II. Какой быть философии?
Характерной особенностью человеческой истории является развитие трех социальных феноменов, обусловленных интересами мыслящих, верящих и действующих индивидов. Мышление человека связано с обобщенным отражением реальности и решением тех или иных задач, с его научно-технологической деятельностью и образованием, вера — с повседневными ожиданиями людей, формирующими ход будущих событий, с убежденностью в осуществление этих ожиданий, а действия — это взаимоотношения между человеком и его окружением, обусловленные существующим воспитанием. Причем, все три феномена – мышление, вера и действие как интеллектуальный, духовный и социальный ресурс определяют виртуальные потенции общечеловеческой эволюции, в рамках которой совместно развиваются и сами эти атрибуты человеческого характера. Во всех трех ипостасях налицо определенный прогресс, хотя прогресс в деле человеческого общения и веры мог бы быть заметнее.
Причина отставания, на мой взгляд, в отсутствии понимания объективных законов общественного и индивидуального развития. И, прежде всего, в отсутствии адекватных понятийных средств, превращающих философию и родственные ей гуманитарные дисциплины в объективное знание, в котором на тот или иной вопрос, подобно естественным наукам должен существовать один, и только один ответ.
Вместе с тем, все попытки философов взвешенно оценить прошлое, получить определенность в понимании настоящего и хотя бы как-то предвидеть будущее общества, а, значит, понять эволюцию мышления, веры и человеческих взаимоотношений пока не привели к успеху. Причем, даже методы естественных наук, с их логическими связями не в состоянии были описать законы взаимодействий между людьми, которые в отличие от естественнонаучных законов обусловлены тем, что наше мышление активно влияет на события, в которых мы участвуем. Оно искажает картину и не позволяет нам присваивать право на абсолютную истину.
Возникла ситуация, когда без четкой и однозначной интерпретации всех социальных взаимодействий невозможно предсказать будущий ход событий. Ни одна из существующих секулярных или религиозных идеологий, практически, не способна убедительно ответить на актуальные вопросы современности, объяснить наше теперешнее состояние, и предсказать, что должно произойти с нами завтра. Не означает ли такое положение, что существующий сегодня плюрализм мнений – это вовсе не достоинство нашего времени, а его недостаток, свидетельство всеобщего непонимания законов истории, доказательство субъективности прогнозов, фактор, обусловливающий возможность глобальной социальной катастрофы?
Такой разброс мнений обусловлен объективными причинами и, прежде всего, различным уровнем развития людей в возрастном, социальном, духовном или интеллектуальном плане. И он предполагает терпимость и к чужим верованиям, и к чужим мнениям. Но эта толерантность вовсе не означает, что каждый по-своему прав, что принятие решений, особенно на государственном уровне, можно доверить или несовершеннолетним детям, или недоразвитым в каком-либо отношении взрослым.
Истина в том, что будущее всего человечества, подобно генетическому коду отдельного индивида, запрограммировано бытием. И зная законы общественного развития, как, зная законы индивидуального развития, мы можем в общих чертах его предсказать. Будущее не трагично, хотя от самого человека, как и от самого человечества, зависит, идти ли ему по предназначенной дороге вперед, или на каком-то из этапов возвратиться назад. Двигаться по этому пути быстро или медленно, оборвать движение по кругу жизни сразу или приближать свой конец постепенно, выбрав для этой цели любой из возможных вариантов.
И в этом плане каждый последующий шаг нашей личной жизни, как и всего человечества, во многом зависит от нас. Но это не веер возможных направлений индивидуального и социального развития, а жесткая необходимость: либо движение по предначертанному пути и выполнение своей вселенской миссии, своего космического предназначения, либо прозябание и последующая гибель. Осмысление индивидуальной или национальной жизни надо проводить не вообще, а в соответствии с движением общечеловеческой истории!
Ставка на приоритетное развитие научного мышления привела только к одному – к диспропорции между образованием и воспитанием. В результате – интеллектуальное развитие человека значительно опередило его духовное и социальное развитие, т.е. его веру и действия как способ общения с миром. Получив прекрасное образование, современный человек, зачастую, остается духовным карликом, недоразвившимся в социальном и нравственном отношении типом. Добившись власти и имея в своих руках гигантский военный и научно-технический потенциал, имея тотальную власть над людьми и природой, такой индивид, зачастую, не может умело ею пользоваться. Значит, современного человека нужно развивать не только в интеллектуальном, но и в нравственном отношении, его надо воспитывать, а, значит, нужно перевести часть денежных средств с образовательных государственных программ на нужды воспитания. Речь идет об обычном воспитательном процессе на основе понимания реальности, а не о создании некой авторитарной системы воспитания.
