Глава четвертая. …мужчина, который светит, не греет. Мужчина, который греет, не светит!
– Какой дурак это написал? Где вы вычитали такой бред?
– Вы, уважаемый профессор. Страница номер…
Я смотрю, как в гулкой тишине инквизитор идет к своему месту. Не бойким шагом сачкующего марафонца – опоздуна, и не походкой терминатора, с обрезом наперевес, а твердым, уверенным и спокойным начальственным шагом, будучи сто процентов уверен – без него не начнут. По саванне шел лев, поглядывая в сторону антилоп и прикидывая, кого бы отбить от стада и сожрать под акацией в знойный африканский полдень. На герое не моего романа был черный редингот, украшенный сверкающими драгоценными пуговицами, тонкая серебряная цепочка с небольшим украшением, черные штаны и сапоги. Одет он был скромно, по сравнению с оппонентами, которые из-за обилия всяких драгоценностей напоминали цыганский табор.
Я несведуща в магических нюансах, но смею предположить, что у каждого уважающего себя мага высшего эшелона должно быть как минимум три амулета на все случаи жизни. От порчи, от сглаза и прочей заразы. Особо продвинутые имели на шее штук восемь – десять висюлек. «Лучше висюлька на шее, чем в штанах!» – свидетельствовал красноречивый взгляд какого-то сгорбленного под весом медальонов и амулетов старца бороздящего взглядом бывалого обольстителя декольте всех дам из магической делегации. Такое чувство, что они собрались «мочить» высоколевельного босса. Причем одна половина будет его отвлекать, а другая – с криками подкрадываться с тыла.
Честно, если бы не рисунки в альбоме Анабель, я бы так пристально не приглядывалась к канцлеру от инквизиции. А теперь мне самой стало интересно, почему именно он? Объект девичьих грез не был ни сверкающим блондином со слащавой и приторной, как леденец, внешностью сказочного принца, ни жгучим брюнетом – роковым красавцем с легким привкусом неземной страсти, жарких комплиментов и мадеры. Такой типаж рекламирует в глянцевых журналах дорогие часы, машины, портмоне и туалетную воду для тех, кто сидит и думает, куда бы еще потратить пару миллиончиков. Нет, конечно, я не ожидала увидеть довольную ухмылку под трехдневной щетиной, прическу «пальцы – лучшая расческа» и подмышки в ореоле мокрых пятен пота. Я скорее настроилась на облезлого фанатика – невротика с запавшими от бессонных ночей глазами, теребящего закладки в книгах «Как быстро и болезненно отправить на тот свет еретиков», «Изощренные пытки для начинающих» и «Пособие для организатора крестовых походов. Том второй. Возьмите лучших из худших!».
Я бы дала ему эм… лет под сорок. Тридцать восемь… Тридцать девять… А он, судя по взгляду, дал бы мне лет пять. Не условно. Волосы у героя не моего романа были длинные русые, слегка посеребренные сединой на висках. Красивый профиль с прямым ровным носом вызывал у меня эстетическое наслаждение. Извините, но для меня мужской нос – это важная деталь. Не люблю расквашенные «картошечки», задорные «трамплинчики», «кнопочки с веснушками» и «клювы» разной степени выпирания. Не смотря на вполне приятные внешние данные, я прекрасно понимала, что вкусы у нас с Анабель очень разные.
Почему-то все сразу притихли. Черт, мне даже самой стало интересно, что дальше будет. С чего это суррикаты замерли в тревожном ожидании?
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался низким голосом инквизитор в абсолютной тишине, присаживаясь в кресло и откидываясь на спинку. Судя по лицам магов, в программе сегодняшнего вечера слово «добрый» отсутствовало.
– Что это значит? – встал из-за стола канцлер от магии, нахмурив черные брови и нарушая гробовую тишину. – Арест сына ректора Академии? Это беспрецедентный случай! Мы недовольны работой инквизиции!
Маг скрестил руки на груди, недовольно смерил взглядом невозмутимого оппонента.
