«Заказ» невыполним. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (С. В. Самаров, 2009)

1

Высокий красивый человек восточной наружности в задумчивости сидел в кресле у журнального столика, вытянув перед собой ноги. На столике на медном чеканенном и украшенном цветной глазурью подносе, изделии индийских ремесленников, стояли заварочный чайник и чайная чашка, но к напитку человек не притрагивался.

Из задумчивости его вывел телефонный звонок. Пришлось встать и пройти к письменному столу, на котором стоял аппарат.

– Слушаю…

– Здравствуй, Далгат, – сказали по-чеченски.

Он сразу узнал голос, и от этого голоса, спокойного, властного и требовательного одновременно Далгат поморщился, как от зубной боли.

– Здравствуйте, Гилани Гирмасолатович.

– Я тебе уже третий раз звоню. Ты что, прячешься от меня?

– Что вы, Гилани Гирмасолатович, я просто только что вернулся домой. У меня тут проблемы с заводом. Приходится решать силовым способом.

– Я тебя просил, хотя бы силовым способом, решить мою проблему.

– Мы не нашли этого человека. На нас он никак не выходил, никто его не знает. Вы уверены, что он в нашем городе?

– Абсолютно уверен.

– Город большой. Больше миллиона жителей…

– Но чеченцев не так и много, и они обычно друг друга знают.

– Я на это и рассчитывал. Но никто этого парня не видел, никто не слышал про него…

– Странно… Может, лег на дно?… Тогда должен засветиться его помощник. Некий Хамзат Хайдарбеков. Поищи такого. Мужик серьезный и уважаемый. Но надавить следует точно так же. Они должны оказаться в розыске, должны бежать из города…

– А это уже проще, вы бы сразу про Хамзата сказали. Он ко мне заходит. Правда, человек с претензией, но я его хотел на место поставить. И даже уже планы имел, как это сделать. Может быть, дело уже пошло. Я спрошу у своих парней. Вполне вероятно, что уже пошло. Вчера, кстати, Хамзат заходил, но меня не было, и сегодня, думаю, зайти должен.

– Пока сильно не дави… Отследи… Он обязательно должен иметь контакт с Таймасханом. Через него можно на Таймасхана выйти. Как только найдешь, организуй подставу и вытащи их. А дальше уже будет мое дело. Я их заберу, потому что они обычно работают в паре…

– Я сделаю, – пообещал Далгат.

– Я надеюсь, – теперь в голосе Гилани Гирмасолатовича прозвучали уже угрожающие нотки. А это уже было серьезно. – И надеюсь, что сделаешь быстро…

– Впереди два выходных. Но если Хамзат сегодня зайдет, я «запущу машину». Они никуда не денутся.

– Сразу мне позвони.

– Обязательно.

– А то, как что-то нужно, ты по три раза в день звонишь. Как мне такая мелочь понадобилась, тебя не сыскать. Я не люблю таких отношений…

– Я позвоню, – твердо пообещал Далгат.

Таймасхана разбудил звонок в дверь.

Он лег поздно, засидевшись перед телевизором, и хотя не любил много спать, все же не встал утром просто потому, что дел никаких на это воскресенье не предвиделось. Недоумевая, кто мог прийти, натянул спортивные штаны, сунул ноги в тапочки и, позевывая, двинулся к двери. Выросший в лесах и горах, рядом с кострами, к которым никакие двери не ведут, он даже дверь не всегда закрывал на ключ и не понимал городских жителей – зачем закрывать двери? И уж тем более Таймасхан не имел привычки в дверной глазок заглядывать прежде, чем дверь откроет. И потому сначала просто дернул на себя дверную ручку, но, убедившись, что ключ в замке, все же повернул его в обратную сторону. И едва успел отскочить, потому что дверь распахнулась от удара снаружи.

Первое, что Таймасхан увидел заспанными глазами, это два пистолетных ствола, что смотрели ему в живот. И только потом заметил, что за порогом стоят менты. Трое ментов и человек в штатском. Этот, в штатском, отстранил ментов, держащих наготове пистолеты, и первым переступил порог.

– Принимай, парень, гостей… Где твой друг?

Таймасхан равнодушно зевнул. Стволами его не напугаешь. С ментами дел иметь не хотелось, но, раз уж пришли, ничего не поделаешь. Но ищут они, судя по всему, не его, а Хамзата. И не знают, где искать, если пришли сюда…

– Друг? Какой из моих друзей? У меня друзей много, – сказал Таймасхан.

Человек в штатском кивнул ментам, и двое, сержанты, не опустив пистолетов, ринулись в квартиру. Она была маленькая, однокомнатная, осмотреть ее и убедиться, что Таймасхан один, была недолго. Третий мент, капитан, вошел последним, потянул носом в сторону кухни и поморщился. С кухни так приятно пахло кислым овечьим сыром, но менту этот запах явно не понравился. Таймасхан уже знал, что этот запах, напоминающий ему горы и родные леса, здесь, в середине России, мало кому нравится. Но это их проблемы, под кого-то подстраиваться Таймасхан не хотел.

– Хамзат где? – грубо спросил, почти выкрикнул, человек в штатском.

Сразу привлекло внимание, что Хамзата назвали не по имени и фамилии, а только по имени. Так зовут обычно хороших знакомых. Но Хамзат среди чеченцев имя распространенное, русскому менту следовало бы назвать и фамилию. И это сразу вызвало какое-то недоверие.

– А почему он должен быть здесь? Он здесь был только один раз вчера, но больше не приходил…

Хамзат жил на своей съемной квартире, вернее, даже не на квартире, а в небольшом домике в частном секторе, а Таймасхан снял эту квартиру. И Хамзат заходил сюда всего один раз, вчера, перед тем, как отправиться на очередной разговор с Далгатом. Правда, сам Таймасхан бывал в домике у Хамзата часто, но это ментам знать вовсе не обязательно.

– Так он не здесь живет?

– Он здесь никогда не жил…

– А что он здесь делал?

Пауза затянулась.

– Это что, допрос? – спросил, наконец, Таймасхан.

– Пока только беседа. Но я предупреждаю, что только – пока… Итак?…

– Что?

– Что здесь делал Хамзат?

– Услышал, что я в городе, узнал адрес, зашел проведать. Он старый и добрый друг моего покойного отца.

– И все?

– И все… Хамзат даже не знал, что отца уже не стало.

– А кто был твой покойный отец, позволь полюбопытствовать…

– Он был полевым командиром, эмиром джамаата. Его убили, когда мне пятнадцать лет было. В две тысячи втором.

Человек в штатском ненадолго задумался, потом вытащил трубку дорогого «мобильника» с сенсорной клавиатурой и позвонил кому-то. Ответили почти сразу.

– Это Алексей… Слышишь, дело какое… Что ты меня сюда прислал? Парень говорит, что Хамзат просто старый друг его погибшего отца, зашел проведать. Только вчера. Больше здесь не был, – человек в штатском огляделся. – И я вообще вижу, что в квартире живет один человек…

Услышать полностью ответ человека, говорившего с Алексеем, было невозможно. Но все же трубка была дорогая и хорошая, и отдельные слова, и даже фразы Таймасхан сумел уловить. И понял, кажется, многое.

– Как тебя зовут? Паспорт давай… – не убирая трубку от уха, грубо потребовал человек в штатском.

Паспорт был в куртке, висевшей не на вешалке, а на спинке стула. Достать паспорт недолго. Человек в штатском сам раскрыл его на нужной странице и прочитал:

– Гарсиев Таймасхан Джамбулатович… Тебе это что-то говорит?

Алексею опять отвечали долго. И слышался явный чеченский акцент во многих словах, что удалось услышать.

– Я понял. Ладно, сделаем… Нет, это ты уже своими силами… Нам на улице светиться нельзя. Там слишком много посторонних. Вот и хорошо, только поторопись.

Человек в штатском убрал трубку в кожаный чехол, потом бережно положил в нагрудный карман пиджака.

– Поехали с нами, – сказал Таймасхану и отвернулся, приоткрыл дверцу шкафа и заглянул внутрь. – И быстро, нам некогда… Ты, кстати, чем занимаешься у нас?

– Тренером работаю. В спортивном клубе.

– Кого тренируешь?

– Кто платит…

– Вид спорта?

– Карате киоку-синкай.

– Ладно, поехали, каратист…

– Что, так в кальсонах я и поеду? – спросил Таймасхан с насмешкой.

– Это не кальсоны, насколько я понимаю, а спортивные штаны. Или теперь кальсоны с лампасами выпускают? – съязвил Алексей. – До чего мода опаскудилась…

– Давай-давай, собирайся быстрее, – поторопил и капитан. – Я после ночного дежурства уже засыпаю… – И он демонстративно широко зевнул, показывая полный рот гнилых зубов.

– Мы тоже после ночи, – добавил один из сержантов, но зевать не стал.

Таймасхан никогда не был ярым ваххабитом, носил трусы[2], поэтому не постеснялся снять спортивные штаны и одеть джинсы. Потом принес из коридора, под неусыпным надзором двух сержантов, берцы и стал с удовольствием аккуратно зашнуровывать. После этого одел куртку и протянул руку к человеку в штатском.

– Паспорт…

– Потом, – Алексей сунул паспорт в карман.

– Я готов, – с улыбкой сказал Таймасхан. – А вы готовы?

– К чему? – словно почувствовав недоброе, спросил капитан.

