Глава XI
Ксения росла здоровым и крепким ребенком, и когда ей исполнилось три года, Михаил сказал жене:
– Лизонька, давай родим второго ребенка. Нянька у нас есть, теперь надо обзавестись лялькой.
– Родной мой, ты словно читаешь мои мысли, – прижалась к груди мужа Лиза. – Я уже давно об этом мечтаю, но думала, что тебе такое предложение не понравится.
Они обнялись, и некоторое время стояли посреди комнаты, мечтая каждый о своем и в тоже время об одном и том же. Однако судьбе было не угодно претворить в жизнь их мечту.
Несколько дней спустя начальник терапевтического отделения собрала коллектив и сообщила им свое пожелание: отметить ее юбилей в одном из ресторанов. «Так как в нашем отделении нет мужчин, то мы устроим девичник», – подытожила она.
Лиза позвонила на службу мужу и сообщила ему, что пойдет с коллегами в ресторан. Михаил был не против и даже попросил от его имени поздравить юбиляршу.
В ресторане играла ненавязчивая музыка. Коллектив медиков разместился за большим столом у окна, и торжество началось. Гости стали произносить тосты и пожелания в стихах, сочиненные в честь именинницы. Потом всем коллективом пели песни. В самый разгар веселья к столу подошел уже не молодой мужчина кавказкой национальности и, положив Лизе руку на плечо, требовательным тоном пригласил ее на танец.
– Я не танцую, – сбрасывая руку наглеца, ответила она.
Лицо мужчины побагровело, ему явно не понравился отказ.
– Я тебя научу танцевать, – схватил он Лизу за руку, – и не только танцевать, но еще кое-чему.
В разговор вмешалась виновница торжества. Она поднялась со своего места и, стараясь говорить громче, чтобы звучащая музыка не заглушила ее голос, сказала:
– Неужели вы не видите, что мы отдыхаем своим коллективом, поэтому попрошу посторонних лиц нам не мешать.
– А тебя, старая б…ь никто не спрашивает, – оскалил в хищной улыбке белые зубы незваный гость. – Сядь на свое место и не вякай.
Женщина оскорбилась и, подозвав официанта, попросила вызвать наряд милиции. Тот как-то испуганно посмотрел на юбиляршу и чуть ли ни бегом скрылся в подсобном помещении.
– Зови хоть пять нарядов, – размахивая указательным пальцем перед лицом женщины, засмеялся кавказец, все равно ты сегодня понесешь домой в руках свой длинный язык. – Он выхватил из кармана нож и погрозил им заведующей отделением. Потом повернулся к Лизе. – А ты, русская сучка, как только выйдешь за порог этого заведения, на своем теле узнаешь, что значит отказать горцу.
Женщины испуганно притихли, поглядывая друг на дружку. А кавказец, как ни в чем ни бывало, сел за соседний столик к своим друзьям и стал говорить пошлости в адрес сидевших медиков. Он через весь зал что-то кричал своим землякам, которые сидели в другом конце ресторана.
Лиза на салфетки написала номер телефона дежурного по части, где как раз в этот вечер дежурил ее муж и, подозвав официанта, незаметно сунула записку ему в руку и попросила сообщить, что к ней пристает грузин, и они всем коллективом боятся выходить из ресторана.
Реакция Михаила была мгновенной. Он погрузил в кузов грузовика десять солдат, сам сел за руль машины и погнал ее к ресторану. Уже в пути вспомнил, что о своем поступке не сообщил командованию части.
Войдя в переполненный зал, Михаил решительно подошел к столику, за которым сидели коллеги его жены, улыбнулся им и громко сказал:
– Собирайтесь, товарищи женщины, машина ждет вас.
Из-за соседнего столика подскочил тот самый кавказец и, размахивая ножем, подошел к майору.
– Никуда эти сучки не пойдут пока не получат то, что заслужили за свой длинный язык.
Михаил сделал шаг назад и расстегнул кобуру пистолета. Кавказец взмахнул рукой и со всех сторон, словно тараканы, стали подходить его земляки. Их оказалось так много, что у майора мелькнула мысль: «Быть может, я служу не в Калининграде, а на Кавказе»? Стоявшие возле входа солдаты без команды ринулись на помощь своему командиру, сняв ремни, они стали вокруг офицера. В ресторане наступила тишина, даже музыканты отложили в сторону инструменты.
