Глава 2
Я, Трубачева Анастасия Владимировна. Родилась 7 июля 1981 года, в небольшом поселке городского типа в Киевской области. Мой папа, Трубачев Владимир Иванович, родом из Владивостока. Когда-то, несколько десятков лет назад, он приехал в Киев поступать на Юридический факультет в Университет имени Тараса Шевченко. Он всегда рассказывал, что сюда его привела судьба, потому, что именно в Киеве он встретил мою маму, Опанасенко Наталию Ивановну. Абсолютно разные на первый взгляд, они оказались половинками одного целого. Встретившись, они больше никогда не расставались. Поженились, как только закончили учебу. Папе предложили работу в конторе под Киевом, и он с радостью согласился. Они с мамой решили, что останутся жить там, где их свела судьба. Это устраивало их обоих, так как отпадал вопрос о том, куда переезжать, во Владивосток к папе, или в Полтаву к маме.
Таким вот образом наше семейство и поселилось в моей уже родной Калиновке. Бабушка рассказывала мне, что сначала им пришлось нелегко. Они жили в съемной комнате, пока папа строил на выделенной ему земле, свой дом. Приходилось во многом себе отказывать. Иногда даже голодовать, но я ничего этого не помню. Мое детство не омрачало ничто. Мои родители мужественно прошли все тяготы судьбы еще до того, как я стала что-либо понимать.
Я себя помню, приблизительно, с пяти лет. В основном это какие-то яркие моменты из моей жизни, которые навсегда останутся со мной. Например, кукла Маша, практически с моего роста, подаренная папой на Новый год, или наша совместная поездка в зоопарк. Я до сих пор помню, как пыталась там поймать голубя, или как первый раз увидела живого слона. Этого я не забуду никогда. Но самое приятное в этих воспоминаниях то, что тогда я была абсолютно счастлива. Весь мой мир, в первую очередь, состоял из мамы, папы, бабушки и меня. Других людей я тогда еще просто не замечала. Они мне просто были не нужны, потому, что у меня все и так было.
Все время от родных я слышала, какая я замечательная, какая умная и красивая. Они говорили мне, что я самая лучшая, и что другой такой в мире нет, и я искренне в это поверила. Да так поверила, что несла эту свою правду сквозь долгие годы, не замечая ничего и никого вокруг. Родители не смогли больше иметь детей, и поэтому всю свою теплоту и любовь они вкладывали в меня, ни в чем, не отказывая своему единственному ребенку. А бабушка всячески им в этом помогала.
Впервые я поняла, что мир не совсем такой, каким я представляла себе его до этого, когда мне исполнилось семь лет. Поход в первый класс обернулся для меня настоящим стрессом, к которому я оказалась не готова.
Шумная линейка. Громкая музыка. Много цветов, белых бантиков и фартуков, ярких ленточек и шариков. Мне было так интересно, что дух захватывало. Казалось, что все это ради меня, что все люди собрались здесь, только из-за того, что я пошла в школу. Все пришли, чтобы поздравить меня. Я смотрела в мокрые глаза мамы и бабушки, крепко держала папу за руку, и молча, обещала им и самой себе, что стану самой лучшей ученицей в школе.
После линейки, родители провели меня в класс, и усадили за первую парту. Прозвенел громкий звонок, и начался первый урок. Мой первый урок. Он был именно моим, потому что я так думала. Я все еще не замечала два десятка таких же нарядных и счастливых детишек в классе, как и я. Все еще думала, что все это для меня. Мне казалось, что учительница разговаривает только со мной, и смотрит именно на меня. Я не могла дождаться того момента, когда смогу ей рассказать стишок, который приготовила специально для нее.
