Глава 4
Позвонил Андрюша из Управления.
– Мы на кражу выезжаем, – сообщил приятель. – Присоединишься? Ребята только что звонили, сказали: не квартира, а музей. Я про тебя вспомнил. Не исключено, что хозяйка захочет, чтобы была сделана съемка, так сказать, независимой стороной.
Андрюша хохотнул. Я же подумала, что хозяйка, наоборот, может захотеть выгнать меня взашей. Но ничего, сориентируемся на месте.
В моей жизни уже неоднократно случались странные совпадения. Или мне просто помогает судьба, или высшие силы. Я начинаю заниматься какой-то темой – и сюжеты на эту тему будто валятся с неба. Появляется информация из самых неожиданных источников. Я знакомлюсь с новыми людьми, которые меня консультируют по интересующим вопросам.
Я спросила у Андрюши, что украли.
– Две картины. Больше ничего сказать не могу.
Андрюша продиктовал адрес, мы с Пашкой распрощались с Викторией Семеновной до завтра и рванули в сторону Московского проспекта, в один из «сталинских» домов.
При виде нас с Пашкой (в особенности Пашки в костюме и при галстуке) коллеги Андрюши открыли рты.
– Вы откуда? У вас все в порядке? – спросил знакомый оперативник. – Паша, где пиво?
– То, что было, выпил, – сказал Пашка. – Новую порцию еще не успел купить.
– Ребята, что случилось?! – посмотрел на нас другой коллега Андрюши.
Тут подъехал сам приятель и пояснил, что мы с Пашкой сегодня были на аукционе.
– Кстати, там все нормально прошло? – посмотрел Андрюша на меня.
Я пожала плечами.
– Тебя что-нибудь заинтересовало?
– Народ. Потом тебе покажем съемку. Может, узнаешь кого-нибудь.
– Как наших постоянных клиентов? – захохотал Андрюша.
В этот момент нас пригласили зайти в квартиру. Я увидела в коридоре большие сумки. Из одной торчали кабачки, в другой лежали огурцы, еще была корзина с грибами… Похоже, люди только что вернулись с дачи.
На кухне сидела заплаканная женщина лет сорока пяти, в спортивном костюме, в котором она, вероятно, ходит на даче. То есть это был простой спортивный костюм, в котором не следовало бы появляться на склонах Куршевеля. Никакой косметики, волосы давно следовало бы подкрасить, так как у корней уже проглядывал натуральный цвет, сильно «разбавленный» сединой. Где-то в глубине квартиры слышался голос мужчины, что-то объяснявшего по поводу картин.
Она сразу же обратила внимание на Пашкину камеру, потом узнала меня.
– Не надо снимать! Это же только новых воров привлекать! Увидят, что у нас еще есть, и заявятся! Если хотите, просто скажите, что у нас украли. Да, надо сказать! И в газете напишите, ладно? Вдруг кто-то вернет…
«Прочитав мою статью в «Невских новостях»?»
Кое-какие воры, конечно, читают мои опусы, но не думаю, что они способны кого-то подвигнуть на возвращение вещей бывшим хозяевам.
– Без вашего согласия никто снимать не будет, – сказала я вслух. – У вас остались фотографии украденного? Это поможет в поисках. И мы можем показать по телевизору только то, что украли, а не то, что у вас еще есть. И, наверное, лучше показать.
Женщина задумалась, потом закричала:
– Коля!
Мы все дернулись. Так вообще-то мужа в лесу можно кричать, если заблудилась, но не в городской квартире. Или кто-то из них плохо слышит?
Появился мужчина под пятьдесят, явно водящий дружбу с зеленым змием.
– Коля, посмотри, кто к нам приехал, – сказала женщина и кивнула на нас с Пашкой.
– Здравствуйте! – произнесла я. А что еще я могла сказать?
– Ой! – моргнул Коля, потом почесал голову.
– А вы можете приехать к нам завтра? – спросила женщина.
– Когда? – спросила я.
– Вечером.
– Это может быть поздно. У нас ненормированный рабочий день. И зависит он не от нас, а от происходящего в городе.
– Мы поздно ложимся, – сказал Коля. – У нас тоже ненормированный рабочий день, а к завтрашнему вечеру мы как раз придем в чувство. Только пообещайте, что, пока не поговорите с нами, не будете давать в эфир и прессу никакой информации.
Мы с Пашкой уехали, не забыв многозначительно переглянуться с Андрюшей. На следующий день заскочили в Управление, чтобы выяснить как можно больше о краже, на которую вчера выезжал приятель.
