Глава I
После взятия Кенигсберга советскими войсками, в одном из просторных немецких домом, построенном в тихом районе и, то ли по случайности, то ли по милости божьей не затронутом артобстрелами и бомбежками, поселился полковник Семен Иванович Левицкий со своей женой Варварой Михайловной.
Здесь уместно будет сказать, что за время войны Семену Ивановичу пришлось хлебнуть военного лихолетья не только во время отступления, и во время наступления советских войск. Однако судьба долго была милостивой к этому рослому чернобровому казаку. Пройдя почти всю войну он не получил даже царапины, а когда до победы оставалось всего два месяца и батальон Левицкого участвовал в штурме Мемеля, осколки разорвавшегося вражеского снаряда впились ему сразу в обе ноги. Ранение, на первый взгляд, было не очень серьезным, но самостоятельно подняться комбат не смог, а солдаты его батальона ушли вперед. Так и пролежал он в холодном и мокром окопе несколько часов и лишился сознания от потери крови.
В бессознательном состоянии Левицкого доставили в госпиталь. Врачи, глядя на бледного полковника, вздыхали и качали головой: – выживет ли? Выжил! Крепкий от рождения Семен уже через три месяца выписался из госпиталя и остался служить в Кенигсберге в одной из воинских частей.
Чуть позднее к нему переехала жена. Спустя еще некоторое время у Семена и Варвары родилась дочь, которую назвали Елизаветой. А годом позже Господь Бог послал им еще одну радость – родилась вторая дочь Татьяна. Разумеется, хозяину дома очень хотелось, чтобы жена родила ему сына, но его желанию так и не суждено было сбыться. Именно поэтому он часто говорил жене:
– Нет у меня сына, значит, потеряется фамилия. Ничего не могу понять, всегда в нашем роду рождались в основном мальчики, а мне Бог посылает только девок.
– Ты, Семен, только посмотри на наших дочерей, – с нежностью в голосе отвечала ему Варвара, – с них картины писать можно!
И это было не простое материнское бахвальство. Лиза и Таня росли стройными, белолицыми и красивыми девушками.
– Ты даже не заметишь, как они тебе внуков нарожают, – успокаивала его жена.
Прошло время. Дочери Левицких успешно окончили среднюю школу и продолжили обучение в высших заведениях. Лиза поступила ленинградский медицинский институт, а Таня – в московский экономический. Старшая дочь училась шесть лет, а младшая – пять. Поэтому в один и тот же год, получив направление на работу в Калининград, вернулись в родной город.
К тому времени Семен Иванович уже перевелся
из армии и работал в обкоме ДОСААФ первым заместителем председателя.
Однажды Варвара Михайловна проснулась вся взъерошенная, по ее лицу и шее струйками стекал пот. Испуганная она разбудила мужа.
– Сеня, меня всю ночь душил косматый домовой, – стала жаловаться Варвара. – Он словно волосатый шар катался по мне от головы до ног и обратно. – Она немного помолчала, затем добавила. – Это уже второй раз такая страсть снится. Первый раз, помнится, сразу после войны снилось. В тот день у меня были сильные головные боли. И во сне боль не проходила. А потом явился домовой и стал косматыми руками сдавливать мне голову. Боль сразу прошла и голова с тех пор у меня больше ни разу не болела.
– Моя покойная мама говорила как-то, что если человека душит голый или лысый домой, то это к бедноте, – глядя в тревожные глаза жены, сказал Семен. – А если волосатый, то к богатству.
– Да какое у нас с тобой богатство? – усмехнулась Варвара. – Живем от зарплаты до зарплаты. Мне скоро на пенсию выходить, да и ты не молодой. Одна радость – взрослые дочери.
– Не гунди, – упрекнул жену Семен, – грех жаловаться. Дочери уже сами зарабатывают на жизнь, а нашей зарплаты вполне хватает на нашу с тобою жизнь. Так что не гневи Бога.
