Запад и Русь: истоки противостояния. 3. Еврейство как синоним ростовщичества (Г. П. Катюк, 2016)

3. Еврейство как синоним ростовщичества

Один очень важный вопрос напрашивается в связи с испанским феноменом. Если даже на пике тотальной христианизации и гонений засилье приверженцев Яхве на руководящих постах является неоспоримым, то какими же сильными должны быть их позиции в более далеком прошлом, когда на евреев еще не пало обвинение в убийстве Христа и, соответственно, не существовало мотива в их преследовании? Имеются в виду те времена, когда христианство только начинало поигрывать мускулами или вообще еще не родилось.

В поисках ответа обращаемся к традиционной истории. И что же видим? Как бы вопреки здравому смыслу еврейство не только в раннем Средневековье, но и в дохристианскую эпоху влачит в целом такое же заурядное и даже жалкое существование, как и во времена Крестовых походов. Давнюю и однообразную историю имеют и проявления антисемитизма, в том числе и еврейские погромы. Во всяком случае, именно это бросается в глаза при поверхностном знакомстве с предметом.

Считается, что юдофобия, а равно и гонения на евреев, начались задолго до появления на свет христианства. Их отсчет ведется уже с даты Исхода из Египта (XV–XII вв. до н. э.) Тогда евреи, находившиеся в рабстве у фараона, решили поискать себе лучшей доли и под водительством Моисея и Аарона отправились в Палестину. Собственно, это не было стопроцентным изгнанием, – фараон всячески противился Исходу, – однако признаки гонений налицо. К таковым можно причислить не только униженное положение еврейства в земле Гесем, но и приказ фараона умерщвлять еврейских младенцев во избежание прироста еврейского населения.

Еще одним примером геноцида в отношении почитателей Яхве в дохристианскую эпоху может послужить знаменитое Вавилонское пленение (598–582 гг. до н. э.), в ходе которого царь Навуходоносор II разрушил Первый Храм и переселил в Вавилонию почти все население Иудеи.

Преследовались евреи и в античности. В 38 году произошли антиеврейские выступления в Александрии. Тогда было убито множество евреев, трупы их таскали по улицам. Римский наместник Флакк не стал заступаться за преследуемых. Напротив, он принялся их разоружать вместо того, чтобы усмирять нападавших на них смутьянов.

Как это понимать? Следы древнего могущества присутствуют, но сколько бы мы не углублялись в прошлое, ничего, кроме гонений, с ним несовместимых, не обнаруживается. Выходит, понятие о своей «богоизбранности» у евреев на пустом месте родилось? Как-то не верится в это. О Завете с Богом в качестве объяснения этому лучше вообще умолчать.

Впрочем, историки традиционного толка и на этот раз вывернутся. Каким образом – догадаться нетрудно. Стесненное положение евреев в дохристианские времена они отнесут на счет прессинга со стороны дохристианских же верований. Утверждается, что со стороны язычества евреи испытывали не меньшее, а то и большее давление, чем со стороны христианства. Ни в одной из стран дохристианского мира – будь то Древняя Греция, Рим или эллинистические государства Востока – несчастные изгои не чувствовали себя в безопасности. О монопольном же доминировании во всех сферах жизни, как будто вытекающем из приведенного выше сращивания еврейского капитала с властными структурами, вообще говорить не приходится.

Нетрудно догадаться и об остальном. Я уже не говорю о погромах, но, как и в позднем Средневековье, в античных державах евреи, по мнению историков, удалены от высших должностей; как и в позднем Средневековье, они почти не занимаются земледелием и производством, но в основном торговлей и ростовщичеством.

Некоторые авторы (тот же В. Зомбарт) обнаруживают неодолимую тягу к такого рода деятельности у «гонимых» уже в самом начале их истории, в подтверждение чего приводится следующая цитата из Библии: «Ибо Господь, Бог твой, благословит тебя, как Он говорил тебе, и ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами, а они над тобою не будут господствовать» [Втор. 15:6].

