Вы здесь

Загадка старого альбома. 2009 год. Зинаида Львовна (Н. Д. Калинина, 2009)

2009 год

Зинаида Львовна

– Опять двадцать пять! – с досадой выругалась Зинаида Львовна, увидев, что дверь подъезда опять нараспашку.

Снова какой-то умник подложил под порог кирпич. И стоило, спрашивается, выкладывать большую, по пенсионным меркам, сумму на установку кодового замка, если нерадивые соседи то по забывчивости, то с умыслом не запирают дверь? Зинаида Львовна поджала тонкие губы и решительным шагом направилась к крыльцу, по пути мысленно отметив, что неплохо было бы покрасить лавочку. С позапрошлой весны не крашена! И заодно не мешало бы спилить опасно надломленную ветром ветку старого клена. Впрочем, за исключением этих недочетов, двор казался чистым и ухоженным. А ведь совсем недавно запущенностью и замусоренностью напоминал городскую свалку. Но то ли благодаря тому, что Зинаида Львовна завалила администрацию поселка жалобами, то ли потому, что после районных выборов произошли кое-какие перестановки, мэрия всерьез взялась за обустройство и озеленение городка. На улицах появились дворники – верткие и ловкие парни со смуглыми скуластыми лицами и азиатским разрезом глаз. Мусор собрали и вывезли, на пустыре за домом выстроили детскую площадку, вид из окон облагородили газонами. Только на фасаде здания темнели, подобно кариесу, пятна, оставшиеся от обвалившейся плитки.

«От ремонта дома не отвертятся, – подумала Зинаида Львовна в адрес администрации. – Хоть косметический, но обязаны сделать!»

Проведение капитального ремонта дома являлось следующим пунктом ее программы. Ей даже удалось добиться того, что здание проинспектировала специальная комиссия. Вот только постановления о ремонте так и не последовало. По мнению комиссии, необходимости проводить капитальный ремонт пока что не было. «Деньги им жалко выделять», – сделала собственные выводы Зинаида Львовна. И решила добиться хотя бы облагораживания фасада и покраски стен в подъездах.

В этой девятиэтажке, торчавшей среди хрущевок подобно единственному целому зубу в щербатой челюсти, она жила чуть более тридцати лет – с тех пор, как ее муж Евгений Валентинович, будучи военным, получил распределение в этот подмосковный поселок. Первый год им пришлось тесниться в общежитии, а потом они, как и другие семьи военных, получили квартиры в новостройке. С тех пор утекло много воды: и сын Дениска вырос, и Евгений Валентинович умер, и соседей прежних в подъезде не найти, и пустырь за домом застроили. Только Зинаида Львовна оставалась почетным старожилом девятиэтажки.

«Схожу в жэк, напомню про лавочку, а заодно спрошу, когда ремонт планируется», – решила женщина, поднявшись на крыльцо и входя в подъезд. Дверь за собой она аккуратно прикрыла, но, не услышав привычного щелчка, ахнула. Сломали замок! Тысяча рублей, отданная за установку домофона, – коту под хвост! Зинаида Львовна скорбно поджала губы, а глаза вспыхнули гневом от пришедшей в голову догадки, чьих это рук дело. Вовки, соседа – четырнадцатилетнего оболтуса, – и его дружков. Больше некому! Завели моду сидеть на лестничной площадке, шуметь, сорить, сквернословить. Замок и ставился-то ради того, чтобы в подъезде перестали собираться сомнительные компании. Да разве Вовке и его дружкам, безобразникам, помеха какой-то там замок!

– Вот я вам! – взревела Зинаида Львовна и победоносно вскинула вверх кулак, словно вышедший на тропу войны индеец – боевой топорик.

Это она просто так не оставит! С Вовкой и его друзьями она боролась уже долгое время, но все щадящими методами – отругать, нажаловаться родителям. Испорченный замок послужил последней каплей, переполнившей чашу терпения Зинаиды Львовны. Тут нужны другие меры. Например, отправить официальную жалобу в соответствующие инстанции. На этот раз Зинаида Львовна решила заявить на Вовку и компанию в милицию, и в заявлении указать не только на сломанный замок, но и на шум, сор, сквернословие. Должна же быть какая-то управа на проблемных подростков, если уж ни родители, ни школа с ними справиться не могут!