После этого разговора прошло три дня. Утром четвертого дня Семен Иванович как обычно поехал на работу на служебной машине, по пути завез жену в военный госпиталь, где она трудилась хирургом. Это был день выдачи заработной платы. Получив в кассе деньги, Семен Иванович направился к секретарю парторганизации, чтобы заплатить партийные взносы. Войдя в кабинет парторга, он достал из внутреннего кармана кителя партийный билет и обнаружил в нем сложенный пополам лотерейный билет ДОССАФ. Вспомнил, что покупал его несколько месяцев назад и совершенно забыл о покупке.
– Вы свою лотерею уже проверяли? – поинтересовался парторг. – Таблица с выигрышными номерами неделю назад была опубликована.
Заплатив взносы, Семен Иванович неторопливо направился в орготдел и, протянув лотерею молодому парню инструктору, попросил того проверить по таблице. Тот посмотрел в таблицу, потом на билет, протер глаза, снова сверил номер и серию.
– Глазам своим не верю, – вскочил парень с места. – Вы выиграли автомобиль «Москвич».
– Этого не может быть, – громко засмеялся Семен Иванович. – Я еще ни разу в жизни ничего не выигрывал.
– Вот возьмите, – протянул инструктор газету, – и сами проверьте.
Семен Иванович достал из кармана очки, степенно водрузил их на переносицу и стал сличать номер и серию своего билета с тем, что был напечатан в таблице. Сомнений не было, он действительно выиграл машину. В обкоме ДОСААФ все его поздравляли, о выигрыше написали не только местные, но и центральные газеты. Но больше всех выигрышу обрадовалась Варвара Михайловна. От радости она даже прослезилась.
– Это, Семен, следует благодарить нашего домового, – сказала она, целуя мужа в щеку. – Это он принес нам такой выигрыш.
Прошло более трех месяцев, прежде чем Семен Иванович получил извещение о том, что выигранный им автомобиль прибыл в Калининград по железной дороге. Проблем с его оформлением не было и уже к вечеру сверкающий свежей краской «Москвич» стоял во дворе дома.
– Приглашу домой всех сослуживцев, – сказал жене Семен, – вместе и обмоем наш драгоценный подарок судьбы.
Хозяйка не возражала. К застолью она напекла пирогов, наварила холодца и даже приготовила любимое блюдо мужа – судака под маринадом. Гости с удовольствием ели угощения, много пили спиртного и каждый тост начинали с поздравления. До позднего вечера в доме Левицких слышались казацкие песни. Хозяин дома в белой рубашке с расстегнутым воротом аккомпанировал гостям на баяне. Когда пальцы уставали бегать по клавишам, он отставлял в сторону инструмент и с горящими глазами начинал рассказывать о своей родине – станице Тихорецкой, что на Кубани. Гости с интересом слушали его, не забывая наполнять рюмки.
– Мой Семен рос таким задирой, – улыбаясь, сказала Варвара Михайловна, – что от него даже собаки прятались в конуру, когда он шел по улице.
– Это точно, – самодовольно усмехнулся Семен, глядя на жену. – Если бы я не поступил в военное училище, то точно бы загудел в тюрьму. Родители чуть ли ни каждый день выслушивали от станичников жалобы на мои хулиганские выходки. – Он прищурил глаза и, обведя взглядом гостей, сказал:– Сейчас я расскажу вам один случай из своей жизни, мне до сих пор стыдно за тот поступок.
После окончания школы я работал трактористом в колхозе, а мой закадычный друг был прицепщиком. Мы с ним почти каждую ночь куролесили в станице, и домой возвращались только под утро. Разумеется, выспаться не удавалось, поэтому днем ходили, словно маренные тараканы. Вот в таком полусонном состоянии спахали мы с другом однажды быстренько поле и завалились в посадке спать. Ближе к вечеру прискакал к нам на лошади полевод, замерял глубину вспашки и давай поливать нас матом. Дескать, что вы тут напахали, бойстрюки поганые, ну-ка немедленно перепашите заново и на нужную глубину. Развернул лошадь и ускакал. Мы, конечно, не стали перепахивать, так как уже надвигалась ночь.