– Вот к этому…

Человек в штатском, повернувшийся в этот момент к Таймасхану спиной, получил удар основанием ладони в затылок и сразу ткнулся лицом в дверцу шкафа, в бессознательном состоянии сполз на пол, размазывая по дверце кровь из разбитого носа. Капитану удар достался более тяжелый – с разворотом на триста шестьдесят градусов каблуком в голову. Таймасхан готов был поклясться при этом, что звучно затрещал вовсе не каблук. Два сержанта стояли чуть в стороне, у выхода из комнаты, и уже тянули руки к кобурам. Доставать их следовало быстрее. И потому первый упал после левого лоу-кика[3], получил мимоходом удар каблуком в лицо, что заставило сержанта поднять к лицу руки и забыть на время про пистолет. А второй сержант, прижатый к стене, получил с разбегу боковой удар локтем в челюсть, дополненный соприкосновением затылка со стеной. Оставалось только к первому сержанту вернуться и отключить его верхним ударом локтем в брегму[4]. Дело сделано. Забрав свой паспорт, на всякий случай, Таймасхан собрал у всех четверых трубки «мобильников» и, естественно, не оставил им оружия. Пистолетов оказалось всего три, у капитана оружия не было, но все три пистолета были с запасными обоймами. И хотя «макаров» не шел в сравнение с привычными «береттами», Таймасхан удовлетворился и этим.

Быстро собрав в дорожную сумку свои вещи, которых у него было немного, он хотел было уже выйти, когда вспомнил, что видел в руке одного из сержантов брелок с ключами. Наклонился, прощупал карман, нашел. Все правильно. Ключи от машины и брелок с сигнализацией. В этом время человек в штатском зашевелился и попытался сесть.

Таймасхан шагнул к нему, носком тяжелого ботинка несильно качнул подбородок, чтобы привлечь внимание. Алексей поднял ничего не понимающие глаза.

– Слышишь, Леха, я тебя о чем попрошу… – присел перед ним Таймасхан.

– Ну… – сказал человек в штатском и предплечьем размазал по лицу кровь.

– Передай Далгату, что он слишком мелкая сошка, и не стоит ему нос задирать. Кто нос высоко задирает, сильно бьется им о землю… Ты понял меня? Сильно бьется носом о землю после того, как получает в лоб пулю… Слово в слово передай, чтобы ошибки не было.

– Понял, – угрюмо сказал человек в штатском. – Я передам. Только сдается мне, он тебя уроет…

– Я не таких урывал… При первом суетливом движении он может смело заказывать себе могилу. Так и скажи…

– Скажу с удовольствием. И буду тебе благодарен, если ты его уроешь… А потом я тебя. Я такого не прощаю… Трубку отдай! Это подарок дочери.

– Когда меня урывать будешь, тогда и заберешь, – ответ прозвучал спокойно и убедительно. – Я ее, по твоей просьбе, сберегу… До встречи.

На прощание Таймасхан нанес последний удар – рукояткой пистолета в лоб. Кажется, не перестарался, и если человек в штатском очень постарается, то выживет…

Дверь была обита толстым утеплителем и коричневой мягкой искусственной кожей, обита аккуратно, и выглядело все красиво, однако звукоизоляция была полной, и поэтому стучать в такую дверь было бесполезно. Приходится открывать и спрашивать разрешения войти.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Разрешите войти?…

– Здравствуй, Андрей Вячеславович. Проходи… Садись.

Подполковник Судоплатов шагнул вперед, выдвинул из-под стола для заседаний стул, сел, ожидая и не совсем понимая, для чего вызвал его в этот ранний воскресный час командир бригады полковник Барсук. Вызвал прямо с дачи, оторвав от любимого занятия – колки дров. Хотя домик на даче был, по большому счету, летним, если печь хорошенько протопить, и весной, когда морозы даже ночью не велики, можно там неплохо проводить время вдали от городского шума. Андрей Вячеславович этот домик строил сам с привычной для себя аккуратностью и не допускал существования щелей, через которые может уходить тепло. Он любил здесь уединяться в свободное от службы время. И вот, зачем-то вызвали… Хотя в армии и не положено спрашивать, для чего тебя вызывают. Тем более, в таких частях, как спецназ ГРУ, то есть, находящихся в постоянной боевой готовности.

– Ты у нас давно в Чечне не был? – спросил Барсук.

Вопрос прозвучал неопределенно и неконкретно, и, естественно, подумалось, что предстоит командировка в горячую точку. В подобные командировки Андрей Вячеславович с тех пор, как с должности командира роты перешел на штабную работу, уже не ездил, и, говоря по правде, слегка скучал без этого, потому что в душе оставался все тем же боевым линейным офицером. С его нынешней должности заместителя командира бригады по боевой подготовке в Чечню могут отправить только в том случае, если необходимо кого-то заменить в связи с какими-то форс-мажорными обстоятельствами.

– Давно, товарищ полковник, очень давно… Пора бы уже размять кости, а то стареть начну раньше времени. Я готов хоть сегодня…

Полковник Барсук думал долго, опустив взгляд в чистый стол. Как всякий разведчик, командир бригады никогда не держал на столе деловых бумаг, считая, что каждому документу должно быть отведено персональное место или в сейфе, или в шкафу, в зависимости от степени секретности.

– Ехать, Андрей Вячеславович, никуда не надо… Вот… А по старым командировкам за тобой никакого следа не числится? – спросил наконец. – Не помнишь ничего?

– Не понял. Какой за мной может след числиться? – подполковник Судоплатов только плечами пожал, слегка разочарованный вопросом.

– Типа: какое-то выяснение отношений с местными… Или что-то похожее.

– Я ни в какие отношения с местными жителями не вступал. Боевые действия таких отношений не допускают, собственной агентуры моя рота не имела. Не понимаю… А в чем дело?

– А дело вот в чем… – полковник Барсук обернулся, открыл за спиной дверцу сейфа и вытащил с металлической полки лист бумаги с принтерной распечаткой. – Из областного управления ФСБ нам прислали. Какие-то чеченцы собирают на тебя полное досье. Все, начиная от послужного списка и кончая всеми семейными делами. В ФСБ такой заинтересованностью довольны не остались, поскольку антитеррористическая деятельность больше к их профилю относится нежели к нашему. Предполагают возможность адата, то есть, кровной мести, которая может распространиться не только на тебя самого, но и на членов твоей семьи.

Подполковник Судоплатов не знал, что сказать, и опять только пожал плечами. Командир бригады пододвинул ему лист распечатки для ознакомления, хотя сказал уже все, не назвав только имен.

– А кто такой этот Хамзат Хайдарбеков? – спросил, прочитав, Судоплатов.

– Насколько я понимаю, в ФСБ хотели бы у тебя поинтересоваться. Сегодня от них приедет человек, с тобой поговорить желает.

– Это довольно распространенное имя среди чеченцев, товарищ полковник. Я лично с тремя людьми знаком, которые это имя носят. Одного из них, кажется, убили. По крайней мере, до меня такие косвенные слухи доходили. Второй служил в батальоне «Восток». Служит ли сейчас, я не знаю, но, при необходимости, можно навести справки. Последний Хамзат был совсем старый. Предполагаю, что он мог уже и умереть, но не думаю, что он находится в нашей области и собирает на меня данные. Возраст не тот для подобных поездок. Он, кажется, ветеран второй мировой, орденоносец…

– Ты думай, думай хорошо…Они платят большие деньги, чтобы собрать о тебе сведения. Кавказцы народ не жадный, но деньги очень любят и неохотно с ними расстаются. Просто так ими не швыряются. Если платят, значит, интерес большой. Чем такой интерес может быть вызван? Кроме тебя самого, едва ли кто вспомнит… Пошевели извилинами.

– Было бы что вспоминать. Если с их стороны такой интерес, значит, дело того стоит. А я серьезного ничего вспомнить пока не могу. Но я, товарищ полковник, постараюсь…

– Фамилия Хайдарбеков, значит, тебе ничего не говорит?

– Абсолютно.

– Ладно. Будем выяснять. Ты дождись гостя. У меня здесь и поговорите. Надеюсь, я не помешаю… Я на этого Хамзата Хайдарбекова отправил запрос в ГРУ. У нас с ФСБ все же картотеки разные. Может, что-то накопают, но сегодня выходной, и быстрого ответа ждать не приходится. Я, на всякий случай, позвоню, потороплю…

2

Во дворе стояло четыре машины, ни одна из них не носила милицейской символики, все были с цивильными белыми, а не голубыми номерами. Впрочем, чуть в стороне стояла пятая, с черным армейским номером, но в этом УАЗике за рулем, как было видно издали, кто-то сидел, а ключи, как известно, водитель носит с собой. Следовательно, ментовский сержант не мог быть водителем этой машины. Но, имея в руках брелок автомобильной сигнализации, даже если очень постараться, ошибиться было трудно. Таймасхан издалека проверять не стал, зная, что, обычно, после нажатия кнопки открывания центрального замка, дверь автоматически закрывается через тридцать секунд. Торопиться, чтобы за тридцать секунд преодолеть расстояние до стоянки, было ни к чему, потому что торопливый человек всегда привлекает к себе внимание. И он просто забросил за плечо спортивную сумку и, как и планировал, неторопливо, почти прогуливаясь, подошел к той самой стоянке. И там уже нажал одну из кнопок на брелке. Сигнализация «мяукнула», заодно «подмигнув» фарами, на черной, давно не мытой «Волге». Таймасхан забросил сумку на заднее сиденье, коротко и невозмутимо по сторонам посмотрел – не наблюдает ли кто за ним, убедился, что лишнего внимания не привлек, и только после этого сел за руль и выехал со двора.

