Глава 6
Спускаясь по лестнице, я замерла на полпути. В зале, спиной ко мне, удобно устроившись в кресле и положив ноги на банкетку, сидел незнакомый мужчина. Он держал в руках раскрытую книгу, и, казалось, был полностью погружен в чтение. Ничего угрожающего в нем не было, скорее, наоборот. Но сам факт появления незнакомца в закрытом помещении настораживал. Я уж было открыла рот, чтобы спросить, как он здесь оказался, но он меня опередил. Захлопнул книгу, встал, потягиваясь, и сказал, поворачиваясь к лестнице:
– Надеюсь, ты не приняла меня за грабителя и не собираешься звать на помощь?
Усмешка в его голосе исключала это предположение. Он бесцеремонно осмотрел меня с ног до головы и присвистнул:
– Я ожидал увидеть нечто странное и суетливое, но вижу, что ошибся, и рад этому! Уверен, никогда еще эти стены не видели столь милой библиотекарши!
– Кто Вы и как сюда попали? – прервала я его.
– Ах, да, забыл представиться. Я – Матвей и приехал, чтобы помочь тебе избавиться от хлама. Саймон дал мне запасные ключи, так что в моем появлении нет ничего мистического.
Матвей? Водитель Саймона? Что-то уж больно развязно он держится. Странно, что Саймон взял на работу такого нахала. Или это он только со мной так? Не считает меня достаточно важной особой, чтобы вести себя уважительно? Как бы то ни было, но я разозлилась. Никогда не любила людей, которые презирают формальности общения и сразу показывают свою истинную натуру. Уж если Саймон не позволял себе фамильярничать со мной, то с другими я тем более не допущу подобного!
– Так Вы и есть водитель Саймона?
– Водитель? – он рассмеялся, – так вот, значит, как меня представил Саймон. Что ж, я, конечно, связан с машинами, поскольку работаю в автосервисе. Но, чтобы в дальнейшем у нас не возникало недоразумений, спешу сообщить, что прихожусь ему родным племянником.
Вот как. Это объясняет его манеру держаться. Подумав, я спросила:
– И что? Мне придется самой таскать книги из трепета к громкой фамилии?
– Ух, да ты зубастенькая! Нет, все гораздо проще. Спасаю, чтоб ты не попала в неловкое положение. Вот представь, вздумается тебе посплетничать о Саймоне, а потом выяснится, что я его родственник. Тебе будет неловко за сказанное, мне – за услышанное, а Саймону – за переданное по секрету.
– Вы хотите сказать, что пересказали бы ему мои слова? То есть, наябедничали?
– Ну, я же просто фантазирую. Кстати, можно не церемониться и обращаться к друг другу на ты.
– Что Вы уже и делаете, – поспешила я его поддеть.
Он нимало не смутился и продолжил:
– Я понимаю, нас никто не представлял друг другу. Но заочно-то мы уже знакомы, будем много времени проводить вместе. К тому же, как я вижу, ровесники. Не люблю я все эти великосветские замашки. Так как?
– Есть подозрение, что даже, если я не соглашусь, Вы все равно будете мне тыкать.
Он пожал плечами.
– Тогда, Матвей, я согласна перейти на ты.
– Я рад, что с тобой так легко договориться!
Я спустилась на пару ступенек и, посмотрев снизу вверх, ткнула пальцем в его широкую грудь:
– Ты не любишь светских замашек, я не люблю фамильярности. Если нам придется работать вместе, то придется искать компромисс.
Он перехватил мою руку, плавно, но решительно отвел в сторону.
– Сколько умных слов! Что ж, договорились. Видишь, я тоже легко иду навстречу.
– Отлично. А теперь, может, приступим к делу?
Он кивнул, но не сдвинулся с места, смотрел выжидающе.
– Ты загораживаешь дорогу.
– Ой, прости. – Он посторонился, но ровно настолько, чтобы можно было пройти к нему вплотную. Провоцирует? Зачем? Я взяла его за плечи, решительно развернула и легко подтолкнула в спину:
– Не играй со мной, Матвей. Я этого не люблю.
Он по инерции шагнул со ступенек, потом вновь обернулся, но я уже сбежала с лестницы. И принялась руководить погрузкой.