Алла Ивановна, так звали мою первую учительницу, поведала нам, чем мы будем заниматься весь год, и чего за это время научимся. А потом, чтобы мы лучше познакомились друг с другом, предложила нам по очереди рассказать что-нибудь о себе. Я так этого ждала, что сразу поднялась с места и начала говорить. Мне так хотелось побыстрее рассказать ей о себе, о своей семье, о своем доме, что ни о чем другом в тот момент я не думала. Алла Ивановна прервала меня. Снисходительно улыбнувшись, она сделала мне замечание, и усадила на место. Все дети стали смеяться. Я забыла о том, что сначала нужно поднять руку и дождаться когда учительница тебя вызовет. Первое правило, о котором мне не раз рассказывали дома. Первое, что нас научила Алла Ивановна, и о чем я сразу же забыла. Ведь я была уверенна, что она все равно спросит именно меня. Ведь какая разница, кто такая та Катька, которая сидит сзади. Какая разница, как она живет! Кому это интересно? Но именно ее учительница и попросила рассказать нам о себе, после того, когда она велела сесть мне на свое место. Именно на нее смотрел весь класс. Именно она рассказала свой первый стишок в моем классе.
Эта ситуация стала для меня первым настоящим испытанием, которое я не прошла. Первый раз в жизни я почувствовала себя никому не нужной. Но еще хуже стало, когда началась перемена. Это была моя первая перемена, а я, растерявшись, совершенно не знала, что мне делать. Никому не было до меня дела. Все дети вдруг сорвались и стали бегать по классу, по коридору. Было, похоже, что они все уже давным-давно знают друг друга. Они веселились и абсолютно не обращали на меня внимание. Я неуверенно встала из-за парты, и попыталась выйти из класса, но длинный паровоз из мальчиков и девочек, который двигался на встречу, буквально сбил меня с ног. Прижавшись к белой стене, я присела на корточки и расплакалась. Я еще никогда в жизни так не плакала. До этого, мне еще никогда в жизни не было так больно и обидно.
– Девочка, что случилось? Тебя кто-то обидел? – услышала я ласковый голос старшеклассницы.
Я подняла на нее свои залитые слезами глаза, не зная, что ответить. Слова застревали у меня посреди горла.
– Пошли. Я помогу тебе умыться, – сказала девочка, и взяла меня за руку, помогая подняться.
Она отвела меня к умывальнику. Умыла лицо. А потом, мокрыми руками, вытерла форму от побелки.
– Ну, вот и все. Ты снова красавица. А теперь беги в класс.
Я стояла как вкопанная.
– Ты чего? Хочешь домой?
Я, молча, кивнула, и слезы снова проступили на глазах.
– Ну не плачь, малышка, – сказала девочка, которая была выше меня всего лишь на голову. – Сейчас вам раздадут новые красивые книжки, и отпустят. Твои родители наверняка дожидаются тебя возле школы.
Она снова взяла меня за руку, и отвела в класс.
Вкладывая в мое воспитание всю свою любовь и заботу, мои родители вырастили меня абсолютно не приспособленной к чужому равнодушию. Я оказалась не готова к миру, в котором я не занимаю первое место, так как у себя дома.
– Девочка моя, что случилось? – спросил встревоженный папа, забирая меня из класса.
– Ничего страшного, – вмешалась моя учительница. – Это период адаптации. Такое бывает практически у всех детей. Пройдет немного времени, и она привыкнет. – Алла Ивановна погладила меня по голове. – Правда, Настенька?
Я молчала, как будто набрала в рот воды. Учительница снисходительно улыбнулась и удалилась.
– Пошли, – сказал папа, взявши меня за руку. – Сейчас придем домой, и ты нам все расскажешь.
Но не по дороге домой, ни дома, я ничего родителям не говорила. Я просто не знала, что им сказать. Боялась, что они разочаруются во мне. Как я могла им сказать, что я так и не рассказала свой первый стишок в классе, что не получила первую похвалу от учительницы, и что я не просто не стала самой лучшей девочкой в классе, а вообще оказалась всеобщим посмешищем. Я боялась, что они разочаруются во мне. Увидят, что я на самом деле не такая, какой они все это время меня видели, и тоже перестанут меня любить. И я молчала.
Меня усадили за праздничный стол. Принесли большой торт, который испекла бабушка, с моим любимым клубничным компотом, но я по-прежнему сидела, насупившись, ни с кем не разговаривая.
– Настенька, тебе не понравилось в школе? – спросила меня бабушка.
Я кивнула.
– Почему?
– Я больше никогда в жизни туда не пойду! – выкрикнула я, и убежала в свою комнату.