Вместе с тем, представители гуманитарных наук не сумели найти свежий и объективный взгляд, позволяющий понять действительность и на этой основе предложить современную идеологию, современную веру, и современную мораль. Мы не знаем, в каком направлении идти, как и зачем строить общество, совместимое и с реалиями жизни, и с возможностями биосферы, и с существующими между нами возрастными, национальными, расовыми различиями.
Чтобы решить эти проблемы, на мой взгляд, нужна совершенно новая философия, которая могла бы стать основой объективного мировоззрения. И это новое воззрение на мир призвано научить человека мыслить, верить и действовать в соответствии с теми проблемами, которые ему предстоит решать, и тем временем, в котором ему предстоит жить.
Такая философия возможна, если арсенал наших мыслительных средств пополнить рядом конкретно-всеобщих категорий – сравнительных понятий, лежащих между абстрактным тождеством и абстрактным различием. Благодаря чему многие человеческие взаимоотношения могут быть представлены в виде совокупности форм обмена ресурсами, как это имеет место в конкретных науках. И тогда общественно-исторический процесс может быть осмыслен как коэволюция, как совместное развитие всех форм действия: авторитарных и противоположных им – аллоритарных, всех форм веры: аллотеизма и аутотеизма, всех форм мышления: субъективного и объективного. Аллотеизм – это вера в реальное существование высшей духовной сферы, выходящей за пределы человека, тогда как аутотеизм – — это вера Человека в самого себя, в свой разум и свои силы.
Но оказывается, что сравнительными понятиями люди научились пользоваться задолго до нас в связи с осознанием того факта, что «все познается в сравнении». Именно это обусловило появление в 6 – 7 в. до н. э. необычной формы духовной деятельности – философии, мышление которой отличалось и от мифологического, дологического мышления, и от литературного творчества как филологической, формально-логической формы мышления. Философия сумела вобрать в себя не только духовно-практическое, но, благодаря сравнительным понятиям, – и научно-теоретическое начало, и этим стала выгодно отличаться от предыдущих форм духовной деятельности: от мифологии и литературы. При этом сравнительные понятия, которыми стали выражать свои мысли философы, «заранее продумывали за них почти все»4.
Типологию сравнительных понятий, а вместе с ними и проблему реконструкции древнегреческой философии как конкретно-всеобщего способа мышления, лежащего в основе древней, синкретической науки, предлагаю, вкратце, обсудить в данной главе. И на этом основании подумать: какой может быть современная философия?
Чтобы понять суть вопроса, вначале следует рассмотреть три типа мыслительных средств: классификационные, сравнительные и количественные понятия. При этом классификационные понятия отражают качественное многообразие мира. А пользование этими понятиями характеризует мифологическое и филологическое мышление, представляющие собой первую и вторую ступени осмысления реальности на основе отношений абстрактного тождества и абстрактного различия. Но, если мифология во многом давала фантастическое, дологическое отражение действительности, то литература, шаг за шагом, избавлялась от иллюзорных представлений, давала относительно правильное, логически непротиворечивое, хотя не всегда однозначное и соответствующее фактам описание природных и общественных явлений. Отсюда – и плюрализм мнений.
Философское мышление возникает лишь тогда, когда появляется необходимость в более глубоком осмыслении реальности, в постижении ее как гармонического единства фактов. Эта потребность обусловила появление сравнительных понятий, которые позволяют осмысливать противоречивость мира, его релятивность. Они служат средством выражения гармонии и порядка, самодвижения и самоорганизации бытия: природного и социального. Они дают возможность сравнивать и отождествлять те явления, которые принято было считать различными. И, наоборот, позволяют различать сходное, а, значит, строить все более и более общие теоретические модели мира. Кроме того, они дают возможность рассматривать мир с единых и объективных мировоззренческих позиций, что приводит к взаимопониманию. Все это было не под силу филологическому и мифологическому мышлению.