Зинаида Львовна приободрилась, но, подходя к лифту, засомневалась в том, а станут ли рассматривать в местном отделении милиции ее жалобу, не отправят ли сразу в бумажную корзину? Все может быть. Лучше уж сразу писать в мэрию, а то и прямо губернатору области. И заодно отметить халатную работу местного отделения милиции – в качестве профилактики, чтобы не расслаблялись. А то у них под носом ломают кодовые замки, а они и ухом не ведут. Безобразие!

Сочиняя жалобу губернатору на Вовку, соседа, и местное отделение милиции, которое не проводит воспитательных работ с трудными подростками, Зинаида Львовна подошла к лифту и мысленно добавила в жалобу еще один пункт – не забыть бы хулиганов, которые опять подпалили кнопку. К счастью, кнопка сгорела не дотла, и вызвать лифт оказалось возможным. В противном случае пришлось бы Зинаиде Львовне идти пешком аж на шестой этаж. И тогда дело бы не закончилось жалобой губернатору! Как минимум президенту России!

Когда Зинаида Львовна поднялась на свой этаж, письмо губернатору области было продумано, но за его написание женщина решила сесть вечером. Сейчас у нее были важные дела: разобрать сумки с покупками, приготовить диетический куриный суп и котлеты, позвонить сыну, чтобы позвать его на ужин (наверняка эта вертихвостка, которую по какому-то недоразумению он взял в жены, ему ничего не приготовила!), заодно ненавязчиво поинтересоваться у Дениски, когда он думает разводиться со своей свистушкой (а в том, что это рано или поздно произойдет, Зинаида Львовна не сомневалась. Долго ли мужик выдержит такую жену, которая к плите даже не подходит!), затем посмотреть две серии идущих друг за другом вечерних сериалов, а там уж можно и за письмо садиться.

Зинаида Львовна вошла в свою квартиру – маленькую, но порядком и стерильностью перещеголявшую бы любую операционную, переобулась в уютные тапочки и с хозяйственной кошелкой, полной покупок, прошла на кухню. Но едва женщина водрузила сумку на стол, как ее внимание привлекло нечто, вступающее в диссонанс с чистотой вылизанной до блеска кухоньки. На стене, ближе к потолку, чуть выше пограничной линии между краской и побелкой, темнело пятно. Зинаида Львовна прищурилась, силясь рассмотреть грязь близорукими глазами. Ну конечно, ее залила соседка сверху.

– Ну, погоди у меня, дрянь! – выругалась Зинаида Львовна, хватаясь за сердце и так тяжело дыша, будто она только что пробежала стометровку.

При мысли о том, что придется вновь встретиться с этой пигалицей сверху, подскакивало давление. Собака, обмочившая подъездные стены, заунывные песни соседа снизу, сквернословие четырнадцатилетнего Вовки и его дружков – все это не шло ни в какое сравнение с той войной, которая разворачивалась между Зинаидой Львовной и девицей, поселившейся над ней. Между ними давно копилась неприязнь, и в один из дней она выплеснулась в грандиозный скандал, при воспоминании о котором Зинаида Львовна тянулась за сердечными каплями. С тех пор эта белобрысая пигалица лет двадцати трех – редкостное страшилище с выпуклыми глазами-пуговицами и приплюснутым носом, похожая на пекинеса, – сделала жизнь Зинаиды Львовны невыносимой. Девице, похоже, доставляло садистское удовольствие доводить пожилую женщину до белого каления то стуком, то «по забывчивости» оставленным включенным на весь день магнитофоном с «закольцованной» песней из репертуара металлистов, то цоканьем каблуков о пол с утра пораньше. Никакими жалобами, никакой милицией «взять» эту стерву не представлялось возможным. Однажды Зинаида Львовна вызвала наряд милиции, но доказать, что девица производила шум, не удалось. Более того, Зинаида Львовна ясно услышала, как девица напропалую кокетничает с молодым милиционером, который к ней поднялся, да еще посмела громко, так, чтобы донеслось до Зинаиды Львовны, пожаловаться на «эту маразматичку снизу, которая всех завалила жалобами». Как ни странно, молоденький милиционер поверил не Зинаиде Львовне, а бесстыжей пекинесше.

