Глава 2
Великий московский князь Димитрий Иоаннович, натянув сапоги, встал и потоптался на месте, проверяя, не жмут ли они ноги. Но все было ладно, и он вытянул руки, показывая тем самым, чтобы служка набросил ему охабень. Выйдя на крылец, он полной грудью вдохнул теплый весенний воздух.
Весна была в разгаре, обнажая до боли в сердце скрытые под снегом раны, нанесенные прошлогодним набегом Тохтамыша. Сразу после его ухода застучали топоры, Московия отстраивалась заново. Но мал был еще срок, и пришедшая весна ясно говорила об этом.
Весело журчащие ручьи заставили служку подвести коня к самому крыльцу. Негоже великому князю ехать в грязных сапогах. Проезжая кремль, он видел, что здесь быстро справлялись с последствиями пожарища. Но когда выехал за ворота, то перед ним предстала иная картина. Посад еще чернел. Он напоминал муравьиную кучу. Люди сновали туда-сюда, таща бревна. Видя князя, люди приостанавливали работу, снимали шапки, кивали головами, приветствуя Димитрия Иоанновича. Он отвечал им тем же. Подъехал к месту, где на очищенную землю мужики укладывали толстые лиственные бревна.
– Как дела? – не слезая с лошади, спросил князь.
– Да вот… начали, – ответил один из них, выпрямляясь.
– Че поздновато? – спросил он.
– Да только недавно деньгу получили. А задарма хто те лесу даст?
Брови князя сошлись на переносице. Он ничего не сказал, только слегка пришпорил лошадь. Его волновала Кузнечная слобода. Татары сожгли ее подчистую.
Князь дал дьяку по имени Внук хорошую деньгу и велел раздать тем кузнецам, которым удалось спастись. А за теми, кого угнали татары, он велел боярам, когда начнется судоход, плыть в Сарай и выкупать, и в первую очередь мастеровых.
На одном из пригорков, не доезжая до слободы, князь задержался. В Неглинку стекалось бесчисленное количество ручейков, которые быстро наполняли речку. Того и гляди она выйдет из берегов.
– Вот она, жизнь! – проговорил князь.
Сопровождавшие его, не поняв, начали спрашивать:
– Че ты сказал, великий княже?
Димитрий повернулся к ним и ответил:
– Гляжу на Неглинку и вижу, как она заполняется водой. Того и гляди, выйдет из берегов. Так и в жизни: если люди из княжеств будут бечь, оно оскудеет. Если будут прибывать, вот как ети ручьи, оно будет силу набирать, мощным станет. Беречь надоть людей, чтоб они к етой земле тягу имели. Надоть вернуть тех, кого татарин увел.
Дьяк Внук сказал:
– Так, великий княже, мы деньгу сбивали, чтоб, как реки откроются, ехать в Орду вертать наших людей.
– Ладьи, дьяк, готовь. А-то реки готовы будут их принять, да принимать неча будет.
– Строим, княже, строим, – ответил Внук и добавил: – с зимы начали.
– Но-но, – проворчал князь и стегнул коня.
Ему пришлось подниматься вверх по течению, где сохранился мосток.
Въехав в слободу, князь спрыгнул с коня и, шлепая по талой воде, пошел по улице. Дойдя до первого дома, вернее, до того, что от него осталось: печь с трубой и чернота вокруг, он увидел, как мужик и парень сгребают золу в кучи.
– Бог в помощь, добрые люди, – сказал, подходя к ним, Димитрий.
Те, увидев князя, побросали работу. Вытирая пот со лба, мужик ответил:
– Будь и ты, княже, здрав.
– Че так поздно? – спросил князь.
Мужик усмехнулся:
– А хде, княже, твоя обещана деньга? Я на че строить буду? Кузни нетути, дома тож. Как прикажешь жить? Пошто Москву сдал? Сам сбег, а нас бросил. Вот и копаемся, как черви в дерьме.
От этих слов князя передернуло, но он не стал оправдываться, почему так получилось.
– Внук! – грозно позвал он дьяка.
Когда тот подбежал, он взял его за грудки:
– Я те че говорил? Кому в перву очередь деньгу давать?
– Масте…
Но князь не дал ему договорить, а встряхнул так, что тот едва удержался на ногах.
