Вы здесь

Закон ее прошлого. Глава 5. Новая старая жизнь (Марина Крамер, 2017)

Глава 5. Новая старая жизнь

Терпение – одно из жизненных сокровищ.

Японская пословица

Все оставшиеся дни я провела в отеле, выбираясь только в ресторан. Не знаю, почему, но выходить на улицу мне казалось опасным. Видимо, паранойя… Пару раз приезжала Вяземская, и мы проводили вечера в том же ресторане при отеле, потягивая вино и разговаривая. Аннушка опять находилась в поиске спутника жизни, но этот процесс у нее носил характер постоянный, так что я слушала вполуха – ничего нового явно не услышу. Личная жизнь Вяземской была на удивление цикличной и предсказуемой, и я никак не могла взять в толк, почему она сама-то этого не понимает и не пытается изменить хоть что-то в подходе к поиску избранника и его дальнейшему удержанию рядом.

Я никого не жду, приучила себя не делать этого. Аннушка никогда этого не понимала. Для нее «не ждать» – равносильно «не любить». Не испытывать привязанности и эмоциональной вовлеченности в отношениях. Она всегда трактовала это довольно прямолинейно – если ты не сидишь у окна, подперев щеку кулаком, а за спиной у тебя не благоухает яствами накрытый скатертью стол (пусть даже готовить ты не умеешь и используешь для этого домработницу) – то все, нет никакой любви в твоем жестоком сердце. Я же всегда считала, что подобное ожидание только раздражает мужчину. Он словно бы постоянно ощущает прицел на лбу или спине от этого ждущего женского взгляда. И потом, процесс бездейственного ожидания мешает тебе же самой, не оставляет времени на собственную жизнь и какие-то рядовые вещи типа чтения, театров, общения с подругами. Какое может быть общение, когда постоянно поглядываешь на дисплей мобильного и ждешь сообщения или звонка, после которого срываешься с места и мчишь к вожделенному финишу не хуже олимпийца?

Мы с Аннушкой очень ярко демонстрировали две абсолютно разные модели поведения и их результаты. Мягкая, пушистая, идеально кукольная и даже приятно для мужчин глуповатая Аннушка всегда была обделена мужским вниманием, ко мне же – холодной, расчетливой и себялюбивой, по словам подруги, – всегда как магнитом тянуло совершенно разных представителей противоположного пола. Не знаю, чем объяснялся подобный феномен, никогда не интересовалась причинами, но факт оставался фактом – к сорока годам Вяземская не то что ни разу не была замужем, но даже ухитрилась не прожить совместно с мужчиной ни дня. Я не могла понять, чего именно не хватает в Аннушке мужчинам, а моя бабушка совершенно конкретно однажды назвала причину. При всем хорошем отношении к моей подруге бабушка считала ее даже не предметом мебели, а просто кошкой, а не все готовы терпеть шерсть в качестве приправы и аксессуаров. Под «шерстью» бабушка понимала те мелкие женские штучки, которые так любила оставлять Аннушка в квартирах своих любовников, чтобы «пометить» территорию. Все эти заколки, помады, расчески и даже нижнее белье. Не знаю, почему, но бабушка была права. Аннушка мгновенно начинала строить матримониальные планы на любого мужчину, посмотревшего в ее сторону, спросившего у нее время или пропустившего вперед на входе. Тут я отлично понимала ее несостоявшихся кавалеров – на их месте я бы тоже неслась в противоположном направлении со скоростью «Сапсана». Казалось бы – только время спросил, а уже женат, отец троих детей и постоянно всем должен. Страшно же. В конечном итоге несостоявшийся кавалер сгребал все оставленные Аннушкой улики в пакет и возвращал вместе с сообщением о прекращении отношений.

