Глава 3
Репертуар лесных птах
У Романа они пробыли недолго: сын уже приготовил нужную фару и ловко заменил разбитую. Он был не слишком любезен с Машей – точнее, вежлив, но неулыбчив. А Алексей-то повез к нему девушку не без умысла: надеялся, что вдруг Маша растопит лед и выведет парня из эмоционального анабиоза, в который он погрузился после приключений в начале лета. Он даже стал избегать общения с девушками, по крайней мере с красивыми. Исключением стала лишь Настя, и то потому, что Ромка изначально квалифицировал ее как друга, решительно не замечая, что девушку угораздило в него влюбиться…
Денег у Маши Роман, конечно, не взял, как та ни пыталась сунуть ему несколько крупных купюр. «Я это делаю для отца, – заявил он, – с ним и разбирайтесь».
Кис заметил, как у Маши блеснули глаза: она тайно, но весьма заинтересованно рассматривала его сына. Но этот негодник на девушку даже не покосился и быстро ушел, сославшись на срочный заказ.
– Какие у вас планы? – спросил детектив Машу, когда Роман закончил. – У меня есть к вам еще вопросы, но если вы торопитесь вернуться…
– Не тороплюсь. Давайте поедим где-нибудь? Я проголодалась.
– Дома полно еды, – небрежно заметил Игорь.
– И Игорь отлично готовит, – добавил Алексей. – Если вы не настаиваете на ресторане, я бы предпочел пообедать у нас на Смоленке. Там и беседовать безопаснее, к тому же договор подпишем, у меня бланков с собой нет…
За столом детектив поведал Маше о своем посещении Клуба голубеводов, подробно пересказав их комментарии.
– Из этого следует, – выслушав, приподняла она светлые бровки, – что если на нашем участке никто не держит голубятню, то…
– То голубь не мог к вам прилететь.
– Получается, Олег меня обманул? – нахмурилась девушка. – Но зачем ему? Мог бы просто сказать, что письмо лежало на скамейке, к примеру.
– Возможно, там оно и лежало… Но Олегу вариант с голубем больше приглянулся. «Благая весть» и все такое. Он не обманул, а приукрасил.
– Что-то я слабо верю… – покачала головкой-корзинкой Маша. – Он знает, что на меня это не произвело бы впечатления. Я не хожу к нему на службы. И вообще в церковь не хожу.
– Голубь-почтальон исключает почтальона-человека, – подал голос Игорь.
– В смысле? – повернулась к нему Маша.
– Это удачная находка для Автора Письма. Подумайте сами: окажись послание на скамейке, сразу станут искать чужака, проникшего на участок, просматривать записи с камер – у вас ведь есть камеры, Маша, да? А голубя никто искать не станет. Да и не сможет: упорхнул, и след простыл.
– Очень хорошая мысль, Игорь, – одобрил Кис. – При условии, что Автор Письма в состоянии обеспечить приземление голубя в вашем саду. Но именно тут у нас неувязочка. По причине отсутствия голубятни.
– Вообще-то в нашей ограде есть лаз. Я сама его проделала, когда маленькой была. Ну, не сама, я мальчишек подбила, я дружила с деревенскими пацанами. Это было лет десять назад…
Десять лет назад эта миниатюрная девушка была, по всей видимости, совсем Дюймовочкой – но при этом дружила с пацанами. Причем дочка академика – с деревенскими. Любопытный характерец.
– Лаз легко найти?
– Теперь его практически не видно в разросшейся зелени, но если человек планомерно ищет, то найдет. И камер в том месте нет.
– Деревенские пацаны выросли за это время. Но вряд ли забыли, как попасть на ваш участок, – подал голос Игорь.
– Если кто-то нанял человека в деревне, чтобы проникнуть на территорию вашего дома, то зачем ему морочиться с почтовым голубем? Почему бы просто не подкинуть письмо к порогу часовни или на скамейку? И снова вопрос упирается в вашего священника: правду ли он сказал…
Девчушка призадумалась на некоторое время. А потом озвучила именно то, что Кис хотел услышать:
– Вы должны сами все осмотреть. И поговорить с Олегом. Если сегодняшний вечер у вас свободен, то предлагаю поехать со мной. В доме найдется место для вас и для вашего помощника… – Маша лучезарно улыбнулась Игорю.
