Inter maiores (Главный среди старших)
Если, желая оправдать себя, я объясняю свои беды
злым роком – я подчиняю себя злому року;
если я приписываю их измене – я подчиняю себя
измене; но когда я принимаю всю ответственность на
себя я тем самым отстаиваю свои человеческие
возможности.
Джойс Гриден, редко выезжал из своего поместья. Он как старый скупец, бережно хранил остатки роскоши доставшейся ему в наследство. Заработанная, трудом многих поколений, пережившая потрясения и революции, и даже, ядерный пожар последней войны собственность Джойса, представляла жалкие остатки былого величия семьи Гриденов. Сейчас он сидел на веранде в кресле-качалке прикрытый пледом от сырого осеннего ветра и разглядывал небоскребы Евразии-3, окружавшие его поместья и нависавшие над ним словно, морские утесы над терпящим бедствие парусником. Конечно, поместье было под куполом, который сжирал почти треть дохода от аренды принадлежащих ему земель. Конечно, и сырой осенний ветер, и запах моря, были всего лишь продуктом работы дорогостоящей климатической установки. Но отказаться от этих призраков былой, нормальной жизни, Джойс не хотел и не мог. Единственный слуга, старый Оливер, которого мог позволить себе Джойс принес сильно разбавленный, зато настоящий шотландский виски и трубку с настоящим табаком, заботливо поправил плед и доложил, что Грин, прибывший вечерним геликоптером, через пять минут имеет честь навестить отца. «Приготовь чашечку глинтвейна и вынеси сигары», – приказал Джойс. Сэр, чопорно произнес Оливер, позволю себе заметить, но сигар осталось всего 5 коробок, я имею в виду настоящих сигар. Да знаю я, отмахнулся Джойс. Двадцать бутылок настоящего виски, восемь фунтов настоящего табака, тридцать упаковок настоящего чая, две дюжины бутылок портвейна и пять коробок сигар – это все, что оставалось в запасниках поместья Гриденов. Но Джойс поклялся себе, что как бы не повернулась судьба, а по одному экземпляру каждого продукта он оставит. Чтобы в том необозримо далёком будущем, до которого он может и не дожить, люди начав производить настоящие продукты, могли сравнить вкус и хотя бы приближённо создать то, что когда то было утрачено, как казалось навсегда. Конечно, и сейчас, пусть в небольшом количестве, но выращивались и хлеб, и табак, и все что веками производилось людьми на полях и фермах. Но стоили эти, так называемые натуральные продукты неимоверно дорого. При этом, истощённая и перенасыщенная химикатами земля, не могла дать этим продуктам настоящего вкуса.
Джойс был главой Сопротивления уже третий десяток лет. Он стоял у истоков его создания и держал в уме всю структуру организации, призванной вернуть Земле богом данный облик. Созданная им и ещё десятком подвижников, тщательно законспирированная и хорошо обученная и вымуштрованная организация, должна была возродить былое величие человека, как рачительного хозяина и грамотного пользователя ресурсами планеты. В конце концов, просто вернуть людям человеческий облик. Сейчас на девяносто восьмом году своей жизни Джойс отчётливо понимал, что тот энтузиазм, с которым он начал это великое дело, значительно подрастрачен. Те идеи за которые они боролись со товарищи, становятся все более и более эфемерными, те взгляды на общество и людей, которые он пытался внедрить в сопротивление, находили все меньше и меньше понимания у простых бойцов. Люди просто хотели жить. Но экология планеты, их мало заботила, высокие идеалы, их не трогали. Они хотели, есть и по возможности сытно, они хотели не бояться завтрашнего дня, они хотели спариваться, как и с кем придётся, хотели быть богатыми сытыми и ленивыми. В этом смысле успехи пропаганды власть предержащих были налицо. Но иногда среди серой массы вспыхивали яркие и сильные личности. Правящей элите, так и не удалось полностью уничтожить тягу людей к знаниям, стремление к новым горизонтам. Серая обыденность жизни взрывалась такими примерами искренней и чистой любви, такими красками жизненных страстей и благородных порывов, что общей массе становилось если не стыдно, то неловко за свою жизнь. Эти искры, власти обязаны были гасить, чтоб от них не вспыхнул общий пожар. Чтоб жизнь текла, так как течёт, напоминая иссыхающую реку. Такой искрой и привиделся Джойсу Бард, друг его сына. То, что Джойс сумел вложить в Грина и то, как он сумел воспитать его, наполняло гордостью его отцовское сердце. Однако для Сопротивления Бард, был более ценен, и даже необходим, как будущий лидер. Лидер способный не только возглавить и повести за собой, но и заразить их собственным энтузиазмом, личным примером честного служения и огромной любви к роду людскому. Джойса до сих пор мучал, последний разговор с сыном, в котором он прямо сказал, что в своём преемнике на месте руководителя Сопротивления видит не его, а Барда. Сердце отца кричало от боли, но холодный разум бойца и главы Сопротивления, говорил, что так будет лучше.
