Глава третья
Среди дороги – как раз на полпути между Злодеевкой и Козодоевкой стоит в поле корчма, известная под названием «дубовой». Корчма эта таит в себе неведомую силу; точно магнит притягивает она извозчиков и пассажиров, направляющихся из Злодеевки в Козодоевку и возвращающихся из Козодоевки в Злодеевку. Никто не может миновать «дубовую», – хотя бы на несколько минут, да остановится! Тайна этой притягательной силы никем по сей день не разгадана! Некоторые объясняют ее тем, что хозяин корчмы, шинкарь Додя, – в высшей степени любезный и гостеприимный человек, то есть за деньги он вам всегда поднесет добрую чарку водки и наилучшую закуску; другие усматривают причину в том, что Додя якобы принадлежит к числу тех, которых именуют «ведунами» или «прорицателями», а означает это вот что: хотя сам он краденым и не торгует, но со всеми знаменитыми ворами запанибрата… Однако доподлинно никто ничего не знает, и лучше об этом помолчать…
Додя этот был арендатором. Волосатый толстяк с огромным животом и носом картошкой, Додя не говорил, а ревел, точно бык. Жил он припеваючи, имел несколько коров. Не хватало ему, как говорится, разве что головной боли… К тому же он на старости лет остался вдовцом. Человек он был невежественный: ему что книга покаянных молитв, что пасхальное сказание, что сборник послеобеденных благословений – все едино. Поэтому-то портной Шимен-Эле стеснялся своего родства с ним: не пристало ему, Шимен-Эле, грамотею и синагогальному старосте, иметь родственником невежду шинкаря… А Доде, со своей стороны, было стыдно, что родственником ему приходится какой-то плюгавый портняжка… В общем, оба они тяготились друг другом. Тем не менее, когда Додя увидел Шимен-Эле, он весьма радушно приветствовал его, так как втайне побаивался не столько родственника, сколько его языка.
– О! Гость! Какой гость! Как жив-здоров, Шимен-Эле? Как поживает твоя Ципе-Бейле-Рейза? Как детишки?
– А-а! Что мы и что наша жизнь?.. Как нам поживать? – ответил Шимен-Эле, по своему обыкновению, словами молитвы. – Как это говорится: «Кто от бури, а кто от чумы…» Иной раз так, иной раз этак… Главное – быть здоровым, как в писании сказано: «Аскакурдэ дебарбантэ дефаршмахтэ декурносэ…» Как вы живете, дорогой родственничек? Что у вас в деревне нового? «Запомнилась нам рыба» – я до сих пор забыть не могу ваши прошлогодние вареники и выпивку… А ведь для вас – это главное. Заглядывать в книгу вы, я знаю, не охотник… «О чем шумят народы?» – на что вам священное слово? Эх, реб Додя, реб Додя! Если бы ваш отец, дядя Гдале-Волф, царство ему небесное, встал из гроба и взглянул на своего Додика, как он живет в деревне, среди неучей, он бы сызнова умер! Ах, и отец же был у вас, реб Додя! Святой жизни человек, да простит он меня: пил мертвую… Словом, «несть человека без своих горестей» – о чем бы ни говорить, все равно о смерти вспомнишь… Что ж, поднесите стаканчик, как наш учитель раби Пимпом[9] говорит: «Кафтан – в залог, а стакан – на стол!..»
– Уже? Пошел сыпать изречениями? – сказал Додя, подавая ему водку. – Скажи-ка мне лучше, Шимен-Эле, куда ты едешь?
– Не еду я, – ответил Шимен-Эле, опрокидывая рюмку, – пешком иду. Как в молитве сказано: «Имеют ноги, а не ходят» – сиречь: есть ноги, не хвор и пешком шагать…
– В таком случае, – спросил Додя, – скажи мне, сердце, куда же ты шагаешь?
– Шагаю, – ответил Шимен-Эле, осушив вторую рюмку, – в Козодоевку – коз покупать. Как в писании сказано: «Коз сотвори себе» – покупай себе коз…
– Коз? – удивленно переспросил Додя. – С каких это пор портные торгуют козами?
– Это только так говорится: «коз», – пояснил Шимен-Эле. – Я имею в виду одну козу. Авось господь поможет недорого купить при случае хорошую козу. То есть я бы не стал покупать, но жена моя, дай ей бог здоровья, Ципе-Бейле-Рейза то есть… Вы ведь ее знаете… Уж если она заупрямится… Криком кричит: хочу козу! А жену, говорите вы, слушаться надо! Ведь прямо так и сказано в талмуде. Вы помните, как там говорится?
– В этих делах, – сказал Додя, – ты лучше меня разбираешься. Ты ведь знаешь, что я с этим… с этим талмудом не шибко в ладах. Одного только не пойму я, дорогой мой родственник, откуда ты знаешь толк в козах?
– Вот тебе и на! – обиделся Шимен-Эле. – А откуда шинкарю знать толк в молитвах? Тем не менее, когда приходит пасха, вы, с божьей помощью, отбарабаниваете молитвы Судного дня как полагается? Не так ли?
Додя понял намек. Он закусил губу и подумал:
«Погоди, погоди, портняжка! Что-то ты сегодня больно хорохоришься! Что-то ты чересчур своей ученостью бахвалишься! Устрою же я тебе козу почешешься!..»
А Шимен-Эле велел налить себе еще стаканчик того самого горького зелья, что исцеляет от всех бед. От правды не уйдешь: Шимен-Эле любил выпить, но пьяницей он, конечно, не был. Упаси бог! Да и когда он мог себе позволить рюмочку водки?.. Беда только в том, что, пропустив одну рюмочку, он никак не мог отказать себе во второй, а от двух рюмок настроение у него сразу подымалось, на щеках выступал румянец, глаза загорались, а язык – язык развязывался и трещал без устали.
– Я насчет того, что вы говорите «цех», – начал Шимен-Эле, – цех, игла да утюг. Наш брат мастеровой отличается тем, что каждому нравятся почести… А почет, говорят, не живет без хлопот. Любой ледащий сапожник и тот хочет начальником быть, хотя бы над помойной лоханью. А я им говорю: «Братцы, „недостоин я милостей“, – на черта мне это нужно! Выберите себе сапожника в старосты. „Ни жала, ни кружала…“[10] Не надо мне ваших почестей, и не хочу я оплеух!» А они мне: «Ерунда! Что цех порешил, то свято!» Но ведь это же, говорю я, как в писании сказано: «Если есть на тебе облачение, будь нам владыкой!» То есть оплеухи получай, а старостой будь! Однако хватит. Заговорился я с вами, совсем забыл, что на мне еще коза. «А день еще велик». Время на месте не стоит. До свидания, реб Додя. «Крепись, крепись!» Будьте здоровы и крепки и готовьте вареники!
– Так ты смотри же не забудь, – сказал шинкарь, – на обратном пути обязательно остановись у меня!
– Если богу будет угодно! – ответил Шимен-Эле. – Не обещаю, но постараюсь! Конечно, а как же иначе? Ведь мы всего лишь грешные люди, плоть да кровь, как говорится… Вы только, реб Додя, приготовьте добрую чарку водки и закуску, магарыч то есть, как подобает нашему брату мастеровому!