Легко заметить, что все это не решает проблему – проблему наличия у «гонимых» и «бесправных» признаков принадлежности хотя бы в прошлом к привилегированным слоям общества. Ну не могут «проклятый жид» и «почтенный Соломон» уживаться в одном лице! Что же касается торговли и ростовщичества как профессий, будто бы определяющих во все века самое лицо еврейства, то и это не факт. Запрет евреям заниматься любыми другими видами деятельности, кроме указанных, появился только в позднем Средневековье, точнее – в XIII веке. Его, как и ряд других антиеврейских указов, издал тот самый папа Иннокентий III, который был и инициатором Альбигойского крестового похода. Логично предположить, что именно этот запрет и именно в это время закрепил за ростовщичеством статус основной еврейской профессии. А вот с тем, что склонность к нему коренилась в самой еврейской натуре, не будучи связанной с условиями существования, вряд ли можно согласиться. О Божьем волеизъявлении, якобы навеки связавшем судьбу Израиля с данной профессией, также говорить не приходится.

И потом, разве не подразумевает само наличие запрета на профессии то, что до него эти самые профессии были распространены среди евреев? Я имею в виду профессии, не связанные с ростовщичеством. В том, что дело обстояло именно так, можно убедиться, даже не заглядывая слишком далеко в прошлое.

Например, из «Книги путешествий» Биньямина из Туделы (вторая половина XII в.) можно узнать, что в его время евреи еще выступали в качестве крупных землевладельцев. Правда, уже не очень успешных, так как в условиях нарастающей христианизации, во-первых, появилась реальная угроза погромов и конфискации земель, а во-вторых, из-за запрета на использование рабов-христиан возникли серьезные преграды на пути расширения дела. В селении Крисса Биньямин обнаружил еврейскую общину из двухсот семей, которым из-за данного запрета приходилось самим обрабатывать землю. Когда гонения на евреев приобрели массовый характер, им зачастую вообще приходилось бросать свои наделы, и последние за символические суммы переходили в собственность христианских землевладельцев.

Так, всего через пару лет после изгнания евреев из Франции (1306 г.) один христианский помещик приобрел 50 еврейских наделов в процветающей Нарбонне за «смешную» по тем временам сумму в 3957 ливров. А после изгнания евреев из Испании в 1493 году, по свидетельству испанского историка Андреса Бернальдеза, любой желающий мог приобрести оставленный евреями виноградник за кусок полотна или ворох белья.

Для нас эта информация ценна не сама по себе, а прежде всего тем, что указывает на некогда широкую распространенность среди «богоизбранных» профессии землепользователя, не очень вяжущуюся с обликом современного еврея. О каком нерасположении к евреям язычников или даже ранних христиан можно говорить, если они позволили массово выбиться несчастным изгоям в латифундисты?

Выясняется также, что изгои эти вопреки утверждениям историков о действовавшем запрете на использование ими труда христианских рабов или крестьян-колонов все-таки его использовали, причем широко. Ведь собственными усилиями огромные наделы не обработать.

Будь евреи действительно «несчастными изгнанниками», им вряд ли удалось обойти подобные запреты.

О том, что землепользование некогда было весьма популярным еврейским занятием, говорит и тот факт, что в странах Центральной Европы евреи не облагались специальным земельным налогом. Попытки ввести его, конечно, были, но в большинстве случаев евреи их пресекали при поддержке (обратите внимание!) власть предержащих, т. е. королей. Вплоть до латеранского собора 1215 года они не платили также десятину с принадлежащих им земель и церковь длительное время пыталась уговорить их (!) вносить ее хотя бы с земель, купленных у христиан. Собор поставил точку в этом противоборстве, сделав этот взнос обязательным для всех.

«Несчастные изгои», оказывается, пользовались в прошлом привилегиями аристократов.

Также популярными у евреев считались занятия ремеслами – менее респектабельные, нежели землевладение, но не менее прибыльные. Как правило, высокими профессиональными навыками в этом деле обладали еврейские выходцы из Северной Африки и Ближнего Востока. Они par excellence и составили класс европейских ремесленников. Так, из византийских Фив, – центра производства шелка, – после их захвата неаполитанским королем Роже II в 1147 году были вывезены в Южную Италию евреи – специалисты в шелководстве, где ими была создана процветающая шелковая промышленность.

Весьма распространенным среди европейских евреев было ремесло красильщика. В Бриндизи Биньямин из Туделы встретил десять евреев-красильщиков. В Неаполитанском королевстве также имелись евреи-красильщики, судя по тому, что там была известна краска, которую называли «еврейской».