– Увы, вы абсолютно правы. Трупов маловато. Может, потому, что сегодня середина недели? – приятно улыбнулся инквизитор. Когда он улыбался на щеках, появлялись ямочки. – У меня к вам вопрос. Когда вы дадите мне диплом Академии? Я многого не прошу, но буду очень признателен.
Маги посмотрели на него так, словно он только что с ноги выбил дверь в туалет, где они дружно заседали со спущенными штанами, вспоминая незлым тихим словом того, кто забыл купить рулон бумаги. Инквизитор наклонился вперед, складывая руки в замок.
– У меня действительно складывается впечатление, что вы даете дипломы даже тем, кто случайно проходил мимо, – вкрадчиво заметил он, снова приятно улыбаясь. – Просто я сегодня как раз проходил мимо главного входа. Надеюсь, это – повод получить диплом о высшем магическом образовании? И что-то натолкнуло меня на мысль о том, что если я зайду внутрь, то сразу же получу звание профессора магической теории со всеми регалиями и пожизненную пенсию за особые заслуги перед наукой. Но я – человек скромный, поэтому диплома с отличием мне будет достаточно.
– Нет! Ну это уже слишком! – заорал отец «передовика трупопроизводства» и ректор Академии по совместительству. – Да как вы смеете! Да на каком основании вы утверждаете, что мы раздаем дипломы кому попало?
Многие маги были возмущены до глубины души, оскорблены в лучших чувствах, задеты за живое, поэтому промолчать не смогли, обрушившись лавиной на провокатора. Тот невозмутимо сидел и… вы не поверите!.. складывал кораблик из какого-то листочка, взятого откуда-то из середины стопки претензий. Инквизиция позади него молчала. Сам герой тем временем осторожно загибал листик, подгонял уголок к уголку, а потом рукой разравнивал его, любуясь своей работой.
Если честно, то я немного с ним согласна, поскольку своим появлением в этом мире я обязана двум магам. Дипломированным, между прочим, специалистам. «Когда твой учитель – двоечник!» – звучало бы в начале трейлера к фильму – комедии про этих двух ученых.
Истерика продолжалась минут пятнадцать. За это время было вылито столько грязи в адрес инквизиции, что я бы на их месте уже давно бы подала голос, но эти были абсолютно спокойны. Некое подобие кораблика был сделано и любовно разглажено.
– Я подожду, когда вы научитесь говорить спокойно и по одному. Только в этом случае я готов продолжить диалог. Ладно, так и быть. Подожду, когда вы охрипнете, – со вздохом заметил инквизитор, поднимая глаза на магов и скользя взглядом по всем присутствующим, включая меня.
У меня плохо складывается диван и личная жизнь, а вот с впечатлением, как ни странно, все в порядке. Теперь я понимаю, почему Анабель избрала его для безответных душевных терзаний, с легким оттенком морального мазохизма от волшебного слова «не судьба». У ее зазнобы были светло – карие, янтарные глаза, а взгляд был какой-то томно-отрешенный, холодный и… бр… жестокий. Таким взглядом можно укладывать наивных девушек штабелями, заносить пачками на страницы автобиографии, а потом равномерно и густо размазывать их слезы по мемуарам. Это автоматически ставило крест на моем интересе к данному субъекту, ибо – «не моё». Тонуть я предпочитаю исключительно в голубых глазах. Про остальной цветовой спектр я молчу.
– Нет! Это возмутительно! За ваши слова об Академии вам придется ответить! – отец заключенного подошел к инквизитору, испепеляя его взглядом. – Вы читали мое обращение про домашний арест? Мой сын не заслуживает такого сурового наказания!
– Потому, что Марко – сын ректора Академии? – не глядя заметил канцлер от инквизиции. – Он и так под домашним арестом, потому что на пять ближайших лет тюрьма станет для него новым домом. Пять лет в камере он будет учить теорию. Я что-то не помню, чтобы заклинание расширения пространства предусматривало жертвоприношение. Но я уточню. Мало ли. Вдруг я ошибаюсь?