Конечно, хорошо покататься на чужой машине в свое удовольствие и не думать о том, как скажется разбитая дорога на традиционно слабой, как у всех российских машин, за исключением УАЗика, автомобильной подвеске. Иногда приятно бывает на скорости проскочить по всем выбоинам. Но «Волга», на удивление, прошла по разбитой дороге достаточно плавно и тряслась не сильнее трактора. Колеса, как ни странно, не начали «рыскать», машину даже не швыряло из стороны в сторону, как это бывает с хорошими и дорогими иномарками. Видимо, «Волга» все же делается специально для российских дорог, осилить которые знаменитым автомобильным брендам без ущерба для себя бывает не по силам. Но долго баловаться, не имея на руках доверенности на машину, тоже не стоило. Это привлекало внимание посторонних. Конечно, три пистолета с патронами, досланными в патронник, два из которых спрятаны на спине за пояс, а один уложен в карман так, что достать его можно без проблем, делают любой возможный конфликт с «гиббонами»[5] опасным исключительно для последних. Тем не менее, лишний раз светиться не хотелось, и вообще, у Таймасхана в глубине души жила надежда, что побитые и лишь слегка изуродованные менты, оставленные «отдыхать» в съемной квартире, постараются это дело по возможности замять, поскольку находились они явно не на службе. Вернее, не на государственной службе. А если полностью замять не удастся, то хотя бы спустить на тормозах, не заостряя вопрос на личности главного виновника, чтобы все дело не выплыло наружу. Осложнялся вопрос изъятым оружием и угнанной машиной, но если она будет не до конца разбита, половина проблем отпадет, а пистолеты менты смогут себе вернуть, если сам Таймасхан этого захочет и найдет возможность сообщить пострадавшим, а это было возможным вариантом. Вопрос стоял в том, как сообщить о желании вернуть оружие, и кому сообщить. Жалко, не посмотрел документы у побитых уродов. Надо было бы узнать хотя бы фамилию Алексея, чтобы потом отыскать. Но и этот вопрос решить будет возможно. Все возможно, если постараться. Хотя бы с тех же трубок набрать последние номера и через абонентов отыскать пострадавших. Это просто. А попадать в розыск здесь, куда так стремился, в планы Таймасхана не входило. Слишком многое в этом городе предстоит сделать, и слишком долго он ждал этого момента. Семь лет ждал. Семь лет собирал сведения из всех возможных источников.

Тем не менее, даже после этих мыслей беречь машину и притормаживать на ухабинах Таймасхан не стал. Зачем притормаживать, если ему нравится так ездить. Вот только в больших лужах, вытекающих из сугробов и заливших улицы, он сбрасывал скорость. Разливать лужи по тротуару, где идут прохожие, – это пижонство, а пижонство Таймасхан всегда презирал в других, а потому не позволял такого себе. Так еще отец учил, а отцовские уроки сейчас, когда многое о нем напоминает, хотелось помнить. И потому Таймасхан поехал медленнее и аккуратнее…

Половину большущего по чеченским меркам города он миновал благополучно, проехав дважды мимо машин с надписью «ДПС» на капоте, ни разу не удостоившись внимания. И, попетляв между какими-то складами и производственными территориями, въехал в квартал частного сектора, где дороги были такие, что в некоторый местах между сугробами двум автомобилям разъехаться было проблематично, поскольку ледяная колея не выпускала колеса из своих объятий и не давала возможности свернуть вправо, и остановился на одной из улиц.

Номер Хамзата он набирал со своей трубки, потому что ментовские лежали в сумке.

Хамзат ответил сразу. Его трубка определила номер звонившего.

– Здравствуй, Таймасхан. Я как раз хотел тебе позвонить. Боялся, ты еще спишь…

– Здравствуй, Хамзат. Меня разбудили менты, что пришли за тобой…

– Менты за мной? – удивился Хамзат. – Какие менты? По какому поводу?

– Мне пришлось оставить квартиру. И ментов там же. Но они живы. Я не захотел слишком больших осложнений. Я сейчас на их машине. Отгоню ее подальше в сторону и подойду к тебе. У тебя все спокойно?

– Конечно. У меня всегда спокойно…

– И хорошо… Жди…

Относительно того, что все вокруг его дома спокойно, Хамзат сообщить явно поторопился, предварительно не проверив. Хорошо, что сам Таймасхан имел такую привычку, привитую ему первоначально отцом, а потом тем же самым Хамзатом – проверять все самому. Да и то, поскольку он слишком привык Хамзату доверять, мысль о проверке пришла лишь в последний момент, когда думал, куда поставить машину, чтобы ее нашли быстрее и чтобы менты не предпринимали слишком резвых шагов по поиску угонщика. А ставить машину следовало так, чтобы не возникло мысли об этом квартале. Впрочем, можно было прямо под окнами Хамзата поставить. Тогда вообще будет безопасно. Какой дурак подумает, что угнанную машину кто-то может под своими окнами поставить… Впрочем, менты могут… Поэтому безопаснее было поставить просто за соседним углом, около магазина. Там на машину и внимания больше обратят, и ментам сообщат, если раньше не растащат на запчасти. Но это уже будет не беда Таймасхана, а беда ментовская. Пусть хоть в этом почувствуют себя на одном уровне с простыми людьми, от чего они уже давно отвыкли…

С таким намерением Таймасхан и решил проехать мимо дома Хамзата. Но сразу обратил внимание на старенькую и основательно помятую «БМВ» пятой модели, что стояла в квартале от самого дома и контролировала перекресток. Что в машине сидят двое чеченцев, Таймасхан уверен не был. Просто двое парней – кавказцев. Но, после утренних событий, это тоже насторожило. Тем более, машина стояла очень удобно для контроля сразу четырех направлений. Но, чтобы удостовериться в своих подозрениях, следовало проехать мимо дома Хамзата до следующего перекрестка. Если стоящая «БМВ» – это пост, значит, будет пост и на втором перекрестке. Если на втором перекрестке поста нет, значит, и здесь машина случайная. Он проехал, лишь мельком взглянув на давно не мытые окна интересующего его дома. На окнах были занавески, а что было за занавесками – неизвестно. Но внешне дом и двор выглядели спокойно. Это ощущение, впрочем, не заставило Таймасхана отменить первоначальные намерения проверить второй перекресток, и он проехал дальше. И убедился, что не зря проявлял осторожность. На этом перекрестке стояла не уступающая «БМВ» возрастом и потасканным внешним видом «Ауди» сотой модели. При виде машины и пары ее пассажиров левая рука непроизвольно метнулась было за спину, чтобы вытащить пистолет, но Хамзат не был готов к неприятностям, потому Таймасхан удержался и проехал мимо. Миновав еще квартал, он свернул за угол, там остановился и снова позвонил Хамзату.

– Судя по твоему звонку, у нас неприятности… – сразу сориентировался Хамзат.

– Направо пойдешь – тебя «БМВ» встретит. Налево пойдешь – «Ауди» дожидается… Я предполагаю, что это люди Далгата. Ты что-то с ними не поделил?

– Я позавчера не застал Далгата дома. А вчера так и не собрался зайти. Я думаю, его попросили «выдавить» нас из города, и так выдавить, чтобы мы оказались в розыске. В принципе, это не слишком сложно, хотя и слишком нагло…

– Гилани?

– Он самый. Не сумел договориться, ищет варианты, чтобы заставить тебя работать. И при этом полностью подставляет Далгата. Гилани не может не понимать, чем это для Далгата кончится. Хотя я допускаю мысль, что он пытается так заставить нас выполнить бесплатно и эту работу. Гилани жадноват.

– Я ведь и обидеться могу. На самого Гилани…

– Он не из трусливых. И, по глупости, считает себя неуязвимым.

– Неуязвимых людей не бывает.

– Я это знаю лучше других.

– Ладно. Это еще обсудим позже. Надо сейчас что-то решать. Что делать думаешь?

– Сначала с тобой поговорить. Что там за менты к тебе приходили?

– Я думаю, тоже от Далгата. Тебя отследили, когда ты ко мне приходил. Меня хотели куда-то отвезти. К Далгату, наверное. А мне это не понравилось.

– Значит, Далгат начал войну?

– Я предполагаю… Он послал этих ментов, заранее зная, чем дело закончится, но не предупредил их, и они вели себя со мной, как с подвальным бомжом. Не опасались совершенно… Может, это была разведка боем, не знаю…

– И те парни, что сидят в машинах, как я теперь понимаю, наши противники?

– Я думаю, что это так…

– Ты в какой стороне?

– Я проехал мимо «Ауди» квартал и свернул налево.

– Разворачивайся… Я сейчас соберу все, что следует унести, выхожу и двигаюсь в твою сторону. Перед выходом тебе позвоню. Ты медленно едешь навстречу. Если парни из машины выйдут, они твои. Если не выйдут – мои… В любом случае сразу стоит поставить Далгата на место, чтобы язык в задницу себе засунул. А то он чувствует себя в этом городе хозяином.