Поэтому философское мышление можно отнести к третьему этапу в развитии мышления, как более сложному и научному, нежели мифологическое и филологическое мышление, поскольку оно базируется на двух типах понятий – классификационных и сравнительных. Причем, сравнительные понятия не только расширяют арсенал мыслительных средств философии, но, главное, они наполняют ее объективным содержанием, поскольку каждое из этих понятий представляет собой объективную точку зрения на мир, на ту или иную его структуру.
Если же реальность осмысливать посредством трех типов понятий: классификационных, сравнительных и количественных, а, кроме того, на основе множества чисто математических абстракций, то речь идет о действительно научном мышлении, о его четвертой ступени.
Это означает, что на основе способности человека отождествлять и различать ситуации, на основе понимания им различий между качественным, количественным и структурным многообразием мира можно показать развитие мышления от самой простой, дологической его формы к самой совершенной — научному мышлению.
Формы мышления:
1. Мифологическое – дологическое мышление классификационными понятиями.
2. Филологическое – формально-логическое мышление классификационными понятиями.
3. Философское – диалектико-логическое мышление классификационными и сравнительными понятиями.
4. Научное – мышление классификационными, сравнительными и количественными понятиями.
С учетом освоения трех типов понятий, отражающих этапы в развитии мышления, следует рассмотреть учения древнегреческих философов. Однако до появления их теорий мифический Прометей (предвидящий) уже научил людей различать количественное и качественное многообразие мира, т.е. научил их считать и писать. Поэтому на философов Древней Греции легла новая задача – дать людям сравнительные понятия. И они научили людей осмысливать действительность с объективных точек зрения и на этой основе получать соответствующее фактам теоретическое знание. При этом каждая философская школа выбирала свою объективную гносеологическую позицию, т.е. ту точку зрения, с которой и рассматривала бытие.
Так, милетская школа рассматривала реальность с промежуточных позиций. В результате мир был представлен в виде сочетающихся на все лады противоположностей, которые представляли собой «избыток» и «недостаток» того или иного субстрата относительно промежуточного состояния. Тогда как пифагорейцы ту же самую реальность рассматривали с иной точки зрения, с позиции отношений «больше – меньше», т. е. как отношение между величинами, а, значит, сквозь призму соотнесенного. Выбрав за единицу измерения «меньшее», они переходили к числовым отношениям, утверждая тем самым, что «все есть число».
Далее следует рассмотреть концепцию Гераклита, которая приходит на смену первым двум подходам и противостоит им. Гераклит считает, что бытие нужно осмысливать не посредством бинарных оппозиций пифагорейской или милетской школы, а за счет овладения более сложной абстракцией: гармонией «лука и лиры». Эта гармония отражает единство не двух сторон «единого», что можно было отразить при помощи «образа весов» в руках богини правосудия, а четырех, т.е. двух пар противоположностей, сопряженных в одной промежуточной точке. Поэтому гармония «лука и лиры» была специально найдена Гераклитом для наглядного выражения релятивности бытия и его процессуальности. С позиции этой системы отсчета найденная Гераклитом гармония позволяла объяснить реальность как «сходящееся – расходящееся», как некий обмен ресурсами, как взаимный переход из одной формы бытия в небытие и, наоборот, как возникновение нового бытия из небытия.
С этим новым подходом не захотели мириться элеаты – Парменид и Зенон. Они не соглашались также и с другими теориями своих предшественников, с содержащимися в них противоречиями, поскольку осмысливали бытие сквозь призму абстрактного тождества – еще одного сравнительного понятия, обусловившего начало формально-логического мышления. Парадоксы Зенона «Ахиллес» и «Дихотомия» служили анализу гераклитовской модели бытия, анализу гармонии «лука и лиры» как отношению сходящейся пары противоположностей к расходящейся паре. При этом «Ахиллес» служил наглядной моделью «сходящегося», тогда как «Дихотомия» – моделью «расходящегося». В итоге, на основе теоремы Пифагора элеаты «доказали» абсурдность возникновения из «ничего», а, значит, и уничтожения в «ничто», что «доказывало» неподвижность сущего.