Не покладая рук трудились евреи и в сфере ткацкого производства, доминировали в отраслях пошива и ремонта одежды. Профессия портного еще и сейчас является актуальной для потомков Авраама. Дополнительным стимулом к ее распространению в их среде послужили занятия ссудным делом. Одежду, которую приносили в качестве залога, в случае невозврата ссуды требовалось продать. Отсюда – необходимость ее приведения в надлежащий вид, требующая определенных профессиональных навыков. Скупка и перепродажа подержанных вещей явилась продолжением данного рода занятий. Тем более что христиане не ввели здесь для евреев ограничений.

Были популярны среди евреев и другие ремесла. В Кельне, несмотря на запрет заниматься стекольным делом, евреи все же его не оставили. Дело в том, что кроме них там некому было этим заниматься в силу отсутствия квалифицированных стеклодувов-христиан. Во Франкском государстве VII века о евреях-стеклодувах нет прямых сведений. Зато имеются упоминания о греках-стеклодувах, которые хвастались, что могли производить стекло столь же качественно, как евреи.

Вообще евреи лидировали во всех видах ремесел. В Испании, в небольшом городке Вальдеоливас близ Куэнки, среди двадцати еврейских семей было трое портных, один ткач, шесть сапожников, кузнец и один странствующий ремесленник. В г. Талавера-де-ла-Рейна из 168 наиболее зажиточных евреев незадолго до Альгамбрского декрета 1492 года было 13 корзинщиков и трое ювелиров. Кроме того, здесь же относительно безбедно проживали кузнецы, сапожники, портные и шорники еврейского происхождения. До 1412 года в Кастилии и Арагоне преимущественно евреи занимались такими ремеслами, как цирюльничество, ветеринарство, скорняжное дело, пошив белья и чулок, торговля старьем. Об этом можно судить по появившимся как раз в это время запретам на эти виды деятельности для евреев. Примечательно, что запреты эти не помешали издавшему их антипапе Бенедикту XIII держать у себя еврея-переплетчика, двух писцов на иврите и еврейскую швею-прачку.

А еще в христианском мире тех времен ценились евреи-аптекари и врачи.

О доминировании потомков Авраама в сфере ремесел свидетельствует такой, например, факт. Когда в 1492 году указ об изгнании испанских евреев был распространен на Сицилию, власти Палермо и других городов острова активно воспротивились ему. По их мнению, исполнение указа могло привести к коллапсу хозяйственной жизни региона из-за нехватки товаров и услуг, традиционно поставляемых евреями – монополистами в данных сферах. Сообщалось, что коллапс мог возникнуть в таких отраслях, как подковывание лошадей, обработка земли и оснащение флота, особенно зависящих от поставок евреями металлических изделий.

В мусульманском мире ремесла также были чуть ли не исключительной привилегией евреев. Арабский автор аль-Джахиз свидетельствует, что в Египте, Сирии, Вавилонии на рубеже первого и второго тысячелетий евреи составляли большинство среди красильщиков и дубильщиков кож. А в Персии и Вавилонии евреями было подавляющее количество цирюльников, сапожников и мясников.

Еще один арабский автор, Мукаддаси, отмечал, что «большая часть сортировщиков зерна, красильщиков, ростовщиков и дубильщиков – евреи, тогда как врачи и писцы – обыкновенно христиане». В документах Каирской генизы насчитывается 265 ремесел, представленных евреями, что опровергает устоявшийся миф о природной тяге «богоизбранных» исключительно к торговле и ростовщичеству. Те же документы выявляют более высокий процент евреев – ремесленников (38,4 – 52,1 %), в сравнении с евреями – торговцами и процентщиками (17,3 – 37,5 %), что опять-таки не свидетельствует в пользу данного мифа.

Лишь в XIII веке начинают появляться признаки превращения еврейства исключительно в финансовую империю. Запрет на профессии, введенный Иннокентием III, был не единственным катализатором этого процесса. Еврейство и раньше вытеснялось из многих сфер хозяйственной жизни, и понтифик лишь оформил этот процесс законодательно. Однако без кое-каких сопутствующих факторов превращение не состоялось бы. В 1179 году католической церковью был принят закон, запрещающий христианам заниматься ростовщичеством. Он-то и стал таким фактором. Поскольку почитателей Яхве, как иноверцев, этот запрет не касался, он создал для них ту, чуть ли не единственную, нишу, в которую без опаски могли устремиться их таланты.