Вот и сейчас в очередной раз я выслушивала историю о том, как Аннушка встретила «того самого единственного», с кем готова провести остаток жизни и ковылять под ручку по бульварам в старости. Разумеется, избранник был женат, но, как всегда водилось у Аннушки, «жил с женой из жалости» и «ждал, пока дети встанут на ноги». Сотни раз я говорила ей, что подобные оправдания выдумывают себе в утешение оказавшиеся в такой ситуации студентки первых-вторых курсов вуза, а не взрослые состоявшиеся тетеньки ближе к пятому десятку, но Вяземская только отмахивалась и обижалась, называя меня циничной сволочью без души и сердца.

– Ты пойми – он, как честный и порядочный человек, не может уйти и оставить ее одну с двумя подростками – это же им психику сломает! А потом начнутся проблемы – наркотики, дурные компании, самоубийства… Зачем мне такой груз на душе, я ведь буду себя виноватой чувствовать! – покручивая бокал с белым вином, говорила Аннушка.

Мне хотелось взять ее за шиворот и хорошенько встряхнуть – большей глупости выдумать просто невозможно, но, похоже, моя подруга в очередной раз свято верила в свою правоту. Осталось засечь время, через которое я услышу вторую часть этой саги – о том, как прекрасный принц превратился в мерзкую жабу и ускакал в родное болото.

– Тебе не кажется, дорогая, что честные и порядочные люди в первую очередь не заводят романов на стороне?

– Вот ты снова за свое, Варька! Мы же не виноваты, что у нас любовь! И потом, он такой… ты же его даже не видела…

Я пожала плечами:

– А зачем мне? По-моему, все ясно.

– Вечно тебе все ясно! Ты всегда делаешь выводы, даже не видя человека!

– Слово «мачо» составляется вовсе не из тех же букв, что слово «козел», я не понимаю, почему ты-то не хочешь признать этот очевидный факт?

Аннушка округлила глаза и застыла с чуть приоткрытым ртом, переваривая сказанное мной, а потом фыркнула:

– Очень остроумно, ага!

– Согласна, возможно, что не очень. Но ты вспомни хотя бы свой последний роман.

Вяземская покраснела. Этот эпизод в ее жизни был, пожалуй, самым комичным, и вспоминать о том, как едва не стала жертвой аферистки, прикидывавшейся исполнителем готического рока, Аннушка не любила. Галя-Габриэль оставила в памяти моей подруги неизгладимый след…

– Ой, да ладно… подумаешь…

– Теперь-то конечно, – кивнула я, делая глоток вина. – А тогда ты тоже кричала, что я стерва и сволочь и мешаю тебе обрести счастье. Хорошо еще, что я деньги на твоем счете сохранила, правда?

Аннушка рассмеялась:

– Все, твоя взяла! Однако с Марком ты должна познакомиться. Он тебе понравится.

– Нравиться он должен тебе, а меня отталкивает уже то, что у него дети. Но ради тебя я, разумеется, выдержу пару часов общения.

Аннушка обрадовалась. Не знаю, почему ей было важно мое мнение о каждом кавалере, ведь она все равно поступала по-своему. А мне теперь придется потратить пару часов своей жизни на человека, который мне заведомо неприятен. Дружба порой требует жертв…


Никогда, вот просто никогда не нужно снимать телефонную трубку, если номер на дисплее тебе ни о чем не говорит. Как мне научиться соблюдать это простое правило? У меня всегда была привычка сразу же подписывать номера клиентов, а телефоны близких я помнила наизусть либо заносила в специальную книжку, не доверяя телефону. И вот какого же черта я схватила трубку, хотя увидела, что номер неизвестен?.. Определенно, утром я соображаю значительно хуже, чем во все остальное время дня…

– Здравствуй, Варенька, – сказала трубка голосом Кирилла, и я вздрогнула, выронила ее на кровать и зажала уши.