Таким образом, учение элеатов обусловило переход от континуальной картины мира к дискретной картине, т. е. к учению Эмпедокла и Анаксагора, а затем уже и к учению об атомах. Их подход был не только началом становления формально-логического мышления, но и первым, самым значительным ударом по философскому мышлению. И, прежде всего, по философии Гераклита как вершине античного диалектико-логического, научного мышления.
Далее следует рассмотреть переход от объективных точек зрения на мир к субъективным на основе положения Протагора о том, что «человек – мера всех вещей». При этом субъективное восприятие мира софистами на основе учения об относительности истины часто приводило к деформации науки и разложению нравственности. Это вызывало тревогу и поиск новых философских решений в области практически-духовных проблем. Но, главное, софисты отходили от объективного осмысления реальности, от науки.
В отличие от софистов, признававших относительность и субъективность истины на основе сравнительных понятий, у Сократа возникает идея найти общеобязательную абсолютную истину. Это означает, что Сократ отвергал не только релятивистский подход софистов, но вместе с ним и сравнительные понятия – соотнесенное и противоположное, с позиции которых можно было получить только релятивное знание. Сократ сторонник абсолютных понятий, отражающих «общее», одинаковое в вещах. У него нет сомнения в реальности «общего», которое он понимает в виде вечных, неизменных сущностей как истинное, идеальное и абсолютное бытие. Будучи врагом софистики, Сократ считает, что каждый человек может иметь субъективное мнение, но истина должна быть одна для всех и выразить ее можно только в предельно общих классификационных понятиях.
Если элеаты положили начало новому направлению в познании – абстрактно-всеобщему способу теоретизирования на основе отношений абстрактного тождества, то Сократ переводит его в общепринятый способ философствования. Поэтому мышление Сократа, как и мышление элеатов, не выходит за пределы формально-логического, филологического мышления, тогда как другие досократики, в том числе и софисты, осмысливали природу и человека не только посредством классификационных, но и при помощи сравнительных понятий, обладая при этом философским мышлением.
Выходит, что с легкой руки Сократа, а затем и Платона, философия как некая синкретическая наука потеряла остатки своего особого понятийного аппарата, превращавшего ее в объективное знание. Тем самым она сделала шаг назад, отступила от философского мышления к филологическому и поэтому стала бесплодной. А ее предмет, напротив, с течением времени приобретал все более сложный и динамичный характер. Именно с Сократа, лица постороннего в науке о природе, но вторгшегося в нее с желанием познать человека, начинается новая деградация всей античной философии, после чего она никак не может оправиться вплоть до сегодняшнего дня. Отступив с позиций конкретно-всеобщего способа мышления на позиции абстрактно-всеобщего способа, философия вырождается в обычную философскую литературу. В то время как конкретные науки пошли далеко вперед. Поэтому становится очевидным, что груз философских проблем, тем более современных, невозможно осилить только тем языком и тем способом мышления, который имеется у философов. Им нужен тот язык, которым пользовались досократики.
Ограничивая Сократа и Платона филологическим мышлением, я несколько упрощаю, поскольку и Сократ, и Платон исследовали бытие и мышление с определенной гносеологической позиции, с определенной точки зрения. А она обусловлена сравнительными понятиями: абстрактным тождеством и абстрактным различием, что уже, само по себе, определяет их мышление как философское. Но эти предельные отношения тождества и различия как раз и ограничивают мышление классификационными понятиями. Делают его формально-логическим метафизическим мышлением.
Все несчастье европейской философии, в том числе и современной, вытекает, на мой взгляд, из попытки вытеснить из познания релятивность и противоречивость реального бытия, из желания поставить на их место мысли чистого разума, обусловленные формально-логическим мышлением на основе предельных отношений тождества и различия. Но если Парменид был первым, кто пошел по пути активного использования предельно общих классификационных понятий, уводящих философию в тупик, то именно с Сократа, а затем и Платона, началось их всевластие, продолжающееся и поныне.
Недостатки сократо-платоновского учения первым увидел Аристотель. И он выступил против платоновской диалектики, которую охарактеризовал как «мнимую мудрость». Аристотель считал, что
диалектика Платона, занимаясь той же областью, что и философия, отличается от нее «способом применения своей способности» и тем самым «подделывается под философию».
Аристотель ясно увидел, что диалектика Платона – это уже не философия.
Аристотель понимает, что в основе познания лежит сравнение вещей друг с другом. Поэтому
«следует найти основные роды различий», которые и будут началами бытия5.