Андрюша сообщил, что у четы Иванихиных украли две картины девятнадцатого века. По профессии муж – реставратор, жена – искусствовед. О происхождении коллекции, как и следовало ожидать, органам ничего не рассказали. Квартира находилась на сигнализации, которую кто-то отключил. Точно знал, как это делается. Кроме картин, ничего не исчезло. То есть брали две вполне определенные.
– Одного мастера?
– Нет, двух разных.
– Что-то в них есть общее? Одна школа, сюжет, еще что-то?
– И там, и там изображены лошади, – сказал Андрюша.
Я моргнула и невольно вспомнила немца Вальтера Кюнцеля, который купил на аукционе две картины с изображением лошадей, правда, еще и красноармейцев, и тачанки с пулеметом. Но то была советская живопись, а здесь, как я поняла, – девятнадцатый век.
– Картины ценные? – уточнила я у приятеля.
– Вообще все картины девятнадцатого века ценятся больше, чем современные.
– Ты уверен? Вспомни, на каком аукционе я недавно была.
Андрюша усмехнулся и сообщил, что кое-где на Западе в моду также вошел русский сюр.
– А это еще что такое?
– Сюрреализм. Тебе, возможно, сегодня об этом подробно расскажут. Я не могу повторить все, что говорили Николай и Алла Иванихины.
– У них этот самый сюр есть?
– Нет. То есть я не видел того, что сам мог бы назвать сюрреализмом. Вроде нормальные картины. Ну, то есть я сам мог бы это у себя дома на стены повесить.
– У тебя нет таких денег, которые можно было бы потратить на картины девятнадцатого века.
– У меня вообще стиральная машина сломалась! Мать достает, чтобы я новую купил, а мне сейчас бабки не выделить. Так какие тут картины… Но ты поняла, что я хотел сказать. У них нормальная живопись, в понимании обывателя. Никакой зауми, унитазов, из которых что-то вылезает, или инсталляции из тампаксов. Понятно, что изображено. Красиво. Я как будто в музее побывал. Юля, давай как-нибудь в музей сходим. Ты когда в последний раз была в музее?
– Вот украдут что-нибудь, так и сходим. Как раз посмотрим что-нибудь на самом деле редкое и уникальное, что недоступно простым гражданам. Андрей, когда тебе и мне по музеям ходить? Ты представляешь, что у тебя и у меня на работе скажут, если узнают, что мы в музей собрались? А те, кто меня в музее узнает? А сотрудники музея? Знаешь, что у меня люди спрашивали, когда увидели на аукционе?
– Догадываюсь, – расхохотался Андрюша.
– По-моему, мы все неоднократно бывали в музеях, – заметил Пашка, оторвавшись от пива, которое его всегда интересовало больше, чем все произведения искусства, вместе взятые. – Вспомните, в какие места мы на трупы выезжали. Не дома, не квартиры, а хранилища ценностей. Не уверен, что в государственных музеях есть то, что хранится в частных коллекциях. Равное по ценности, качеству, количеству…
– Многие экспонаты из государственных музеев перекочевали в частные коллекции, и это уже никогда не доказать и их не вернуть, – вздохнул Андрюша.
Поскольку я в последнее время собирала информацию по определенной тематике, то сообщила друзьям, что – судя по тому, что я прочитала, – воруют или картины и произведения искусства стоимостью в несколько миллионов долларов, или работы определенного мастера под заказ коллекционеров или просто богатых людей, которые теперь вкладывают деньги в произведения искусства. По некоторым данным, богатые люди (из разных стран) вкладывают в произведения искусства около трети своих состояний. Примерно 31 % американских миллионеров и примерно 37 % европейских миллионеров считают искусство самым выгодным способом сохранения своих сбережений. Правда, большинство западных миллионеров заявляют, что непрозрачность и отсутствие должного регулирования на этом рынке останавливают их от более активного инвестирования в предметы искусства. Но эти причины не останавливают наших.
– Что вообще есть в доме Иванихиных? – спросила я, возвращаясь к теме нашей встречи.
– Больше всего картин. Насколько я понял, Николай Иванихин занимается реставрацией именно живописи. Откуда у них такая коллекция – без понятия. Может, все эти работы реставрировал Иванихин, и они ждут своего часа для продажи. Может, он берет работу, требующую реставрации, реставрирует, временно вывешивает у себя дома… Не знаю. Как раз спросишь у хозяев.
– Картины старых мастеров есть?
