Николаевна (забыл фамилию), которая рассматривает все проекты, очень строгая женщина, и, скорее всего, тебя "зарубит" с этим делом.
Проект я закончил, наш экономист Бондарев С.Е. его осметил, и мы поехали на защиту. Как и ожидалось, наш расчёт сразу был поставлен под вопрос одним из проверяющих. Но когда дело дошло до рассмотрения у Августы Николаевны, то, выслушав мои аргументы и хорошенько рассмотрев чертёж поперечного сечения шурфа с расположением всех там причитающихся по технике безопасности причиндалов, она согласилась без всяких оговорок. Эта, казалось бы, простая вещь повысила нам сметную стоимость проходки шурфов минимум в полтора раза и улучшила наши финансовые показатели.
После защиты проекта подготовил паспорта буровзрывных работ, все необходимые документы и поехал в районную горнотехническую инспекцию в г. Карпинск. Начальником инспекции там был уже был хорошо мне известный Александр Николаевич Храмцов, который 6 лет назад выписал мне "Единую книжку взрывника" после сдачи экзамена. Он рассмотрел все документы и выписал мне два разрешения – одно на приобретение взрывматериалов у Турьинского рудника и второе – на право производства взрывных работ на Валенторке. Ответственным за взрывные работы везде стоял я, т. к. в партии не было больше людей с законченным горнотехническим образованием. Затем пошёл в городской отдел милиции и там получил разрешение на право перевозки взрывматериалов. Таким образом, теоретическая часть была закончена, и надо было приступать к самим работам.
Пока крутились бумажные дела, для нас оформили покупку частного дома с большим огородом прямо напротив бани и рядом с конторой. Дом был небольшой – 2 комнаты и кухня-столовая. Во дворе приличный огород и сараи. Весь посёлок отапливался печами с бурым углём. Уголь засыпали вёдрами прямо через конфорки плиты. Учитывая, что его зольность доходила до 40%, то после каждых пяти вёдер угля надо было выгребать 2 ведра золы и куда-то ссыпать. Все огороды частников были засыпаны этой золой. Кроме этого при попадании в печь кусков хорошего угля иногда чугунная плита не выдерживала жар, лопалась и кусками падала в топку. Грязи в доме от этого угля было полно, и приходилось чаще обычного мыть и чистить. Зато под домом был приличный погреб, в котором прекрасно весь год хранились овощи и разные соления.
Дорога на Валенторку шла сначала по неплохому тракту на п. Кытлым, потом сворачивала на лесовозную трассу на посёлок лесорубов Каквинские печи, и дальше до самого участка было ещё 12 км, как считалось, бездорожья. Но по этому бездорожью в любое время года проходили вахтовки ГАЗ-63 с ведущим передним мостом. Не говоря уже про ЗИС-151, а позднее и ЗИЛ-157. На Каквинских печах любая машина, идущая хоть туда, хоть обратно останавливалась около магазина, и люди набирали с собой белый хлеб. Это было что-то неестественно вкусное, пышное. Буханку можно было сжать, и она распрямлялась в первоначальное состояние. Этот хлеб вообще не черствел и лежал помногу дней, сохраняя первоначальные свойства. Такого хлеба я больше нигде и никогда не видел. Вероятно, была мука из пшеницы твёрдых сортов, без всяких примесей.
В один из летних дней сделали зарезку двух глубоких шурфов – один на первом рудном теле, второй – на четвёртом. Поперечное сечение обоих было 1х2.5 метра. На втором уложили брусовую раму. На первом не клали ничего, т. к. почти с нуля надо было начинать буровзрывные работы. На шурфы поставили двух проходчиков из своих, которые до этого били мелкие поисковые шурфы без крепления. Других у нас не было. На первом шурфе после слоя дёрна пошёл крепкий колчедан крепостью примерно 9 по шкале Мооса. Стали бурить шпуры тяжёлыми перфораторами, заложили в них патроны ВВ, взорвали – оторвало более 50 см, хотя шпуры были метровой длины. Но "стаканов" не оказалось – взрывчатка вся выгорела. Вторая заходка показала тот же результат. Поехал на Турьинский рудник и поговорил там с зав. горными работами. Он ничего пояснить не мог, и пошли к главному инженеру. Главный переговорил с директором, и они послали нам в командировку на месяц горного мастера и двух забойщиков.