При этом последователи Аристотеля обращали внимание на ту часть его учения, которая опиралась на формальную логику. И совсем не придавали значения тому, что Аристотель дифференцирует различия, понимая их как конкретные различия, которые «различаются от чего-то в чем-то определенном».
Это значит, что, в отличие от Сократа и Платона, Аристотель пользуется не только предельно общими классификационными понятиями – категориями, но и сравнительными понятиями. И он стремится систематизировать и те, и другие, выделяя помимо десяти наиболее общих категорий четыре вида противолежания: противоположное, соотнесенное, противоречащее, лишенность и обладание. Но это как раз и есть те понятия, которые лежали в основе объективного мировоззрения первых греческих мыслителей и которые делали их учение философским и научным! И именно их мы находим в основании почти всех аристотелевских сочинений: «Метафизики», «Физики», «Этики» и др. Но, в отличие от Аристотеля, эти отношения тождества и различия мы называем не видами противолежания, а сравнительными понятиями.
Аристотель не только философ, но и ученый. Его философия – это не только формально-логический, абстрактно-всеобщий способ теоретизирования, но и конкретно-всеобщий, диалектико-логический, в связи с чем философия Аристотеля не только сближается с научным знанием, но и становится с ним в один ряд, будучи основанием конкретно-научного подхода, его логикой. И в этом главное отличие философии Аристотеля от философии Платона и от современного абстрактно-всеобщего способа философствования. К сожалению, Аристотель не был согласен с гераклитовской концепцией обмена, поскольку не понимал циклического движения.
Прошли века фанатичного поиска истины, прежде чем обнаружилась ограниченность формально-логического мышления и пришла пора его философской критики Гегелем и Марксом. Сегодня мы ясно видим, в чем недостаток абстрактно-всеобщего мышления, в том числе и диалектического. Из арсенала мыслительных средств был исключен целый класс конкретно-всеобщих сравнительных понятий, отражающих структурное многообразие бытия, его самоорганизацию и процессуальность! Но ни гегелевская, ни марксистская диалектика, ограничившие себя принципом «конкретного тождества», т.е. «тождеством противоположностей», этого не заметили. Поэтому в философских учениях Гегеля и Маркса даже не был поставлен вопрос о дифференциации этих предельно общих понятий на конкретные различия, обусловливающих логику научного мышления. Зато появилось три наиболее общих закона развития, призванных регламентировать отношения между «противоположностями». Но они не приблизились к пониманию и решению этой проблемы. Тем более, они не решили проблему цикличности бытия.
Отсутствие же в философском языке сравнительных понятий невозможно компенсировать никаким количеством традиционных категорий – классификационными понятиями предельной общности. Поэтому философию Аристотеля, и, прежде всего, ту ее часть, в которой используются сравнительные понятия, можно с полным правом рассматривать в качестве завещания всем грядущим поколениям людей, завещания, которое по сей день так и не нашло своего адресата6.
В итоге, можно четко выделить два направления, сложившихся в древней европейской философии: ионийско-аристотелевское и элейско-платоновское, в основании которых лежат два совершенно разных способа мышления. Первый – это конкретно-всеобщий, диалектико-логический способ, опирающийся на весь спектр классификационных и сравнительных понятий. Метод конкретных наук, позволяющий осмысливать мир не вообще, а с определенных объективных точек зрения, обусловленных теми или иными сравнительными понятиями. А еще лучше, со всех доступных субъективных и объективных позиций, обусловленных всеми видами противолежания. Второй – это абстрактно-всеобщий, метафизический способ, в основе которого лежат, в основном, наиболее общие классификационные понятия, используемые в границах формальной логики. Таков метод современного гуманитарного знания и современной философии, в связи с чем, ее часто определяют как «систему наиболее общих понятий о мире и человеке».
Поэтому на вопрос, является ли философия наукой, мы отвечаем: да, если философия будет стоять на ионийско-аристотелевских объективных точках зрения. В противном случае говорим: нет! Философия – это не наука! Она может быть талантливой и даже гениальной литературой, но не более того, ибо во многом отражает субъективное, формально логическое мировосприятие человека.