Зазвучал колокольчик двери на веранду и Джойс невольно поёжился. Предстоял нелёгкий разговор с сыном.
– Грин, сынок, – начал было Джойс.
– Отец, он сделал это! – перебивая его, с порога закричал Грин.
– У нас есть генератор! Понимаешь, у нас есть генератор! Есть Эдем, и есть генератор! От сердца отлегло. – Боже, какой же я глупец, старый выживший из ума глупец, – думал Джойс. Так не знать своего сына. Он не ревновал и не злился. Он думал о борьбе, жил ей, радовался победам, как мальчишка. Он уважал и любил своего друга. Он был настоящей, цельной личностью и человеком с большой буквы. Грин сунул в руку отца фасолину узконаправленного приемо-передатчика.
– Сильно сжать и вставить в ухо. Три сеанса связи и саморазрушение, – повторял он краткие инструкции.
– Представляешь, какой умница! – продолжал Грин. – Заранее предвидеть, что нужна будет индивидуальная связь, разработать и создать устройство связи, рассчитать тысячу других мелочей, для обеспечения работы Сопротивления. Нет, это мог сделать только Бард, – продолжал с энтузиазмом Грин.
– Теперь к делу. Барда забирают, если уже не забрали, на Вавилонскую башню. Грин,
пристально посмотрел на Джойса.
– Ему нужна защита и помощники. К нам навязался один лишний из диггеров, поэтом нужен будет ещё один следак. Всего тридцать один человек.
Грин полностью передал запросы Барда и добавил свои пожелания.
– Я бы усилил группу ещё пятью боевиками и двумя следаками.
– Ты не доверяешь Барду? – спокойно спросил Джойс.
– Да нет, что ты, – замахал руками Грин, это я так на всякий случай.
– Случай – хмыкнул Джойс.
– Так вот тебе случай, считай, – и Джойс начал перечислять.
– Отправить одного человека на станцию, с фактическими документами, утверждёнными контролирующими органами – это сто тысяч кредитов. На счетах Сопротивления три миллиона восемьсот тысяч кредитов, плюс мои личные счета на полтора миллиона. А ведь после отправки людей на станцию, Сопротивление не только должно продолжать работу, но её придётся активизировать. Твой друг это все учёл и просчитал, ты нет – резюмировал Джойс.
Грин смутился. Действительно Бард запросил необходимый минимум, понимая, что Сопротивление должно вести борьбу на Земле, а станция, пусть и важный, но всего лишь элемент этой грандиозной борьбы.
– Кстати, а что это за лишний диггер – спросил Джойс.
– Да Коста…, установил жучка в бункере и подслушал наш разговор – небрежно отмахнулся Грин.
– Ты так легко к этому относишься? – спросил Джойс. Вот тебе информация к размышлению. Ни один жучок, на минус втором, работать не будет, иначе правительство напичкало бы ими всю подземку, это раз! Ваш разговор, все – таки был подслушан, это два. Убирать Косту, даже если он следак, или агент легиона бессмысленно, просто поздно, это три. Теперь мы имеем на Вавилонской башне, неучтенный фактор риска, ибо Косту придется взять, это четыре.
Грин растерялся.
– Почему же Бард спросил про жучка, неужто не просчитал?
– Бард проверил Косту и теперь знает, что тот лгал, а на башню взял по обстоятельствам.
Врага всегда лучше держать под рукой, больше шансов предвидеть или предотвратить его действия, – пояснил Джойс.
– Да и не вышли бы вы так гладко, через минус первый без Косты, что, кстати, тоже наводит на определенные размышления, – подытожил Джойс. Ну да ладно, что сделано, то сделано, и изменить, мы уже ни чего не сможем. Однако у меня плохое предчувствие. Кто – то заставляет нас играть по его правилам. Поэтому, если Барда еще не забрали, а я склонен думать, что это так, то мне, нужна личная встреча. Пункт выхода, дебаркадер, на Темзе, называется – «Притон пирата». Как доставить туда Барда, придумаешь сам. И еще, это, – Джойс показал фасолину приемо-передатчика, – хорошо для Земли. На станции, в ограниченном пространстве, запеленгововать его плевое дело, а расшифровать, вопрос времени. Нужен новый способ связи, – подвел итог Джойс.