– Они должны выйти…

– Вовсе необязательно. Я для них – пустое место. Они хотят меня отследить до встречи с тобой. И постараются захватить обоих. А мне этого не хочется. Все… Жди звонка…

Хамзат всегда отличался таким хладнокровием, которому даже хладнокровный Таймасхан завидовал. Он и здесь это хладнокровие проявит, в этом Таймасхан был уверен. И потому, развернувшись, остановил «Волгу» перед перекрестком. И стал ждать звонка. Ждать пришлось около десяти минут. Должно быть, Хамзат решил больше не возвращаться в этот дом и сейчас подчищает все следы. В каждом городе, где им приходилось останавливаться для работы, Хамзат обязательно имел резервный вариант. Наверное, и сейчас о запасном пристанище он позаботился.

Сам Таймасхан с сожалением подумал, что не сообразил вовремя и не вытер в доме хотя бы свои отпечатки пальцев. А надо бы было это сделать, потому что покалеченные уроды непредсказуемы и могут надумать следствие учинить. А его «пальчики» значатся в картотеках многих городов не только России. Но сейчас исправлять что-то уже поздно.

Хамзат позвонил и сказал коротко, по-деловому, как приказ отдал:

– Я пошел. Сосчитай до пятнадцати и медленно поезжай в мою сторону. Если что-то случится, смотри по обстоятельствам, газу добавить всегда сможешь.

По большому счету, Хамзат в самом деле командовал, и Таймасхан ему подчинялся даже без внутреннего сопротивления, потому что приказы всегда были правильными и точно соответствовали ситуации. Точно так же он подчинялся когда-то отцу. В какой-то мере Хамзат, хотя и не был Таймасхану даже отдаленным родственником, стал для него продолжением отца, не заменой, потому что отца заменить невозможно, а именно продолжением. Они оба остались в этом мире одинокими, лишенными дома и отечества, в котором их ждали только преследования, и это одиночество сближало их. Вернуться домой оба хотели, но не могли, потому что люди, когда-то предавшие их общее дело, теперь находились во власти и старательно мстили тем, кто предателями не стал. Эти люди предали общее дело еще раньше, когда воевали против федералов, но уже превратили идеалы в средство личной наживы. Потому им так легко и удалось найти общий язык с новой властью. Гарсиев-старший никогда с такими людьми находить общий язык не умел. И люди, воевавшие вместе с Джамбулатом, тоже делать этого не умели. К тому же, может быть, Хамзат дал Таймасхану даже больше, чем сумел в свое время дать отец. Отец научил сына воевать, но не имел возможности научить его как вести себя в гражданской жизни. Хамзат имел два высших образования, в том числе и педагогическое.

– Понял. До встречи…

С той точки, где стояла «Волга», дом Хамзата не просматривался, и даже «Ауди» за сугробами видно не было. Но из «Ауди» так же не было видно «Волгу». Вообще, сталкиваясь с подобными ситуациями вдалеке от родных гор, Таймасхан давно уже убедился, что чеченские парни, взявшие в руки оружие только здесь, совершенно напрасно считают себя ровней тем, кто там повоевал. Одна только национальность не делает из человека воина. Воин должен уметь воевать. А это умение приобретается с опытом. И сейчас те, кто сидит там в «Ауди», никак не предполагают, что их жизнь уже, можно сказать, подходит к завершающему этапу. Они не чувствуют этого. А в боевых действиях ситуацию следует непременно чувствовать. Таймасхан из двадцати двух лет жизни тринадцать провел в боевой обстановке. И чувствовать ситуацию научился…

Досчитав до пятнадцати, как и просил Хамзат, Таймасхан включил двигатель и неторопливо двинулся в поворот и дальше. Теперь «Ауди» уже попала в поле зрения, но не было видно тропу, по которой должен был идти Хамзат. Впрочем, когда Хамзат пойдет, над сугробом, наверное, будет видно его голову. А парням из «Ауди» всю тропу видно, они ориентируются. Глядя на них, должен сориентироваться и Таймасхан.

Он ехал, едва-едва касаясь подошвой педали «газа». Медленное передвижение машины было вполне оправданным. Дорога состояла из сдвоенной колеи, залитой водой, и в такой колее всегда можно за что-то зацепиться днищем.

Голова Хамзата появилась там, где ожидал ее увидеть Таймасхан. Но еще раньше он обратил внимание на какое-то шевеление в «Ауди». Видно было плохо, но показалось, что один из наблюдателей, тот, что сидел за рулем, звонит по «мобильнику». Естественным было предположить, что звонит он на пост, что стоит на соседнем перекрестке, парням в «БМВ». Ну, тем хуже для тех парней… Они предупреждены, значит, пожелают вмешаться. А это для них смертельно опасно. Без звонка можно было бы их просто оставить в стороне. Проехать мимо, как проезжал Таймасхан раньше, Хамзат при этом пригнется, все пройдет спокойно. Теперь спокойно не пройдет…

Таймасхан приготовил пистолет, переложив его из кармана себе на колени. Плохо, что в «Волге» нет электрических стеклоподъемников. А дырявить стекла пока не хотелось. И потому пришлось отстегнуть ремень безопасности и протянуться до дверцы переднего пассажирского сиденья, чтобы опустить стекло. Хорошо еще, что езда на такой скорости позволяет отвлекаться. Потом и второе стекло заняло нижнее положение. И ничего странного в этом нет – погода хорошая, а водителю душно. Хочет воздухом подышать…

К «Ауди» угроза приближалась одновременно с двух сторон, хотя люди в машине этого не чувствовали. Первым приблизиться должен был Хамзат. И он занимал все внимание наблюдателей, которые вообще никакой реакции на появление «Волги» не проявили. Но и машину, чтобы выйти Хамзату навстречу, не покинули. И потому Таймасхан опять не давил на «газ», предоставив своему старшему товарищу возможность действовать самостоятельно. Он наблюдал за ситуацией, не зная, что Хамзат задумал. А тот, сразу к «Ауди» направился, чем наблюдателей, кажется, сильно смутил. Но подошел так, чтобы разговаривать через заднюю дверцу. При этом на заднем сиденье никто не сидел, и оба наблюдателя вынуждены были повернуться в неудобную позу, чтобы опустить стекло. Хорошо еще, что в «Ауди» стеклоподъемники электрические. Хамзат что-то спрашивал. Ему отвечали. Он согласно кивал. Потом торопливо двинулся через перекресток навстречу «Волге». Но, едва миновав перекресток, стремительно прыгнул за сугроб, заставив и Таймасхана притормозить. И тут же в «Ауди» грохнул взрыв. Машина, вернее, то, что от нее осталось после взрыва, загорелась. А сам Хамзат уже выскочил на дорогу, и «Волга» в три секунды преодолела остаток пути до него.

– Навестим вторую машину, – едва усевшись, сказал Хамзат. – Они ждут – не дождутся возможности с нами пообщаться. Твоя очередь общаться…

Таймасхан поехал быстрее, хотя откровенно гнать после взрыва – означало навлечь на себя подозрения. В «БМВ» взрыв не видели, хотя наверняка слышали. Но дорога была слишком узкой, чтобы на ней разъехаться, и «БМВ» ждала на перекрестке, когда проедет «Волга», чтобы двинуться в обратном ей направлении. Таймасхан взял в руки пистолет. Перед перекрестком он добавил скорости и стрелять начал с левой руки до того, как машины поравнялись, через лобовое стекло. Только два выстрела, и оба точно в голову. И, скорости не снизив, проехал мимо. А уже за перекрестком добавил газу, хотя тоже не стал гнать.

– Для начала с Далгата хватит, – сказал Таймасхан. – Потом позвоним ему и поговорим – чего он добивается и хочет ли продолжать войну. Это тоже важный вопрос. Если хочет, придется его уничтожить. Сейчас куда?

– На выезд из города. Но выезжать не будем. Перед «гиббоновским» постом направо…

Кажется, ни Хамзат, ни Таймасхан даже возбуждения от маленькой победы не испытывали. Для них это было привычным и проходным эпизодом, даже обсуждать его интереса не было.

Будни… А праздники еще впереди…

1

Подполковник Судоплатов дожидался встречи с представителем ФСБ в своем небольшом кабинете, где кроме него обычно сидели еще три офицера отдела, но сейчас, по причине воскресного дня, оба они на службе отсутствовали, а потому никто не мешал Андрею Вячеславовичу сосредоточиться на воспоминаниях. Но сколько он не тормошил свою, в общем-то, отличную память, Хамзата Хайдарбекова вспомнить не смог. Из тех трех Хамзатов, которых подполковник знал, он вспомнил фамилию только одного, умершего, а фамилии двух других даже и не знал никогда. По крайней мере, память ничего не подсказала.

Но одни воспоминания, как это обычно бывает, повлекли за собой другие, и в первую очередь вспомнилась последняя командировка, которую удачной назвать нельзя, потому что во время уничтожения банды полевого командира Джамбулата Гарсиева рота понесла потери. И хотя благодаря уничтожению банды операция признана успешной, сам, тогда еще капитан, Судоплатов чувствовал себя совсем не на коне, хотя его и повысили в звании, и перевели на более высокую должность в штабе бригады. Тогда, уже на завершающем этапе операции, двое из бандитов сумели прорваться, причем один обладал удивительной способностью стрелять из пистолетов, из двух сразу, быстро и точно. К сожалению, пленных, кроме самого раненого эмира, который давать показания отказывался категорично, в тот раз захвачено не было, поэтому никто не мог назвать списочный состав банды, и фамилии беглецов остались неизвестными. Джамбулат Гарсиев не назвал даже фамилии тех, кто был убит. Дело еще осложнялось тем, что эта банда формировалась не по принципу привязанности к одному общему месту жительства или родства, как это часто бывает, а только по личностным отношениям эмира с другими людьми. Но поиск застопорило и само прекращение существования банды. Эмира осудили, посадили, на этом дело посчитали закрытым…

А сам Андрей Вячеславович после написания подробного рапорта, который был представлен на суде в качестве официального документа, никакого отношения к поиску уже не имел и, через три дня завершив командировку, больше в Чечню не попал ни разу. Тем не менее, и семь лет спустя горький осадок от гибели шестерых солдат оставался таким же горьким, и подполковник Судоплатов помнил почти каждое слово из писем, которые писал матерям погибших солдат капитан Судоплатов. Слишком трудно каждое слово давалось, чтобы забыть эти слова…

Воспоминания подполковника прервались звонком по прямому телефону из кабинета командира бригады.