Только не это. Нет, пожалуйста, господи, только не это… Я в отупении и ужасе смотрела на лежащий передо мной телефон, словно ждала, что вслед за голосом оттуда возникнет и сам Мельников. Звонок продолжался, на дисплее бежали секунды – Кирилл все еще говорил что-то, но я не могла заставить себя убрать руки и услышать хоть слово. Ощущение неизбежной катастрофы наваливалось, как лавина. Наконец, я пересилила страх, быстро нажала «отбой» и тут же внесла номер в черный список. Мера, конечно, так себе, но все же…

И нет никакой возможности сменить номер – это ж каких масштабов рассылку придется сделать, чтобы оповестить старых клиентов, разного калибра знакомых и просто людей, которые порой бывают нужны… Чертов Мельников, откуда ты вообще взялся на мою голову? Остается только надеяться, что ты выбрался из мест заключения незаконно, и я приложу все усилия, чтобы это немедленно исправить.

Противная дрожь в теле не оставляла меня до обеда, а в ресторане каждый попавшийся на глаза мужчина тут же напоминал Мельникова, это оказалось выше моих сил. Я позвонила Аннушке и с истерическими нотками в голосе потребовала немедленно приехать.

– С ума сошла? – протянула Вяземская. – Мы вчера весь вечер вместе провели, сегодня я хотела отлежаться, в салон сходить…

– Хорошо, забери меня отсюда, и поедем в салон, в ателье, в магазин, к черту, к дьяволу – куда скажешь! – срываясь на крик, попросила я, и Аннушка мгновенно сменила ноющий тон на обеспокоенный:

– Что-то случилось?

– Да! Мне Мельников позвонил!

– Я приеду через час, мне надо хотя бы джинсы натянуть. – И она бросила трубку, а я схватила в охапку подушку, забилась в угол кровати и заплакала.

Мое психическое состояние становилось просто угрожающим, если так пойдет дальше, я не то что работать – на улицу выйти не смогу. Хоть беги и добровольно сдавайся куда-нибудь в психиатрию.

– Нельзя раскисать, – твердила я сквозь слезы. – Ему ведь только это и нужно – увидеть, что снова меня растоптал. Нет, этого не будет, я не допущу. Я соберусь, справлюсь. Он больше ничего для меня не значит, не позволю ему управлять моей жизнью.

Своеобразная мантра помогла мне немного успокоиться и к приезду Аннушки обрести более-менее человеческий вид.

– М-да, Жигульская, испугала ты меня. – Вяземская влетела в номер, бросила в кресло небольшую сумочку и, схватив меня за руку, подтащила к окну. – Ну-ка… ого… идея с салоном явно богатая, тебе просто необходимо привести себя в порядок. Что у тебя с лицом? Что вообще с тобой, а? Не могу припомнить, чтобы когда-то видела тебя в таком ужасном состоянии.

Я не была уверена, что поход в салон красоты вернет мне душевное равновесие, но это все-таки лучше, чем лежать в номере с зашторенным окном и рыдать в подушку.

Аннушка с удивлением наблюдала, как я суетливо оглядываюсь, выходя из номера, как нацепляю темные очки на крыльце, как наклоняю голову и прячу лицо, пока иду к ее машине.

– Совсем дошла, дорогая. – Она улыбнулась, глядя на мои манипуляции, и села за руль.

– Хватит упражняться! – огрызнулась я. – У меня поджилки трясутся, как только вспомню этот его голос по телефону! Ты можешь себе представить, как вообще такое пережить?

– Варь, я все понимаю, Кирилл – последний человек, чьему появлению ты бы обрадовалась, но согласись – мы не в Америке, и ты не можешь даже через суд запретить ему приближаться.

– Но это совершенно не означает, что я буду терпеть это. Ты только представь, каково мне будет работать в этом состоянии? Я не то что новых клиентов не наберу – я старых распугаю. Или они мне дружно сбросятся на палату в психбольнице – в память о старых заслугах, так сказать.

– Это, кстати, совершенно не смешно.

– Да уж какой тут смех… Мне надо придумать, что делать.

– Для начала надо отвлечься. Попробуй Петьке позвонить, может, кто-то готов сегодня квартиру показать, мало ли? – предложила Аннушка, барабаня пальцами по рулю и нетерпеливо поглядывая на красный сигнал светофора.

– Думаешь? – Я с сомнением посмотрела на лежащий на коленях телефон.