До сих пор философам так и не удалось создать общезначимую и общепризнанную науку – «первую философию», в том смысле, в каком ее понимал Аристотель и какой ее хотели видеть Гегель и Маркс – объективной и научной основой современного мировоззрения, логикой науки.
Истина в том, что реальность многообразна не только качественно и количественно, что нашло отражение в классификационных и количественных понятиях, она также структурирована. И это структурное многообразие бытия можно понять и выразить в гуманитарном знании лишь посредством сравнительных понятий. Причем, не только за счет четырех аристотелевских видов противолежания, но и за счет бесконечного множества отношений, лежащих между абстрактным тождеством и абстрактым различием. Начало этого ряда, а также порядок появления в нем других сравнительных понятий, отражающих этапы развития науки, можно отразить следующей парадигмой познания:
Интегральная парадигма познания
На мой взгляд, этот ряд представляет собой интегральную парадигму познания, которая отражает поступательное развитие конкретно-научного знания. И знание шло в направлении от познания тождественных свойств реальности к познанию единства все более далеких различий, от познания самых элементарных процессов ко все более сложным. Таким образом, выбирая исходную парадигму познания как исходную и объективную точку зрения на мир, развивались все конкретные науки, свидетельствуя лишь о том, что научное познание мира возможно только с определенной конкретной точки зрения или точки отсчета.
Сегодня в гуманитарной сфере возникают все новые и новые науки и научные дисциплины. Реально это не прибавляет знаний о мире, поскольку дело не в отсутствии еще одной, нужной дисциплины, а в отсутствии нового видения и в отсутствии адекватных ему понятийных средств в уже имеющемся знании фактов. Поэтому возникает необходимость хотя бы вкратце рассказать о понятиях той логики, которая является основанием всей общенаучной рациональности.
Так, под «противоположным» следует понимать не любые различия, как это имеет место в современном философском мышлении, а строго определенные. Это отношение между «избытком» и «недостатком» того или иного субстрата относительно положения равновесия, которое можно отобразить посредством качающихся чашек весов. В том случае, когда «весы» приходят в положение равновесия, «недостаток» компенсируется «избытком», а это означает, что «противоположное» вырождается в «тождественное», и – наоборот.
Тождественное – это частный случай, вырожденное состояние двух противоположных свойств. Примером противоположностей могут служить плюс и минус в электричестве, мужское и женское начало в живой природе, две меновые или две потребительные стоимости, имеющие место в процессе обмена товаров, горячее и холодное и др. То же самое касается и соотнесенного, частным случаем которого, вырожденным его состоянием, является отношение тождества. Примером соотнесенного является отношение «больше – меньше», «выше – ниже» и т. п.
Что же касается «ортогонального» нижнего ряда, то оно выражает такое отношение, когда в «едином» сопрягается не два, а четыре различия, связанные между собой попарно в виде двух пар противоположностей. В качестве примера можно привести отношение между старой и новой парами противоположностей в любом циклическом процессе. По мере того, как одна пара противоположностей обесценивается и сходит к нулю, другая пара, смещенная относительно первой по времени на четверть периода и расположенная на воображаемом рисунке под прямым углом к первой, достигает в своем развитии максимального значения. А это означает, что в предельном своем состоянии система четырех различий вырождается в два различия: «противоположное» представляет собой частный случай «ортогонального».
Конкретными примерами ортогонального являются электричество и магнетизм, потенциальная и кинетическая энергия, суточные и сезонные пары противоположностей, старая и новая пара общественных классов, отцы и дети как старое и новое поколение. Более сложные процессы действительности требуют и более сложных сравнительных понятий, расположенных в интегральной парадигме познания вслед за понятием «ортогональное». При этом каждое сравнительное понятие является частным случаем, вырожденным значением следующего за ним более сложного отношения.
В данной книге не ставится задача осмысления сложных процессов действительности. Поэтому рассмотрим одно из самых простых явлений. А это обмен ресурсами – такое циклическое движение, в котором на смену одной паре противоположностей приходит другая пара. В обществе это можно наблюдать в виде обмена стоимостей, когда на смену двум меновым стоимостям приходят две потребительные стоимости, на смену одному поколению мужчин и женщин приходит другое поколение, а на смену одной паре общественных классов приходит другая пара классов и т. д.