– Подполковник Судоплатов. Слушаю, товарищ полковник…

– Прибыл майор из ФСБ. Его сейчас ко мне провожают. Заходи, пообщаемся со смежниками… И ответ на запрос из Москвы пришел. Есть интересный след на твоего Хамзата Хайдарбекова. Он проходит по картотеке ГРУ.

– Иду, товарищ полковник…

Через минуту пришлось опять открывать обитую дверь и спрашивать разрешения войти. Майор ФСБ оказался низкорослым крепышом с суетливыми движениями, активной жестикуляцией и неспокойными глазами. Странно было ожидать от такого человека вдумчивых действий, но представителей чужого ведомства обсуждать – дело неблагодарное.

Познакомились – Владимир Анатольевич Соломатов, сотрудник особого отдела. Пожав руку подполковнику, он свои руки разбрасывал при каждом слове в стороны и делал это так быстро, что приходилось удивляться, как воздух не свистит от таких движений.

– Нам агентурные данные поступили, – с места в карьер взял майор. – Хамзат Хайдарбеков, отчество, к сожалению, неизвестно, наводит справки у служащих вашей бригады. Начал он с поваров и официанток из офицерской столовой, потом переключился на кладовщиков, и здесь уже не только к служащим обращался, а и к отдельным прапорщикам, и старшим прапорщикам. Все вопросы касались непосредственно вашей, товарищ подполковник, персоны. При этом, понимая, что чеченец, наводящий справки, должен вызвать естественное подозрение, действовал Хамзат Хайдарбеков не самостоятельно, а через подставных лиц, для каждого из которых была придумана соответствующая личности человека и его характеру легенда, но вопросы, опять же, касались только вас. Путем оперативных мероприятий мы сумели установить, что ответы стекались к Хайдарбекову, но вот выйти на него самого нам пока не удалось. Он проявил профессиональную осторожность – давал людям задания, эти задания оплачивал и деньгами, и услугами, но связь после этого держал только по телефону, причем пользовался часто различными номерами. И ни разу не прокололся так, чтобы мы смогли выйти на него самого и выяснить, что это за личность и в чем состоит его интерес…

– Характер данных, которыми Хайдарбеков интересовался? – спросил полковник Барсук, перебивая рассказ майора.

– Самый разнообразный. Мы даже предполагаем, как вариант, собирание полного досье в попытке отыскать какой-то компромат с целью дальнейшего использования товарища подполковника в каких-то своих интересах. И от этой версии пока не отказались. Достаточно будет сказать, что вопросы касались не только самого Андрея Вячеславовича, но и членов его семьи, жены и дочерей. И даже была предпринята попытка поиска каких-то давних служебных отношений жены, тогда еще работающей. Но и там Хайдарбеков был очень осторожен, а мы всюду шли только по его следу, но ни разу не смогли выйти на опережение.

– Служебных дел эти вопросы касались? – еще раз спросил полковник Барсук.

– Не касались совершенно.

– А вот теперь я попробую хотя бы слегка прояснить ситуацию, – сказал командир бригады, поворачиваясь и вытаскивая из сейфа лист принтерной распечатки. – У ГРУ, как вы знаете, собственная база данных, и по нашей базе Хамзат Акболатович Хайдарбеков проходит как участник вооруженных бандформирований. Участник первой и второй чеченских компаний, опытный боевик, был неразлучен с полевым командиром Джамбулатом Гарсиевым. Напомню товарищу майору, который не может быть в курсе событий, что банду Гарсиева семь лет назад уничтожила рота спецназа ГРУ под командованием тогда еще капитана Судоплатова. Был ли на момент уничтожения Хайдарбеков в банде, нам неизвестно. Сколько тогда у тебя человек ушло, Андрей Вячеславович?

– Двое, – сказал Судоплатов, который только что в подробностях вспоминал этот эпизод. – Один из них раненый. Прорвались сквозь нашу линию. У них там стрелок такой был – одновременно с двух пистолетов стрелял, и очень точно. Шестерых наших солдат положил. Было организовано преследование, но они как сквозь землю провалились. Бежать могли вдоль реки до леса. Это километра два – два с половиной. Мы преследование организовали быстро, должны были догнать. Но они пропали… Реку переплыть возможным не представлялось – и вода ледяная, и течение такое, что… Берег мы обыскали полностью, до последнего камушка. Результата никакого…

– Тогда был захвачен раненым сам эмир Джамбулат Гарсиев, – продолжил Барсук. – Был суд… Сколько ему дали, Андрей Вячеславович?

– Этого я, товарищ полковник, просто не знаю. Я тогда вообще не хотел ничего об этой операции слышать. Шесть солдат потерял. Сам матерям письма писал, потом сам гробы отвозил и просил прощения, что не уберег. И про Гарсиева ничего не знаю…

– Если статья за терроризм, мог получить пожизненное, – заметил майор ФСБ.

– Едва ли, – пожал плечами Судоплатов. – Гарсиев только с армией воевал. Тогда за это терроризм не приписывали.

– Это необходимо будет уточнить, – согласился Владимир Анатольевич. – По крайней мере, это уже какая-то зацепка, и резонно предположить, что одним из двух бандитов, которых вы упустили, был именно Хайдарбеков. И, возможно, его активность как-то связана с эмиром Гарсиевым. Как его там зовут? Джамбулат?

– Джамбулат Гарсиев, – напомнил Андрей Вячеславович. – Грамотный был командир. Воевал хорошо и держался долго. Но дать ему должны были много, потому что со следствием сотрудничать отказался и играл в молчанку. Он еще с нами замолчал. Потом мы его в ФСБ передали, он и там молчал. А дальше я уже ситуацию не знаю…

– Значит, майор, для тебя работа, – сказал полковник Барсук. – Мы запрос послать можем, только я не уверен, что нам ответят, а если и ответят, то неизвестно когда. Мы, как ни крути, только армия, и в судебные дела нам соваться не позволяют. Значит, ты все, что можно, по Гарсиеву собери, а мы в следующий раз обсудим. Боюсь, что здесь есть связь с Хайдарбековым, и прямая. А ты, Андрей Вячеславович, пока осторожность прояви повышенную. И семью предупреди… Семья у тебя на даче?

– Нет, в городе. Дочери учатся. Студентки… Жена присматривает за ними.

– Съездишь сегодня?

– Конечно.

– Завтра можешь до обеда дома находиться. Присмотрись, что там за обстановка. Может, соседи что видели… У нас сейчас ко всем кавказцам отношение настороженное. Их сразу замечают… Порасспрашивай…

– Хайдарбеков сам не суется. Он через посредников работает, – напомнил Владимир Анатольевич. – Кроме того, завтра к утру у меня наверняка уже будут сведения по Гарсиеву.

– Из города приехать не долго, – решил командир бригады. – За сорок минут доберется… Значит, на сегодня все…

Место, куда приехали Таймасхан с Хамзатом, было тоже на окраине города и совсем неподалеку от прежнего района, хотя добираться туда следовало в объезд, но внешним видом своим существенно отличалось от того района, где прежде жил Хамзат. Здесь еще оставались старенькие полуразвалившиеся дома частного сектора, но, в основном, стояли крупные коттеджи за высокими кирпичными заборами.

– Направо. Около ворот остановись, – скомандовал Хайдарбеков. – Заезжать не будем…

Таймасхан повернул и остановился. Ворота были металлические, увесистые, крашенные в тон красному кирпичу.

Хамзат сам протянул руку и нажал на сигнал. Ждать пришлось недолго. Скоро распахнулась металлическая калитка в заборе, и вышел человек, посмотрел на машину и на тех, кто в ней сидел, остановился и сделал знак рукой, что сейчас откроет ворота. Хамзат отрицательно покачал головой и сам вышел к человеку. Разговаривали всего пару минут, после чего человек ушел, а Хамзат вернулся к машине, но садиться не стал.

– Машину отгони куда-нибудь на трассу. Возвращайся пешком. Я вещи заберу…

Он взял свою сумку и сумку Таймасхана, захлопнул дверцу. Таймасхан не стал дожидаться, когда Хамзат зайдет в калитку, и поехал. Машину он оставил незакрытой, не доезжая ста метров до поста ГИБДД под знаком «остановка запрещена». Дорога оживленная, здесь ее быстро найдут. И пешком, привычно сразу осматривая окрестности на случай непредвиденных обстоятельств, неторопливо двинулся к коттеджному поселку…

– Проходи…

– Хозяин где? – спросил Таймасхан.