– Да как вы смеете! – покраснел старик – отец, сжимая кулаки. Он даже вздрагивал от негодования. Его уже оттаскивали обратно в табор.
– Смею. Очень даже смею, – спокойно заметил инквизитор, вставая с места. Тут же в воздухе зависло что-то наподобие доски. Он молча достал очки в серебристой оправе, надел их и взял светящийся мел. На доске стали появляться какие-то аккуратные формулы и какие-то круги. Я точно пришла на заседание, а не на лекцию? Нет, ну был у нас на журфаке препод по кличке «инквизитор», которому каждый сдавал по три-четыре раза перед тем, как целовать зачетку с тройкой, но это как-то, по меньшей мере, странно. Я смотрела на все происходящее и искренне недоумевала. Что-то мне казалось, что он громко скажет: «Ересь! Сжечь всех еретиков! Магия – это зло», а тут…
«Неправильные пчелы делают неправильный мед!» – прозвучал в голове голос Винни Пуха. Длинные формулы нас, гуманитариев, сильно огорчали, а опилки в голове противно скрипели, пытаясь приблизительно уловить хотя бы общий смысл написанного и нарисованного. «Точка, точка, запятая – вышла формула кривая!» – пропел в голове задорный голосок. Я свято верю в то, что существует восьмой круг ада для гуманитариев, где целыми днями преподают математику, физику и прочие точные науки. «Нет! Нет! Я вас умоляю! Только не это!» – надрывно кричу я, привязанная к стулу в камере пыток инквизиции. – «Я все скажу! Во всем сознаюсь! Только не высшая математика!».
Маги смотрели на доску и рассерженно сопели. Было такое чувство, что он им «фигвам» нарисовал угольком на печке и какашку в бандерольке отправил. С уведомлением о реакции получателя.
Когда инквизитор закончил рисование формул и кругов, охрана протянула ему кружевной платочек, об который он вытер руки.
– Я сильно не расписывал. Обрисовал доказательство в общих чертах. Если вы сейчас спросите меня что это, я сожгу вас всех на костре вместе со всеми вашими монографиями, научными трудами и книгами. Судя по количеству воды в ваших опусах, гореть будет плохо, но я что-нибудь придумаю, – с интеллигентной улыбкой заметил инквизитор, снимая очки и пробегая глазами решение. Ему не очень понравился круг, поэтому он пальцем подтер хвостик у какого-то символа. – Когда вы на меня так смотрите, у меня появляется желание поднять любого из вас и задать ему пару вопросов по общей теории. И пусть он только попробует ошибиться. Так что я жду диплом с отличием, отписанный на мое имя по специальности «Магическая теория». Прямо как у вашего сына, ректор.
– У вас ошибка! – возмутился какой-то маг, поглядывая на притихших сопартийцев. – Нельзя в формулу Гордона подставлять произвольные значения! Это даст недопустимую погрешность!
– Да вы что? – с усмешкой поднял брови инквизитор, изумленно глядя на доску. – Неужели?
Он сделал жест, подзывая кого-то из своих. Охранник наклонился к нему, а потом кивнул. Интересно, мага здесь сожгут или потащат куда-нибудь? Через пять секунд в руках у инквизитора лежала толстая книга.
– Узнаете? – поинтересовался он, демонстрируя обложку всем присутствующим. Вот сейчас у мага было такое выражение лица, как будто он заказал интимные товары в интернете, а потом пришел получать в единственном почтовом отделении городка. Стоит очередь с квитанциями и письмами, человек сорок, а тут из-за окошка: «– Лю-ю-юсь! Ты не помнишь, куда мы дели посылку с мазью для увеличения хрена на пятнадцать сантиметров за два дня и ректальный стимулятор для простаты? Что значит ректальный? Как будто ты не знаешь! Ну тот который в… Глянь на складе! Тут за ней… (она громко зачитывает фамилию, имя и отчество), пришел!» Очередь начинает коварно посматривать на страдальца, сжимающего в руках паспорт. «Лю-ю-юсь! Не видишь? Ему срочно надо! Ладно, сейчас сама схожу, гляну!». Очередь с ненавистью смотрит на бедолагу, а он осознает, что если в подсобке будут копаться еще минут двадцать, то увеличивать будет больше нечего.