На утро нас вызвали в правление колхоза, хорошенько пропесочили, а бригадир пообещал всю сожженную соляру списать за наш счет. Мы с другом посмеялись над такой угрозой. В нашем колхозе зарплату не платили, начисляли трудодни. Правда, на этом наше воспитание не закончилось. На комсомольском собрании были рассмотрены наши персональные дела. Мы дали клятвенное обещание исправиться и товарищи по комсомолу ограничились строгим предупреждением. И, должен сказать, что мы действительно исправились. На работу больше не опаздывали и землю пахали на положенную глубину. Но обиду на полевода затаили.
Однажды на колхозные поля кукурузы напала саранча. Эти крупные зеленые кузнечики сплошной полосой ползли по земле и уничтожали не только кукурузу, но и всю траву, которая попадалась им на пути. В борьбе с вредителями были задействованы все жители станицы. Старики и школьники собирали в ведра пожирателей растений. Параллельно с ними поля, где люди боролись с саранчой, обрабатывала химикатами сельскохозяйственная авиация. Вот в такой напряженный период мы с другом однажды вечером стали искать очередных приключений. Проходя мимо дома полевода, увидели его жену, которая сидела в кругу малолетних детей на деревянной скамейке. Когда мы поравнялись с ней, меня словно черт за язык дернул. Я остановился, приподнял над головой кубанку и, поздоровавшись с женщиной, сказал:
– Напрасно вы ждете своего мужа, он уже давно у Пивнихи самогонку попивает.
– Брешешь, – сверкнув глазами, ответила женщина.
– Да что б меня громом убило, если я брешу. Сами сходите к дому Пивнихе и убедитесь в правоте моих искренних слов.
Оставив женщину в раздумье пошли куролесить дальше.
Утром как ни в чем ни бывало, мы с узелками обеда сонные шагали к правлению колхоза, чтобы получить наряд на работу. Когда вышли на середину улицы, увидели, как распахнулись ворота у дома полевода и хозяин дома без головного убора и в майке сидя на лошади помчался прямо на нас. Мы едва успели отскочить в сторону. Остановив лошадь, полевод стал стегать нас по очереди кнутом. Мы бросились бежать, а он не отставал и со злостью сек нас до самого правления. Потом остановился и сказал:
– Я вас, сукиных сынов, до смерти засеку, если не перестанете брехать своими мерзкими языками. – Развернул коня и галопом помчался к себе домой.
Получив взбучку, мы с другом прислонились к стене правления колхоза и стали ждать, когда выйдет наша бригадирша и даст нам наряд на работу. Нас не заставила себя долго ждать. Выдав наряды, не утерпела и сказала:
– Семен, неужели вам обоим не стыдно обижать людей? Вы вчера очень расстроили жену полевода. Когда ее муж вернулся с поля смертельно уставшим, она стала молотить его метлой. Вот так, ради смеха, вы внесли раздор в крепкую, многодетную семью. – Она с укором посмотрела на нас. – Запомните, парни, если вы не успокоитесь, вами займется милиция.
В тот день мы мечтали только об одном: скорее бы наступил вечер, и мы пошли домой. У обоих болело все тело от кнута полевода. Надо признать, хлестал он нас со всего плеча.
Вот после того случая мы с дружком моим остепенились. Стали домой возвращаться рано, на работе замечаний у нас больше не было. И когда мне потребовалась характеристика для поступления в военное училище, то и председатель правления, и секретарь комсомольской организации расхвалили меня не жалея добрых слов. Позднее, учась в училище, а потом во время войны я часто вспоминал своих станичников, которые простили мне мои юношеские выходки и, не помня зла, дали путевку в большую жизнь.
…В тот вечер гости долго сидели за столом Левицких. Вслед за рассказом хозяина дома и другие стали вспоминать свое детство, паленную войной юность. Расходились по домам далеко за полночь.