И очень по-светски, отметил детектив. Ему даже стало немного не по себе. С чего он, собственно, взял, что Маша скрывает свои чувства? Свою боль, свою печаль? Может, там и скрывать нечего? А детектив просто приписал ей те эмоции, которые человек обычно испытывает в подобной ситуации… Всего несколько часов назад он выговаривал Маше: не приписывайте мне ваши представления о вещах – вы не сочинительница, а я не ваш персонаж. Очень правильно сформулировал. Прям мудро. А сам что делает? Ищет глубину там, где ее, возможно, вовсе нет?
Глупости. Сколько раз самому приходилось так улыбаться и сколько еще придется, чтобы оборвать ненужный разговор или скрыть свои мысли, или свое отношение к собеседнику, или… много чего. Спасительная светская улыбка, отличный инструмент в общении. Если ты им владеешь, этим инструментом, еще не значит, что ты пустышка. Просто в сочетании с детским Машиным личиком необычно, вот в чем дело.
– Только вам придется, – продолжала девушка, – вернее, мне придется представить вас как папиного друга. А Игоря, думаю, как вашего сына, вы не против? Скажу, что вы не смогли приехать на похороны, потому что… не знаю, за границей живете? Или наоборот, на Дальнем Востоке? А сейчас приехали, позвонили мне, и я вас пригласила остановиться на пару дней в нашем доме. Как-то так, идет? Ну, детали еще придумаем.
– А почему не сказать прямо, что мы детективы? Чего ты опасаешься?
– Не опасаюсь. Просто никто не знает о письме и тем более о его содержании. И папа писал, чтобы я никому не говорила. Поэтому я не могу сказать ни Наташе, ни Лене, кто вы такие на самом деле. Только Олегу. В смысле, батюшке.
– Это будет непросто. Мне ведь придется задавать вопросы твоим домашним. Статус папиного друга вряд ли позволит мне расспрашивать твоих…
– О голубятне? Не стоит и время терять. Они не знают, что находится на нашем участке, а уж в окрестностях тем более!
– Они могли что-то видеть, что-то слышать. И сами не подозревают, что это важно.
– Алексей Андреевич, вы познакомитесь с ними и сами поймете, до какой степени мои мачеха и тетя погружены в свои личные дела, а бабушка…
– Хорошо, договоримся так: мы с Игорем будем придерживаться «легенды». Но если что-то меня насторожит, придется раскрывать карты. Однако не беспокойся, на их вопросы я отвечать не стану, сошлюсь на тайну клиента и следствия.
Маша кивнула, хоть и не слишком охотно.
– Кроме того, мне нужно будет поговорить с друзьями твоего папы, с коллегами. Он где работал?
– Как? – округлила глаза Маша. – Вы не знаете академика Донникова?! Никогда не слышали?!
…Академик, академик, акаде… А, кажется, детектив слышал. Это тот самый, который…
– Уж не он ли был директором Заповедника доровья?[3]
– Ну да! Я даже не стала уточнять, когда вам представилась. Мне казалось, что все знают нашу фамилию… – голос у Маши был немного растерянный.
Все. Кто они такие, эти все? Донникова знают коллеги и пациенты. Это вам не Алла Пугачева, которая действительно широко известна… и то лишь в России. Вот Майкла Джексона – этого точно знает вся планета. А Донников для большинства – только имя, которое изредка мелькает в прессе, причем в специфическом медицинском контексте. И то исключительно для тех, кого оный контекст интересует.
Этого Кис, разумеется, девчушке не сказал. Зачем ее расстраивать. Пусть у нее легкая мания величия – не страшно, само пройдет со временем.
Детектив понимал, отчего эта мания возникла. Заповедник здоровья, учрежденный Евгением Дмитриевичем Донниковым в самом начале девяностых, за короткое время завоевал авторитет в высших кругах. Туда обращались политики и звезды, олигархи и спортсмены. Модное заведение у этой категории общества было постоянно на слуху, вот Маше и пригрезилась мировая слава.
– Ну, видите, я вспомнил, – улыбнулся Алексей. И, к слову, весьма светски. – Давайте обсудим нашу «легенду» и двинемся.
В результате было решено, что Алексей представится школьным товарищем Машиного отца. Он был, правда, младше Донникова, но ничего, сойдет. В конце концов, есть люди, которые выглядят значительно моложе своих лет.
Маша быстро нашла папин профиль в «Одноклассниках» – Донников завел его давно, на заре создания сайта, но уже много лет там не бывал, ни с кем не общался и, скорее всего, о нем забыл. Однако его страница там висела, номер школы был указан, и уйма народу ему писала (безответно), делясь школьными воспоминаниями, которые теперь детективу весьма сгодились.