Сказать, что евреи не замедлили этим воспользоваться, было бы несколько некорректно. Они и раньше этим занимались, причем весьма успешно. В «Электронной еврейской энциклопедии» можно найти сведения, опирающиеся на некие папирусы из Элефантины, о том, что еще в V в. до н. э. ссудное дело было широко распространено среди евреев. Просто с введением запрета на профессии оно стало едва ли не единственным способом выживания, превратив еврейство в синоним ростовщичества.

Пришлось, правда, приспособить к этому Талмуд, который, как и христианское Писание, не приветствовал данный вид заработка. Особенно неодобрительным было отношение к нему в библейские времена. Некоторые пророки, например Иезекииль, приравнивали ссудное дело к таким преступлениям, как воровство, прелюбодеяние и даже убийство. Впрочем, уже во Второзаконии наметилась линия на смягчение столь строгих оценок: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого… иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост». [Втор. 23:20–21][25].

То есть взимание процента с нееврея преступлением (даже моральным) не считалось.

В дальнейшем, уже в раввинистическую эпоху, этот подход возобладал и перед ростовщичеством открылись по-настоящему широкие перспективы. С XIII по XV в. доходы от этого вида бизнеса были едва ли не единственным средством существования еврейских общин.

Следует подчеркнуть, что даже в этот период не прекращалась работа по легализации и оправданию этого занятия, ибо как тогда, так и позже оно воспринималось неоднозначно даже с учетом того, что процент взимался лишь с иноверцев. Многие испанские каббалисты XIII века, например, Хасидей Ашкеназ, выражали беспокойство по поводу растущего участия евреев в подобных, как они считали, недостойных сделках. Частичное оправдание им находили в том, что ссуды предоставлялись не беднякам, а лишь привилегированному сословию, как, собственно, и предписывал Талмуд.

Были найдены и другие способы избежать обвинений в лихоимстве. Например, взимание процента допускалось в том случае, если было вынужденной мерой, т. е. если не оставалось иных способов поддержки существования. Однако до конца подспудная неприязнь к взысканию лихвы так и не была преодолена. Даже сейчас еще некоторые богобоязненные иудеи при совершении подобных сделок произносят слова покаяния[26]. Это лишнее подтверждение той мысли, что склонность к ростовщичеству не являлась врожденной чертой еврейского характера и была выработана под давлением обстоятельств.

Что из всего этого можно извлечь? То, что сугубо финансовая деятельность евреев в дохристианскую эпоху была во многом эфемерным отражением событий Средневековья. На самом деле древний мир являет примеры более широкой и качественно иной сферы приложения еврейских талантов. Похоже, там следует искать и наиболее глубинную причину антисемитизма, ибо ростовщичество, выдвинувшееся на первое место в списке еврейских профессий в Средневековье, таковой являться не может. Оно – следствие антисемитского запрета на профессии и к дохристианской эпохе имеет не самое прямое отношение. Неудивительно, поэтому, что «юдофобы древности никогда не бросали евреям прямого обвинения в ростовщичестве», чему не перестают удивляться те авторы (Блудау), которые эту профессию считают родовой меткой потомков Авраама[27].

Впрочем, ростовщичество даже в христианскую эпоху не могло породить антиеврейских настроений. Да, оно всегда было презираемым делом, и отчасти именно поэтому сильные мира сего предоставляли возможность заниматься им потомкам Авраама. Но можно ли из этого вывести юдофобию? Ведь этим презренным делом занимались и христиане, например, ростовщики Ломбардии и Кагора, но их почему-то не принято ненавидеть, при том что они устанавливали зачастую гораздо более высокий процент по ссудам[28].

Еще один момент. Даже из современного опыта известно, что кредитование возможно только в том случае, если кредитуемый в состоянии отдать долг. Простолюдины, осуществлявшие погромы, не были платежеспособны и уже по этой причине не могли быть клиентами ростовщиков. Стало быть, ненависть их к евреям имела иную природу, нежели антипатия к кредиторам.