Проводив последнего из гостей, чета Левицких, прежде чем отправиться спать, подошла к своему автомобилю. Словно малого ребенка нежно погладили по капоту и крыльям, заботливо протерли покрывшиеся росой окна.
Укладываясь в постель, Варвара Михайловна сказала мужу:
– Я тебе уже прожужжала все мозги своими рассказами о домовом, но все-таки скажу еще раз: он очень добрый, и я ему благодарна за его дорогой подарок.
– Если ты веришь, что он есть на самом деле, продолжай верить, я не возражаю, – добродушно усмехнулся Семен Иванович. – Я где-то читал, что если человек верит в существование добрых духов, то они обязательно к нему приходят снова и снова и несут этому человеку полосу добра и благоденствия. Примером этому может служить наш с тобой любимый замок Шаакен. Ты ведь знаешь, что в его окрестностях растут целебные травы, которыми можно вылечить любую болезнь.
– Ты прав, – тихо проговорила Варвара. – Лечебные травы, которые я сбираю у стен замка, в самом деле, обладают чудодейственными свойствами.
Елизавета Левицкая, окончив институт и, получив диплом врача-терапевта, прибыла по направлению на работу в городскую больницу. Обстоятельный разговор с главным врачом только прибавил ей желания скорее приступить к работе. И она, не откладывая в долгий ящик, уже на следующий день приступила к своим обязанностям. Не смущало ее даже то, что по распоряжению главврача вместе с ней работала пожилая медицинская сестра. Елизавета прекрасно понимала, что у этой женщины огромный практический опыт, которого ей, увы, пока не хватало.
В свой первый рабочий день девушка слегка волновалась. Еще до обхода она ознакомилась с историей болезни каждого пациента, а когда пришло время идти в палаты, старалась держаться уверенно. Спокойным голосом она говорила медсестре, какие лекарства и процедуры следует назначить тому ли иному больному. Опытный медик с одобрением кивала головой и записывала распоряжение молодого терапевта в карточки.
Шло время. Работать в больнице Елизавете нравилось, и она с желанием спешила по утрам к своим пациентам. Робость и волнения прошли сами по себе. Больные по-доброму относились к девушке за ее внимание и уважительное отношение: для каждого у нее была минутка для того, чтобы сказать человеку доброе слово, вселить надежду на скорое выздоровление. Наверно и поэтому, не смотря на юный возраст, называли Елизавету по имени и отчеству.
Жила она с родителями и младшей сестрой в собственном доме. Татьяна работала экономистом на предприятии и сестры встречались только вечерами. О чем-то спорили, что-то обсуждали. Однажды за ужином Семен Иванович обращаясь к Елизавете, сказал:
– Я замечаю, дочка, что у тебя нет ни подруг, ни друзей. Живешь какой-то однообразной жизнью: больница, дом и ничего больше. Не годится молодой и такой красивой девушке так скучно жить. Надо бы твою жизнь как-то разнообразить.
– Папа, я на работе так выкладываюсь, что вернувшись домой уже ничего не хочу.
Семен Иванович поерзал на стуле, искоса посмотрел в тревожные глаза жены, тихо проговорил:
– Вспомни, мать, свои молодые годы, – обратился он к жене. – Помнится, ты тогда словно наскипидаренная бегала на свидание к молодым хлопцам.
– Не говори глупости, – обиделась хозяйка. – Не так уж и часто доводилось мне бегать на гулянки. Отец мой был настолько строгим, что если до десяти часов вечера домой не вернешься, то пиши пропала, больше на улицу и шагу ступить не позволит. Он чуть ли не за патлы уводил меня с вечеринок. – В глазах Варвары Михайловны засверкали озорные искорки. – А помнишь, – она чуть толкнула мужа локтем в бок, – какие веселые были у нас вечера? Особенно часто собрались на твоей улице во дворе старой сводницы Пивнихи.
Семен налил себе в стакан вишневой наливки, неторопливо выпил. С улыбкой посмотрев на жену, сказал:
– Я хорошо помню эти гулянья. Каждый вечер во дворе этой греховодницы происходили всякие неприличные происшествия.