Грин остро почувствовал укол ревности. Все основные вопросы, отец собирался решать с Бардом. Ему же, отводилась роль исполнителя. Но Джойс не был бы тем, кем стал, если бы не умел чувствовать, тончайшие психологические нюансы любого разговора. Он быстрее Грина понял происшедшее изменение психологического фона, и тут же внес корректировку. «Кстати, твое присутствие при встрече обязательно, я ни кому, кроме тебя не могу доверить судьбу проекта в целом и судьбу Барда в частности. А поскольку их судьбы взаимосвязаны ты и будешь той Мойрой, которая плетет нить его судьбы. Хочу, чтобы ты это понял, как понял и ту меру ответственности, которая на тебя возложена. И, кстати, твой полет на Башню, дело, решенное и обсуждению, не подлежит».
Грина отпустило. Он, не исполнитель. Как фейерверком промелькнули картины недавнего прошлого. Он не только вел, но и защищал Барда. Барду необходима была его помощь. Гениальный ученый и талантливый руководитель, в обычных житейских вопросах, Бард больше походил на младенца, вышедшего на улицы большого города. Будь то драка с качками из физкульта, или наивно – мушкетерское отношение к любым представительницам женского пола, Бард был беззащитен. И он, Грин, должен был защитить предупредить и создать Барду, все условия для спокойной работы. Он должен был стать его нянькой, чтобы Бард мог дать жизнь тому, что называлось «ПРОЕКТ». Грин теперь точно знал, он не вершитель, но и не исполнитель. Он гораздо больше и того и другого, он Хранитель. Он, и только он, Хранитель Проекта.
Джойс, увидев результат своих слов, спрятал улыбку в бокале виски. В сущности, они были просто пацаны. При всех их талантах, при всем их уме, и при всей их простосердечной горячности, они были просто пацаны. Ими было легко управлять, и Джойс откровенно радовался. Всегда приятно иметь дело с людьми, души которых чисты и открыты, с людьми без второго дна.
– Последние сведения о Барде, – потребовал он у сына.
– Легионеры забрали из Мозголомки пьяного в хлам, – возвращаясь к реальности, доложил Грин.
– Ладно, завтра в двадцать два в дебаркадере, – распорядился Джойс. Грин одним глотком допил глинтвейн и, не прощаясь, направился в сторону вертолетной площадки. Джойс имел возможность обеспечить себя личным вертолетом, как и личной, мини подводной лодкой, на которой он и собирался совершить свой вояж к дебаркадеру.
Грин и не подозревал, сколько предстояло сделать отцу, за оставшиеся двадцать с половиной часов.
Случилось так, что в семнадцати крупнейших городах мира, в тщательно законспирированных квартирах, одновременно, именно в один час на три секунды вспыхнули оранжевые сигналы тревоги. Вспыхнули и погасли. Дежурные Сопротивления оповестили региональных руководителей о сигнале общего сбора.
Событие не было рядовым. На случай общего сбора были предусмотрены соответствующие инструкции и средства передвижения. Точкой сбора, по всем параметрам безопасности и доступности, была определена пещера на одном из 192 островов земли Франца Иосифа, в полярном море, в ста километрах, от радиуса действия последней станции слежения, расположенной в Северном ледовитом океане. На время сбора, на станции происходило штатное отключение питания, обусловленное сезонным дрейфом льдов, периодически повреждавших силовой кабель. Источники бесперебойного питания должны были отключиться через четыре часа после аварии, что обеспечивало максимальную скрытность операции.
У Джойса в запасе оставалось около трех с половиной часов, которые следовало потратить на подготовку к общему сбору региональных руководителей Сопротивления.
Бард очнулся от скрипучего хриплого голоса. «А ну-ка встать ублюдок!» Сознание реагировало медленно. Внутренний голос подсказывал: – «Не открывай глаза». Бард расслабил мышцы и продолжал лежать с закрытыми глазами.
– Док он не приходит в себя, – проскрипел тот же голос.
– Афлутамин, обычно действует сразу, – прозвенел, чей то жизнерадостный голосок, – но если вы применяли электрошок в состоянии алкогольного опьянения, то наберитесь терпения. Да, и молитесь, чтоб мозг не пострадал, иначе я Вам не завидую.
– Док, я клянусь, был минимальный заряд. Жизнерадостный голосок похолодел и напоминал, синевато белесую сталь перекаленного клинка.
– Что мне от ваших клятв, приберегите их для суда, вы знаете цену этого мозга. Всех кредитов планеты не хватит, если вы его повредили. Он что оказывал сопротивление?
