8
Лето. Москва. Ада
Дима, недолго думая, бросил симпатичную девушку Юлю, ради него готовую на все. С ней было слишком скучно. Казалось, даже его талант загибается под ее любовью. Все разговоры только о семье и ребенке. Скучно, как же скучно, никакого вдохновения, ни одного всплеска, кроме вытягивания клещами из него признаний в любви.
«Ты меня правда любишь?» И эти по-собачьи преданные глаза. Ему на самом деле льстило это и было удобно. Бытовой комфорт она ему обеспечила, да и не особенно лезла с ревностью и разборками на тему: «Где ты был?», подарков не просила, и вообще была девушка, приятная во всех отношениях. Но как Юля плакала, узнав об его очередной измене! Пара заученных фраз и обещаний все бы исправили, и она бы, как всегда, его простила. Но сейчас ему этого не нужно, даже хорошо, что так получилось. Он просто собрал вещи и ушел.
Дима, тридцатидвухлетний журналист, познакомился с Адой на фотовыставке. Приехал туда взять пару интервью в один глянцевый журнал. Все считали, что писал он играючи. Слишком небрежно общался с работодателями, ни за кого не цепляясь, работы брал мало, делал ее очень хорошо и за большие деньги. Многие стремились пригласить его в свои издания, звезды хотели, чтобы брал у них интервью именно он, но Дима предпочитал вольные хлеба. Про него даже (коряво и шаблонно, как ему показалось) написали в одном журнале, что у него «врожденное чувство стиля и умение подать любой материал так, чтобы он нравился любой аудитории». У него были какие-то награды, «Золотое перо» и что-то в этом духе. Однако никто не знал, насколько тяжело ему давалось это «чувство стиля», сколько срывов, алкоголя и бесчисленного количества кофе и сигарет скрывалось за каждой статьей. Кажущаяся легкость была плодом тяжкого труда. Но Дима знал, что оно того стоит, и если за что-то брался, то результат превосходил ожидания. Несомненно, у него был талант, но этот талант стоил ему огромных моральных затрат. Дима действительно «одной левой» мог писать стандартные тексты формата «глянец», но он не хотел сидеть в офисе, радоваться зарплате и выслушивать разносы главных редакторов. Еще ему помогали хорошие книги, их он читал запоем и даже завел специальную тетрадку, куда выписывал понравившиеся фразы и метафоры, которые потом использовал в своих текстах. И, конечно, он был очень эмоциональным человеком с отменным чувством стиля, интуитивно всегда понимал, что и как нужно написать, но сделать это ему было непросто. Он не задумывался, что это нормально: за каждой фразой должна стоять работа. Часто упрекал Юлю в том, что она пресная, слишком правильная, давит на него и мешает вдохновению, иногда изменял ей. Но походы налево не давали ему нужного драйва.
И вот он пришел на эту выставку. И встретил Аду среди больших черно-белых фотографий известных людей. Точнее, это она обратила на него внимание. Сам он не заметил низенькую, худую и не очень симпатичную итальянку.
– Что за парень? – спросила она у своего спутника. Ее английское произношение оставляло желать лучшего.
– Кажется, журналист.
– А как бы с ним познакомиться?
– Да просто подойти и заговорить. – Они направились к группе молодых людей, среди которых Дима стоял и пил виски. Пара девчонок явно хотела ему понравиться. Он улыбался, но мыслями был далеко. Рассматривал людей, похоже, кого-то искал.
– Милый мальчик! – заметила Ада спутнику и улыбнулась многозначительно.
– Вот именно, что мальчик. Извини, но ты ему практически в матери годишься.
– А может быть, это именно то, что ему нужно. Давай-ка не будем медлить. Представь меня редактором итальянского журнала.
Ее друг отозвал из компании одного парня, и через пару минут они уже стояли около Димы. На «итальянского редактора» он среагировал вяло, натужно улыбнулся и уже собирался уйти, сославшись на интервью, когда Ада потянула его за пиджак, отвела в сторону, запустила пальцы в его волосы, пригнула Димину голову к своим губам и на ломаном английском прошептала:
– Оставь мне телефон, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, – а потом легко прикоснулась к его уху губами. Дима опешил, сердце его часто забилось. И он начал диктовать номер, а она записывала его в свой дорогущий телефон. После чего сказала: – Теперь иди, я позвоню. – И только он отошел, тут же вернула его назад. – Помада. – Она стерла одним движением пальцев с темным маникюром остатки красной помады с его уха. Но не до конца. – Меня Ада зовут. – Развернулась и ушла.
Он вышел на широкий балкон. Достал сигарету. Руки дрожали.
Потом он взял интервью у именитого фотографа, выставка работ которого и проходила, задавал тупые вопросы, которые сам потом не помнил, и иногда не понимал, о чем говорил собеседник. Когда Дима ушел, фотограф только пожал плечами.
Господи, что произошло? Какой-то морок! Он отправился домой пешком, по дороге купил бутылку пива. Шел и пил, потом поймал такси. Дома Юля увидела остатки помады, попыталась устроить разборку, он послал ее подальше и пошел в ванную. Там разглядывал свое ухо, вспомнил Ван Гога, хмыкнул, стер красные следы и долго смотрел на свои пальцы, вспоминая хриплый голос итальянки. Потом пошарился в Интернете, выпил виски и лег спать.
На следующий день он сел за интервью, удивился тупости своих вопросов и исходящей из них примитивности ответов. Как ни крутил, получалось обычное, стандартное интервью. Раскрыть личность фотографа не удалось. Через несколько часов Дима понял, что ждет звонка итальянки. Юля была на работе. В квартире стояла полнейшая тишина. Он сидел, курил и ждал, пару раз проверил телефон. Положил его рядом. Потом выключил, снова включил. Попытался вспомнить ее лицо и удивился, поняв, что не помнит ни одной черты, только голос и прикосновение.
На следующий день он не выдержал, позвонил знакомому, который ее представил. Нет, тот ничего про нее не знал, и телефон мужика, который был с ней, тоже ему неизвестен, просто виделись пару раз на каких-то мероприятиях. Работать Дима не мог. Звонили подружки, но ему никого не хотелось видеть. Юлю в том числе. И он пошел гулять, потом в кино на поздний сеанс, чтобы к его возвращению она уже спала. Ада позвонила через три дня, слившихся в одно мучительное ожидание, и назначила встречу в одном пафосном кафе в центре Москвы. В десять часов вечера. Ее номер был засекречен.