Игорь, как и предложила Машенька, должен был сойти за сына Алексея Андреевича.
Запасной комплект одежды на случай срочного отъезда лежал у детектива в кабинете, но ему хотелось съездить домой, поцеловать детей и Александру. И главное, еще раз прислушаться к ее молчанию, понять его.
Он условился с Машей и Игорем встретиться в восемь вечера у станции Истра, откуда они уже все вместе направятся к дому Донниковых.
– Вы можете поехать со мной, – вежливо предложила Маша Игорю.
– Или мне лучше на своей? – посмотрел на шефа Игорь.
– Необязательно. Обратно я тебя довезу на своем джипе, так что вполне можешь пересесть в «Мини»… если там поместятся два человека, конечно, – съехидничал детектив.
– Не надо обижать моего «Купера»! Хоть он и компактный, в него прекрасно помещаются четыре черненьких чумазеньких чертенка!..
– Что-о?
– Четыре человека, – моргнула Маша. – А ваш джип похож на корыто на ножках. Уродец беспородный, вот так-то!
Кис расхохотался. Это «корыто» обошлось ему в кругленькую сумму, зато, как и обещала реклама производителя, оно оказалось настоящим вездеходом – ценное качество для того, кто в силу профессии колесит по дорогам разной проходимости, а то и вовсе непроходимым.
Впрочем, слишком высокие колеса и впрямь придавали машине некоторую неуклюжесть форм.
Дома дети с визгом повисли на папе, а Александра… Что было в ее взгляде? Настороженность? Отстраненность? Трудно определить, но во всех случаях не радость. Будто она и впрямь обдумывала какую-то мысль, которую пока не решалась произнести вслух.
Он поцеловал жену, как обычно, стараясь не выдать своих сомнений. Принял душ, выпил кофе, оделся в чистое, прихватил с собой еще смену белья и куртку на случай прохладного вечера. Прощаясь с Александрой, он физически ощутил: его уход вызвал у жены облегчение. Как будто она устала – как и он, к слову, – делать вид, что у них все в порядке.
Что же творится у них? Что же творится с ними?..
Одинокий двухэтажный дом с мезонином под остроконечной крышей показался Алексею одновременно нахальным и наивным. Нахальным из-за того размаха, с которым был оттяпан здоровый кусок леса под окружавший дом участок. В начале девяностых, когда старые законы сгинули в одночасье, а новые еще не родились, можно было хапнуть что угодно по устному распоряжению какого-нибудь начальника. Который, возможно, уже и не существует в таковом качестве и никогда не подтвердит то распоряжение, если возникнут проблемы. Надо будет сказать Маше, чтобы проверила наличие нужных письменных разрешений на строительство в этом заповедном уголке…
А наивным дом воспринимался оттого, что выглядел нарядным и доверчивым, как юная девица, – находясь меж тем на отшибе у всякой цивилизации. В деревне, как и в городе, определенную безопасность гарантируют соседи: редкий вор или бандит отважится вламываться в чужое жилье на глазах у них, вездесущих. Но тут бдящего соседского ока не имелось – только лес позади да поле спереди, – отчего любой злоумышленник, что бы ни задумал, мог почти безнаказанно пробраться на участок, а оттуда в дом, где проживали в основном женщины. Конечно, там есть охранник и прочные ворота – но забор из зеленых прутьев, хоть и куда элегантнее кирпичного с битым стеклом поверху, слишком легко преодолим. Чему свидетельством лаз, который, по словам Маши, на протяжении десяти последних лет никто из домашних не только не заделал, но и не обнаружил. Поразительная беспечность академика… Или он тоже думал, что его знают все-все и добрые медицинские дела служат ему защитой от зла?
Внутри дом оказался светлым и просторным. Свет давали «французские окна» (то есть окна-двери), ведущие в сад, и большое круглое окно в потолке, а простор обеспечивала воздушность интерьера. Ничего тяжелого и дорогого – тут, скорее, царила атмосфера интеллигентной квартиры позднего СССР: в гостиной книжные стеллажи занимали всю стену от пола до потолка, светлая мебель проста и функциональна.
– Дина! – крикнула Маша. – Это наша горничная, – шепнула она детективу, – она у нас главная по чистоте и порядку. И еще она у нас немножко мажордом… Дина!
Темноволосая женщина лет сорока пяти появилась на верхней лестничной площадке и с любопытством уставилась на вошедших.
– Здравствуйте… У нас гости, Мария Евгеньевна?