При этом хочу подчеркнуть, что меновые и потребительные стоимости не являются противоположностями, как их в свое время обозначил Маркс. Это различия совсем другого рода, они ортогональны, поскольку по времени смещены относительно друг друга не на половину, а на четверть периода. Поэтому на рисунке, если мы захотим его нарисовать, они должны быть расположены под прямым углом по отношению друг к другу. То же касается отцов и детей, противоположных классов новой и старой формаций, которые не противоположны по отношению друг к другу, как принято сегодня считать, а ортогональны. Не все, встречающиеся в природе и обществе различия, можно называть противоположностями.
Графически процесс обмена можно изобразить четырьмя взаимодействующими стрелками, расположенными по отношению друг к другу под прямым углом. При этом одна пара стрелок направлена к центру и обозначает процесс компенсации противоположностей, процесс их взаимного уничтожения, это сходящаяся пара. Тогда как другая пара стрелок направлена от центра и обозначает декомпенсацию, т.е. возникновение противоположностей – расходящаяся пара.
Но, несмотря на одинаковую структуру всех социальных обменов можно четко выделить четыре их формы: тираническую, крепостническую, буржуазную и мессианскую7. Мы не можем описать их количественными параметрами, но они ясно отличаются друг от друга. Причем, первые две формы меновых отношений следует отнести к авторитарным отношениям, отношениям господства, тогда как две последние – к аллоритарным – либеральным отношениям ненасилия. Этими понятиями хочу подчеркнуть еще одну важную особенность. А именно: изменение направления взаимодействий при переходе от первых двух форм обмена ко вторым. Такая зависимость между четырьмя формами обмена, на мой взгляд, обусловлена не только вращением системы ортогональностей вокруг своей собственной оси, но и ее вращением относительно внешней системы отсчета.
Подобное, как мы говорили выше, имеет место в солнечной системе, когда вращающаяся вокруг своей оси Земля вращается дополнительно и вокруг Солнца, которое также находится во вращательном движении относительно следующей, еще более удаленной от нас системы отсчета… Так, видимо, эволюционируют все законы бытия, а не только законы физического мира.
Кроме того, рассмотренные выше четыре формы социальных отношений можно сравнить, например, с четырьмя агрегатными состояниями веществ, которые обусловлены колебаниями атомов и молекул. Однако, несмотря на то, что речь идет об одном и том же процессе, о колебаниях – одно агрегатное состояние отличается от другого: твердое – от жидкого, жидкое – от газообразного, а газообразное – от плазменного. В случае социальных явлений, как и в физических процессах, также наблюдаем отличающиеся друг от друга ритмы: мессианские, буржуазные, крепостнические и тиранические отношения. Во всех этих случаях речь идет об одном и том же – о колебаниях, об обменах. Главное увидеть тождество там, где другие видят различие!
Существенная особенность агрегатных состояний заключается в том, что в одних случаях между атомами действуют силы взаимного притяжения – твердая и жидкая фазы, в другом – газообразная и плазменная – действуют силы отталкивания. Таким образом, эволюция четырех форм обмена – это не только ключевая характеристика социальной жизни, она позволяет отождествить жизнь социума с жизнью всей остальной природы. В социуме, как и в остальной природе, действуют одни и те же структурообразующие законы.
Но между ними есть и существенное различие. Так, в неживой природе обменные процессы затухают, поскольку отдавая «большее», природа получает «меньшее», что обусловливает явление энтропии и регрессивную эволюцию. В живой природе и в обществе тот же самый процесс обмена выглядит иначе. Здесь ситуация такова, что отдавая «меньшее» необходимо получать «большее». Отсюда следует противоположный энтропии процесс, обусловливающий прогрессивную эволюцию.
Выходит, что в неживой природе движущей силой эволюции является стремление к тождеству, а в обменном процессе доминирует «сходящаяся» пара противоположностей. Тогда как в живой природе и социуме движущей силой эволюции является стремление к различию, а в обменном процессе доминирует «расходящаяся» пара противоположностей. Желание человека получить нечто требует от него некоторых затрат, которые он оценивает ниже тех благ, которые хочет получить. На этих различиях между элементарными актами неживой, живой и социальной природы, видимо, и надо строить теорию прогрессивной и регрессивной эволюции.