В общем, взаимным обидам не было числа. Вот и сейчас, увидев пятно, Зинаида Львовна в первую очередь подумала о соседке сверху. Правда, надо отдать должное, соседка не шумела последнюю неделю. Видимо, затаилась для того, чтобы нанести «новый удар».

– Я это так не оставлю! – громко выкрикнула женщина, воодружая на нос очки, чтобы лучше разглядеть пятно. – Я найду на тебя управу, дрянь! Ты мне капитальный ремонт в квартире оплатишь! Ты еще станешь слезно прощение просить. Ты…

Но придумать, что еще будет делать соседка, лишь бы замолить свою вину, Зинаида Львовна не успела, потому что наконец-то смогла рассмотреть «грязь».

– Господи Иисусе! – потрясенно вымолвила женщина.

И было чему удивиться. Большое пятно состояло из нескольких пятен поменьше, разной формы, соединенных так причудливо, что вместе они образовывали пусть и простое, но все же вполне узнаваемое изображение лица.

* * *

«Вот такое хреновое лето», – думал Илья Шахов, угрюмо глядя в окно. С тускло-серого, будто застиранного неба падал мокрый снег, оседавший на глянцево-мокрых ветках ноздреватыми шапками. А ведь еще вчера погода радовала не по-весеннему жарким солнцем и приятным теплым ветерком.

Но не ненастье являлось причиной похоронного настроения Ильи. Для него имелся целый ряд причин. Во-первых, вчера Илья поссорился со своей девушкой Леной. Ссора вышла из-за пустяка и, к сожалению, за последние две недели была уже третьей. Во-вторых, планируемый на выходные пикник на даче у друга из-за непогоды грозился накрыться медным тазом. Что за удовольствие делать шашлык, держа над мангалом зонт? В-третьих, позавчера сломался верой и правдой прослуживший в течение трех лет «Фольксваген», и ремонт его обещал влететь в копеечку. Ну и, в-четвертых, очерк, который Илья обещал отправить в редакцию газеты к завтрашнему дню, не писался. Абсолютно. Косвенно в этом была виновата Лена: Шахов думал о ней, а не о статье. В последнее время парня все чаще стало посещать ощущение, что в его жизни все ломается и рушится: начиная от отношений с девушкой, с которой они встречались два года, и заканчивая машиной. Даже очерк никак не выходил, ну прямо творческая импотенция, и все тут!

Илья перевел взгляд на девственно-чистый вордовский лист и вздохнул. Если дело пойдет, а вернее, не пойдет так дальше, закроют его колонку. Горевал Илья не столько из-за заработка (рубрика, хоть и пользовалась популярностью, дохода почти не приносила), сколько из-за страха утратить то, что немного скрашивало его будни менеджера по продажам. Романтики и приключений Илье, бывшему в душе авантюристом, ой как не хватало.

Шахов не получил специального образования, в газету его привела случайность. В конце прошлого года он сломал ногу и вместо того, чтобы провести новогодние каникулы в Альпах, попал в больницу. Там, маясь от безделья, он просматривал принесенную соседу по палате прессу и вытащил из общей кучи газет газету-«толстушку» под названием «По лабиринтам Зазеркалья». Илья от скуки прочитал издание «от корки до корки», посмеиваясь над выдумками авторов, ибо ни в НЛО, ни в снежного человека, ни в барабашку он не верил. Но по прочтении подумал, что, пожалуй, смог бы сам написать какой-нибудь занятный рассказ. Благо, времени свободного у него было хоть отбавляй, выдумки – не занимать, а воспоминаний об экспедициях – предостаточно. В свое время Илья окончил географический факультет педагогического университета, и специфика факультета подразумевала походы и экспедиции. Так что ему не составило труда написать очерк об экспедиции в Бурятию. В основе очерка лежали впечатления, полученные им в реальной экспедиции, вымышленной являлась лишь цель похода: встреча с шаманами. Очерк получился таким интересным, что Илье неожиданно предложили вести еженедельную рубрику, в которую он от имени исследователя паранормальных явлений должен был писать подобные очерки. И так как на тот момент Шахов изнывал в больнице от скуки, он согласился и сразу же взялся за дело. Неопытность на журналистском поприще Илья компенсировал бойкостью пера (он всегда считался хорошим рассказчиком), объемом знаний, накопленных в студенческих экспедициях, и воображением, которое подстегивала живущая в нем жажда приключений. Вот так и вышло, что Илья стал вести газетную рубрику под псевдонимом Иван Шапкин, член вымышленной группы исследователей паранормальных явлений. Шахов собирал нужную информацию в Интернете, достоверно описывал походные ощущения и умело нагнетал обстановку, сдабривая рассказ красочными, порой доводящими до дрожи описаниями.