Сначала они с энтузиазмом взялись за работу и думали, что такой мелкий "орех" они поколют без особых трудностей. Но осечки пошли сразу – и у них получался низкий коэффициент использования шпуров, т. к. они привыкли проходить горизонтальные выработки сечением 9 метров квадратных и в породах меньшей крепости. На глубине 2 метра появилась вода, что ещё более усложнило процесс. Так как выкидывать отбитую руду на поверхность лопатами было уже тяжело, то поставили вороток с бадьёй. Чуть позже уже потребовалось поставить винтовой насос СВН-15 для водоотлива. У себя на Турьинском руднике во время проходки лопатами приходилось работать совсем мало – включалась породопогрузочная машина, которая отбитую породу грузила в вагонетки. А здесь был только ручной труд. В общем, пройдя за 20 дней около 4 метров, ребята отказались работать дальше и уехали домой. Однако, вместе с ними работал и учился наш проходчик Иван Бронников, который на пару с другим проходчиком в две смены закончил и шурф, и рассечки.
Однажды в понедельник рано утром, как всегда, в конторе я проводил планёрку. Вдруг открывается входная дверь и заходит начальник районной горнотехнической инспекции А.Н. Храмцов. Сразу ко мне: "Поедем со мной!". Спрашиваю: "Куда?". Отвечает: "Потом узнаешь!". Пришлось закончить планёрку и садиться к нему в машину. Никак не мог догадаться о причине такого странного раннего визита. Однако машина пошла по дороге на Кытлым и там свернула на Валенторку. Дорогой все молчали. Прибыли на участок, где стояло несколько жилых домиков, и Храмцов пошёл по домикам что-то искать. Смотрел комнаты, чуланы, сени и всё очень внимательно. Походил по участку, посмотрел всё вокруг. Потом позвал меня в машину, и поехали назад на Веселовку. Сначала молчали, а на полпути он сказал, что искал на участке взрывматериалы, которые у нас якобы нелегально хранились не на положенном для этого складе ВМ, а под кроватями в домиках. Я ему сказал, что ВМ мы получаем на Турьинском руднике точно в размере потребности на пробуренные в шурфе шпуры, заряжаем и всё взрываем. Но днём ранее у нас прошла отпалка шпуров, и не вся взрывчатка была израсходована. Остаток мы спрятали в подвал одного из домиков, и я это знал. И он вполне мог её найти, если бы догадался походить по подвалам. История могла закончиться очень плохо, о чём я хорошо знал. Моё нервное потрясение было так велико, что вечером дома со мной случился какой-то непонятный припадок – застудился весь позвоночник, и я метался по кровати, не находя себе места. Потом Нина начала его поглаживать и всё прошло.