Поэтому познание социума, как и познание природы, подчиняется поиску тождественного в «различном». В конкретных науках это способствовало возникновению все более и более общих теорий, объясняющих единство физического мира. Отождествление различий и всех форм социальных отношений приводит к пониманию духовного и физического родства всех людей, к формированию на Земле единой цивилизации, к осознанию совместной эволюции природы и человека. В этой связи рассмотрим структуру человеческих отношений как проявление форм обмена любыми ресурсами.
Первая — самая безнравственная, тираническая форма обмена. Именно с нее начинается социальная эволюция человека и самая безжалостная его эксплуатация, она же определяет стратегию борьбы людей друг с другом. В межличностных отношениях ее можно обозначить формулой: «жизнь или кошелек». Это значит, что более активный индивид в обмен на нечто как бы «отдает» менее активному индивиду его же собственную жизнь. Именно на этой форме обмена строится экономика, политика и власть в тираническое время.
Вторая – крепостническая форма обмена обусловлена отношением, которое может быть выражено следующей формулой: «сделай так, не то будет хуже». Как и в первом случае, речь идет о принудительных отношениях, а, значит, об эксплуатации человека человеком. Под угрозой насилия или огромных потерь, например, штрафов, уничтожения имущества и др., человека вынуждают делать то, что хочет от него более сильный индивид. На этом принципе строится феодальная экономика, а, значит, и вся остальная жизнь общества. Сегодня это излюбленный прием абсолютного большинства чиновников СНГ, установивших в своих странах тоталитарно-мафиозные режимы.
Третья – буржуазная форма обмена знаменует собой свободные и справедливые отношения, которые можно обозначить фразой: «даю, чтобы и ты дал». Она обусловливает классическую рыночную экономику Запада, демократию и власть закона. С нее начинается самоорганизация общества, обусловленная свободным обменом ресурсами, в противоположность авторитарному управлению. Переход от второй формы обмена к третьей меняет направление социальных взаимодействий, придает безнравственным отношениям прошлого нравственную форму, переводит авторитарные отношения в аллоритарные, заменяет стратегию борьбы и господства на стратегию сотрудничества. Но этот переворот является, видимо, самым опасным рубежом в истории народов и не многие государства прошлого смогли его пережить.
Четвертая – мессианская форма обмена, как логическое онтологическое продолжение третьей формы, представляет собой более совершенный ее вариант. В отличие от первых двух форм, обусловленных авторитаризмом властвующих персон или элит, и в отличие от третьей, в основном справедливой формы, она характеризуется альтруизмом индивидов, которые умеют сочетать свои личные интересы с общественными.
По мере осмысления преимуществ, получаемых человеком от служения обществу, а это – уважение, слава, почет, повышенный спрос на его деятельность или услуги – будут возникать развитые социально-экономические отношения, зачаточным проявлением которых на Западе может служить «общество потребления». Сформировавшийся там к началу 60-х годов локальный рынок стал образцом для большинства цивилизованных стран мира. Успеха в таком обществе добиваются все работоспособные люди, но наибольшего – те, кто максимальным образом научился удовлетворять потребительский спрос, кто посвятил свою жизнь искреннему служению потребителям.
Недостатком в использовании этой модели рыночного механизма является то, что потребителем становится только внутренний потребитель, а в отношениях между странами действует все та же стратегия конфронтации, все тот же грабеж слабого8, который благодаря обману часто остается незамеченным. Такое же грабительское отношение наблюдается и по отношению к природе, иногда непосредственно, иногда через слаборазвитые страны. Кроме того, одним из крупнейших недостатков этой системы является тот факт, что она позволила эгоистическому мотиву получения прибыли проникнуть во все сферы деятельности. В итоге очень многие люди видят только свои личные интересы и полностью игнорируют общественные, заменяют подлинно человеческие ценности денежными9.
Эти четыре формы обмена как социальные действия, как ступени нравственной эволюции, хотя и в разных пропорциях, существовали всегда в любом обществе. Осмысляя их, мы можем судить о нравственном развитии человека или народа, или даже о нравственном климате эпохи. Гуманизируясь и сменяя друг друга, эти отношения определяют закономерности последовательного, и, хотелось бы надеяться, необратимого развития человечества, его движение по малому и большому кругу жизни. Они позволяют понять, что существует лишь ограниченное число отношений, а, значит, способов преодолевать разобщенность и добиваться единства, солидарности между людьми.