И родители, и бабушка, по очереди приходили ко мне разговаривать. Я представляю, что они тогда чувствовали. Я никогда не капризничала. Не было повода. Мне и так все доставалось. И теперь они просто не знали, что со мной делать.
Я не пошла в школу ни на следующий день, ни через день. В семье началась паника. Они пригласили домой учительницу, чтобы та попыталась меня переубедить, но и у нее ничего не получилось. Папа первый раз в жизни повысил на меня голос, и попытался поднять меня силой, но я просто падала на пол, отказываясь вообще становиться на ноги. Сейчас я плохо помню, что тогда у меня было в голове, но одно я знаю точно, что чем больше я лежала дома, тем труднее мне было переступить через себя, и послушаться родителей.
Когда вечером я выходила в туалет, то услышала, как на кухне разговаривают мама и бабушка.
– Наташа, я говорю тебе, что у девочки испуг, или того хуже – порча. Надо выкачивать, – говорила бабушка таким серьезным голосом, как будто ставила мне страшный диагноз.
– Какой испуг? О чем ты говоришь? – вздыхала мама. – Она что, раньше детей не видела? И только не начинай, пожалуйста, снова о порче. Ты же знаешь, я не верю во все это. Нет. Мне кажется, придется везти ее в Киев к детскому психологу.
Да, только моим родителям могло прийти в голову в 1988 году отвезти меня на консультацию к психотерапевту, а не надавать ремнем по мягкому месту, как это могли сделать другие родители.
– Ты что! Ты хочешь, чтобы за нашей Настюсей закрепилась репутация психически больной? Я ни за что этого не допущу! Если в поселке кто-то узнает, это искалечит ей жизнь! – бабушка ударила ладошкой по столу, давая понять, что спорить с ней бесполезно. Она рассуждала так, полагаясь исключительно на свой жизненный опыт. В ее семье вообще было не принято бегать по врачам, а уж тем более – к психотерапевтам. Раньше, когда кто-то болел, первым делом, они шли к местной знахарке, и только потом, если та сама рекомендовала, то могли обратиться к врачу, но это было крайне редко.
– Неужели ты думаешь, что какая-то бабка поможет ей лучше, чем доктор? – не сдавалась мама.
– Во-первых, не какая-то, а моя троюродная сестра. И ты прекрасно знаешь, на что она способна, хотя и рассказываешь, что не веришь во все это. А во-вторых, это точно лучше, нежели упечь нашу девочку в психушку.
– Мама, какая психушка. С ней просто пообщается специалист, и все…
Дальше я не слышала, о чем они разговаривали. Я убежала к себе в комнату. Прекрасно понимая значение слова «психушка», я сильно испугалась. Неужели мама способна на такое? Неужели она меня отдаст? Выстукивало у меня в голове. Я поняла, что мое спасение, это бабушка. Нужно было держаться за нее.
Поздно вечером, когда все легли спать, я тихонько пробралась в ее комнату. Бабушка читала книгу, лежа в кровати.
– Настя? Ты, почему встала с постели так поздно?
– Бабушка, я не хочу в психушку! – взмолилась я, падая возле нее на колени и хватая за руку. Из моих глаз градом полились слезы.
– Настенька! Деточка моя! С чего ты взяла? Мы тебя никому не отдадим.
Бабушка Нюся поднялась с кровати и, посадив меня рядом с собой, обняла. Я уткнулась мокрым носом в ее ночную рубашку.
– Я пойду в школу. Обещаю, – сказала я всхлипывая.
– Конечно, пойдешь. Только сначала, мы с тобой съездим в один очень красивый город – Полтаву. Это моя родина. Место, где я родилась, и где родилась твоя мама. Нам нужно проведать одну мою родственницу, которую я не видела уже много лет. Хорошо? – спросила бабушка.
Я, молча, кивнула. Она уложила меня возле себя на кровать и, поглаживая по волосам, стала рассказывать сказку о маленькой принцессе, которая выросла, встретила своего принца, и он забрал ее из маленького королевства в большой мир, полный чудес. Это была моя любимая история. Засыпая, я уже видела себя в прекрасной карете, которая увозила меня в настоящую сказку.