– Триста восьмая страница. Второй абзац. Могу назвать номер предложения, если вы не помните свой собственный научный труд! – с усмешкой произнес инквизитор, швыряя книгу на стол. – Итак, меняю сына ректора на автора этого учебника. Он будет пять лет делать работу над ошибками.
«Профессиональный игрок на нервах» – промелькнуло у меня в голове, – «С разрядом по интеллектуальному троллингу».
– А пока вы прикидываете, с кем готовы попрощаться на пять лет, мы переходим к общим вопросам. Ремонт брусчатки… – критику передали в руки какие-то бумаги.
Маги его даже не дослушали, с ненавистью глядя в холодные глаза главного героя сегодняшнего заседания.
– Я не стану подписывать документы на ремонт брусчатки! Из принципа! – скривился канцлер от магии и покачал головой. – Ни один уважающий себя маг не ходит пешком!
– Ну тогда вам придется телепортироваться домой чаще. Потому, что второй вопрос, который я хотел поднять, ремонт канализации под Академией. Вычеркиваем, – вздохнул канцлер от инквизиции, делая пометки в листочке. – Третий вопрос по поводу выделения средств на стипендии одаренным магам я тоже вычеркиваю. Не заслужили. Премии, надбавки преподавателям я тоже убираю. Заседание окончено. Спасибо, за внимание. Ах, да!
Он наклонился, взял первую попавшуюся жалобу, перевернул ее и что-то написал, а потом поднял ее вверх, демонстрируя всем магам какую-то огромную загогулину.
– Да как вы смеете обзывать нас невеждами! – вспылил канцлер от магии.
– Это я не вам, уважаемый канцлер! Вижу по лицам, что зрение у ваших подчиненных хорошее. Лучше, чем я предполагал. Значит, мою подпись они тоже увидели. Мне показалось, что вы забыли, как она выглядит, когда проводите тайные научные эксперименты, – холодно заметил инквизитор, швыряя листок в общую кучу.
– Вы, немаги, пользуетесь результатами нашей работы каждый день! Весь мир построен на магии и держится на ней. И при этом вы, немаги, считаете, что вправе критиковать научные открытия. Да! Ошибки есть! Без них прогресс невозможен! Признаем, что не всегда все идет правильно, но… критиковать легче, чем создавать! – канцлер от магии встал, ударил рукой по столу, с ненавистью глядя на оппонента. – Вместо того, чтобы критиковать, предлагайте, канцлер от инквизиции! Предложите что-то свое! Вы, немаги, ни на что не способны! И вместо того, чтобы благодарить нас за то, что мы для вас делаем, вы ведете себя так, словно весь мир вам обязан!
– Весь оставшийся мир, – уточнил инквизитор. Он захватил с собой все бумаги, кроме «кораблика», который демонстративно бросил на стол. Герой сегодняшнего заседания вежливо попрощался и вышел в сопровождении охраны. «Я – не Пушкин. Я – Белинский!» – усмехнулась я, провожая его взглядом.
Маги поорали и разошлись. Зал опустел, а я осмелела и подошла к круглому столу, раздираемая журналистским любопытством. На столе лежал кораблик. Я взяла его и увидела знакомую фамилию прямо на треугольной палубе «Двейн». Я развернула кораблик и прочитала: «Претензия к канцлеру от инквизиции от Томаса Линдера и Джеральда Двейна по поводу административного правонарушения и выписанных штрафов. Просим разъяснить, на каком основании были выписаны штрафы в размере 100 эрл. – Томасу Линдеру, 50 эрл. – Джеральду Двейну, и 5000 эрл. – Анабель Эрланс…»
Меня только что укатали в асфальт и сделали поверх моего трупа аккуратную разметку. Но зато я получила ответ сразу от двух высших инстанций. Отрицательный результат – тоже результат. Спасибо, что избавили меня от ложных иллюзий. Это ж надо было вытащить именно просьбу, которая касается непосредственно меня! Прямо по закону подлости! Окончание поисков справедливости в высших инстанциях, чудесным образом совпало с горячим желанием порадовать главного редактора.