– Это уж точно, – метнула на мужа быстрый взгляд Варвара, – твоя любимая Пивниха была вовсе не старуха. Насколько мне известно, ей не было даже сорока лет.
– Эта стерва, конечно, не была старухой, – криво усмехнулся хозяин дома, – она была опытной сводницей и пускала на ночлег в свой дом казаков с девчатами из других станиц. А для молодых казаков являла собой опытный образец и за подарки преподавала первые азы секса.
– Ни мне говорить, ни детям это слышать, – одернула мужа Варвара. – Хотя, как говорится, слов из песни не выбросишь. – И обращаясь к дочерям, добавила:– ваш отец со своим дружком тоже проходил у Пивнихи школу первоначального секса.
– Все это твои домыслы, – вскочил, словно ужаленный, Семен. – Меня и моего друга эта стерва почему-то отвергла. И это после того, как мы притащили ей два мешка арбузов в надежде познать то, чего еще ни разу не пробовали. Она, правда, сначала сказала, чтобы мы отнесли их на сеновал. Ну, мы обрадовались, думали, сейчас придет, и займемся любовью на душистом сене. Но не тут-то было. Пришла и говорит: «Чтобы заняться любовью с вами обоими, двух мешков мало, принесите еще столько же». Дружбан мой не растерялся и говорит: «Сейчас принесем еще два мешка и бутылочку самогона прихватим, а потом всю ночь будем любить тетку Пивниху». А та так ехидно посмотрела и отвечает: «Спешите казачки, да быстрее возвращайтесь, пока горит моя ненасытная спиртовка». Мы словно наскипидаренные вскочили на велосипеды и помчались на бахчу.
Всю дорогу я думал только о том, какой такой огонь горит под узкой юбкой у тетки Пивнихи? Вскоре с полными мешками арбузов и бутылкой самогона, которую я на обратном пути прихватил дома, мы снова были во дворе Пивнихи. Я протянул ей бутылку: «Это для храбрости». Она взяла бутылку, вытащила из горлышка кукурузный кочан, который заменял пробку, хлебнула чуток. «Да, добрый самогон гонит твой дед, – крякнув, сказала сводница. – Он, пожалуй, самый лучший самогонщик из всех тех, кого я знаю». Отставив бутылку в сторону, она принесла нож, порезала один из арбузов на скибки и протянула нам по одной. «Хорошие арбузы привезли, – похвалила она нас, – я с удовольствием полакомлюсь с вами за компанию».
Мы с другом быстро доели свои скибки, вытерли руки об мешки и стали морально готовиться к тому, зачем пришли. Но каково же было наше разочарование, когда Пивниха поднялась с сена, погладила нас обоих по головам и сказала: «Хорошие вы хлопцы, но любовью с вами я заниматься не буду. У меня сейчас нет желания, а для этого дела нужен настрой. Так что идите и гуляйте с девчатами, а когда у меня настрой появится, я вас кликну», – и она слегка подтолкнув нас, захлопнула калитку. Потом, когда мы уже отошли на некоторое расстояние, она бросила нам через забор наши пустые мешки и с усмешкой сказала: «Заберите, а то родители заругают. К тому же на них ваши фамилии краской написаны». Мы молча вернулись, подхватили пустые мешки и, словно побитые псы, побрели по своим домам. С другом я не встречался несколько дней и все это время ругал себя в душе за то, что отнес этой нахальной тетке столько арбузов и все напрасно.
Позднее мы с другом стали думать, как и чем навредить старой обманщице? Чуть ли не каждый день мы проходили мимо ее двора и прикидывали разные варианты. Вскоре мы поняли, что в гостях у Пивнихи бывают мужики не только с нашей, но и с других станиц. Однажды теплым осенним днем мы увидели во дворе двуместную бидарку, с которой лихо спрыгнули два крепких казака. Мой друг вспомнил, что это хлопцы из соседней станицы и что бывают они у Пивнихи не часто.