– Какое сопротивление док? Он был, пьяный в доску. Просто, так легче транспортировать.
– Вас тоже будет очень легко транспортировать – отрезала докторша.
– Отлично, – подумал Бард и попытался сосредоточиться. В скрипучем голосе, явно слышалась паника.
– Эй, Бодри, или кто там, приведите его в себя – голосом кастрированного быка, проскрежетало над Бардом. В ту же секунду поток ледяной воды обрушился на его голову. Нехотя, Бард открыл глаза. Вместе с потоком света в затылок ударила тупая боль.
– Как тебя зовут? – проскрипела, плохо выбритая рожа офицера Легиона, склонившаяся над ним.
Бард, отказался от мысли разыграть слабоумие. Два часа, допроса на полиграфе и его дееспособность будет установлена. Но маленькая месть не помешает.
– Не помню, – разлепив спекшиеся губы, безразлично бросил он, заметив краем глаза, удивленно округлившиеся глаза девушки в синем халатике, которую легионер уважительно именовал док. Девушка была замечательна. Словно природный скульптор не пожалел времени, на выточку и обработку ее фигуры. При небольшом росте, около ста шестидесяти, она была очень пропорционально сложена. Длинные и стройные ножки, делали ее рост зрительно больше. Тонкая талия, упругие холмики грудей, слегка покатые плечи, и несколько удлиненное лицо, с раскосыми глазами, завершали этот очаровательный облик. Заметив, ироничный взгляд Барда, глаза девушки тут же начали наливаться холодной голубизной. Бард, посмотрев в упор на офицера легиона, тут же спросил: – «Кто вы»? И через секунду, – «Где я»? В долю секунды офицер Легиона из допрашивающего, превратился в допрашиваемого. Глаза его поплыли: «Еще чуть – чуть и потеряет сознание», – подумал Бард. Однако скрипучий голос, не зависимо от состояния сознания, механически докладывал.
– Вы Бардин Дмитрий Николаевич, начальник спец. лаборатории института исследования мирового пространства, на станции Вавилонская Башня, – механически декламировал скрипящий голос.
– Я офицер третьего ранга Легиона, – продолжал докладывать обладатель плохо выбритого лица.
– Проболтался парень, – подумал про себя Бард. Назвать старшего сотрудника, начальником спец. лаборатории, добавив при этом, что спец. лаборатория на станции это было верхом непрофессионализма. Это было равносильно тому, что сказать:
– Меня наняли следить за тобой, допросить и доставить к месту назначения.
– Следить, пожалуйста. Доставить, сколько угодно. Допросить, – нет, – вычленяя, как обычно основные задачи, определился Бард.
– Ваши инструкции офицер? Тоном, не терпящим возражений, задал вопрос Бард, опять уловив краем глаза, удивленно насмешливое выражение лица, миловидной девушки. Как начальник спец. лаборатории, он мог позволить себе подобную наглость.
– Ах, умница, – подумал Бард. Она понимала его игру и не вмешивалась. Офицер словно очнувшись, принял деловой вид и задал вопрос.
– Что вы делали в Мозголомке? Такую форму допроса Бард допускал и, сделав усилие сел на кушетке, к которой как, оказалось, была пристегнута наручником, его правая рука. Бард с видимым недоумением, уставился на стальной браслет. Офицер Легиона, бросив гневный взгляд на Бодри, заставил последнего сорваться с места и снять наручник. В лице офицера, появилось нечто заискивающе просительное.
– Это, чтоб вы себе не навредили – пояснил он. Заигрываться не стоило, поэтому Бард утвердительно кивнув и доверительно взяв офицера за кисть руки, начал пояснять.
– Видите ли, офицер, я молод, и я девственник, а природа требует своего, голосом кающегося подростка начал Бард.
– Я искал, развлечений и доступных женщин. В глазах офицера появилось облегчение, понимание и даже понятное любопытство. Боковым зрением, Бард продолжал наблюдать за доктором и с удовольствием отметил на ее лице сочувствующе – брезгливое выражение.
– И как? – поинтересовался легионер.
– Как всегда, ни черта не вышло – сокрушенно признался Бард, замечая явное облегчение на лице докторши.
– Пить надо меньше – отеческим тоном, пожурил офицер.
– Доставьте пациента домой, я сопровожу, – менторским голосом, заявила доктор.
– Нет необходимости, – отрезал офицер, – я выделю ему наряд. Тем более что дома он не задержится. Ему сейчас противопоказаны и спиртное и женщины, – язвительным голосом блюстителя порядка, отчеканил офицер. Барда, такой исход вполне устраивал, да и девушка доктор, разумных возражений не нашла.