Я взяла кораблик, положила его в карман, посмотрела на часы и отправилась вынашивать план мести. Если бы не оригами, то я бы, возможно, написала про заседание по-другому. Но в данный момент, здравствуйте, стройные ряды «любителей инквизиции», я иду к вам! Не надо цветов и оркестра. Принимайте меня с распростертыми объятиями! А поскольку в минуты зла и огорченья, желудок требует печенья, я сидела и грызла какую-то приторную, не совсем свежую кондитерку, купленную в ближайшем магазине. «О Боже, какой мужчина, сейчас огребет, скотина!» – промелькнул в голове альбом Анабель. По моим губам поползла гаденькая журналистская улыбка. Я на тебе немного заработаю, уважаемый. И потом с этих же денег погашу штраф, который ты и твои ребята мне выписали. «Зарплата – мой компас земной, а надбавка – награда за сме-е-елость! Статейки довольной одной, чтоб завтра толпа расшуме-е-елась!»
Сидя на лавочке под светом одинокого магического фонаря, я смотрела на кораблик, лежащий рядом со мной, запасалась ядом, а потом щедрой рукой рассыпалась в эпитетах, делая наброски. Ну и что, что я не знаю их имен? Для хорошего журналиста это – сущий пустяк. Я написала первый вариант статьи, прочитала и порвала. Нет, слишком просто. Я посидела, померзла, подумала, а потом меня осенило. Да! Я даже несколько раз любовно перечитала название. «Бумажные амбиции главы инквизиции!»
«Двухчасовое заседание «ни о чем» прошло, как и было запланировано «впустую». А вы что ожидали? Думали, что будут решаться архиважные проблемы города? Не будьте так наивны! Пока ситуация у магов складывалась не в пользу сына ректора Академии, у инквизиции все складывалось отлично. Уголок к уголку. Наугад выбранная жалоба из стопки на глазах превращалась в бумажный кораблик. Зря маги упрекают инквизицию в том, что они ничего не могут делать своими руками! Могут! И глава инквизиции это доказал прямо на заседании, продемонстрировав всем присутствующим готовую поделку, которую при желании может собрать каждый ребенок! Ловкость рук и никакой ответственности! Но не будем обижать канцлера от инквизиции. На счет «любого ребенка» я погорячилась. Это искусство оттачивается и шлифуется годами и передается из поколения в поколение в семьях потомственных «бумагосгибателей». Кораблик, между прочим, получился отличный! Просто замечательный! Так что если хотите порадовать инквизицию – несите свою жалобу в виде бумажной фигурки. Возможно, именно так она сможет заинтересовать канцлера, хотя бы схемой сборки. Не удивляйтесь, если он быстро отреагирует на вашу жалобу, с требованием показать, как это правильно собирается. А.Э.»
Я перечитала свое творение, взглянула на кораблик и поняла, что эта статья тянет на уголовную. Правда, на какую, я еще не в курсе, но скоро узнаю! Если я хочу заработать, то придется идти до конца. Но ведь я же ничего не придумывала? В этой статье нет ни капли лжи или клеветы. Я даже похвалила человека за столь неожиданный талант. Око за око, зуб за зуб, статья за статью. Справедливо? Справедливо! На улице уже стемнело, поэтому я поспешила в редакцию, где меня погладили по головке за «отличный репортаж». Деньги обещали завтра, поэтому я с корабликом поплыла домой, минуя порталы.
Когда я ввалилась в дом, на меня тут же налетела бабка, с явным желанием высверлить мне мозг своими нравоучениями. Вот она медленно распутывает извилины на моем правом полушарии своей лекцией на тему моего облика-морале. А теперь пришла очередь левого полушария. И вот она уже доклевала меня до мозжечка.
