Художник Арсений Ашеулов
© Елена Ковалёва, 2018
ISBN 978-5-4483-5253-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Главная героиня романа Школозавра, или Лиля Туба, как она себя называет, является по семейной легенде потомком декабристов. Она живет в маленьком сибирском городке, в закрытой школе-интернате. Лиля пишет роман в Интернете, и основное действие читатель воспринимает с ее слов. Лилина школа- интершулеум – располагается в здании бывшего Дворянского собрания и имеет много входов, коридоров, лестниц и холлов с балконами. На первом этаже правого крыла здания школы расположен изолятор медпункта, являющийся порталом для «хороших» (ангелообразных) и «плохих» (жабоподобных) пришельцев. Некоторые главы этой детективной истории пишет Лилин помощник, которого она называет «один человек» – эти главы помечены звездочкой (*)…
Введение
Зовут меня Лиля. Прозвище Туба. Мне 14 лет. Я живу в интершулеуме для детей «с особенностями развития». «Интершулеум», как сказал мне «один человек», в переводе с немецкого означает что-то вроде школы-интерната закрытого типа. В интершулеум иногда приезжают гости, особенно на праздники, но обычно тут мелькают одни и те же лица. По документам мы, воспитанники интершулеума, называемся умственно отсталыми, но чаще нас дебилами или идиотами называют. Я не знаю, может, мы и, правда, дебилы: учиться не хотим и ведем себя плохо…
Начну по порядку. Интершулеум наш выглядит, как обычная школа, только это школа с круглосуточным пребыванием детей. Персонал – воспитатели, повара, медики – тут только работают, а вечером уходят домой. Ночью у нас дежурят няни, медсестра и вахтер. Ночные (так здесь чаще всего называют нянь) нас спать уложат и сами до утра спят, ведь опасаться особо нечего. Дверь на каждый этаж своим ключом закрывается, только под нами, у мальчишек на втором этаже, дверь с обратной стороны закрывают на швабру, потому что замок сломан.
У каждого из ребят, проживающих в интершулеуме, своя история. У кого родители пьют, у кого умерли, у кого в тюрьме. От кого-то еще в роддоме отказались… Мы не любим про это говорить и стараемся поменьше об этом думать. Некоторым везет – мать, например, пить бросит и заберет ребенка домой, или из тюрьмы родителей выпустят. Иногда детей усыновляют. Я не хочу, чтоб меня усыновляли. В соседнем городе мои бабушка с дедушкой живут и сестра – она в детском доме для нормальных детей находится. Ее Лиза зовут. Я Лиля, а она Лиза. Она старше меня на два года. Бабушка говорит, что мы по дедушкиной линии потомки дворянского рода. Фамилия у нас известная, наш пра-пра-пра-пра-пра… дедушка за народ перед царем заступился, и за это его с другими такими же, как он, дворянами царь сослал в Сибирь. Лишил всего имущества, с семьями разлучил. Только некоторым женам декабристов разрешено было в ссылку за мужьями последовать к нам, в Сибирь. Вот так моя пра-пра-пра-пра-пра… бабушка приехала из Петербурга к моему пра-пра-пра-пра-пра… дедушке, а он там в кандалах со своими товарищами на рудниках работает. Я не очень в эту историю верю, просто фамилия у нас такая же, как у одного декабриста. По этой фамилии мне и прозвище дали. У нас в школе всем прозвища дают – и детям, и взрослым. Узнала как-то наша директорша, что старшаки (старшеклассники значит) всему персоналу клички дают, вызвала их к себе в кабинет, такой разнос дала! Тому, кто ей кличку придумал, «резиновый» укол сразу впендюрили, остальных на первый раз простили. Ну, как скажите, ей прозвище не дать, если оно само на язык просится? Теперь уже можно написать – директорша наша уволилась и уехала в Сан-Франциско вместе со своим котом. Фамилия у нее Жабовицина. Думаю, тут все понятно. Мне не жалко ее обидеть и вообще никого не жалко, ведь и нас тут никто не жалеет, просто боюсь, если телефон заберут и прочитают мой роман (а я свои записки романом называю), то меня в другой интершулеум переведут, где даже на улицу не выпускают – сидишь целый день в холле на диване и телевизор смотришь. Из-за этих прозвищ много неприятностей было, поэтому старшаки запретили ими пользоваться и сказали всех воспиток (воспитателей) мамами называть, или по имени-отчеству. Друг друга мы спокойно кличками называем. Я – Туба, друзья мои – Круглый, Батяня и Филиппок. Все это фамилии переделанные. У некоторых прозвища по именам или каким-нибудь другим признакам. Мне, если честно, тоже не очень нравится на прозвище откликаться, но такие у нас негласные правила.
Пишу свой роман я обычно по ночам, набираю его в телефоне. Экран светится, видно хорошо. В школе все спят, никто за тобой не следит. Сегодня я долго не могла начать записи – сначала Ташка стала плакать, потом девчонки в соседней комнате разборки устроили… Стены в интершулеуме тонкие, каждый вздох слышен. Ташка часто плачет по дому, не отвыкла еще. Привезли ее, вытащив из горящего дома, и была она, как зверек затравленный – маленькая, голодная и говорить совсем не умела, хотя ей уже 12 лет исполнилось. Сейчас получше разговаривает, хотя иногда понять ее все равно трудно. И ест больше всех – наголодалась! Я все удивляюсь, как в нее столько влазит! Про «резиновые» уколы я позже расскажу. А сейчас хочу одну фантастическую историю вам поведать… может, не все мне поверят, но это чистая правда! Хотя я и сама в этом иногда сомневаюсь… В интершулеуме я об этом никому не рассказываю – засмеют!