Практика средневекового ссудного дела дает убедительное подтверждение этого. Известно, что в большинстве случаев клиентами ростовщиков были состоятельные особы, в том числе члены королевского двора и сами короли. Более того, существовало понятие «каммеркнехтен» (рабы казны), в соответствии с которым евреям предоставлялись определенные привилегии и защита закона. Несмотря на то, что понятие «раб» здесь используется лишь в смысле королевского служащего, оно налагало на того, кто им обозначался, серьезные ограничения. Доходило до того, что даже крепостной банкира приравнивался к собственности короля. Так, когда некто Элиас из Чиппенема, еврей, покинул Англию в 1253 году, прихватив с собой своих крепостных, он был осужден королем Генрихом III за «воровской увод… собственных рабов [короля]»[29].

Собственно говоря, запрет христианам заниматься ссудным делом еще более упрочил уже существующий союз еврейства с властью. Не имея возможности пользоваться услугами христианских ростовщиков, христианские властители вынуждены были прибегать к услугам евреев. Во многих случаях компенсация потерь от невозможности заниматься банковским делом осуществлялась по линии взимания соответствующего налога с евреев, становившихся вследствие этого посредниками в перераспределении доходов в пользу королей и, соответственно, едва ли не первыми людьми в державе. «Придворный еврей», т. е., по сути, королевский казначей был особой, защищенной от ненависти толпы законами и стенами королевского замка. А главное, отсутствовали какие-либо контакты его с простонародьем, могущие спровоцировать эту самую ненависть.

Никак не мог этот аспект деятельности еврейства стать причиной антиеврейских настроений, а тем более гонений. Надо полагать, для Средневековья типичен все-таки религиозно мотивированный антисемитизм, т. е. антисемитизм, вызванный антихристианской позицией почитателей Яхве. Подчеркиваю: только для Средневековья. Для дохристианской эпохи это не характерно. Я уже не говорю о ростовщичестве, но, похоже, здесь другая мотивация, нежели даже иноверие.

Большинство исследователей, впрочем, не видят в этом плане особой разницы между эпохами, усматривая одни и те же причины для гонений на протяжении всей истории иудаизма. Вот что говорит по этому поводу С. Лурье: «Изучение исторического материала приводит нас к выводу, что антисемитизм в древнем мире не только не был менее интенсивен, чем в наше время, но и выражался как раз в таких же формах, как и теперь. Нет ни одного обвинения, бросаемого ныне евреям, которое не предъявлялось бы им уже в древности. Более того, самое развитие отношений между евреями и не евреями – терпимость и ассимиляция, антисемитизм и партикуляризм – в древности происходило в таких же формах, как и ныне»[30].

Варианты мотивации гонений при этом предлагаются разные. Если Лурье объясняет антисемитизм некими национальными особенностями евреев, якобы извечно им присущими, то другие исследователи склоняются все-таки к тому, что именно доктрина иудаизма с содержащимися в ней одиозными моментами вызывала у окружающих народов, – как язычников, так, позже, и христиан, – неприязнь к ее приверженцам.

То есть на первый план выдвигается идеологическая несовместимость с другими конфессиями.

Впрочем, эта позиция недалека от мнения С. Лурье. Нетрудно заметить, что отмеченные одиозные моменты (понятие о богоизбранности, например) связаны с соответствующими национальными чертами евреев. Я имею в виду высокомерие, презрение к иноверцам, склонность к лидерству.

Но послушаем мнения некоторых представителей этого – назовем его идеологическим – направления в определении причин антисемитизма.

Эдуард Майер: «Вместе с еврейством в мир пришел и его вечный спутник – ненависть к евреям (Judenhass). В корне неправильно, как это делают теперь, считать его продуктом новейшего времени или христианства. Уже в псалмах все время говорится о нем. Не их Бог и религия сама по себе были причиной насмешек, презрения и преследований евреев со стороны язычников, но высокомерное убеждение в своем превосходстве, с которым они как единственные исповедники истинного Бога противопоставляли себя всем остальным народам, отрицали всякое соприкосновение с ними как с нечистыми, считали себя выше и лучше их, предназначенными над ними господствовать. Кто не стал через откровение прозелитом, тому евреи представлялись столь же нечистыми и отталкивающими, как и он им. Евреи воспринимали это противоречие с тем большей горечью, что оно казалось им обращением естественного порядка вещей, – поэтому все повторяющиеся требования Суда, Расплаты с грешниками, призывы дня Ягве. Движущей силой являлась здесь жажда мести, а не стремление к постижению тайны Божества. Ненависть к язычникам была обратной стороной стремления их обратить. Поэтому в бессилии современности фантазия все ярче рисовала картины истребления язычников».