Когда я вытиралась старым полотенцем, поглядывая на свое замученное отражение в треснувшем и почерневшем от времени зеркале, позади меня раздался скрипучий голос. Угадайте, в каком ухе у меня жужжит? Ха! Не угадали. У меня жужжит в обоих ухах!
– А ну-ка! Повернись! – подозрительно произнес призрак, а потом ахнул, всплеснув руками. – Ты что? Беременна, что ли? И правда, беременна! Безотцовщина! Позор для семьи! Недоглядела! Вот одна девушка понесла ребенка невесть от кого, а потом пошла и утопилась!
Я молча стояла и смотрела, как бабка летает по комнате и расписывает мне горькую судьбинушку местной матери – одиночки. «Это телевидение, да? Это отдел "жизнь привидений"? Да? Да. Вы знаете, у меня тут живет одно привидение. Приезжайте срочно. Я хочу о нем поведать миру!»
Я взяла платье, засунула руку в карман и обомлела. Денег не было! Весь мой гонорар куда-то исчез. Причем, я точно знаю, что он там был еще пять минут назад.
– Где деньги? – сурово спросила я у бабки, кутаясь в полотенце.
– Маленькая еще деньги иметь! Бабушка взяла деньги и отложила на «черный день»! – заявил призрак. – Нечего «тренькать» направо и налево! А то «растренькаешь» все на побрякушки! Вот одна девица получила наследство, растренькала его направо и налево, а потом пошла в служанки и умерла в нищете на чердаке.
Аура ненависти, источаемая мной, вполне могла отпугивать не только потенциальных навязчивых ухажеров, но и голодных волков в зимнем лесу. Наверняка, глядя в мои озверевшие глаза, медведь-шатун, случайно проходивший мимо, решил пошататься в другом месте, от греха подальше.
Я уже и так панталонами чувствую, что хэппи-энда не будет.
Пока я валялась в кровати, с завистью вспоминая все фильмы ужасов, где привидения гонялись с топорами, душили и мучили несчастных, пока еще живых обитателей дома, но при этом не выносили мозг и не шарили по карманам, бабка склоняла меня по всем падежам. Через час у меня начало складываться впечатление, что именно из-за меня плачет девушка в автомате, громко рыдает малолетняя Таня, глядя на уплывающий вниз по течению мячик, стонет бедный Мишка, которому малолетние изверги оторвали лапу. В мутном полусне я кричала инквизиции: «Умоляю! Не надо! Я прошу вас! Да вы просто – звери! Вы не имеете права!», когда меня выводили из одиночной камеры на свободу. Я провожала взглядом старую подушку и шептала: «Я еще вернусь!». О, да! Я буду журналистом-рецидивистом! Вышел, написал, в тюрьму!
– Это все потому, что тебя в детстве жалели! Будет тебе урок! Детей надо воспитывать в строгости! Чтобы толк из них вышел! – скрипела над ухом бабка, которой по вполне понятным причинам не спалось. – Пороть их надо два раза в день. Один раз – за дело. Найдется за какое. А второй раз в качестве напоминания. Чтобы старших уважали.
Я сразу представила картину. Сижу я в гостях с супругом, а потом глядя на часы, произношу: «Простите, мы, наверное, пойдем. У нас дети не пороты!» Спасибо, дорогие мама-папа, за наше счастливое детство.
– Розги всегда должны висеть на видном месте… – продолжала свою лекцию бабка. – Вот одни родители не повесили розги на видном месте, вырос их сынок вором и убил своих родителей ради денег. А потом и его убили его дружки!
У призрака, как и у любой бабушки, всегда найдется история, где кто-то умер. Мой личный призрак пессимизма смерил мрачным взглядом пожилого призрака кретинизма, в надежде, что завтра появится тот, кто ветками, палками, бубном, криками, воплями, плясками в набедренной повязке обеспечит покой. Вечный – бабке, ночной – мне.
Боже мой, почему она не может выйти из дома? Есть же столько мест, куда можно сходить! Лавочка у подъезда, больница, государственное учреждение! Сходила бы куда-нибудь, развеялась… Да, именно. Развеялась!