Вдруг кавказец, который и заварил всю эту кашу, чуть отклонился в сторону и метнул в одного из солдат нож. Бросок был точным. Нож попал в шею бойца и перерезал артерию. Из раны хлынула кровь. Солдат покачнулся и упал на пол. Михаил, не помня себя от злости, выхватил пистолет и разрядил в убийцу всю обойму. Кавказцы бросились на солдат, и началась безумная по жестокости драка. В ход пошли кастеты, ножи, металлические пруты. Потери были с обеих сторон. Сквозь толпу дерущихся мужчин протиснулась женщина с длинными распущенными волосами. Она стала на колени перед телом застреленного кавказца, подняла руки и, глядя на Лизу обезумевшими глазами, закричала:
– Это все из-за тебя, русская б…ь.
Неизвестно, чем бы закончилась эта драка, если бы своевременно не прибыл взвод автоматчиков из военной комендатуры. Орудуя прикладами, они оттеснили к стене кавказцев. В этот момент прибыл усиленный наряд милиции и сразу три машины скорой помощи.
Не прошло и десяти минут, как в ресторане воцарилась тишина и покой. Всех участников драки отправили или в милицию, или в комендатуру. Лиза со своими коллегами остаток ночи провела в кабинете следователя. После допроса их всех отпустили по домам. А вот майора Соболева из военной прокуратуры отпускать не торопились и даже возбудили против него уголовное дело.
В вину майору вменялось самовольное оставление части во время несения дежурства, гибель двух солдат, применение табельного огнестрельного оружия. А национальный колорит драки военных с гражданским населением придавал происшествию еще и политическую окраску. Вскоре состоялся суд военного трибунала. Вердикт был очень суровым: двадцать лет колонии строго режима.
Пока шло следствие, Михаил отказывался встречаться с женой, считая ее главной виновницей своей беды. Уже после суда Лиза узнала, что мужа по этапу отправили в один из уральских городов на строительство какого-то секретного объекта. Женщина очень переживала случившееся и, чтобы хоть как-то поддерживать себя, постоянно делала общеукрепляющие инъекции.
Из-за постоянных переживаний у нее началась сильная депрессия. Она выходила вечерами во двор, садилась на скамейку, где часто сидели вместе с мужем и, глядя в небо, обращалась к Богу, просила у него для себя смерти. Однажды в таком состоянии ее застала мать. Присев рядом с поникшей дочерью, стала молча наблюдать за луной. Вскоре на небе появились тучи и закрыли собой ночное светило. Лиза никак не реагировала на присутствие матери, она даже не шелохнулась, когда та обняла ее за плечи.
– Пойдем в дом, – предложила Варвара Михайловна, – уже полночь и скоро пойдет дождь.
Лиза повернула голову, посмотрела на мать безумными глазами.
– Мама, я не хочу жить. Нет мне места на этой земле без моего мужа.
– Выбрось глупые мысли из своей головы, – стала успокаивать ее Варвара Михайловна. – Ты еще молодая и красивая женщина, встретишь еще достойного мужчину и забудешь о том, что случилось, как о дурном сне.
– Не надо мне другого мужчины, – зарыдала Лиза, – я до конца своих дней буду любить только Михаила, своего первого и единственного мужчину. – Она так сильно плакала, что ее плечи содрогались, словно от сильной тряски.
Варвара Михайловна даже обрадовалась такому громкому плачу дочери. «Пусть рыдает, – думала она, гладя Лизу по голове, – это снимет нагрузку с сердца». Когда дочь немного успокоилась, она ей сказала:
– Не отчаивайся, твой Михаил вернется раньше, чем закончится срок. Мне сердце подсказывает, что его освободят по половине срока или по амнистии. Он обязательно к тебе вернется. Настоящие мужчины всегда возвращаются в свой отчий дом.
– Ты права, мама, он – настоящий мужчина, за это и поплатился.
– Отец вчера говорил с одним влиятельным человеком, – взяв дочь за руку и понизив голос, сказала Варвара Михайловна, – и тот пообещал устроить тебе свидание с мужем. Ты только потерпи немного.
– Легко тебе говорить «потерпеть», – снова зарыдала Лиза. – Я без Михаила не могу даже одного дня прожить.
Только под утро удалось матери увести в дом обессиленную дочь и уложить ее в постель. Когда проснулся муж, она ему сказала:
– Семен, Лизу нужно положить в больницу, иначе мы ее потеряем.