Я уже давно вёл переписку со своими родственниками в с. В.Дуброва Брянской области. Там служил в местном приходе священником мой дед Владимир Николаевич, ещё были живы две его дочери – Мария и Антонина, дочь Марии – Раиса, и дочь Ольги – Мария. Там же родился и вырос мой отец. И теперь мне захотелось побывать на родине моих родителей и встретиться с ближайшими родственниками. Написал им письмо, и они с радостью нас пригласили. Ведь мой отец был самым младшим в этой большой семье, и тётки его вырастили и воспитали. Поехали втроём – мы с Ниной и Мария Борисовна Виноградова (Зуровская), вдова старшего брата моего отца – Александра. Это была уже женщина преклонного возраста, и она ехала на родину в первый раз за последние 35 лет, после их высылки оттуда на Северный Урал. Посидеть с детьми у нас дома на время нашего отъезда приехала моя мама. Ехать пришлось на трёх поездах. Сначала до Свердловска, потом до Москвы, а оттуда поездом на г. Гомель до ст. Унеча. Там на вокзале нас встретил Яков – брат Марии Борисовны. Пошли на тракт в сторону г. Мглина, и попутка довезла нас до села и дома Раисы. Там уже собрались все родственники, и устроили нам очень тёплую встречу. Меня они не видели 33 года, т. к. жил у них в возрасте 2-х лет. Мария и Антонина жили в родительском доме, который стоял через дорогу совсем близко от храма. Домом это строение можно назвать с большой натяжкой, т. к. имел он две небольшие комнатки и пушистую соломенную крышу. У деда в Дуброве родилось примерно 7 детей, да с собой он привёз ещё четверо из Рязанской губернии, и все они жилив этом крохотном домике. А в доме кроме буфета и простеньких кроватей не было ничего. Это я пишу к тому, что православные священники старого воспитания вообще не имели права иметь какую-то частную собственность. И на этот предмет их регулярно проверяли и записывали в послужной список. Это были истинные люди веры в отличие от некоторых сегодняшних священнослужителей, которые успевают ещё заниматься стяжательством. Деда после революции преследовали, он прятался в лесу, а тут ещё старшего сына отправили в концлагерь. Этих испытаний он не выдержал и умер в 1928 году. В один из дней поехали на хутор, где жила большая многодетная семья Зуровских. До 1931 года у них в собственности было 4 лошади и крупорушка. Вся семья круглый год работала на земле сама, только в период уборки урожая нанимали в деревне двух подёнщиков. В марте 1931 года общим собранием села, на котором присутствовало 5% от общей численности, постановили всё имущество реквизировать, а хозяев выслать на Северный Урал. Кому от этого стало лучше? Земля на хуторе так и стояла необработанная. Впервые увидел, как растут груши. Поразил картофель – большие ровные клубни, много, а стебли огромной толщины и размера. Рос он в песчаной почве.
На другой день пошли к храму. Вернее сказать, к тому месту, где он стоял. Это был высокий холм с прекрасной липовой рощей. Сам храм в тридцатые годы был разрушен местными вандалами и сожжён, церковная ограда растащена по домам, большой каменный крест над могилой помещика Дубровина Н. сломан и валяется на земле, могилы деда, бабушки и их рано умерших детей затоптаны до неузнаваемости. Только Мария смогла нам показать слабые углубления в земле, но и она уже не помнила, кто где лежит. Кому помешала церковь? Ведь это дело ни на каких немцев списать нельзя – они просто прошли через деревню, ничего не тронув. Кстати говоря, в г. Мглин стоят нетронутые несколько храмов. В нескольких десятках километрах от Дубровы в с. Красный Рог стоит деревянная Успенская церковь, которой более 200 лет, и в ограде нетронутое погребение писателя А.К. Толстого. Поэтому нельзя сказать, что все поголовно жители Брянской области были воинствующими атеистами. Просто, думаю, нашему деду крупно не повезло с приходом.
Наступило время отъезжать, а это был самый конец августа. Естественно, что билетов на поезд уже давно не было. Наши родственники в Унече через знакомых сумели достать три билета только в общий вагон. На перроне скопилась плотная масса людей, и когда поезд из Гомеля подошёл, и открылись двери вагонов, то вся эта толпа навалилась на двери, не дав даже выйти проводницам – они просто побоялись выходить. Мгновенно тамбур вагона был заполнен, и я начал пробиваться вперёд, чтобы вошли женщины. Такое столпотворение людей на поезда я видел только в кино в фильмах про гражданскую войну. Немного прошёл вперёд и открыл проход для своих женщин в вагон. Пройдя немного вперёд, остановились, уткнувшись в плотную массу людей, стоящих в проходе. Ни о каким месте для сидения не было и речи. И так мы простояли час в пути. Потом народу стало чуть-чуть поменьше, и я решил сходить в купейный вагон поискать там место для старенькой Марии Борисовны. Договорился с проводницей, уплатил ей деньги, и она дала спальное место. Мы же с Ниной стояли в проходе до самого Брянска, и когда часть народа там вышла, нам удалось сесть. И мы спали уже сидя почти до Москвы.
