Глава 3. Приличные люди не ходят через окно
Скобелев Леонид, высокий, черноволосый мужчина средних лет, но уже прилично потрёпанный бытом, проживал на окраине Перми в своей однокомнатной квартире. Вся его жизнь ничем выдающимся не была отмечена. После школы, – заурядное профессиональное училище, в котором получил специальность электрика, и сразу же начало взрослой жизни в рабочем коллективе.
Так как молодость выпала на девяностые годы, когда в стране был повсеместный хаос, то та же неопределённость прочно поселилась в душе молодого специалиста. Денег на производстве платили мало, поэтому, закончив работу, бежал на «шабашки», по домам обеспеченных и не очень граждан. Услуги по замене, ремонту проводки и оборудования, всегда пользовались спросом. Зачастую население рассчитывалось алкоголем, бывало, не самого высокого качества. Пили все и везде. Начиная от руководства страны и кончая простыми электриками.
В конце концов, даже бригада могла поставить перед молодёжью, вновь прибывшей в коллектив, условие: или пей, или иди работай. Никто не хотел выглядеть «белой вороной», поэтому почти каждый новичок, несколько поколебавшись, опрокидывал в себя предложенные сто грамм зелья, скрепляя узы такого своеобразного братства. А на следующее утро, уже не отказывались от раздачи опохмелки.
Время бежало, и вот уже, страдая и мучаясь, Лёня принял как должное такой образ жизни. Он понял, вовсе не обязательно лезть из кожи, чтобы чего-то добиться. Можно просто плыть в общей массе и не отвечать ни за что. А стакан водки с нехитрой закуской мог заменить некий смысл бытия, и тогда становилось вовсе не так плохо жить. По крайней мере, так ему казалось.
Когда ещё не было всё так запущено, Лёня даже успел жениться на хорошенькой девушке из далёкой деревни. Вроде как и по любви. Время шло, милая барышня постепенно превратилась в домохозяйку со своими замашками. Утомлённая бытом и однообразием супружеской жизни, она всё чаще и чаще рассуждала о неправильно выбранном пути. Всё тяжелее вздыхала у телевизора, глядя на роскошь и размах жизни своих сверстниц.
Ну что, в самом деле, была же разница, быть замужем за электриком или за принцем, пусть даже телевизионным. Но так как она была сама далеко не принцесса, стала, предсказуемо, заглядываться на парней своего статуса. В основном из окружения мужа. Эти «друзья» недалёкого ума, как, впрочем, и его пассия, часто не утруждались скрывать свои симпатии друг к другу. Леонид, спокойный и уравновешенный человек, смотрел на это дело сквозь пальцы. Или, может, просто не хотел замечать трещин, набегающих на их семейное гнёздышко. Тем не менее, всё это так продолжалось ровно до тех пор, пока однажды его любимая не пришла домой под утро, а затем и вовсе стала пропадать неведомо где. Сначала, конечно, это были якобы подруги, но потом, видя некое равнодушие со стороны мужа, открытым текстом сообщила, что она живёт у другого мужчины и вообще собирается к нему переехать. Как ни странно, Леонид с завидным хладнокровием принял это известие, но после этого всё чаще стал прибегать к помощи спиртного, от чего, впрочем, его жизнь не становилась слаще, а только наоборот.
Наконец они вовсе расстались. Жена подала на развод и уехала к новому возлюбленному. Лёня тоже стал проявлять интерес к другим девушкам, но те всё реже отвечали взаимностью выпившему ухажёру. Получался замкнутый круг, чтоб свободно общаться с противоположным полом, приходилось прибегать к помощи алкоголя, и чем чаще он это делал, тем чаще от него отворачивались избранницы. Затем не только они, но и все, кто знал его. Коллеги, родственники, соседи за одним исключением – мамы, которая из всех сил пыталась удержать непутёвого сыночка на плаву нормальной жизни. Но он тонул. Тонул медленно и неотвратимо, погружаясь на самоё дно.