Мнимая группа исследователей то отправлялась на поиски снежного человека, то изучала аномальную зону в подмосковном лесу, то выезжала в коттеджный поселок по просьбе одного из жителей, чтобы выяснить причину появления полтергейста.

Колонка пользовалась успехом. Вымышленному «охотнику за привидениями» Ивану Шапкину писали читатели, рассказывали о произошедших с ними случаях и порой спрашивали совета, поэтому пришлось открыть специальную рубрику «Ваши письма», в которой Илья отвечал на наиболее интересные вопросы.

Поэтому один-два раза в неделю Илья Шахов, менеджер по продажам в крупной страховой компании, превращался в исследователя Ивана Шапкина.


Илья встал из-за стола и достал с книжной полки запылившийся фотоальбом в надежде, что студенческие фотографии помогут ему создать нужное для работы настроение. Но, рассматривая старые снимки, еще больше загрустил. Скучна, скучна была его повседневная жизнь… В работе Шахов преуспел: его должность приносила хороший доход, но этим все и заканчивалось. В экспедициях он больше не участвовал, потакая желаниям своей девушки, которая совершенно не понимала прелести дикого отдыха на природе. Теперь они ездили в путешествия по чистой и чопорной Европе. При выборе поездок Лена была категорична: либо Европа, либо море – и точка. Илья таскался с ней по душным музеям вместе с другими туристами, чувствуя себя бараном в стаде, либо валялся под палящими лучами солнца, изнывая от жары и безделья. А душа тосковала. Ныла, будто старая рана при перемене погоды. Как же здорово было в студенческие времена! И особенная походная атмосфера, и ночные посиделки возле костра с гитарой, и дешевый портвейн, которым по юности он не брезговал. На факультете было множество симпатичных девчонок, и среди студентов частенько вспыхивали, подобно искрам, короткие, но обжигающие страстью романы.

Сейчас Илья чувствовал себя птицей в клетке, у которой есть все: и самые лучшие зерна, и свежая вода, и сочная зелень, и чистый домик, а она все равно с тоской мечтает о воле, о том, чтобы расправить крылья и захлебнуться эйфорией полета. Ему бы в настоящую экспедицию, как в студенческие годы! Чтобы была, как раньше, легкая боль в мышцах, вызванная долгими переходами, пропахшая дымом костра каша, легкое опьянение, вызванное чистым воздухом и приторным портвейном, жар от костра, анекдоты, за рассказыванием которых коротали вечера, раскаленные поцелуи под гитарный перебор, дробь дождя по крыше палатки, сонное дыхание «походной подруги», прикорнувшей у него на плече…

Ностальгические размышления прервал звонок мобильного. Илья нехотя оторвался от фотоальбома (на глаза ему как раз попалась фотография его студенческой любви – Вари Холодовой), покосился на экран телефона и, увидев высветившееся слово «Бобер», ответил на вызов.

– Хай! – в своей манере поздоровался Илья со школьным другом.

– Шахов, а я к тебе по делу, – не размениваясь на приветствия, объявил тот.

Денис Бобров, жизнь которого была выстроена по двум пословицам «делу – время, потехе час», и «время – деньги», не любил тратить слова понапрасну, звонил в основном по делу и сразу же переходил к нему.

«Да я другого и не ожидал», – подумал Илья, вздыхая по тем временам, когда Бобров был не крутым бизнесменом, а простым парнем, с которым можно было под пиво поболтать о всякой ерунде. Теперь круг интересов Дениса включал в себя бизнес, курсы валют, ставки, кредиты и прочее, вызывавшее у Ильи головную боль.

– Валяй, что там у тебя случилось? – снисходительно разрешил Шахов.

– Ты не мог бы съездить со мной к моей матери? – неожиданно спросил Бобров.