В дальнейшем на первый шурф мы поставили дополнительно к винтовому насосу штанговый насос "Летестю" с цилиндром на 8 дюймов, и два насоса быстрее осушали шурф после выходных дней. А потом облегчили труд воротовщиков – на рудный отвал поставили кран "Пионер" и им осуществляли подъём руды на поверхность. Проветривали вентилятором СВМ-55. Второй шурф на 4 рудном теле был значительно легче в проходке. Там не требовались буровзрывные работы, и не было воды. Единственно, чему надо было научить проходчика, так это постановке основных венцов крепи. Пошёл с ним в шурф, и всё установили. Первый шурф и рассечки были пройдены без крепления. Кстати говоря, через несколько лет Турьинское рудоуправление вывезло к себе весь наш рудный отвал от шурфа.
В первом квартале 1967 года нам поставили в план начать поисковые буровые работы на медь в Ново-Лялинском районе двумя буровыми установками. Накануне, за месяц до этого, начальник партии договорился с базирующимся там лесопунктом о снятии пары домов в п. Симоново Зимовьё и послал туда рабочих для их ремонта.
Ещё только придя в эту партию, я увидел у забора стоящий без дела АТС-712. Спросил у механика о его состоянии и использовании. Он мне сказал, что им на Валенторке подвозили к буровым всякую мелочь, и теперь у него до предела изношены гусеницы. Когда я ездил на Турьинский рудник, то на посёлке Воронцовка в геофизической партии тоже видел такой же тягач, стоящий у забора. Сейчас при перебазировании на дальний участок тягач очень бы пригодился. Звоню на Воронцовку начальнику партии и спрашиваю про тягач. Он говорит, что у него вышел из строя двигатель, и они его будут списывать. Я спросил про состояние гусениц, и он сказал, что они ещё ничего. Тогда я попросил их отдать нам на замену наших. Он не возражал, только просил согласовать это дело с главным механиком Уралгеолуправления. Вопрос был согласован, и мы надели на свой тягач ещё приличные гусеницы. Начальнику партии я сказал, что сам повезу тягачём буровые на дальний участок. Он сильно подивился этому, и ещё более удивились старшие буровые мастера, т. к. они не представляли себе всех возможностей этого тягача. Все перевозки буровых ранее осуществлялись исключительно тягой гусеничных тракторов Т-100. Сняли с буровых металлические мачты, погрузили их на автомобили с прицепами. Наступил праздничный день 8 марта, но праздновать было некогда – зацепили буровую и поехали на участок. За посёлком на ровной дороге скорость держали 25–30 километров. Сил хватало и на большую скорость, но опасались за прочность прицепного дышла.
Быстро доехали до п. Шайтанка и свернули на Зимовьё. Тут возникла серьёзная преграда – река Лобва подо льдом. Зимой она мельчает, и глубина не превышает 80 сантиметров. При медленной езде лёд точно не выдержит веса сцепки. Сказал механику-водителю, чтобы разогнал тягач до максимально возможной скорости. Разогнаться ему удалось только до 40, и на середине реки лёд прогнулся, и начала выступать вода, но тягач по инерции проскочил ещё метров 10, и лёд окончательно рухнул. Но мы остановились уже в 10 метрах от берега, и глубина не превышала 30 сантиметров. Но вперёд двигаться мешали льдины. По льдинам я вышел на берег – это уже был наш посёлок Симоново Зимовьё. Нашёл тут же трелёвочный трактор ТДТ-60, дал трактористу десятку, он подъехал задом, взял нас на трос и лебёдкой свободно вытащил на сухой берег. Точно так же привезли и вторую буровую, и тягач в свободном ото льда речном канале обошёлся без трелёвочника. Такая быстрая перевозка позволила раньше планируемого срока начать бурение.