– Если хочешь знать, – сказал он хвастливо, – я, Сенька, знаю всех хахалей этой сводницы. Например, этих вижу уже в третий раз. Они с вечера заезжают к ней во двор, а утром выезжают.
Вот мы и решили воспользоваться случаем и понаблюдать за нашей обидчицей. Устроившись в соседнем саду на дереве, воочию увидели хлопоты хозяйки. Сначала она приняла от ухажеров мешок с какой-то поклажей и понесла его во двор к печке. Оказалось, что в этот раз в качестве подарка Пивнихе достался большой индюк. Она схватила его за лапы, понесла к стоявшей вблизи колоде и, словно заправский мясник, одним ударом топора отрубила птице голову. Трепыхавшегося в предсмертных судорогах индюка она бросила в корыто, которое стояло рядом с печкой, затем вылила на него ведро кипятка. Выждав несколько, вытащила ошпаренную тушку и стала ощипывать. Затем выпотрошила стала обмывать холодной водой.
Нам с дерева было хорошо видно, как хозяйка посолила мясо, положила вовнутрь крупно порезанную картошку и, похлопав тушку по спине, положила ее в духовку. Затем подбросив в печку сухих кизяков поспешила к гостям. Через какое-то время она спустилась в подвал и вытащила оттуда несколько мисок с солеными овощами и мочеными яблоками. К застолью Пивниха готовилась основательно. Вспомнив про индюка, заспешила к печке и стала ложкой собирать скопившийся в протвине жир и поливать им индюка. От идущего от жареной птицы запаха у нас с другом даже скулы свело. Но мы молча наблюдали за происходящими событиями не предпринимая никаких поспешных действий, хотя мысли наши были только об одном: как надолго отвлечь от печки хозяйку и утащить из духовки индюка?
В это время хозяйка снова подошла к готовящемуся блюду, потыкала его острием ножа и, покачав головой, снова подбросила несколько кизяков в печку. Постояв какое-то время, достала протвень, поставила его на табуретку, накрыла тушку полотенцем и вернулась к гостям. Мы, не сговариваясь, спрыгнули с дерева, одним махом перемахнули через забор во двор к Пивнихе. Я сдернул полотенце и схватил индюка за ножку, а мой друг положил вместо него на протвень большой кизяк и снова накрыл полотенцем.
Что было во дворе Пивнихи после похищения индюка, мы не видели. Дождавшись в подсолнечниках, когда мясо немного остынет, мы с удовольствием съели его без хлеба. Его нам заменили жареные куски картофеля. Покончив с едой, мы зарыли кости в землю. Мой друг съязвил: «Быть может, на этом месте вырастет другой индюк». Сытые и довольные мы разошлись по домам, договорившись встреться, когда стемнеет.
Едва станицу окутали сумерки, мы с другом приступили к завершающей стадии мести нашей обидчице. Для этого мы взяли лошадь заезжих ухажеров, привязали ее сзади к бедарке, а сами схватили телегу за оглобли и покатили через картофельное поле на выгон. Выкатив тарантас далеко за станицу, перевернули его и насыпали в ступицы колес пыли. Лошадь отвязали и повели обратно за собой. На обратном пути долго размышляли: куда же нам пристроить безвинное животное, чтобы оно не сбежало из станицы?
– Давай привяжем ее к ручке входных дверей колхозного правления, – предложил я своему другу.
Тот был не против, и мы, накрепко привязали уздечку к металлической скобе, после чего удовлетворенные сделанным, отправились по домам. Утром вся станица гудела от обсуждения происшедшего. Мы же, как ни в чем ни бывало, усевшись на телегу, которая подвозила колхозников в поле, молча слушали и удивлялись пересудам станичников. Происшедшее ночью уже успело обрасти всякими небылицами. Одна из женщин авторитетно заявила, что ночью жены загулявших казачков из соседней станицы посетили Пивниху, да так разошлись в гневе, что хозяйке пришлось прятаться от казачек в кукурузном поле. В сердцах они даже перевернули бедарку. Мы все это с другом слушали, смущенно потупив глаза.