– Р-р-р, – смешно зарычала Маша, – сколько раз мне повторять, чтобы вы не называли меня по отчеству! Для вас я Маша.
– Хорошо.
– Позовите всех вниз, пожалуйста.
– Сию минуту, Мария Евгеньевна.
И горничная исчезла.
– Видели? И вот так каждый раз. Может, надо ее стукнуть? – посмотрела Маша на Алексея с Игорем и засмеялась. – А?
– Да лучше сразу убей, – хмыкнул Игорь.
– Но тогда она никогда не научится звать меня «Машей»! – хихикнула девушка.
– Зато больше не будет звать по отчеству! – в тон ей хихикнул юноша.
– Представь меня Константином, – шепнул детектив, которому было не до детских глупостей. – Я видел на «Одноклассниках», с твоим папой учился какой-то Костик…
Первой явилась Лена: бледное нервное личико, жидкие светлые волосы в беспорядке, крашеная их часть уже изрядно отросла, явив потемневшие корни. Если до замужества с академиком она была репетиторшей Маши, то, скорее всего, работала раньше учительницей – слабомочной такой училкой, которая не справляется с пятиклашками, орет на них в школе и плачет по вечерам дома. Лена поздоровалась с «другом» погибшего супруга без всякого интереса, буркнула Маше, что следовало ее, Лену, спросить, прежде чем везти в дом посторонних, – и ушла.
Алексей сам пережил смерть родителей, и близкие его друзья теряли родных, так что он кое-что знал о скорби по своему и чужому опыту. Знал, как безмерно дорог каждый разговор об ушедшем человеке, каждое воспоминание – они словно оживляют его ненадолго… Оттого хватаешься за любого, кто с ним дружил и его помнил, – и расспрашиваешь, расспрашиваешь и жадно впитываешь слова…
По интересу Лены к «другу» ее мужа нетрудно измерить меру ее скорби. Как там выразилась Маша? «Она просто курица, которой пришло время нести яйца. Она искала не любовь, не мужчину – она искала курятник. И нашла, к несчастью, в нашем доме». Резко, но, судя по всему, справедливо.
Вслед за Леной показалась Наташа, сестра Евгения Дмитриевича. Тоже весьма типичная дамочка, но жанр иной: этакая советская интеллигентка с левым уклоном а-ля «фига в кармане»: живые глаза, острый нос, костлява; в увенчанных множеством крупных серебряных колец пальцах сигарета. Такие часами спорили на кухне у друзей о новом романе в толстом журнале или о премьере на Таганке, пили кофе, сваренный в турках, и грузинское вино, мало ели и много курили. В противоположность Лене Машина тетя оглядела гостей с интересом, который, однако, угас быстро: Наташа поняла, что мужчины не из ее «профсоюза». Иными словами, далекие от богемных культурных сфер люди.
Бабушка не спустилась: спит. Но Алексея она интересовала меньше всего: во-первых, она мать Донникова, а матери детей не убивают (за редким исключением социально и психиатрически тяжелых случаев). Во-вторых, Наташе, старшей сестре академика, не меньше шестидесяти – стало быть, бабушке где-то восемьдесят и выше, а в этом возрасте карьеру детоубийцы уж точно не начинают.
Охранника Маша представила последним. Плотный, коренастый, лысеющий мужик, явно бывший работник органов с цепким профессиональным взглядом. Мужчины пожали друг другу руки, не произнеся ни слова, и разошлись.
Завершив ритуал представления «папиного друга с сыном» домашним, они последовали за Машей в сад, где первым делом осмотрели лаз. Он и впрямь был незаметен в ветках буйно разросшихся кустов, да и протиснуться в него отнюдь не просто из-за тех же веток. Маша, маленькая и юркая, пробиралась ползком, а взрослый человек средней комплекции пролез бы с трудом, к тому же изрядно оцарапался… Но пролез бы.
Отец Нил, он же Олег, ждал их у небольшой часовенки, почти потерявшейся в лесистой части громадного участка Донниковых. Алексей намеревался изучить записи камер наблюдения (если таковые на доме имелись), но уже ясно: сюда их объективы заглянуть не в состоянии. Так что подтверждения – или опровержения – версии с голубем найти не удастся. Придется полагаться на слова священника.
Он оказался совсем молодым человеком, одетым в светлые джинсы и простую бежевую футболку. У него было открытое лицо веселого студента-прогульщика… Точнее, было бы, кабы не глаза. Темные, томные, с легкой азиатчинкой в контуре, они будто принадлежали другой личности. Из-за этого казалось, что Олег только прикидывается, строя из себя веселого простака. Впрочем, Алексей повидал на своем веку подобные противоречивые лица и уже имел возможность убедиться, что далеко не всегда следует искать за двойственностью черт двойственность натуры.