Как-то был в Карпинске, и на рынке на заборе увидел объявление о продаже почти нового чехословацкого мотоцикла ЯВА-250. Приехал домой, поговорил с Ниной, и мы решили его купить. В ближайший выходной день поехал к хозяину мотоцикла, посмотрел, и мне просто сразу приглянулся этот красавец с гладким двухместным сидением. Хозяин запросил 600 рублей, в то время как новый он стоил 630. Но ведь новый мотоцикл ещё надо было перегнать из свердловского или московского магазина, а этот уже фактически дома. Завёл, проехался по улице – двигатель работал почти бесшумно на большой скорости, и совершенно не было никакой вибрации. У него был один недостаток – не работал спидометр. За время эксплуатации показал себя очень надёжной машиной. За 10 лет эксплуатации у него заменял только лампочки, щётки генератора и стекло фары. В Москве в те годы был отличный магазин "Мотолюбитель" на Хорошевском шоссе, где я и накупил запчастей к нему впрок. Однако, в основном, они не понадобились. 6 лет назад у меня был мотоцикл М1М, ещё раньше я учился ездить на гоночном мотоцикле ИЖ-50Б, но ни один из них не мог сравниться с этой Явой. Приехал на Веселовку, и всё семейство сразу обступило машину со всех сторон, и стали гладить блестящие хромированные бока бензобака. Удобен он был ещё и тем, что имел колёса уменьшенного размера – 16 дюймов, против 19 на наших машинах. Одноцилиндровый двигатель тоже был надёжнее, чем двухцилиндровый.
Утром в понедельник решили освежить обновку. Сели на него вчетвером – Нина сзади, дочь посадили между нами, а сына сверху на бензобак, и поехали в ясли. Опыт прошёл успешно, и теперь каждое утро, если я был дома, детей отвозили вместе. Летом точно также ездили отдыхать на реку Какву. Иногда ездил в Североуральск навестить маму. В общем, семейная жизнь стала как-то разнообразнее и веселее.
Производственные дела в партии шли неплохо. Планы по бурению и горным работам выполняли, также выполняли и планы по внедрению новой техники. Некоторые позиции плана экспедиции по новой технике как алмазное бурение, производилось только в нашей партии. Поэтому главный инженер экспедиции Атаев А.Я. строго спрашивал с нас за его исполнение. А если вдруг что-то начинало вызывать беспокойство, то он звонил и просто просил уделить особое внимание и добиться выполнения. После закрытия квартальных отчётов всегда звонил и благодарил за сделанное. Финансовые показатели тоже были в порядке, и коллектив ИТР регулярно получал квартальные премии. Это всегда положительно влияет на психологический климат в коллективе.
Осенью этого же года как-то подошёл ко мне геолог Любченко Павел Семёнович и пригласил съездить на мотоцикле в заброшенную деревеньку на р. Каква и покопать там на старых огородах корни хрена. Я, конечно, слышал, что такой овощ, как хрен, существует, но никогда не видел, как он даже растёт. Взяли две лопаты, рюкзаки и через 20 минут были на месте. Пришли на один огород около разрушенного уже домика и увидели огромные листья, под которыми образовались уже гигантские корни хрена. Толщина некоторых доходила до 3–4 см, и они далеко уходили в землю. В этот раз мы накопали два рюкзака и поехали домой. Дома его натёрли, и часть залили уксусом, а в часть ещё добавили свеклу. Получилось отменная приправа ко всяким блюдам. На следующий год мы опять повторили такой же набег. С тех пор хрен не переводится у нас на кухне.