Единственное увлечение, которое Лёнька не разменял и пронёс сквозь все препятствия из самого детства, это страсть к рисованию. Увлечение, которое захватывало его всегда, и никакие пагубные привычки не могли отвадить его от кисти. Запах масляных красок и чистый холст всё время побуждали его рисовать. Они уносили его в другие миры, где он ни разу не был, но которые так живо ощущал на своих полотнах. Они воодушевляли его и ограждали от серых будней бытия, спасая от окончательного падения.
Его квартира была забита рулонами ватмана, холстами и даже тетрадными листами с набросками. Иногда, выпив, он развешивал свои произведения по стенам как в картинной галерее, в которой единственным посетителем был он сам. Затем, перебрав «беленькой», мог слишком критично посмотреть на выставленные работы и уничтожить их одним махом. И только когда на него сойдёт вдохновение, брался снова за кисть.
Вот и сейчас уже миновала неделя обильных возлияний, которые рано или поздно должны были кончиться из-за проблем со здоровьем или из-за отсутствия денег на алкоголь. В этот раз закончилась выпивка. Шатаясь среди разбросанных бутылок, каких-то упаковок и прочего остатка бурных дней, Лёня понимал, что выпить нечего, да и не на что. Организм настойчиво требовал очередной дозы алкоголя. Употребить хотелось уже не для веселья, а ради того, чтоб избавиться от ужасных страданий, заполнивших его измученное тело.
Безрезультатные поиски хоть какой-то опохмелки приводили Лёню в отчаяние и ощущение опустошённости. Стараясь не делать резких движений, чтобы не вызвать приступы сильнейшего головокружения, он вытянул своё истощённое тело на диване и, тяжело вздохнув, закрыл глаза.
«Надо всё это как-то перетерпеть», – единственная разумная мысль мелькнула в его голове, от чего легче не становилось. Хорошо бы поспать, но даже от горсти успокоительных таблеток толку не было. Оставалось мучительно терпеть боль наедине со своими мыслями о том безобразии, которое он учинил в пьяном угаре. Мозг усиленно пытался забыть детали всех неприглядных событий, но память упорно доставала пошлые картинки из тайных уголков сознания. Надо было думать о чем-то хорошем. О чём же? Ну вот хотя бы продавщица из винного отдела, Вера, приятная женщина, статная. Лёня старался вспомнить её черты.
«А что же я ей говорил? Ах, опять неладно, опять пошлости… Стыдно-то как».
Погружённый в такие мысли, Лёня вдруг услышал лёгкий стук балконной двери.
«Сквозняк» – подумал он, не открывая глаз. – «Я же не повернул щеколду».
Но тут буквально кожей почувствовал, что дверь балкона отворилась, и на пороге кто-то возник. Сердце бешено заколотилось. Мысли роем закружились в воспалённом воображении: «Я же на третьем этаже! Ну, кто же может тут оказаться?!»
И, как бы в возражение ему, раздалось тихое кряхтенье. Лёня резко повернул голову, отчего в глазах потемнело. На пороге распахнутого балкона маячил силуэт незнакомого типа.
– Я, собственно, извиняюсь, – донёсся оттуда вкрадчивый голос, – вы бы не позволили нам войти?
– Нам? Кому это нам? – Лёня с усилием принял вертикальное положение. В проёме темнела фигура мужчины, топтавшегося в нерешительности. Его трудно было разглядеть, но как оказалось, это невысокий мужчина лет сорока, сутулый, в серой кепчонке.
– Если вы позволите пройти, мы с удовольствием представимся.
Сутулый, не дожидаясь ответа, тут же бочком зашёл в комнату, а за ним тихо просочился второй тип, очень худощавого вида в очках в толстой оправе.
– Вы, собственно, и так уже прошли… Но я не понимаю, как…? – Лёня тяжело оглядел непрошеных гостей.
– Соседи мы, – чуть осмелев, пояснил первый. А его худой товарищ, слегка наклонившись, зачем-то прикрывая ладонью рот, прошептал на всю комнату:
– Скажи ему, что из тридцать девятой квартиры!
После чего захихикал. Противненько так, тоненько, словно боясь надорвать своё драгоценное здоровье. Тот, кто в кепке, с ног до головы оглядел Лёню, и его широкое лицо расплылось в щербатой улыбке.