– И что на этот раз? – кисло выдавил Илья, даже не интересуясь, зачем он понадобился Зинаиде Львовне.

Мать Дениса была горазда придумывать проблемы, и чем больше слушателей и зрителей собиралось, чтобы принять участие в их разрешении, тем для нее лучше. Зинаида Львовна очень любила, как это называл Денис, «играть на публику».

– Да ерунда! Но ты же знаешь мою мать: из любой мухи может раздуть не то что слона – динозавра! На этот раз закатила истерику по поводу неотмывающегося пятна на стене кухни.

– А я тут при чем? – обескураженно спросил Илья.

Неужели Зинаида Львовна под таким дурацким предлогом решила устроить в квартире генеральную уборку или, не дай бог, ремонт и вызывает на помощь сына и его друга? Тогда дело табак…

– По поводу неотмываемых пятен – не ко мне, а в сервис «Чистота», – быстро добавил он. – Я не по этой части.

– Знаю, знаю, ты у нас по другой части, – недобро усмехнулся Бобров. – По чертовщине, полтергейстам, летающим тарелкам и зеленым человечкам. Мамаша моя пятно происками дьявола посчитала, поэтому и вызывает тебя.

– Ну, знаешь ли… – оскорбился Илья.

Денис, уловив в его голосе обиженные нотки, рассмеялся:

– Ладно, ладно. Давай съездим и на месте определимся с чертовщиной. Моя мамаша напугана до истерики. Впрочем, ее, фанатку хирургической стерильности, доведет до обморока любое мало-мальское пятнышко. А то пятно, что появилось на стене ее кухни, не выводится никакими средствами. В общем, спускайся, я уже подъезжаю.

И не успел Илья возмутиться тому, что Бобров за него решил, ехать ему или нет, как Денис уже отключил телефон, тем самым не оставив другу пути к отступлению.

Сейчас казалось странным то, что когда-то все было наоборот и главным в их паре был вовсе не Бобров, а Шахов.


Знакомы они были с первого класса. Дружба началась банально: учительница посадила мальчиков за одну парту, посчитав, что уравновешенный и тихий Денис Бобров окажет положительное влияние на непоседливого и шумного Илюшу Шахова. Затея ее удалась далеко не сразу. Поначалу Илья пытался разговорить Дениса, но, постоянно натыкаясь на стену упрямого молчания, сдался. Это уже позже Шахов понял, что Денис не желал с ним разговаривать во время уроков не оттого, что испытывал неприязнь, а потому, что боялся прослушать объяснения учительницы. А тогда Илья посчитал соседа по парте занудным «ботаником», с которым и поговорить-то не о чем, кроме как о домашних заданиях. Дружба между мальчиками завязалась зимой, когда Илья простудился и несколько дней не ходил на занятия. Денис Бобров единственный из класса навещал его, приносил тетрадки с заданиями, рассказывал школьные новости. Илья, заскучавший в домашнем заточении, был рад любому общению. Тут и выяснилось, что Бобров, молчаливый и суровый в школе, в другой обстановке оказался не таким уж букой, по крайней мере мальчикам нашлось о чем поговорить.

Дружили они на протяжении всех школьных лет, хоть иногда их интересы не совпадали. Бобров был довольно замкнутым: компании не любил, на дискотеки не ходил, с девушками не встречался. Для барышень подросткового возраста критерием привлекательности парней в первую очередь служит внешность и популярность. Назвать Дениса симпатичным никто не мог. До поступления в институт он был довольно упитанным и рыхлым парнем. Лицо его тоже привлекательностью не отличалось: небольшие, болотного цвета глаза, светлые, почти незаметные брови, крупный нос-картошка и губы-вареники.

Илья казался полной противоположностью Боброву не только по характеру, но и внешне. Он был высоким, худощавым, ловким и гибким. Даже его вечно взъерошенные темные волосы лежали с такой естественной небрежностью, будто были растрепаны легким ветром. Улыбался Шахов так, что поражал понравившуюся девчонку прямо в сердце. А если при этом еще смотрел на избранницу с прищуром – так, как умел только он, то девичье сердце было бесповоротно погублено. Успеху Ильи способствовали и хорошо подвешенный язык, и отточенное чувство юмора, и память, хранившая неиссякаемый запас анекдотов и рассказов. Так что он всегда был в центре внимания девушек.