– Это не хозяин, – сказал Хамзат. – Это – охранник, зовут его просто Василич. Хозяин на Кипре живет. Сюда раз в год приезжает, когда на Средиземноморье слишком жарко.

– Василич – наш человек?

– Нет. Лишнего при нем не болтать. Он просто наш временный союзник, не больше. Это бывший ментовский подполковник, которого погнали со службы, потому что начальству мешал крупные дела делать. Он все статьи пишет и со всеми судится, многим насолил, и многие мечтают до него добраться. А он тоже мечтает многих на «зоне» сгнобить. Его взорвать пытались. Мину под дверь квартиры положили. Жена с дочерью погибли. А его дома не было. Сейчас он спрятался, очень зол на всех… Мы с ним, если понадобится, найдем общий язык, но это может и не понадобиться. А сейчас нам нужно только тихое место, где можно отсидеться, пока я новое жилье не подыщу. Кстати, Василич может дать доверенность на свою машину. Это, если нам срочно транспорт понадобится. Сам предложил…

Дом оказался большим и очень холодным. Впечатление было такое, что здесь всю зиму не топили. Но Хамзат уверенно провел Таймасхана через весь дом в одно из крыльев первого этажа, там уже температура была вполне нормальной. Охранника Василича, бывшего ментовского подполковника, нигде видно не было. Он, видимо, не хотел докучать своим постояльцам. Тем не менее, присутствие в доме постороннего человека, пусть и приютившего их, Таймасхана сильно смущало.

– А когда ты жилье подыщешь? – поинтересовался Таймасхан.

– Мне уже ищут. Я позвонил…

Таймасхан всегда удивлялся таланту Хамзата отыскивать множество полезных связей в каждом городе, где им приходилось бывать. В абсолютно незнакомом городе у него через несколько дней оказывалась куча знакомых, готовых оказывать ему мелкие услуги. А порой даже и не мелкие. Сам Таймасхан таким талантом не обладал. Даже напротив, он обладал «талантом» завязывать конфликты, которые разрешал позже Хамзат. Но то, что дано человеку свыше, не обсуждается, а принимается и используется, что Хамзат и делал. Он даже сумел благодаря этому собрать немало сведений о подполковнике Судоплатове, бывшим когда-то капитаном Судоплатовым, и о его семье.

Но сейчас все эти данные остаются невостребованными – из-за назойливости то ли Далгата, то ли Гилани Гирмасолатовича. Кто-то из них старается сильно помешать Таймасхану. А, может, помешать стремятся оба, только один при этом командует, а второй выполняет команды. Таймасхан хорошо знал своих соотечественников. Они всегда стараются выяснить, кто их них обладает большей властью. Отношения самого Таймасхана с Хамзатом – редкое исключение, потому что оба они когда-то подчинялись одной власти – Гарсиева-старшего, и хотя они уже столько лет действовали самостоятельно, порой им казалось, словно Джамбулат или только на время уехал, или послал куда-то своего сына вместе с Хамзатом, а сам ждет их возвращения. Это ощущение все семь лет так и не покидало Таймасхана. Может быть, и Хамзата оно тоже не покидало. И это делало их близкими друзьями. А у Далгата и Гилани таких отношений быть не могло…

Микроавтобус быстро и рискованно вошел в поворот, продавив силой инерции рессоры внешней стороны и оттого слегка наклонившись, но тут же выровнялся и еще добавил скорость. Из-за поворота показалось лежащее впереди село, хотя до него еще следовало идти от дороги около трех километров пешком, потому что этот попутный микроавтобус ехал дальше и в село заезжать не собирался.

Джамбулат Гарсиев приподнял голову, всматриваясь вдаль с болью и с надеждой. Там, в селе, наверное, можно будет что-то узнать, поскольку больше получить информацию ему негде. Обратиться в официальные инстанции нельзя, потому что такое обращение может привести к непредсказуемым последствиям.

Когда после последнего боя Джамбулата заставили осмотреть убитых, чтобы провести опознание, он осмотрел, так и не назвав ни одной фамилии. Просто в молчанку играл, словно бы не слышал настойчивых вопросов капитана, кажется, командира роты. Но смотрел он тогда не для спецназовцев, а для себя. И с удовлетворением убедился, что среди трупов нет тела сына и Хамзата. Значит, они и есть те двое, кто сумел прорваться, и погоня за кем результата, как уже слышал Джамбулат, не дала. Он так и не сказал, кто был убит в бою во время прорыва, кто ушел. Не сказал ни спецназовцам, ни следователям ФСБ, ни судье, когда тот задавал вопросы. Он вообще за все время следствия, может быть, обменялся со следователем десятком фраз, не более. И на суде несколько фраз сказал. Ему это, естественно, зачли… Но, поскольку доказательства по участию его джамаата в боевых операциях были в основном косвенными, а свидетельских показаний не было вообще, самое большее, что смогли ему дать, семь лет строгого режима. И все эти годы он отсидел от звонка до звонка. И даже в «зоне» за семь лет, когда иногда просто невыносимо тянет с кем-нибудь пооткровенничать, никто так и не узнал, что сын его вместе с Хамзатом спасся в тот последний для их джамаата день. Даже вернувшись в Чечню, оформляя постановку на учет в городском управлении внутренних дел Грозного, не спросил ничего о сыне, хотя там могли бы быть какие-то сведения о нем или Хамзате. Спросить – значит, поставить их под удар, если они живы. А Джамбулат хотел найти их сам.

Накануне освобождения и уже после него, во время вынужденных встреч с ненавистным ментовским племенем, вчерашнему заключенному часто задавали один и тот же вопрос о раскаянии. Он честно молчал. Честно, потому что не желал обманывать и говорить, что раскаялся. Нет, раскаяния в душе не было. Было что-то другое. Была боль от того, что все так обернулось, что большая идея свободы и величия маленького народа была так безобразно испорчена теми, кто захватил власть в самопровозглашенной Ичкерии, что нынешняя власть, немногим лучше той, бандитской, иначе не разъезжались бы чеченцы по всей России, а оставались бы у себя в горах. И не было желания жить среди этих людей, жить там, где все это происходило и до сих пор вызывало чувство отчаяния. Но уехать куда-то можно было только после снятия с учета. Даже на поиски сына можно было отправиться, только предупредив органы надзора, как они назывались официально, что поедет искать родственников и, возможно, работу где-нибудь в сельском районе. О сыне он опять не сказал ни слова…

– Здесь высадить? – спросил водитель, молодой парень, наверное, ровесник Таймасхана.

– У поворота, – уточнил Джамбулат.

– Родом, что ли, отсюда? Навестить едешь?

– Нет. Здесь меня когда-то в плен взяли, – мрачно ответил Джамбулат. – Я эмиром был. Почти всех в джамаате перебили, а меня, раненого, захватили…

Он знал, что говорил. После такого короткого откровения никто не будет докапываться и спрашивать то, о чем говорить не хочется. Это тема совсем не для всеобщего обсуждения.

Водитель переглянулся с пассажиром на переднем сиденье, но ничего не сказал. Только у поворота от нескольких плавных нажатий начали поскрипывать тормоза. Машина остановилась.

– Сколько я должен? – спросил Гарсиев.

– Ладно. Нам спасибо хватит, – заметил водитель.

– Спасибо, – сказал Джамбулат, открыл дверцу и вышел.

Микроавтобус двинулся дальше и сразу стал набирать скорость…

2

Двухлитровый двигатель для легкой «Мазды-3» подполковника Судоплатова был излишеством при традиционном «качестве» российских дорог. Синий хатчбек разгонялся до ста километров в час за девять с небольшим секунд, но этот разгон можно было себе позволить только при выезде из города-спутника, где стояла бригада спецназа ГРУ, а дальше, до самого областного центра, дорога была такая, что, образно говоря, городская скорость в шестьдесят километров в час была максимумом, что можно было себе позволить, да и то лишь на четверти пути. На остальных же участках приходилось, едва успев разогнаться до этой самой городской скорости, тормозить и осторожно объезжать выбоины, поскольку клиренс[6] автомобиля тоже рассчитывался на другие дороги. А эту, хоть и ремонтировали регулярно, но ремонта хватало на неделю. И потому на путь, который должен был занять десять минут, уходило больше сорока.

На въезде в город, похоже, проводилось какое-то мероприятие. Дорогу перекрывали усиленные посты ГИБДД вместе с ОМОНом. Но останавливали машины, город покидающие, из-за чего начала образовываться большая пробка. Радовало только то, что въехать можно было свободно. Увидев знакомого майора из ОМОНа, Андрей Вячеславович притормозил и опустил в машине стекло.

– «А город подумал: ученья идут…» – словами из старой песни поприветствовал подполковник омоновца.

– Здравствуй, – тот протянул руку. – Город уже и не знает, что думать, но, кажется, доволен… Народ считает, что это явление нормальное и правильное, и должно повторяться с обязательной периодичностью.

– Как образцовый горожанин, согласен, – кивнул Андрей Вячеславович. – А что случилось?

– Ты не в курсе?

– Я не в курсе. Был на даче, потом в бригаду вызвали.

– Чечены друг друга бьют… Впрочем, и наших тоже слегка захватили. Ментов из горотдела.

– Всерьез?

– Куда уж серьезнее. Наших, правда, без выстрелов, голыми руками, но с конфискацией оружия и машины. Один человек – четверых ментов, как мальчиков… Сейчас трое из них в госпитале на операции. Один отделался легким испугом и выбитым зубом. Но, он сам говорит, что этот зуб неделю болел и шатался. Не жалко… Но чтобы один, четверых вооруженных… И так разделать…

– И правильно разделал. А потом что?