Любченко П.С. был ещё и заядлый рыбак и однажды осенью уговорил меня поехать на рыбалку на ночь получить рыбу с фонарём. В партию пришла новая машина ГАЗ-69, и начальник партии разрешил нам её взять. Сели втроём и поехали в сторону п. Кытлым. По дороге встретилась своротка на р. Лобву, и мужики уговорили меня спуститься на берег и посмотреть, что делается там. Дорога была чисто грунтовая, шла зигзагами по чистому косогору и довольно крутая. Ехал и постоянно притормаживал. Приехали на берег, а по реке плывёт какая-то муть и пузыри. Понятно, что никакой рыбы здесь не найти. Поехали назад, и подъём был ненамного легче спуска – нельзя было ни скорость переключать, ни перегазовку делать – машина могла просто кубарем скатиться в речку. Тем более такая неустойчивая как ГАЗ-69. Однако поднялись опять на тракт и поехали в сторону Каквинских печей, и дальше по лесовозной дороге в самые верховья Каквы. Проехали около 30 километров и показалась река уже много уже, чем ниже по течению, и мы спустились по берегу чуть выше мостика. Развели костёр, согрели чаю, поужинали. Темнеет осенью рано, и мы уже через пару часов в болотных сапогах пошли вверх по реке. Прошли около километра вверх, но закололи всего по паре хариусов. Вернулись к машине и до утра просидели около костра. В пять утра начался рассвет, и на речку опустился густой туман. Решили ехать домой. Завожу машину – стартёр работает, а машина не заводится. За полчаса посадил аккумулятор, и пошли на дорогу искать машину, чтобы завестись с буксира. Перед этим я открыл капот, чтобы солнце подсушило электрохозяйство. Стояли целый час, но ни одной машины не прошло ни в одну сторону, ни в другую, а солнце уже хорошо грело. Вдруг Павел Семёнович вспомнил, что в таких случаях, когда искра слабая, то шофёры делают перемычку, и искра усиливается. Пошли к машине, он приставил железку, я на стартёр – и о, чудо! Машина завелась! Что там сыграло свою роль – перемычка или подсохшие провода – сейчас уже не выяснить. Но стоять бы нам пришлось там долго, если бы ждали проходящие машины. Там идут в основном лесовозы с длинными сцепами.
Нашим непосредственным куратором с 1960 года, т. е. непосредственно со времени переподчинения партии из Северной экспедиции в Североуральскую, был главный геолог экспедиции В.Я. Новицкий. Он был переведён в Североуральск из Карабаша в это же время, так как после преобразования Североуральской бокситовой экспедиции в комплексную возникла потребность в специалистах более широкого профиля, а были только геологи по бокситам. Допекал он сильно своими идеями, коих у него спонтанно рождалось великое множество. Я это ещё заметил в 1960 году, но тогда он на меня напрямую не выходил ввиду моего низкого положения в служебной иерархии. Сейчас же в некоторых вопросах технологии выход у него был прямо на меня. Как-то, находясь у нас на участке, он стал мне рассказывать, что во время бурения происходит истирание мягких медьсодержащих минералов, и они не попадают в опробование. Поэтому общая картина запасов искажается. Я возразил с тех позиций, что это явление может происходить только в случае, если керн в колонковой трубе крошится на части, а части трутся друг об друга. Но этого у нас не замечалось, т. к. медная руда имела приличную крепость 9 по шкале Мооса, да ещё и при алмазном бурении. Он не стал продолжать этот разговор и вернулся домой. Однако через две недели из экспедиции привезли приказ, где нас обязывали организовать сбор шлама на одной буровой. Но как организовать этот сбор – ни слова. Мы с начальником обратились к Ривкиной В.А., Атаеву А.Я. с просьбой конкретизировать или отменить этот приказ. Но оба они не захотели это делать и только пожимали плечами в том смысле, что они не могут отменять требования главного геолога.