– Соседи мы, из тридцать девятой квартиры. – повторил он, пихая в бок спутника, – Ключ потеряли, …можно, мы воспользуемся вашим балконом?
Лёня ничего не понимал. Он даже не мог представить, с какой стороны должна быть эта пресловутая тридцать девятая квартира, и, хоть убей, не мог вспомнить таких колоритных соседей. Голова так сильно болела, что он просто утвердительно махнул непрошеным гостям, а сам откинулся на спинку дивана и стал разглядывать их. Старший, он же в кепке, пухленький здоровяк выглядел довольно добродушно, крупная щербина на зубах даже вызывала какое-то доверие. Одет он был в помятый серый костюм, явно маловатого размера. На ногах красовались видавшие виды кеды, похоже, ещё с советских времён.
Второй более щуплый и выше ростом, с чёрными зализанными волосами и пижонскими усиками. Правая линза его очков была разбита и потому заклеена куском лейкопластыря. Синий спортивный костюм с надписью «Abidas» мешковато висел на нём. На ногах красовались дырявые носки и ничего более. Этот тип кого-то сильно напоминал своей карикатурной внешностью, но память Леонида давала такой сбой, что напрягать её было бессмысленно.
– Киля! – бодро шагнул к дивану гость в кепке, протягивая руку. – Меня зовут Киля!
– Господи, что за имя? – выдохнул Лёня, – А как по нормальному?
– По нормальному и есть Киля! – доверительно склонился тот над Леонидом.
– Лёня, – представился он и перевёл взгляд на худого, который снял очки и протирал единственное целое стекло отворотом олимпийки. Теперь он стал похож на узнаваемого, бесноватого персонажа.
– Гитлер!?
Лёне, конечно, стоило подбирать слова, но что есть, то есть, сходство было поразительное. Худой аж вздрогнул и выронил свои стекляшки из рук. Киля звонко расхохотался и представил товарища:
– Его зовут Виля. Это тоже его полное имя. Мы братья.
Виля поспешно напялил себе на нос очки и брезгливо пожал руку Леониду.
– Очень приятно, меня Лёня, – сказал тот и попытался встать.
– Да, мы знаем, – махнул рукой Киля, озирая комнату. Взглядом, полным восхищения и удивления, как будто человек в первый раз в жизни попал в Лувр или Эрмитаж. Картины на стенах ещё не были уничтожены приступом гнева самого художника, и поэтому преспокойненько радовали глаз визитёров. Виля же с умным видом неподдельно заинтересовался дешёвой люстрой на потолке. Оценивающе осматривал её со всех сторон и даже делал попытки дотянуться до неё.
– Добро пожаловать! – гостеприимно пригласил Лёня и включил свет. Отчего с худым чуть не приключился приступ. Он, взвизгнув, отдёрнул руку от вспыхнувшей лампы и поспешил отойти за спину старшего товарища. Лёня был совсем не настроен к разговорам. Но горлышко бутылки, которая торчала из штанин Вили, несколько оживляло обстановку. Маленькая надежда поправить здоровье мелькнула в его голове.
Взгляд Кили постепенно перешёл на стену над диваном, где висел ковёр-репродукция картины «Три богатыря». Старый, советский ковёр, который раньше выпускали по стране тысячами. Киля, кажется, этого не знал. Выдох восторга вырвался у него из груди, в его глазах это был шедевр.
– Ручная?
– Ручнее не бывает – бросил Лёня, не отводя взгляда от бутылки.
– Шикарно! – протянул ценитель искусства, затем вытер свою пятерню о пиджак и осторожно провёл ладонью по ворсу нарисованной лошади. – Ы-ы-ы! Как настоящая!
Худой, не тратя времени, между делом извлёк припрятанную бутылку и стал разливать по пластиковым стаканчикам. Их было два. Лёня заворожённо смотрел на струйку спасительной жидкости и не на шутку распереживался из-за содержимого. Заметив по горящему взгляду, куда направлено его внимание, Киля тут же бодро поинтересовался:
– Болеешь? Ничего, сейчас подлечим. Неси ещё стакан!