– А что ты теряешь? Скажет, что нет – так и нет, до десятого отложим.

– Многовато у меня планов на десятое, если честно.

– Ничего, я тебя знаю – чем больше дел, тем лучше ты соображаешь.

Не скажу, что сейчас я была уверена в этом так же, как моя подруга. Но внутри росла злость – разве можно позволить прошлому настолько управлять собой? Я одержала верх над Кириллом, я отправила его за решетку – так какого черта сейчас трясусь от одного лишь телефонного звонка?

Эти мысли не покидали меня ни на секунду, даже под сильными гибкими пальцами массажиста, казалось, отрывавшего мышцы от костей. Тело было абсолютно расслаблено, а вот мозг никак не желал делать этого. Проблему нужно решать, и делать это как можно скорее.

После салона мы решили посидеть где-нибудь, и Аннушка предложила ресторан «Редиссон-Украины»:

– Там вид шикарный, обожаю туда ходить.

– Избаловалась ты совсем.

– Ой, можно подумать, ты всю жизнь в гамбургерных обедаешь! Тоже любишь хорошо поесть в приличном месте.

– Так я разве спорю? Хочешь туда – вези, мне все равно.


Мы выбрали столик у окна, чтобы видеть реку и город под ногами. Аннушка, просматривая винную карту, пробормотала:

– А не оставить ли машину на парковке, а?

– Как хочешь.

– Что-то мне подсказывает, что винца необходимо выпить, а то ты по-прежнему напряженная. Но пить одна ведь не станешь…

Я рассмеялась:

– Не списывай на меня свое желание выпить.

– Ой, да ладно тебе! Значит, какое берем – белое или красное?

– Я рекомендую белое, здесь прекрасное белое вино, – раздалось у меня за спиной, и я вздрогнула от неожиданности.

Повернувшись, обнаружила за соседним столиком мужчину в синем костюме и небрежно расстегнутой на две пуговицы белой рубашке. Он смотрел прямо на меня и чуть улыбался.

– Спасибо за совет, мы непременно учтем, – бросила я и отвернулась, а Вяземская, наклонившись к самой скатерти, тихо шепнула:

– Ни фига себе, какой экземпляр…

– Вот и займись, если скучно, – отрезала я, потому что ее слова мне не понравились, а вот мужчина как раз, наоборот…

Мне казалось, что после гибели Руслана я больше никогда не смогу посмотреть на мужчину с интересом, перестала их замечать. И вот, спустя три года, я вновь чувствую, что мне нравится кто-то, пусть только внешне. У незнакомца были такие синие глаза, что я подумала о линзах. В темных волосах красиво просвечивала седина – немного, лишь на висках, и легкая щетина только украшала загорелое лицо. Таких мужчин привлекают для рекламы дорогих наручных часов или коллекций одежды для яхтинга. Господи, что это со мной? Я, кажется, краснею…

Это заметила и Аннушка, ехидно улыбнулась и, жестом подозвав официанта, громко спросила:

– Нам тут белое вино рекомендуют, поможете?

– С удовольствием. – Парень начал перечислять марки, и Аннушка слегка растерялась, но на помощь ей пришел незнакомец:

– Возьмите «Шабли Луи Мишель энд Фис», уверен, вам понравится.

Аннушка похлопала ресницами, изобразила улыбку и поблагодарила:

– Ваша помощь была неоценима. Молодой человек, мы будем то, что назвал этот господин, – разумеется, правильно выговорить название она не смогла, а коверкать постеснялась.

Мы заказали закуски и горячее и погрузились в рассматривание открывавшегося из окна вида. Я же затылком ощущала, как незнакомец за соседним столиком изучает мою спину. Моя бабушка всегда говорила: «Спина – это последнее, что видит человек, от которого ты уходишь. Поэтому она должна быть идеальной, чтобы именно такой и запомниться». Хорошо усвоив этот постулат бабушки и вспомнив о нем теперь, я выпрямилась и решила, что пора браться за себя и… идти в бассейн. Да, в бассейн в бизнес-центре недалеко от Павелецкой. Этим и займусь, пожалуй, прямо завтра с утра. От Аннушки не укрылось то, как я вдруг расправила плечи, и она шепотом спросила:

– Ты чего?