– Ты кого имеешь в виду? Рафаэля? Леонардо да Винчи?
– Если эти мастера у кого-то и есть в нашей стране, то точно не вывешены на стены для всеобщего обозрения. Для них должны быть оборудованы специальные бункеры, где поддерживается определенная температура, влажность… И не пустили бы ни вас, ни нас с Пашей в места, где мы могли бы их увидеть.
– Так кого ты имела в виду, Юля?
– Кто-нибудь из известных художников у них есть? Из тех, про которых ты слышал?
– Может, и есть, – пожал плечами Андрей. – У них картины не подписаны, как в музее. Но никаких известных сюжетов я не видел – в смысле того, что мог раньше видеть на каких-то репродукциях. Например, «Грачи прилетели» или медвежат…
Я не смогла сдержать смеха. Андрюша тоже улыбнулся.
– Еще что есть в квартире? Мебель, насколько я успела заметить, старая.
– Мебель частично довоенная. Иванихины сами сказали.
– То есть все вкладывается в картины?
– Еще посуда есть. Если честно, посуду я не рассматривал и не уверен, что она антикварная. Просто обратил внимание, что два серванта ею забиты. То есть она не выставлена напоказ, как бывает в посудных шкафах, а просто стоят стопки тарелок, одна на другой – большие, поменьше, еще поменьше. Супница есть здоровенная. Чуть ли не все наше Управление из нее супом накормить можно. Но посуды необычной много.
– А какие-нибудь фарфоровые статуэтки, чашечки из тончайшего фарфора…
Андрей покачал головой:
– Ты знаешь, я сейчас вспоминаю и думаю, что у них даже хрусталя нет. Помнишь, как в советские времена народ хрусталь собирал? А тут, пожалуй, больше всего тарелок. И супница, которая сразу же в глаза бросается. Поедешь в гости – обрати внимание.
– Если меня пустят в комнату. Скорее проведут на кухню. Кстати, она на меня впечатления не произвела. Давно пора ремонт делать.
– Во всей квартире давно пора ремонт делать. То есть квартира на самом деле напоминает наш нищий государственный музей, которому ни на что не хватает денег. Да, на стенах висит много картин, но если подумать, квартира не производит впечатление богатой. Я сказал бы, что это роскошь, доставшаяся в наследство, переходившая в семье из поколения в поколение. Или это – результаты трудов Николая Иванихина.
– Где они работают?
– Официально – нигде. Он занимается реставрационными работами под заказ. Одна из комнат переоборудована под мастерскую. Алла Иванихина сказала, что ей нет смысла работать за такие деньги, которые ей платили в музее как искусствоведу. Она лучше на даче поработает и обеспечит их с мужем овощами и грибами до следующего года. Они как раз приехали с дачи. Квартира заставлена банками – частично пустыми, частично уже заполненными.
– А зимой чем занимается?
– Наверное, домашним хозяйством, – пожал плечами Андрюша. – Вообще у меня не создалось впечатления, что они живут богато. И они точно не относятся к богеме. Довольно простые люди, выпендрежа никакого не заметил. Им было просто жаль украденные картины.
– Кстати, они застрахованы?
– Не знаю. Спроси сегодня. Но с вневедомственной охраной, вероятно, будут судиться. По крайней мере, так сказали.
– А если кто-то из ближайшего окружения? Если знали, как отключить сигнализацию?
Андрей опять пожал плечами.
– Кто есть из родственников?
– Дочь, с которой, по заявлению родителей, они отношений не поддерживают.
– Сколько лет дочери? – спросила я.
– Ну, наверное, около двадцати. Николаю – сорок семь, Алле – сорок пять. Считай сама.
– Чем провинилась дочь?
– Не сказали. Возможно, вышла замуж не за того мужчину. Прописана она в этой квартире. Это ребята проверили.
– Значит, могла…
– Родители заявили, что поменяли замки после того, как прекратили общение с Риммой Николаевной.
– Кто бывает в доме?
– Только старые проверенные друзья. Никаких новых лиц в последнее время не появлялось.
– Ну, знаешь, и старые проверенные друзья вполне могли захотеть поправить пошатнувшееся финансовое положение. Не мне тебе объяснять.
– Список друзей у нас. Будем всех проверять. Но меня больше всего интересует, почему взяли именно эти две картины? Почему больше ничего не украли?
Я сказала, что попробую прощупать почву в этом направлении. Потом, возможно, загляну к своему новому знакомому, галерейщику Артуру Рубеновичу Галустьяну. Может, даст какие-то внятные объяснения?