Позже, когда на экраны вышел один из американских блокбастеров, Илье не раз говорили, что он похож на американского актера, сыгравшего в фильме главную роль. Имя актера Илья не потрудился запомнить, но мысленно признал, что да, некоторое сходство есть.

Но хотя Илья и Денис и были очень разными, дружба их продолжалась и по сей день. Правда, сейчас, когда у каждого оказались свои дела и интересы, видеться они стали намного реже. Денис, с головой ушедший в изучение экономики, учредил собственную компанию и занялся бизнесом. Илья же поступил в педагогический на географический факультет, после окончания которого отработал один год в школе, а затем устроился в мелкую страховую компанию, набрался опыта в новой для себя сфере. Вскоре он перешел в крупную компанию, где неплохо преуспел.

Иногда друзья виделись, но все больше перезванивались. Оба переехали из подмосковного поселка в Москву, но жили далеко друг от друга. Бобров недавно женился, а Илья все еще пребывал в холостом статусе, несмотря на то что отношения с Леной длились уже два года.


…Уже выйдя из квартиры, Илья подумал, что надо бы прихватить фотоаппарат. Всерьез истерику Зинаиды Львовны по поводу «дьявольского пятна» он не принял, но привычка носить с собой камеру появилась у него еще во времена студенчества. Илья вернулся, сунул в карман старую «мыльницу» и, глянув в сторону отключенного ноутбука, подумал, что поездка может оказаться полезной. Глядишь, и придумается какой-нибудь сюжет. Впрочем, визит к Зинаиде Львовне вряд ли можно расценивать как развлекательный. Илья вздохнул и стал спускаться по лестнице во двор, где его уже наверняка поджидал «БМВ» Боброва – такой же солидный, как и его владелец.

Черный «БМВ» и вправду был припаркован во дворе. Когда Илья показался на крыльце, друг гостеприимно распахнул переднюю дверь:

– Карета подана.

– Ну, что за пожар у вас приключился? – небрежно поинтересовался Шахов, усаживаясь на удобное кожаное сиденье рядом с другом. – Что за «чертовщина» и почему Зинаиде Львовне понадобилась моя помощь?

– Говорю же, ерунда, – пробормотал Бобров, в его голосе проскользнули извиняющиеся нотки. – Но эта ерунда чуть не отправила мою мать в больницу с инфарктом.

Илья подумал, что заявлять, будто у нее вот-вот случится инфаркт, – в характере матери Дениса, но тактично промолчал. Зинаида Львовна никак не могла смириться с тем, что ее сыну уже не пять лет, а тридцать, и он уже давно стал самостоятельным мужчиной, который совершенно не нуждается в опеке.

– Пару дней назад мать обнаружила на кухонной стене темное пятно, – начал Денис, выруливая с узкой дороги на широкую, ведущую к шоссе, – и первым делом подумала, что ее залила соседка сверху.

– Логично, – кивнул Илья, глядя перед собой в лобовое стекло. Путь предстоял долгий: вначале нужно было добраться с одного конца Москвы на другой, потом съехать на шоссе, по которому при хорошей, без пробок, дороге еще минут тридцать – тридцать пять ехать до поселка, в котором проживала Зинаида Львовна.

– Мать уже собралась идти к соседке ругаться. Но, присмотревшись, заметила, что пятно это не такое простое, как ей показалось на первый взгляд. Во-первых, оно было сухим на ощупь, не похоже, что причиной его возникновения послужила влага. Оно казалось нарисованным тенями. Во-вторых, пятно представляло собой скопление мелких пятен, расположенных таким образом, что получилось изображение лица. Ну, представляешь: пара мелких круглых пятен – глаза, вытянутое – нос, поперечное – рот. Что-то в этом духе.

– Ага, – кивнул Илья без особого энтузиазма. Ну, подумаешь, пятно. А лицо где угодно углядеть можно. Как там пелось в детской песенке? «Точка, точка, запятая – вышла рожица кривая…» Зинаида Львовна – мастерица создавать панику на пустом месте.