– Коробки, подписанные синим маркером, нужно отвезти в библиотеку колледжа; красным – в городскую. Коробки без надписи пока оставить здесь, но перетащить в подсобку.
Я старалась говорить ровно, чтобы не выдать волнение, вызванное нашей стычкой. А сама терзалась, неужели обязательно начинать знакомство таким образом? Что я сделала ему, раз он настроен против меня? Или это его обычная манера общаться с малознакомыми девушками? А вдруг он разозлится и впрямь пожалуется Саймону. Когда я решилась посмотреть на Матвея, задумчивое выражение его лица тут же сменилось насмешливой улыбкой:
– Признаться, я удивлен! Давненько не встречал девушки, на которую бы не мог произвести впечатление!
– А ты пробовал?
– Что?
– Произвести впечатление. Пока если и вышло, то со знаком минус.
– Почему?
Я выпрямилась, прижимая к груди стопку книг, словно воздвигая между нами защиту:
– Тебе ответить честно или вежливо?
– Конечно, честно. Должен же я знать, где просчитался!
– Что ж, Матвей, – сказала я строгим тоном и поправила на переносице несуществующие очки, – ты вел себя бесцеремонно, хамил и провоцировал меня. Что явно не способствует тому, чтобы попасть под твое неземное обаяние, которое ты пока удачно скрываешь.
Он шагнул ближе, взял стопку и осторожно, но решительно забрал из моих рук:
– Что ж, Ульяна, – сказал он не менее строго, – ты пронзила мне сердце своей прямотой. Придется основательно пересмотреть свою тактику обольщения за все свои двадцать пять лет!
И тут же мы оба не выдержали и рассмеялись, уж больно напыщенным получился диалог. Я отметила, что он назвал меня Ульяной. Значит, не поддерживает игру Саймона с именами?
– Ладно, признаю, я специально взял такой тон, чтобы посмотреть на твою реакцию. Саймон так тебя хвалит, недолго и возгордиться.
– Лучше судить о человеке по личным впечатлениям, а не по чужим рассказам. Во избежание ложных выводов!
Видимо, Матвей понял, что сообщение о проверке меня неприятно задело, поэтому воздержался от ответной реплики. Какое-то время мы молча таскали коробки в машину. Он решительно забирал у меня самые большие и тяжелые, оставляя мне лишь маленькие связки с томиками стихов. Похоже, Матвей из тех, кто старается показать себя хуже, чем есть на самом деле. Другой бы на его месте стоял и смотрел, как я сама с грузом управляюсь. Еще бы и торопил.
Значит, ему двадцать пять лет. Интересно, знает ли он, что я старше? И есть ли смысл в этом признаваться? И на что это, собственно говоря, повлияет? Уже понятно, что общий язык мы найдем и сработаемся, но это не будет легко. Он явно из тех мужчин, которые в общение с любой женщиной стремятся внести ноту флирта. Мне же это ненужно совсем.
Потом Матвей заговорил:
– Прости, всегда теряюсь в присутствии хорошеньких девушек, вот и несу, сам не знаю, что!
Не зная, как ответить на неожиданное признание, я перевела разговор, ухватившись за одну из сказанных им ранее фраз:
– Почему за двадцать пять лет? Ты что, начал обольщать женщин еще в роддоме?
Матвей, как мне показалось, обрадовался возможности возобновить наш шутливый разговор:
– О, да! Первой жертвой стала акушерка, придя в восхищение от моих прекрасных глаз, но тогда я, к сожалению, не имел возможности вернуть ей комплименты!
Я присмотрелась. Глаза у него и впрямь были потрясающие, темные, бархатистые, в окружении длинных густых ресниц. Глаза принца из восточных сказок. В целом Матвей принадлежал к тому типу людей, чья внешность не бросается в глаза сразу, но чем больше вглядываешься, тем больше проникаешься симпатией. У него было интересное лицо, живое, подвижное. Умное. Я успела заметить, что за книгу он читал, ожидая моего появления. Если бы он взял первое, что попалось под руку, логичнее было бы обойтись мужским журналом. Стейнбек же, я точно помнила, стоял на дальнем стеллаже, а, значит, выбрал он его целенаправленно. Что ни говори, но если человек читающий, для меня это всегда аргумент в его пользу! И тут же вспомнила его слова «избавиться от хлама». Разве книголюб скажет такое? Ничего не понимаю.