На следующий день Варвара Михайловна договорилась с начальником госпиталя, и Лизу положили на лечение. Но как не бились врачи, вывести ее из депрессии не смогли.
Как – то вечером, укладывая спать внучку, Варвара Михайловна подумала: «Девочка уже большая стала, без отца растет и будет непростительно, если она еще и мать потеряет». Утром она отправилась в госпиталь, встретилась с психиатром и, обсудив сложившуюся ситуацию, решили выводить Лизу из депрессии при помощи дочери.
Три дня врач в присутствии бабушки готовил Ксению к встрече с мамой, на четвертый он вместе с ней вошел в палату к Лизе. Девочка, как и учил ее психиатр, присела на краешек кровати и, всматриваясь в осунувшееся, но по-прежнему любимое лицо матери. А та, увидев дочь, улыбнулась и взяла ее за руку. Ксюша улыбнулась в ответ и запела тихим голосом песню, которую разучил вместе с врачом.
Пошла я в поле за малиной,
Малины я там не нашла,
Нашла я там крест и могилу,
Которая травою заросла.
Упала пред ней я на колени,
И стала горько я рыдать,
Мамаша, ты меня не слышишь,
Рыдает сиротиночка твоя.
А мама, проснувшись сказала:
– Не плачь моя дочь сирота,
Возьмут тебя люди чужие,
И станешь ты жить, как своя.
Зачем же мне люди чужие,
Зачем же мне свет голубой,
Как вспомню я мамины руки,
Так горькой зальюсь я слезой.
От жалобных слов песни Ксения заплакала, склонив голову на грудь матери. Лиза машинально стала гладить ее волосы, но не проронила ни слова. Затем взяла дочь за руки и стала нервно их сжимать. Ксения подняла заплаканные глаза и тихо сказала:
– Мамочка, мне без тебя очень плохо. Меня во дворе все обижают, потому что у меня нет мамы. Почему ты меня бросила? Ты меня разве больше не любишь?
Наблюдавший за этой сценой психиатр решил закончить сеанс и хотел вывести девочку из палаты. Но Лиза неожиданно поднялась с кровати, прижала к себе дочку.
– Девочка моя, я по-прежнему люблю тебя и никому не позволю обижать. И ты не сирота, у тебя есть и мама, и папа. Только папа уехал далеко и надолго, но он нас любит и скоро к нам вернется.
– Мамочка, я тебя тоже очень люблю, выздоравливай побыстрее, я уже большая и буду тебе во всем помогать.
Вдруг Лиза вся изогнулась и громко зарыдала, ее крик был слышен во всех палатах. Психиатр испугался такой реакции больной и хотел увести девочку, но мать прижала дочь к себе и сквозь слезы спросила:
– Ксюшенька, ты помнишь своего папу? – Девочка молча кивнула головой. – А я люблю его больше жизни. Господи, как ты могла подумать, что я позволю тебе стать сиротой. – Она взяла дочь ладонями за лицо, посмотрела ей в глаза. – Я скоро выздоровею и мы с тобой вместе будем ждать нашего папку из далекой командировки.
И действительно Лиза вскоре пошла на поправку. Через две недели ее выписали из госпиталя, и она снова приступила к работе в больнице. Коллеги приняли ее радостно, оказывали всякие знаки внимания. Вскоре начальник терапевтического отделения ушла на пенсию, и Лизу назначили на ее место.
Однажды вечером она сказала дочери:
– Посмотри, какая большая у меня кровать, давай спать вместе, пока наш папочка не вернется. А когда он вернется, мы купим тебе свою красивую кровать.
Прижимая к себе спящую дочь, Лиза постоянно думала о муже. «Не может быть, чтобы он не вспоминал нас с дочерью, – мысленно уносилась она в далекие края, – ведь мы так его любим». Первые годы разлуки она часто видела Михаила во сне, а когда просыпалась, то, почему-то считала, что это был не сон, а реальность.
Прошло время, Лиза по-прежнему любила и ждала возвращения мужа. Во снах он стал приходить к ней все реже и реже. Она даже увеличила его фотографию, где он был снят во весь рост в полевой офицерской форме, с портупеей, красиво обтягивающей его стройную фигуру. Каждое утро проснувшись, она смотрела на фотографию и говорила: «Доброе утро, мой любимый». Ксения, следуя примеру матери, тоже здоровалась со своим папой каждое утро.