Пришлось срочно что-то придумывать. Из бочек нарезали ёмкости по 50 литров, приварили им дно и патрубки сверху по касательной и вкопали три таких ёмкости в линейку под одной из буровой. Все их соединили шлангами между собой и со сливом промывочной жидкости из скважины. Получилось что-то вроде безнапорного гидроциклона, т. к. врезка патрубков по касательной создавала лёгкое вращение жидкости. Шлам помалу начал осаждаться в центре ёмкостей, и его по мере накопления раскладывали по мешкам. Когда набрали около 50 килограмм, то отвезли его в экспедицию в химлабораторию для анализа. Об этом я тут же сообщил В.Я. Новицкому. Тот принял к сведению. Через месяц был в экспедиции и спросил у заведующей химлаборатории Сигаловой М.З.: "Каковы результаты анализов нашего шлама?" Она сильно подивилась моему вопросу и сказала, что ей никто не давал никакой команды по поводу этого шлама. Однако, все разговоры на эту тему полностью прекратились.
В 1966 году летом я поговорил со старщим геологом партии Сёмкиным Г. по поводу трудоустройства Миши Катина, который готов был выехать из Саранпауля на работу к нам. Он с удовольствием готов был взять опытного инженера-геолога на должность участкового геолога на Валенторку. Вакансия была, и экспедиция дала Катиным вызов на перевод. Они приехали быстро, и у них уже была дочь в возрасте 5 лет. Квартиру дали сразу и Мишу отправили на участок, а Нэля работала на камералке. Однако, через три года их опять потянуло на Север. Тем более, что Саранпаульская экспедиция была снова возрождена, и начальником её стал Каменев В.М., с которым мы с Катиными и начинали работать на Хобею. Чуть позднее им дали комнату в Тюмени в доме старой постройки на ул. Минская.
В 1967 году вдруг пришла новость, что на Североуральском бокситовом рудник задумали начать разработку открытым способом Тотинского месторождения бокситов, но только до уровня грунтовых вод. Соответственно, нам тут же дали задание провести доразведку и уточнить запасы. Для геологического сопровождения этих работ нам прислали геолога Струлёва Сергея Григорьевича, который когда-то занимался этим месторождением. Это уже был пожилой человек, очень приятный в общении и много знающий. Он написал геологическую часть проекта, я техническую, а Бондарев С.Е. составил смету. Поехали со Струлёвым С.Г. защищать проект в Уралгеолуправление. Там между делом он взял меня за рукав и повёл в какой-то кабинет, сказав при этом: "Пойдём, я тебя познакомлю с Каржавиным Н.А.!" Кто такой Каржавин, мне объяснять было не нужно. Ещё со школы я знал, что он был первооткрывателем бокситового местрождения "Красная Шапочка" и всего бассейна, лауреат Сталинской премии. Николай Акимович оказался уже пожилым человеком в возрасте за 70, с белой головой. Манера разговора была совершенно естественной, свободной. Поинтересовался у меня о делах в партии и сказал, что сам в молодости работал техруком партии и знает, что это такое. В конце пожелал нам удачи в делах. Меня поразило, что он, будучи легендой в геологии, одновременно был так прост в общении.
Объём бурения на Тоте планировался сравнительно небольшой, и мы его собирались выполнить двумя буровыми бригадами за год. Бурение планировалось проводить станками ЗИФ-650 "всухую", т. к. применить промывку подвозной водой было невозможно из-за полного поглощения жидкости в скважинах. И эти бригады как раз закончили поисковое бурение на Симоновом Зимовье и вокруг. Ещё во время написания проекта мне в голову пришла мысль о применении сжатого воздуха для продувки во время бурения по примерной аналогии с моим опытом работы на бурении скважин на воду в с. Всеволодо-Благодатском. Эта мысль меня не покидала и в процессе времени она превратилась в техническое решение. Из бурового тепляка убирался насос, а на его место ставился компрессор КСЭ-3М. Размеры приводных шкивов подбирались по расчёту, чтобы обороты компрессора не превышали технически допустимые. Этим методом бурения решалась и попутная задача – при достижении скважиной водоносного горизонта она начинала работать наподобие эрлифта, и бурение прекращалось. Возникало одно "но" в этом решении – мы не имели скважинного превентора для отвода воздуха из скважины. Поделился своими соображениями с главным инженером экспедиции А.Я. Атаевым. Он всё одобрил, только сказал, что это дело надо согласовать с геологической службой. Наши геологи в партии против этого дела стали возражать, ссылаясь на то, что известняковая пыль будет попадать в боксит и исказит результаты опробования. Тогда я пошёл к старшему геологу экспедиции по бокситам Гуткину Ефиму Самуиловичу. А он не был ретроградом – и разрешил.