– А потом он же или еще кто-то, но, предположительно, он, взорвал «Ауди» с двумя чеченцами и расстрелял из пистолета еще двух чеченцев в «БМВ». Все в одном квартале. Оттого народ и ликует. Мало того, что ментов побили, так еще и чечены друг друга бьют. Как тут не радоваться!..

– А ты что не ликуешь?

– Так я же тоже мент!

– Ну и ладно. А я не мент, и потому – ликую. Данные какие-то на этого парня есть?

– Сейчас… – майор полез в карман разгрузки, вытащил листок бумаги, развернул.

– Таймасхан Джамбулатович Гарсиев, двадцать два года. Работал тренером в элитном спортивном клубе. Карате киоку-синкай… По картотеке МВД пока не проходил. Отпечатки его сняли, у нас не наследил, послали на всякий случай на всероссийскую идентификацию. Но воскресенье же… Когда раскачаются…

Подполковник Судоплатов никак не показал своего отношения к услышанной фамилии и отчеству боевого чеченца. Только взглядом помрачнел.

– Ладно, лови бандитов и ментов. То есть… Короче, всех преступников… Я поехал…

Майор прощально поднял руку, подполковник поднял стекло, и на этом они разъехались. Но на следующем перекрестке Андрей Вячеславович повернул направо и сразу за поворотом остановился. С мобильника набрал номер командира бригады. Тот оказался еще в кабинете.

– Товарищ полковник, подполковник Судоплатов…

– Что-то случилось?

– Я уже в городе. Здесь – случилось…

– Семья?

– Я до дома еще не доехал. Но жене я звонил перед выездом, дома все в порядке. А вот в городе…

– Рассказывай.

Судоплатов коротко передал все, что услышал от майора ОМОНа.

– Думаешь, это может иметь отношение к нашим вопросам?

– Не сомневаюсь. Разыскиваемого двадцатидвухлетнего чеченца зовут Таймасхан Джамбулатович Гарсиев…

– Сын?

– Я так полагаю. И странно было бы услышать, что человек из банды Гарсиева и сын Гарсиева, появившись в нашем городе, не с одной целью приехали сюда. Хотя всякое может быть. Но я попросил бы вас еще и этого парня по нашей картотеке проверить. Наши быстрее других работают…

– Добро. Я прикажу отправить запрос. Если будет ответ, тебе позвонят даже ночью. Держи трубку под рукой. Я еще и майора Соломатова предупрежу. Пусть по своим каналам запрос пошлет.

– Спасибо, товарищ полковник. Чувствую, тучи начинают сгущаться…

– Оружие у тебя при себе?

– Я сам – оружие, но и пистолет под рукой тоже…

– Будь осторожнее. И обстановку вокруг дома разведай. Я сейчас с начальником штаба твою ситуацию обсуждал. Он предлагает выделить для охраны твоей семьи несколько офицеров. Отдельно – квартиру, отдельно – дочерей… Все негласно, чтобы и они не знали, и даже ФСБ не знала. Для офицеров это будет боевой подготовкой – твой, кстати сказать, профиль. Да и защита надежная…

– Спасибо, товарищ полковник. Не буду отказываться, но следует предварительно знать, с кем мы встретились. Хотя превентивные меры – они и есть превентивные, с опозданием они будут мерами бесполезными…

– И я про то же… Я отдам приказ начальнику штаба. Пусть готовит людей… Если успеет – к сегодняшнему вечеру. Не успеет, так хотя бы к утру. Мы остановились на девяти человеках. Как думаешь, этого хватит?

– Больше – будет заметно, – согласился Андрей Вячеславович.

Джамбулат забросил за плечо ремень своей нетяжелой сумки, вздохнул перед трудным делом, которое ему предстояло, и двинулся по дороге к селу. Шел он неестественно прямо, испытывая при этом странные ощущения. Показалось, что возвращается боль в спине. Тогда, еще до суда, но во время следствия, его держали в лазарете СИЗО, где следователь ФСБ проводил первичные допросы прямо в палате. Впрочем, допросами это можно было назвать лишь с натяжкой, поскольку сам Джамбулат, слушая вопросы, предпочитал на них не отвечать, а несколько раз даже не имитировал засыпание, засыпая по-настоящему под монотонные слова следователя. А следователь бороться с таким отношением к себе не мог, поскольку уже интересовался у лечащего врача, какие уколы делают арестованному. А уколы были обезболивающие и успокаивающие, потому засыпание было естественным явлением. Это срывало все планы следователя, который собирался многое выяснить до того, как в лазарет заявится назначенный адвокат. Впрочем, адвокат едва ли пожелал бы как-то помешать следователю и помочь своему подзащитному.

Низложенному эмиру накануне сделали сразу две операции – извлекли пулю из руки и из груди, вторая операция была достаточно сложной из-за сильного внутреннего кровотечения, потом, уже через несколько дней, не церемонясь и не дав окрепнуть, несколько раз возили на снимки позвоночника. Делали снимки, смотрели, совещались, стоит ли оперировать сам позвоночник, но делать этого, слава Аллаху, не стали, хотя лечение проводили интенсивное и мучительное. Кстати сказать, практически бесполезное, доставившее удовольствие только самим садистам врачам, поскольку после него боли не ушли, спина постоянно болела еще около двух лет, и еще несколько раз Джамбулат ложился в лазарет в самой «зоне». Не для того, чтобы вылечиться, потому что врачам не верил и был уверен в том, что все они просто дурят больных, зарабатывая себе на хлеб с маслом, а помочь не могут. Не умеют помочь… Но через два года организм с болезнью все-таки справился. В значительной степени помог массаж. Массажиста-»шестерку» из другого отряда ему выделил смотрящий «зоны», пусть и русский человек, но с уважением отнесшийся к бывшему известному эмиру. Массажист приходил каждый вечер и целый час «работал» со спиной Джамбулата, заставляя порой того не стонать, а рычать от боли нестерпимой. После этого лет пять спина не беспокоила.

Но сейчас, рядом с этим селом, показалось, что позвоночник опять, как семь лет назад, чувствует себя неуверенно. Джамбулат понимал, что это, скорее всего, так называемые фантомные боли, которые не могут быть серьезными и опасными. Так у человека, бывает, болит ампутированная нога.

Только на подступах к самому селу, уже проверив центральную улицу, на которую его выводила внешняя дорога, Джамбулат понял, почему идет так неестественно прямо. Это происходило, помимо его разума, на каком-то глубоком подсознательном уровне. Подсознательно он хотел, чтобы его узнали жители села, те, кто видел его раньше, когда он еще был эмиром. Они видели его именно таким – прямым. Но, конечно, за семь лет многое изменилось. И образ эмира, которого местные жители видели всего несколько раз, тоже должен был бы раствориться, как какое-то неприятное воспоминание. Ведь они, его одноплеменники, за которых он воевал, за которых погиб его джамаат, не поднялись все на защиту своих лучших сынов, отсиживаясь по домам и ожидая, когда закончится неравный бой. Конечно, они и не могли тогда как-то повлиять на события, слишком большими силами вошли спецназовцы в село. Но как хотелось верить, что все могло бы быть по-другому. Верить в то, чего не было и не могло быть в действительности.

Впрочем, в действительности такие случаи бывали в первую войну, в самом ее начале, когда люди еще не разочаровались в тех, кто власть захватил. Тогда, помнится, много случаев было, когда женщины вместе с детьми и стариками шли, не сомневаясь, прямо на танки и останавливали армию своей волей и бесстрашием, всегда присущими чеченскому народу. Тогда у всех были надежды и идеалы. Но они были цинично растоптаны. А на смену идеалам пришли усталость и равнодушие.

Он входил в село и понимал, что его заметили издали, потому что на улице было слишком много людей, желающих узнать, кто это такой вышел из микроавтобуса и идет к их домам. Его, конечно, не узнали, но люди, в основном, женщины, стояли на тротуарах у своих и чужих калиток небольшими группами, тихо перешептывались, здоровались в ответ на его приветствия, однако ничего не спрашивали. Время такое, что в каждой семье, наверное, есть, кого ждать, и люди ждут постоянно, что кто-то вернется. Даже если человек погиб официально, его все равно ждут, потому что уже много случаев было, когда возвращались те, по ком плакать устали. И люди смотрели на Джамбулата, гадая, кто он такой, и в чей дом направляется, и радость он несет или горе…

Джамбулат, как решил еще раньше, шел к дому Ризвана Саадуева, местного старейшины, надеясь, что тот жив еще. Он бывал в его доме семь лет назад, тогда его встретили уважительно, и он сам уважительно отнесся к дедушке Ризвану…

Хамзат принес два армейских котелка с какой-то кашей. Он сам, как и Таймасхан, был совершенно неприхотлив в еде. Главное, чтобы в пище не было свинины После еды, когда, отставив котелки, Хамзат вытянул для отдыха ноги, Таймасхан спросил:

– С Далгатом договариваться будем?

– Надо хотя бы выяснить, что он затеял. Я знаю, как его поставить на место. Может быть, даже получится сделать из противника союзника. Хотя и не уверен, что ненадежный союзник нам нужен. Сами справимся… Он нужен был только тогда, когда мы здесь устраивались. Но и в этом случае он предпочел сделать гадость.

Таймасхан согласно кивнул.