Олег крошил хлеб и бросал птицам, которые шумной стайкой кружились и крутились на хлебной полянке. Поймав взгляд сыщика, он пояснил:
– Выбрасывать пищу – грех. Я попросил, чтобы с кухни носили хлебные остатки мне, для птиц.
Но Кис вовсе не задавался вопросом, зачем священник кормит птиц. Александра тоже выносила зимой в сквер остатки хлеба для птиц, да и не только она. Ничего в этом необычного нет. Сыщик задавался другим вопросом: прилетают ли сюда кормиться голуби, раз уж тут всегда еда. И если да, мог ли прилететь сюда один из них с письмом. Может, он давно повадился на эту поляну, а кто-то об этом прознал и использовал его привычку…
Хотя нет, слишком сложно, слишком заковыристо. Надо было тогда этого голубя отследить, как-то его узнать среди других – они же все на одно «лицо», все сизые, – затем его поймать, нацепить письмо… Без всяких гарантий, что птица полетит на участок Донниковых. Вот почтарь, будь тут его дом, обязательно бы прилетел. А обычный…
– Расскажите о голубе. Он прилетел кормиться хлебными крошками?
– Нет. Я его увидел, когда пришел в часовню. Он сидел вот тут, на спинке скамейки, смотрите, даже помет остался…
Маша, присевшая на означенную скамейку, резко вскочила, брезгливо оглянувшись на спинку. На ней и в самом деле оказался помет. Но от какой птицы? Вокруг деревья, и любые ворона, галка могли оставить эту белесую кляксу на досках. Так что ничего она не доказывает, подумал детектив. Однако озвучивать не стал: выйдет бесполезный поворот в диалоге, только времени трата.
Дальше? Дальше все просто: увидев на шее голубя шнурок с квадратиком бумаги, Олег машинально протянул руку и снял его. Лишь запоздало удивился, что птица позволила это сделать незнакомому человеку.
– Видите ли, – пустился детектив в повествование, – я обратился в Клуб голубеводов, и вот что мне там рассказали…
Олег выслушал, чуть склонив голову к плечу.
– Интересно, я не представлял, как устроена голубиная почта… Действительно, голубятни у нас нет. Тем не менее голубь сюда прилетал, – доброжелательно и спокойно ответил он. – Если вы думаете, что я лгу, то напрасно. Мне по сану лгать не положено.
– Хм. Разве есть люди, которым лгать положено? Я не силен в религии, но мне казалось, что ложь считается дурным поступком для любого человека. Никому не предписывается.
– Разумеется. Но для служителя церкви… Неважно, мы ведь не об этом. Я рассказал вам, что видел. Это вступает в противоречие с той информацией, которую дали вам в клубе, понимаю. И не знаю, как противоречие объяснить. Вы сыщик – вы и ищите объяснения.
– Чем я и занимаюсь, – любезно улыбнулся Кис. – Что произошло после того, как вы сняли шнурок с конвертом с шеи птицы?
– Голубь практически сразу взлетел… Я бы даже сказал «взмыл». Красиво, я прямо засмотрелся.
– Красиво?
Алексей никогда не замечал никакой особой красоты в полете голубя, признаться.
– Может, потому, что он белый, с длинным хвостом – таким, как бы сказать, кружевным, что ли… До лебедя ему далеко, конечно, но все же изящная птица.
– Белый голубь с кружевным хвостом?.. Не обычный сизый? – удивился Алексей. – Игорь, забрось-ка в Яндекс. Я, пожалуй, белых-то не видел никогда, а уж с кружевами… Олег, вы уверены, что это был голубь? Может, какая-то другая пти…
Игорь сжал локоть детектива и сделал пару шагов в сторону.
– Кис, – прошептал он, – белые голуби существуют. Причем с ажурными хвостами – так это называется. И знаешь, где я видел их? В цирке! Можешь мне поверить и без Яндекса.
Алексею повторять не требовалось. Он просто кивнул ассистенту и показал большой палец. Эта информация мгновенно все прояснила: стало понятно, что голубятня тут ни при чем; голубь, скорее всего, действительно был, Олег не лжет. И главное, голубь этот дрессированный! Вот почему он смирно сидел и почему дал снять с себя шнурок.
Конец ознакомительного фрагмента.