– Ульяна, поверь, мне безумно приятно, что ты попала под мое обаяние. Только прохожие могут неправильно истолковать увиденное.
Я встрепенулась. Мы стояли слишком близко друг к другу, и я впрямь засмотрелась на Матвея. Вернее, задумалась, но ведь о нем же! Я отступила и вернулась, чтобы запереть дверь. Наваждение какое-то! С момента приезда сюда я превратилась в какую-то легкомысленную свистушку, млеющую при появлении рядом мало-мальски стоящего мужчины. Или это фамильное обаяние Черновых так действует?
Городская библиотека находилась всего в нескольких кварталах от центра. Подумав, я сообщала Матвею, что обратно вернусь пешком, тем более что меня обступили восторженные сотрудницы библиотеки, жаждущие пообщаться.
Он улыбнулся и сказал:
– Жаль, что наша встреча оказалась короткой. Буду с нетерпением ждать вечера!
Я чувствовала, что мне сверлят спину любопытные глаза сотрудниц и поспешила скрыть смущение. К счастью, библиотекари – особые люди, которых свалившиеся на голову книжные поступления интересовали куда больше, чем обаяние Матвея. Они принялись разбирать коробки, не переставая высказывать восторги и признательность в адрес Саймона. Потом, незаметно, разговор переключился на прежнего хозяина магазина:
– Борис Федорович, царство ему небесное, душевный был человек. Но уж больно непрактичный. Магазин-то ему зять отдал, но делец из него вышел никудышний. Еле сводил концы с концами. И при этом тоже нет-нет, да и подкинет нам стопку-другую книг. Народ-то у нас какой: покупать книги жадничают, а вот взять почитать в библиотеке – это с большой радостью.
Теперь стало понятно, почему магазин прогорел и почему наследники бывшего владельца с такой готовностью откликнулись на предложение Саймона. – Ну, а как оно, вообще? – отвлекла меня от раздумий одна из сотрудниц библиотеки.
– В смысле? – уточнила я.
– Ну, с Черновым работать? – в ее голосе явственно слышались завистливые нотки. – Я, как узнала, что он магазин купил, подходила, помощь предлагала, но он отказался. Вежливо так, но решительно. Мол, спасибо, обойдусь своими силами. А потом раз, узнаем, что он себе помощницу выписал из другого города.
Я растерялась. Не знала же, чем руководствовался Саймон, когда приглашал меня. Вернее, когда отказал местным библиотекарям. Что ни скажу, это будут лишь мои предположения. Да и, как я поняла, целью вопроса было не желание узнать ответ, а возможность выказать затаенную обиду. Поэтому, проигнорировав вопрос, быстро распрощалась и ушла. А для себя решила, что с местными жителями нужно быть осторожнее. Я понимала нежелание Саймона ни с кем сближаться и откровенничать. Богатый, знаменитый, с причудами, он поневоле вызывал зависть и нездоровое любопытство. В данном случае я была на его стороне. По себе знаю, как дорого может обойтись человеку вмешательство посторонних в его жизнь.
Вечером, когда Матвей приехал забрать меня с работы, я впервые подумала: может, стремление Саймона отвозить меня вызвано вовсе не заботой, а желанием оградить от лишних контактов? Есть же риск, что я начну с кем-то откровенничать о нем и его семье. Догадка эта меня расстроила, и я твердо решила, что когда сойдусь с Саймоном поближе, обязательно попрошу его четко обозначить пределы дозволенного. Я, хоть и наемный работник, но не рабыня и не пленница. Если, например, вздумаю принять предложение Виты остаться у нее на ужин, неужели это вызовет протест и неудовольствие? Если да, то пусть обоснует причину.
Жаль, что идиллия первых дней начала обрастать тревогами и сомнениями, но, наверное, это неизбежно. Я ведь не сама по себе. Выстраивание взаимодействия с другими людьми, какими бы чудесными они ни были, неизбежно влечет за собой определенные сложности. К этому нужно быть готовой. И все же в этот вечер я, наскоро поужинав, распрощалась и ушла к себе в комнату. Спряталась за спасительную ширму книжных страниц, только бы не думать о заботах настоящего.