– Союзник нам здесь и не и нужен. А Далгат сразу слишком круто на меня двинулся. Я бы тоже хотел сказать ему пару слов. Может быть, съездим?

– Лучше сначала позвонить.

– По телефону говорить с ним не буду. Это со стороны будет выглядеть так, что я его пугаю. Я никогда и никого не пугаю. Если мне необходимо, я решаю вопрос сразу.

– Чтобы решить его сразу, надо хотя бы вечера дождаться. В темноте проще добраться до его дома. И в сам дом войти. Он живет, кстати, неподалеку. Можно пешком дойти…

– Тогда вечером и сходим.

– Но я сначала все же позвоню. Может быть, и не придется действовать кардинально. Хотя Далгат не горец, верить ему трудно[7]. Может пожать руку и выстрелить в спину…

– Тогда, может, и договариваться не стоит?

– Попробовать следует… Я прочувствую ситуацию. Но, в любом случае, осторожность соблюдать надо. Это я всегда помню.

– Звони, – согласился Таймасхан.

Хамзат вытащил из кармана простенькую трубку, набрал по памяти номер. Долго ждал. Наконец, ответили.

– Я хотел бы с Далгатом поговорить, – сказал Хамзат по-чеченски.

– А кто спрашивает?

– Меня зовут Хамзат. Хамзат Хайдарбеков. Он знает меня…

– Он уехал по делам. Не сказал, когда вернется. Попробуйте позже позвонить. Может, даже вечером. Только не слишком поздно. После десяти я телефон отключаю.

– А как ему позвонить на мобильник? Не подскажете?

– Я не знаю номер…

Это был откровенный обман, понял Хамзат. Не бывает такого, чтобы жена не знала номер мобильника мужа, потому что всегда возникают ситуации, когда ей требуется что-то спросить или что-то передать.

– До свидания. Я позвоню попозже…

Хамзат убрал трубку. Таймасхан разговор слышал почти весь, потому что громкость была включена на полную мощность. Но Таймасхан протянул руку и достал из своей сумки мобильник с сенсорным экраном, принадлежащий Алексею, менту в штатском. Понажимал для ознакомления экранные кнопки, потом передал трубку Хамзату.

– Последний звонок… Номер и имя, кстати, есть в списке контактов… Это трубка главного из тех ментов, кто тебя утром искал в моей квартире…

– Богато менты живут, – усмехнулся Хамзат, рассматривая трубку. – Такая тысяч тридцать стоит…

– Далгат им хорошо платит. И еще кто-то платит. Такова жизнь ментовская…

– Будь я крутым консультантом в уголовном мире, то серьезным парням рекомендовал бы ментов грабить. Всегда есть, чем поживиться…

Хамзат нажал кнопку вызова.

– Да, Алексей, слушаю тебя, – почти сразу ответил Далгат.

– Это не Алексей, – спокойно прозвучало в ответ. – Это Хамзат…

Далгат явно испытал не самые приятные минуты, потому что долго молчал.

– Ты мне ничего сказать не желаешь? – спросил Хамзат.

– О чем мне с тобой говорить, если ты объявил мне войну, – Далгат разыгрывал возмущение, но голос его показывал что-то близкое к смущению.

– Если бы мы объявили тебе войну, тебя уже сегодня хоронили бы[8]… Это ты по глупости попытался объявить войну нам. Но я думаю, что ты просто послушал дурного совета человека, который желает тебе зла, и сейчас уже сожалеешь о содеянном.

– О каком человеке ты говоришь?

– Я говорю об этом пройдохе Гилани. Хотя для тебя он, наверное, Гилани Гирмасолатович. Он любит, помнится, чтобы его называли так.

– Ты хорошо знаешь его?

– К сожалению, я слишком хорошо знаю этого скрягу. И знаю методы, которыми он пользуется, когда не желает платить. Ты чем-то помешал ему, и он решил тебя убрать. И потому натравил на нас, зная, чем это для тебя кончится. Подумай, где ты мог перебежать ему дорогу?… Где-то ваши интересы перехлестнулись. Или кто-то заплатил ему неплохо, чтобы ты не мешал. Но он тебя приговорил… Это ты понимаешь?

Таймасхану очень понравилась тактика, выбранная Хамзатом. Сам он не сумел бы настолько круто повернуть ситуацию. В действительности, Гилани требовался такой специалист, каким был сам Таймасхан. Но Таймасхан нашел подполковника Судоплатова, интересы Гилани его не касались. Но Гилани решил выжить из этого города Таймасхана с Хамзатом и привлек амбициозного, но малоумного Далгата для выполнения своих целей. Далгат окружил себя криминальными парнями и думает, что это позволяет ему быть сильным. Но теперь уже Далгат будет думать не о том, как выполнить просьбу Гилани, а только о собственной безопасности. Он знает, что в войне против Гилани не потянет. И сам Гилани по наивности думает, что его методы могут остаться безнаказанными со стороны Таймасхана с Хамзатом. Здесь он ошибается. Таймасхан не поднимет руку на человека, которого уважает, но если он перестанет уважать человека, то нет причин, которые могут остановить его. А в данном случае речь уже идет не об уважении, можно смело говорить об адате… Но Гилани слишком высоко взлетел в своем понимании, чтобы считаться с законами гор. А надо бы считаться…

По крайней мере, для себя Таймасхан уже решил твердо, что Гилани – следующий в очереди после подполковника Судоплатова. А если будет торопиться, то может стать и первым. Очередность в списке поменять недолго, если обстоятельства вынуждают к этому.

Разговор между Хамзатом и Далгатом продолжался.

– У тебя есть какие-то доказательства этого? – спросил Далгат.

– Ты хоть знаешь, на кого он тебя натравил?

– В этом городе не я должен знать, – ответил Далгат важно. – Здесь должны знать меня…

– Моему другу плевать на город, плевать на страну. Он специалист, услуги которого тебе, например, не по карману. Если он захочет, тебя не будет… Но мне ни к чему говорить много. А относительно Гилани ты подумай. Должна быть причина…

– Есть причина, – неохотно согласился Далгат. – Мы выбрали его третейским судьей в споре. Вопрос еще не решен. Я понадеялся на честность Гилани Гирмасолатовича. Но я тоже слышал, что деньги он любит больше своей честности. Это может быть поводом…

– Не обязательно, – Хамзат опять поступил умно, не желая соглашаться с первой же причиной. Сомнения, обычно со временем переходящие в мучительные, всегда сильнее давят на психику, чем определенность. – В этом случае он мог бы дать только согласие, чтобы твой оппонент оплатил услуги любого специалиста. И все. А сам бы связываться не стал. Мне кажется, так… Думай… Должно быть что-то другое. Гилани никогда не выступает без конкретной причины. Есть у него причина тебя убрать…

– Навскидку я сказать не могу… Мне надо подумать…

– Теперь давай договоримся о нашей войне. У нас дела в городе, и тебя эти дела не касаются. Мы не трогаем тебя, ты не мешаешь нам. Такое положение вещей тебя устроит?

– Мне надо подумать, – повторил Далгат.

– Думай. Я позвоню тебе еще… – Хамзат отключился от разговора и повернулся к внимательно все слушавшему Таймасхану.

– Он мне не нравится, – сказал Таймасхан.

– Нам нужен аргумент, который сделает его более сговорчивым. Мне мало того, чтобы он не воевал против нас – необходимо, чтобы он помогал. Но он, кажется, собирается остаться в стороне, предоставив нам самим разбираться с Гилани. Он тогда, естественно, останется в выигрыше.

– Будет аргумент, – согласился Таймасхан. – Как только начнет темнеть, выйдем…

– Сначала подберем новые документы, – сказал Хамзат и придвинул к себе свою сумку…

1

Разговор с женой – дело сложное, как предвидел Андрей Вячеславович. Она, естественно, не может отнестись спокойно к тому, что сама она и дочери находятся под угрозой, и даже неизвестно, что это за угроза и во что она может вылиться, и чего стоит ждать. Мужчина угрозу всегда воспринимает иначе, чем женщина, и жене понять состояние мужа сложно.

Однако Валентина Сергеевна выслушала Андрея Вячеславовича вполне спокойно, хотя и с напряжением. Он позвонил ей еще перед выездом из военного городка и предупредил. И потому жена уже успела многое передумать и мысленно свыкнуться с возможной опасностью. Она всегда, как большинство женщин, сначала готова была беспричинно всех и вся обвинить неизвестно в чем и только потом начинала думать логически. И тогда уже становилась спокойной и рассудительной и порой могла даже дать дельный совет.

Как ни спешил Андрей Вячеславович, чтобы попасть домой побыстрее, обычные городские автомобильные пробки, свойственные всем без исключения большим городам России, дали возможность Валентине Сергеевне «пар выпустить» и мужа встретить уже с холодной головой, чему он, конечно, мог только радоваться.

– И что мы будем делать? – спросила она.

– Их ищут… Менты ищут, другие чеченцы ищут, ФСБ ищет…

– Найдут?

– Трудно сказать, – честно ответил подполковник. – Большую группу найти легче, чем пару человек. Кавказцев в каждом городе – хоть палкой гоняй. Проверять будут, но даже если всех проверят, где гарантия, что у них нет других документов. Предположим, побитые менты смогут дать словесный портрет, даже фоторобот составят. Помнишь, однажды я тебе показывал фоторобот, который на меня делали…

Конец ознакомительного фрагмента.