«БМВ» тем временем уже несся по шоссе. Бобров вел машину так же, как привык делать все – степенно, ровно, с уважением, но уверенно и немного властно, давая понять, что хозяин – он. И машина слушалась его, шла плавно, легко, будто плыла.

Манера вождения Ильи была прямо противоположной. Машина для него являлась скорее товарищем по проделкам. Вместе обгоняли, вместе подрезали, стремительно срывались с места, резко тормозили, пару раз чуть не вляпались в серьезные аварии, но чудом вывернулись.

«Я бы тебе свою «бээмвуху» не доверил, – заметил Бобров, когда Илья однажды подвозил его на своем «Фольксвагене». – Хоть ты, Шахов, мне друг».

– Дело даже не столько в форме пятна, – продолжил Денис, глядя перед собой на дорогу, – сколько в том, что оно какое-то… несмываемое. Ты ведь знаешь мою мать. Перед ее одержимостью чистотой пасуют все микробы и бактерии, как вредные, так и полезные. Не было еще такого, чтобы она не сумела отмыть-оттереть-вывести какое-либо пятно.

– Еще по детству помню, – усмехнулся Илья. – Куда мы с тобой только ни влезали, как только ни пачкались. Сколько я одежды перепортил-испачкал до такой степени, что маме оставалось ее лишь выбросить! Ну и ты такой же черт был. Вместе и по стройкам шастали, и в гараже соседу дяде Пете помогали его драндулет чинить. Строительная смола, краска, машинное масло, еще какая-то неотмываемая фигня – все это было на нашей одежде. И если моя мама в итоге сдавалась, то твоя непостижимым образом выводила все пятна без следа.

– Вот и я о чем! Понимаешь, да? Моя мать и это пятно со стены оттерла. Качественно оттерла. Только через день оно вновь проявилось, и еще ярче, чем прежде. На том же месте.

Илья обескураженно покосился на друга, но не потому, что его удивил рассказ, а оттого, что в голосе Дениса прозвучали нотки тревоги и даже страха.

– Бобров, ты чего, испугался? – спросил Илья, не сдерживая улыбку.

Припомнились эпизоды из детства. Денис всегда отличался осторожностью. Прежде чем совершить что-то, он пять раз обдумывал, прикидывал, примерялся. Тогда как Илья бросался в авантюры и совершал проделки «с лету» – отчаянно и задорно. «Бобров, ты чего, испугался?» – так говорил Шахов всегда, когда пытался подбить рассудительного друга на какую-нибудь проказу. Но надо сказать, что даже такие провокации не проходили. Трусом Денис Бобров не был, но отличался излишней, по мнению Ильи, осторожностью.

– Да при чем тут «испугался»? – Бобров как будто разозлился, и Илья бросил на него второй недоуменный взгляд. Злиться тоже было не в характере друга. Невероятно, чтобы плевое происшествие так на него повлияло! Скорее всего, Зинаида Львовна так достала своего сына, что он уже еле сдерживался. Единственным человеком, который мог вывести из себя уравновешенного и непробиваемого Боброва, была его мать.

– Это матушка так напугалась, что довела до истерики и себя, и меня, – мрачно подтвердил догадку друга Денис.

– Было бы чего пугаться, пятна какого-то… – пробормотал Илья, мысленно сочувствуя другу. – Взял бы ты, Бобров, и закрасил его, раз оно не отмывается. А то – «чертовщина, чертовщина»! Средние века прямо. И с чего Зинаида Львовна решила, что я подхожу на роль «изгнанника дьявола»?

– Она читает твою газету. Помнишь, Илюх, ты как-то притащил мне один номер, чтобы показать? А я забыл его у матери. Та прочитала газету от корки до корки и нашла ее интересной. А после того как я имел неосторожность проговориться, что Иван Шапкин – это ты, она стала регулярно покупать новый номер.

– Понятно, – вздохнул Илья. Зинаиде Львовне просто-напросто захотелось стать героиней его рубрики. – Начиталась историй про «чертовщину», вот и видит в каждом пятнышке происки дьявола. Ладно, поглядим. Забелим это пятно, если оно не отмывается, и успокоим твою мамашу.

– Сделай милость, – с чувством выдохнул Бобров.

И стало понятно, что Шахова он позвал именно, чтобы успокоить мать, а не для того, чтобы заниматься «изгнанием дьявола».