О роли городского сумасшедшего в истории иврита
Оноре де Бальзак писал в романе «Отец Горио»: «Одним из преимуществ славного города Парижа является возможность в нём родиться, жить и умереть так, что никто не обратит на вас внимания». Элиезер Бен-Йехуда родился не в Париже, а в местечке Лужки Виленской губернии. Умер он вообще в Иерусалиме – столице, на тот момент, британской подмандатной территории Палестина. В Париже он только жил, причём недолго – с 1878 по 1881 год. И за эти три года сполна использовал возможность быть никем не замеченным. Заметили его позже – когда он переехал из Парижа в Иерусалим и выдвинул совершенно сумасшедшую идею.
Он предложил евреям перейти на иврит в повседневном общении. Евреи, услышав об этом, покрутили пальцами у виска – иврит многие, конечно, знали, умели на нем читать и даже писать, но идея обсуждать на нем бытовые вопросы – типа цены на огурцы в ближайшей лавке – не приходила никому в голову почти пару тысяч лет, с тех пор, как население римской провинции Иудея незаметно перешло с иврита на арамейский.
А при чем, собственно, тут Париж? Да при том, что именно в Париже Бен-Йехуда, судя по его собственным воспоминаниям, впервые в жизни побеседовал на иврите. Просто так, со знакомым в кафе. И именно там он написал (причем, на том же иврите) статью, в которой впервые предложил начать использовать иврит в повседневной жизни. Статью, в полном соответствии с высказыванием Бальзака, практически никто не заметил, но ее автор оказался весьма настойчивым.
Из Парижа – одного из центров мира – он переехал в Иерусалим, захолустный город захолустной провинции неуклонно приближающейся к закату Османской империи. Жившие там евреи отлично знали, что иврит – священный язык, на котором негоже говорить о низменном. Приехав в Иерусалим, Бен-Йехуда немедленно шокировал общество, объявив, что будет пользоваться в повседневной жизни только ивритом. И стал настаивать, чтобы в школе, куда он нанялся работать учителем, часть предметов стала преподаваться на иврите. Даже с новорожденным ребенком он говорил только на иврите – чтобы тот стал первым за почти две тысячи лет евреем, родным языком которого будет иврит. Вот тут-то его и заметили.
Большинство, как уже было сказано, покрутило пальцем у виска, решив что речь идет об очередном городском сумасшедшем – а некоторые даже сочли его ниспровергателем устоев. Нашлись, однако, и такие, которые отнеслись к его идеям с некоторым интересом, но отметили наличие весьма серьезной технической проблемы – в святом языке банально не хватало слов. Бен-Йехуда и сам обратил на это внимание – он смог бы объяснить ребенку сложные теологические вопросы, но пока что были актуальны вещи гораздо более простые. Например, слов, обозначающих «куклу» или «мороженое» в иврите просто не было. Проблема была решена в стиле, свойственном Бен-Йехуде – он занялся усовершенствованием правил словообразования и изобретением новых слов.
Бен-Йехуда придумал более двухсот слов, большинство из которых используется в иврите до сих пор. А еще он начал составлять полный словарь иврита. Придумывая же новые слова, он успел охмурить еще нескольких человек, составивших вместе с ним «Комитет языка иврит». Теперь они придумывали слова вместе. А еще они стали издавать еженедельную газету – само собой, на иврите. Через неё они, в частности, знакомили общественность с придуманными ими неологизмами.
Дело продвигалось не особо быстро – в лучшем случае каждые несколько лет им удавалось убедить перейти на иврит примерно одну семью. Но, как обычно и бывает, помогли непредвиденные и напрямую не имеющие отношения к возрождению иврита обстоятельства. В Российской империи прошла волна еврейских погромов, и немалое количество молодежи, уже ознакомившейся с появившейся незадолго до того идеей сионизма, отправилась в Палестину. Где ими и была горячо воспринята идея Бен-Йехуды о том, что иврит – единственный язык, объединяющий все еврейские общины. Неожиданно на иврите заговорило гораздо большее количество людей. Язык распространялся настолько хорошо, что в 1921 году англичане, получившие мандат на управление Палестиной, объявили иврит одним из трех её официальных языков. Бен-Йехуде и его сторонникам пришлось еще более активно заниматься приспособлением языка к реалиям ХХ века. Как это делалось – тема для отдельного разговора.