– Ничего. Ты можешь перестать акцентировать на мне внимание, а? – прошипела я.

Подруга понимающе ухмыльнулась, но больше ничего не сказала. Официант принес вино, наполнил наши бокалы, я сделала глоток и замерла – вино оказалось совершенно потрясающим, кажется, я никогда подобного не пробовала. Аннушка, похоже, разделяла мое мнение, опустошив бокал почти залпом. Кухня в заведении оказалась примерно на той же высоте, что и сам ресторан, и я с огромным удовольствием поела и почувствовала себя почти хорошо. Аннушка убежала в туалет, и незнакомец воспользовался ее отсутствием – поднялся, подошел ко мне и аккуратно положил около моего локтя визитку, и, чуть кивнув головой, быстрыми шагами покинул ресторан. Я взяла карточку. «Клим Григорьевич Маянцев, генеральный директор СтройКонсалтГрупп» – значилось на ней. Перевернув карточку, я увидела только одну строчку, написанную мелким острым почерком: «Я буду очень ждать Вашего звонка». Фыркнув не совсем прилично, я быстро спрятала визитку в сумку, чтобы не отвечать на неминуемо возникшие бы вопросы Вяземской, которая неверной походкой возвращалась из туалетной комнаты.

– Что-то быстро тебя развезло, – удивилась я. – Два бокала – а ты почти в стельку.

– Я не выспалась.

– Да? С чего вдруг? Ты от меня вчера уехала около девяти – было достаточно времени, чтобы поспать.

– Это в случае, если ложишься одна, – показав мне язык, сообщила подруга.

– Это прекрасно, но избавь меня от интимных подробностей, будь так любезна.

– Избавлю. Ты ведь не можешь просто порадоваться за меня, правда? Он приехал на пару дней раньше, чтобы провести их со мной.

– И потому ты напиваешься в моей компании?

Аннушка отшвырнула салфетку и гневно посмотрела на меня:

– Жигульская, что ты за сволочь, а? Мы поссорились, понятно?

– Более чем. Но я-то при чем тут? – Я отодвинула тарелку и взяла бокал, в котором еще оставалось пара глотков вина.

– Ты ни при чем, конечно… но могла бы просто поддержать.

– Поверь, Анюта, я тебя поддерживаю и где-то глубоко в душе даже сочувствую. – Я с неодобрением посмотрела на Аннушку, подозвавшую официанта и потребовавшую принести вторую бутылку, но она проигнорировала мой взгляд. – Но, как ни прискорбно, я всегда говорила тебе – женатые мужики полны сюрпризов, и далеко не всегда они приятные, эти сюрпризы. Он приходит к тебе отдыхать от брачных уз и абсолютно не готов получить ровно то же, что имеет дома – ссоры, нервотрепку и выяснение отношений. Коль скоро ты выбираешь путь куртизанки, так и веди себя соответственно.

Аннушка захлопала длинными ресницами:

– Можно подумать, ты не знаешь, что я никогда не устраиваю сцен! Дело не в том. Да, ты права – ему нужно от меня одно – чтобы не пилила и давала то, чего не дает жена. Я с этим согласна, но ведь и мне нужно что-то от него получить, раз уж наше совместное будущее пока слегка отодвинуто во времени. В таком случае будь добр, дай мне внимание, нежность и ласку, а не справляй сексуальную нужду и не отворачивайся после этого к стене, оглашая окрестности храпом! Что у меня, ночлежка, бордель? Можно ведь элементарно о чем-то поговорить!

Это было что-то новое в репертуаре моей подруги. Обычно стадию «а поговорить» Аннушка предпочитала сводить к нулю. Собственно, ей особенно и не о чем было разговаривать со своими мужчинами – она мало чем интересовалась, практически ничего не читала. Мне всегда было непонятно, как так можно. Но Аннушка считала, что не в эрудиции счастье.

