Явление второе
Те же, Балагалаев и Вельвицкий.
БАЛАГАЛАЕВ. Так, так, так-так-то, ты уж так и распорядись, – слышишь? (Мирволину.) А, ты, здравствуй!
МИРВОЛИН. Нижайшее мое почтение, Николай Иваныч!
БАЛАГАЛАЕВ (Вельвицкому). Как я тебе сказал, ты понимаешь. Ведь ты понял?
ВЕЛЬВИЦКИЙ. Как же-с, как же-с.
БАЛАГАЛАЕВ. Ну да, эдак будет хорошо. Ну, теперь ступай… Я тебе дам знать, я велю тебя позвать. Можешь идти.
ВЕЛЬВИЦКИЙ. Слушаю-с. Так, стало быть-с, бумаги по делу вдовы Кауровой приготовить-с?..
БАЛАГАЛАЕВ. Ну, конечно, конечно… Я удивляюсь! Ты должен был понять наконец, братец.
ВЕЛЬВИЦКИЙ. Да вы ничего не изволили мне…
БАЛАГАЛАЕВ. Мало чего! Не все же мне тебе сказывать наконец!
ВЕЛЬВИЦКИЙ. Слушаю-с. (Уходит.)
БАЛАГАЛАЕВ. А не слишком понятлив этот молодой человек. (К Мирволину.) Ну, как ты? (Садится.)
МИРВОЛИН. Слава богу-с, Николай Иваныч, слава богу-с. Как вы в своем здоровье?
БАЛАГАЛАЕВ. Я ничего В городе был?
МИРВОЛИН. Как же-с, был; нового, впрочем, ничего-с. Купца Селедкина, третьего дня, паралич хватил; да ему не в диво. Стряпчий, говорят, вчера свою супругу опять того-с…
БАЛАГАЛАЕВ. В самом деле? Экой неугомонный!
МИРВОЛИН. Журавлева доктора видел-с; вам кланяться приказал. Петра Петровича в новой коляске встретил. Знать, куда в гости собрались: с лакеем, и на лакее шляпа новая.
БАЛАГАЛАЕВ. Он сегодня у меня будет. А что, у него коляска хороша?
МИРВОЛИН. Как вам сказать-с? Нет, по-настоящему нехороша: фигурой точно берет, а в сущности – нет, я не знаю, она мне не нравится. Как можно сравнить с вашей коляской!
БАЛАГАЛАЕВ. Ты думаешь? Она на лежачих?
МИРВОЛИН. На лежачих-то она на лежачих; да что в том толку? помилуйте-с! больше для важности. А это оне любят поважничать-то. Оне, говорят, опять намерены баллотироваться.
БАЛАГАЛАЕВ. В предводители?
МИРВОЛИН. Точно так-с! Что ж, пожалуй! Опять на вороных изволят прокатиться.
БАЛАГАЛАЕВ. Ты думаешь? Впрочем, Петр Петрович, я должен сказать, весьма почтенный человек во всех отношениях и совершенно заслуживает… Конечно, с другой стороны, лестное внимание дворянства… Выпей-ка водки.
МИРВОЛИН. Покорнейше благодарю-с.
БАЛАГАЛАЕВ. А что? разве уж пил?
МИРВОЛИН. Никак нет-с! не то чтобы пил, а так что-то грудь… (Кашляет.)
БАЛАГАЛАЕВ. Э, вздор! выпей.
МИРВОЛИН (пьет). За ваше здоровье. А ведь, знаете ли что, Николай Иваныч, ведь Петра Петровича настоящая фамилия не Пехтерьев, а Пехтерев, – Пехтерев, а не Пехтерьев.
БАЛАГАЛАЕВ. Почему ты это думаешь?
МИРВОЛИН. Как же нам этого не знать! помилуйте! Мы и батюшку их знавали, и дядьев-то всех. Все Пехтеревыми прозывались, искони Пехтеревы, а не Пехтерьевы. Пехтерьев– эдакой и фамилии у нас никогда не бывало… что за Пехтерьев?
БАЛАГАЛАЕВ. А!.. Впрочем, не все ли равно? было бы сердце доброе.
МИРВОЛИН. Совершенную истину изволили сказать-с: было бы сердце доброе. (Глянув в окно.) Кто-то приехал-с.
БАЛАГАЛАЕВ. А я еще в шлафроке. Это я с тобой заболтался. (Встает.)
АЛУПКИН (за кулисами). Доложи. А-а-лупкин, дворянин…
ГЕРАСИМ (входит). Алупкин господин вас спрашивает-с.
БАЛАГАЛАЕВ. Алупкин! Кто бишь это? Проси. А ты займи его, пожалуйста. Я сейчас… (Уходит.)