Вот так, – закончил свой рассказ Семен Иванович, – мы наказали с другом нашу обидчицу.
– Ну и правильно поступила Пивниха, что угостила вас арбузом, а не самогоном, – подвела итог рассказу хозяйка. – Зеленые вы тогда еще слишком были, чтобы греть руки о бабьи грелки.
За столом дружно засмеялись. А Лиза, посмотрев на мать, чуть смущаясь сказала:
– Сейчас другие времена и другие взаимоотношения между парнями и девушками. Я вам никогда не рассказывала, но сегодня, раз уж у нас такой разговор откровенный получился, поведаю одну свою тайну. Когда я училась в институте, у нас на одной из кафедр был достаточно молодой преподаватель. Так уж получилось, что я ему приглянулась, и он стал оказывать мне различные знаки внимания: цветы преподносил, подарки всякие дарил. А однажды, по пути в студенческое общежитие, признался в любви. Клялся, что безумно любит меня и обещал сразу после того, как я получу диплом, просить руки сердца. Откровенно говоря, мне он тоже нравился. Это, если хотите, была моя первая любовь.
В тот вечер он допоздна засиделся в моей комнате, а подруги по общежитию как раз уехали на выходные домой. И вот мой вздыхатель заявляет мне решительным тоном, что останется ночевать. Разумеется, я стала возражать. Во-первых, после одиннадцати часов вечера в женском общежитии не должно быть мужчин, а во-вторых, такое быстрое развитие событий в мои планы не входило. Преподаватель, разумеется, оскорбился и, уходя, сказал: «Когда надумаешь лечь со мной в постель, подойдешь и скажешь на ушко». Ну, я ему и ответила в том смысле, что такого никогда не случится.
Мой ухажер ушел, громко хлопнув дверью, а я осталась одна в расстроенных чувствах. Не хотелось верить, что я искренне любила этого парня, а его интересовала только постель. Надежда еще жила в моей душе. Но однажды я пришла с института в общежитие раньше обычного, открыла дверь в комнату и увидела, что в постели моей подруги лежит мой воздыхатель. Он тоже увидел меня и стал с таким остервенением мордовать в своих объятиях девушку, что та застонала. На какое-то время я остолбенела от увиденного, а потом выскочила из комнаты и долго бродила по улицам города. Когда вернулась, гостя уже в комнате не было. Подруга примирительно сказала: «Не сердись на меня, Лиза. Другого выхода не было. Или неудовлетворительная оценка, или секс. У него такой принцип: парням хорошие оценки ставит за деньги, а девушкам – через постель. Если не веришь, спроси у других девчонок».
Мне, конечно, не хотелось верить в услышанное, но увиденное собственными глазами внесло некоторую ясность в мою глупенькую голову, и я просто перестала замечать этого преподавателя. А когда пошла сдавать к нему экзамен, смело положила на стол зачетку и сказала: «Если ты, мерзкий самец, не поставишь мне сейчас отличную оценку, то я прямиком из кабинета отправлюсь в партком института и напишу заявление о том, что ты меня сексуально домогался».
Он испуганно посмотрел на меня, взял зачетку и молча поставил отличную оценку. Протягивая зачетную книжку. Сказал: «До свиданья, королева Елизавета, желаю крепкого здоровья». Я посмотрела на него безразличным взглядом и посоветовала тоже не хворать. Прошло какое-то время, и я совершенно забыла того преподавателя. Но урок, как говорится. Пошел не впрок, и больше не с одним парнем я не встречалась.
Пока Лиза рассказывала свою историю, никто за столом не проронил ни слова. Лишь когда она умолкла, мать подошла к ней, погладила по голове и тихо сказала:
– Теперь, наша девочка, тебе не о чем тревожиться. Жилье у тебя есть, работа по душе, так что можешь, смело искать свою вторую половинку. Не годится женщине всю жизнь жить одной.
– Не волнуйся за меня, мамочка, – улыбнулась Лиза, – в старых девах я не останусь.