Макс Вебер: «Всеобщее распространение „антисемитизма” в античности – факт. Также бесспорно, что это постепенно растущее отрицательное отношение к евреям развивалось параллельно с ростом отрицательного отношения евреев к общению с иноверцами. Античное отрицательное отношение к евреям было в корне отлично от „расовой антипатии”: это показывает, например, грандиозный размах иудейского прозелитизма. Как раз отрицательное отношение самих евреев определяло то, как складывались взаимоотношения. Непривычных и кажущихся абсурдными обычаев было в античности более чем достаточно: не в этом, конечно, была причина. Подчеркнутый отказ в почтении к богам того полиса, гостями которого они были, конечно, воспринимался как оскорбление и безбожие. Но и это не было решающим. „Человеконенавистничество” евреев – это и был, если смотреть в корень, решающий и последний упрек, отрицание совместной жизни, сближения и товарищеского отношения какого-либо рода, даже на деловой почве. Нельзя недооценивать и исключительно сильного отталкивания каждого, стоящего на почве фарисейства, от сотрудничества с иноверцами – момента, экономическое действие которого не могли не заметить их языческие конкуренты. Социальная изоляция евреев, это «гетто» в самом глубоком смысле слова, первоначально было избрано и создано исключительно по собственной инициативе – и со временем все в большей и большей степени …И рука об руку с безоговорочной изоляцией от ритуально нечистых шла страстная работа по вербовке прозелитов».

Т. Моммзен: «Чужеземцами Иудеи всегда были и хотели быть; но чувство отчуждения усилилось и в них самих и против них, до крайности, и из него обе стороны стали упорно извлекать его гнусные вредные последствия. От легких насмешек Горация над навязчивыми Иудеями из Римского Гетто был велик шаг до безусловной ненависти Тацита к этим извергам рода человеческого, для которых все чистое нечисто, а все нечистое – чисто…

Жизнь Иудеев рядом с не-Иудеями становилась все более и более неизбежной и при данных условиях все более и более невозможной; противоположность в верованиях, в законах, в нравах обострялась, и как обоюдное презрение, так и обоюдная ненависть оказывали в обе стороны губительное влияние на нравственность… Это ожесточение, это высокомерие и эта ненависть, в том виде, в каком они возникли в ту пору, конечно, были лишь неизбежным всходом, быть может, не менее неизбежного посева; но оставленное теми временами наследие до сих пор лежит тяжелым бременем на человечестве»[31].

То есть иудейская доктрина якобы изначально содержала в себе тот партикуляризм, ту идеологию отчуждения, которые провоцировали к ней совершенно естественную негативную реакцию и которые впоследствии стали визитной карточкой иудаизма как такового. Обвинения в «убийстве» Христа лишь подлили масла в огонь, зажженный еще в древности.

Но, при всем уважении к классикам, с этим невозможно согласиться. Факты говорят об обратном. Обособленность, презрение к «гоям» есть не что иное, как приметы нового, фарисейского, направления в идеологии иудеев, восторжествовавшего в ней лишь с утверждением христианства в качестве мировой религии.

Причем произошедшая метаморфоза – не какой-то сомнительный, слабо аргументированный «фактик», который можно принимать во внимание, а можно и проигнорировать. Это хорошо прописанный, очевидный для многих эпизод истории. Вот хотя бы: «Однако после отвержения Христа вера еврейского народа претерпела резкое изменение. По существу, ветхозаветная вера и новозаветный иудаизм – это две совершенно разные религии»[32].

Получилось так, что с мнением о неизменности доктрины иудаизма легко уживается знание о происшедшей с ним на рубеже эр трансформации. Как могло произойти в сознании это совмещение несовместимых начал – загадка. Скорее всего, оно и не происходило вовсе. Просто положение о неизменности прилагается к истории иудаизма в качестве предмета для внешнего пользования, а факт трансформации – для внутреннего. Для своих, так сказать.

Таким образом, помимо ростовщичества обнаружился еще один атрибут еврейства, пересаженный историками, сознательно или нет, на древнюю почву. Речь идет об идеологии замкнутости. Зачем понадобился этот перенос, я скажу позже. Сейчас же предстоит выяснить, как и почему произошла эта метаморфоза – превращение «религии для всех» в идеологию узкого круга «богоизбранных».