Как видно, за три года что-то изменилось…

– Вот ты… – продолжала Аннушка, наблюдая за тем, как официант наполняет ее бокал. – Ты встречалась с самыми разными мужчинами, и ведь с женатыми – тоже. И я не помню, чтобы у тебя возникали такие проблемы. В том смысле, что мужчина не проявлял ни капли внимания, а просто пользовался тобой. Почему у меня не так?

– Потому что ты – не я. Ты придаешь слишком много внимания своим отношениям, сразу начинаешь строить планы и пытаешься подогнать мужчину под них. А я этого не делала.

Аннушка залпом опустошила бокал, и я поняла, что сегодня буду выступать во многих амплуа сразу – и как подруга, и как жилетка для рыданий, и даже как носильщик, потому что сейчас она напьется, и доставить ее домой тоже должна буду я. Прекрасный день, отличные перспективы…

– Ты, Варька, просто эгоистка и себялюбка.

– Заметь – это никому не мешало, так ведь?

– Я не умею так. Мне важно создать комфорт для человека…

– Ага – и именно этим желанием ты создаешь ему только дискомфорт.

– Это почему вдруг?

Я мысленно застонала. Сейчас мне в тысячный раз придется повторить прописную истину, которую я никак не смогла вдолбить в голову единственной подруги за все то время, что мы знаем друг друга. Этот монолог мне пора записать на диктофон и прокручивать эту запись всякий раз в подобной ситуации.

– Объясняю еще раз для тех, у кого лоб бронированный, – со вздохом начала я, испытывая желание закурить. – Нельзя зацикливаться на мужчине. Зацикливаться надо на себе, и тогда он мгновенно тоже будет зациклен на тебе же, это неоднократно проверено и доказано. А как только ты делаешь мужчину центром своих интересов – все, конец. Он сразу же заводит себе другой объект для обожания, менее погруженный в его жизнь. – Я умолкла, взяла бокал и сделала небольшой глоток. Аннушка слушала внимательно, но, боюсь, в который раз ничего не слышала или просто не понимала. – Только женщина, ориентированная на себя и свои желания, интересует мужчину, уж как-то так сложилось. Они ценят только собственное отношение к женщине, а не наоборот. Странно, но факт. Чем больше ты интересуешься жизнью мужчины и пытаешься под нее подстроиться, стать ее частью, тем меньше он позволяет тебе делать это, раздражается и в конце концов уходит. Не все выносят тотальную опеку и всеобъемлющую слепую любовь. Душить мужчину отношениями и заботой всегда чревато расставанием. Это, надеюсь, понятно?

– Это понятно. Но при чем здесь я?

После этих слов мне, например, стало очевидно, что больше я ничего говорить не буду. Какой смысл распинаться перед человеком, который не хочет слышать то, о чем ему говорят? У него своя точка зрения, пусть даже ошибочная, и менять ее нет желания. Что ж, значит, все устраивает, и разговоры эти не более чем повод пообщаться, и советы не нужны.

– Допивай – и поехали отсюда, – сказала я тоном, не предполагавшим дальнейшее продолжение дискуссии, и неплохо знавшая меня Аннушка поняла – все, пора заканчивать.

Она послушно допила вино, сделавшись при этом даже не слишком пьяной, и помахала официанту, прося принести счет. Молодой человек подошел к столику и, наклонившись, сообщил:

– А ваш счет уже оплачен.

– Да? И кем? – удивленно протянула Аннушка.

– Господином, что советовал вам вино.

Вяземская понимающе кивнула и, подмигнув мне, хохотнула:

– Ты, смотрю, в хорошей форме, даже с затылка ухитрилась мужика развести.

– Надевай плащ, и поехали, – предостерегающе сказала я, накидывая на плечо ремень сумки.

Обсуждать с Анькой этого Маянцева я не хотела. Но теперь придется ему позвонить и объяснить, что подобные фокусы проходят с кем угодно, но не со мной. На собственный обед, пусть и с дорогим вином, я зарабатываю сама.