Тогда мы со старшим механиком партии Егоровым Л.Г. тут же приступили к перемонтажу одной установки, а вторую решили оставить на "сухом" бурении для сравнения. Он поехал на Центральный разрез г. Карпинска и привёз оттуда компрессор. Размер приводного шкива я рассчитал, и завмастерскими Дорогов В.В. его выточил. Удалось быстро ввести буровую в эксплуатацию. Бурение с продувкой показало отличный результат. Скорость бурения в несколько раз превосходила бурение "всухую", и буровая бригада бурила на 150% плана, а остальное время отдыхала, т. к. боялись, что им сразу поднимут нормы выработки. От сжатого воздуха, выходящего из скважины спасались тем, что набрасывали мокрые тряпки на устье скважины и отверстие в полу тепляка. Было вполне терпимо, т. к. расход воздуха был всего 3 куба в минуту, а давление до 5 атмосфер.
Осенью этого же года как-то поехал в Краснотурьинск и зашёл в овощной магазин. Мне дома сказали, что туда завезли большую партию свежих маленьких огурчиков сорта "Муромский" по цене 30 копеек за килограмм. Решил их посолить в бочонки и взял 2 мешка. Один мешок привязал на багажник, второй – на бензобак. В магазине купил два маленьких бочонка из под селёдки, хорошо их пропарил нагретыми камнями и стал туда складывать огурцы для посола. Где-то я нашёл рецепт, что их надо рядами ставить вертикально, и каждый ряд прокладывать специями. Не пожалел времени и ставил каждый огурец – специй наросло на огороде полно. Спустил бочонки в подвал и залил рассолом строго по рецептуре. Был уже самый конец октября, и в подвале было очень прохладно.
Рис. 4: Автор, Гуткин Е.С., 1976 г.
Через неделю к нам с проверкой прибыл горнотехнический инспектор Н. Рахманов. Это был очень крупный, сильно пожилой мужчина, бывший управляющий треста, которому надоело сидеть на пенсии. Мне он нравился тем, что по мелочам не придирался, а всегда говорил: "Ребята! Решайте это дело сами, но по-инженерному!" Мы с ним съездили на Тотинский участок и к обеду уже вернулись, так как это было недалеко. Позвал его домой откушать чем Бог послал. Жена натушила огромную кастрюлю картошки с мясом. К ней-то я как раз и достал из погреба большую миску маленьких огурчиков. Запах горячего тушёного мяса сложился с непередаваемым запахом специй от холодных малосольных огурцов – это было что-то! Рахманов как попробовал огурчики, так и оторваться не мог. Я попробовал сам и мне они тоже очень понравились – хрустели на зубах, соли было в меру, а запах специй разжигал аппетит. К слову сказать, позднее я много раз солил огурцы, но таких вкусных не получалось. Видимо, в этом случае сложилось много факторов – хороший погреб, прохладное время и свежие, качественные огурцы. Тут подошёл начальник партии Киселёв В.С. и посидел немного с нами, потом зашёл Миша Катин, и все гости очень высоко заценили огурцы. Рахманов их скушал очень много – если не ведёрко, но немного меньше.
Ещё о засолах. Как-то в наш геологический магазин завезли свежую, очень жирную сельдь. И нам дали рецепт как её посолить дома. Взяли ведро и посолили со специями. Получилось очень вкусно. За раз человек свободно съедал по селёдке, хотя из магазина одну крупную сельдь скушать за присест очень трудно.