Лёня, держась за стенку, потихоньку поковылял на кухню. Долго искал там, чертыхаясь, хоть какую-то тару, найдя в раковине немытую кружку, поспешил в комнату. Гости уже стояли возле журнального столика, и их стаканы были уже пусты. Выпили без него! Какое невежество! Наглая морда Вили довольно прикрякнула. Лёня поставил свою кружку рядом со стаканчиками, и худой с прищуром опытного аптекаря разлил по равной доле на троих. Киля же всё ещё не унимался по поводу ковра:
– Слушай, а зачем он тебе, отдай мне! Не просто так, а вот хотя бы за отличный пятизвёздочный коньяк!
И Киля достал из-за пазухи красивую бутылку с жидкостью цвета крепко заваренного чая. Лёня даже и не сомневался. Отличная сделка. Этот старый ковёр по большему счёту он давно бы выкинул, а тут такое предложение.
– По рукам! – у Лёни даже приподнялось настроение. Они хлопнули ладонями, и Киля с грохотом поставил на стол обещанную бутылку. Жёлтая этикетка полумесяцем словно приветствовала его всей своей пятизвёздочной улыбкой. Чтобы скорее завершить сделку, Лёня забрался на диван и стал снимать со стены приглянувшийся гостям ковёр. Непослушные пальцы кое-как отцепляли петельки с гвоздей. От таких трудов на его лбу проступили капли липкого пота. С последней петлей пришлось повозиться особенно долго, наконец, просто оборвав её, Лёня, сбагрив в кучу ковёр, слез с дивана и повернулся к собутыльникам. Комната была пустая.
– Эй, вы где? – Лёня в недоумении огляделся. Бросив на пол поклажу, отправился на кухню. Затем в ванную комнату. Там тоже никого не было. Зачем-то заглянул в унитаз, и растерянно развёл руками. Гости исчезли.
«Они же на балконе!» – вдруг озарило его, и он немедленно направился туда. Дверь была открыта, но и там никого.
«Ушли? – подумал Лёня, – Ну и фиг с ними, пойду, мне больше коньяка достанется»
Он вернулся в комнату и обомлел. На столе, где стояла долгожданная бутылка, было пусто, ну разве что одиноко белела кружка, которая тоже оказалась порожней. Ковёр, подготовленный для продажи, так и остался валяться на полу. Голова нестерпимо заболела, сердцебиение участилось, и Лёня в изнеможении опустился на диван.
Взгляд его соскользнул на стул в углу комнаты, на котором в беспорядке была развешана одежда. Его внимание привлекло движение в куче белья. Какое-то небольшое существо затаилось там и изредка выдавало своё присутствие. Лёня схватил с пола тапок и метнул в стул. Бросок оказался довольно точным, и существо затихло. Вдруг неожиданно с балкона послышался знакомый громкий шёпот Вили:
– Давай подождём, когда уснёт, а затем нападём! Посмотри, что он делает?
Лёня вскочил и, схватив зачем-то второй тапок, бросился на балкон, чтобы немедленно застать заговорщиков. Опять ни души!
«Может, спрятались снаружи» – охватила его безумная мысль. И он, свесившись через перила, окинул взглядом фасад дома. Кругом было пусто.
«Зачем они приходили? Куда ушли?» – Лёня глубоко вздохнул и огляделся. На горизонте, разлившись лиловыми чернилами, расползалась необычная туча. В воздухе носились тревога и беспокойство. Ближайший от дома тополь вдруг выгнулся дугой и попытался достать ветками до балкона. Лёня это успел заметить и едва повернул голову к атакующему дереву, как оно мгновенно приняло прежнюю стойку, словно ни в чём не бывало, покачиваясь на ветру. Лёня раскусил отвлекающий манёвр хитрого растения и, не сводя с него глаз, пятясь, отступил в комнату. Оказавшись за порогом, одним махом захлопнул дверь балкона, подпёр её журнальным столиком и задёрнул шторы. Наконец, можно перевести дух.
Лёня понимал, что оказался заложником неких тёмных сил, и теперь надо оценить сложившуюся обстановку. Он прилёг на диван, закрыл глаза и буквально через минуту провалился в поверхностный сон.