– Князь! – взмолился Внук. – Щас поправлю. Но всех ж не упомнишь. Тама, – и показал рукой на кремль, – пока сидишь, с ума сходишь.
– Чтоб с его сойти, надоть его иметь, – уже успокоившись, проговорил князь. – Немедля дай ему десять, нет, пятнадцать рублев. Пущай быстрее отстраивается. Успеешь? – Князь повернулся к кузнецу.
– А то… – ответил тот, принимая от дьяка деньги.
– Приезжай, княже, в гости через пару месяцев. А за мои слова прости. Ето я так, со зла. Обещали… а я их не получил. Вот душа-то и закипела.
– Ниче, только не забудь, как мне сказал: через два месяца на новоселье приеду. – Князь посмотрел на него подобревшими глазами.
– Приезжай, княже! Встретим хлебом-солью! – и низко поклонился.
Затем князь направился в село Семчинское. Его жгли и осажденные и осаждавшие. Но, к удивлению князя, новых изб здесь было много. Он остановился у ворот, где мужик в одиночку пробовал навесить створку ворот. Князь быстро соскочил с коня и, подойдя, сказал:
– Дай, помогу.
Тот ничего не ответил, только уступил место. Когда створка оказалась на месте, хозяин повернулся к Димитрию:
– Спас… Княже! Прости, великий княже, что сразу-то не признал. Богатым будешь, – уже кланяясь, промолвил он.
– С таким буду, – весело ответил Димитрий. – А че один? Че, сыновей нету?
– Были… – Мужик тяжело вздохнул.
– Прости! – князь потрепал его за плечи. – Че, и бабы нету? – поинтересовался князь.
– Баба естить, да она…. тово… брюхата. Куды ей!
– Вот молодец, – князь хлопнул его по спине. – Эй, – он повернулся к свите, – Внук, дай-ка ему пять рублев на обзаведение.
В Напрудском тоже шла стройка. Это подняло настроение князя.
В таком приподнятом настроении под вечер он возвращался домой. Но то, что он увидел у себя на дворе, враз испортило ему все настроение. Двор наполовину был занят татарскими воинами.
– Че ето тако? – грозно крикнул Димитрий.
Какой-то служка, пробившись сквозь татар, крикнул:
– К те, великий князь, посол из Орды.
Князь плюнул и вполголоса проговорил:
– Етого еще не хватало.
Он двинул коня на толпу. Татары, почувствовав в нем хозяина, быстро расступились.
Посол был уже в хоромах, в светлице, где его принимала княгиня Евдокия.
– А мы тя заждались, – проговорила она, поднимаясь, – ух, устала я от евто, аж голова разболелась.
Проходя мимо князя, шепнула:
– Ой, боюсь, лют он. Ты с ним полехче!
И, улыбнувшись на прощание послу, скрылась за дверью.
Посол представился. Звали его Тудай. Он мило улыбался, и у Димитрия даже появилась мысль: с чего ето княгиня так о нем? Князь осмотрел стол. Он был беден.
– Эй, – рявкнул он так, аж задрожали стены, а посол съежился.
Тотчас открылась дверь, появился служка.
– Прикажи подать на стол… да живо. И чтоб кумыс был да арза с медком. И конины чтоб несли.
Посол, видать, хорошо понимал по-русски. Начало встречи ему понравилось. Князь не кичился, делал все от души.
Когда у обоих покраснели лица, раздобревший посол наклонился к князю и сообщил, что тверской князь с сыном Александром прибыли в Сарай добиваться великого княжения Владимирского. Это была важная весть.
– Ишь, ушлый какой! – проговорил князь, не подавая вида, что эта весть его взволновала. – Крался, как тать какая. Ну… ничего. И мы не лыком шиты. Спасибо те, Тудай, за эту весть – он встал, подошел к отдельно стоящему столику, достал из ящичка большую золотую с каменьями брошь и подарил татарину.
Тот, глядя на нее жадными глазами, раздобрился совсем.
– Те, князь, ехать в Орду. Великий хан тя уважат.
– Уважат! – как-то двусмысленно произнес князь. – Я подумаю, кому ехать. Сын у мня, Василий, уже здоров малый. Пущай учится. Я ету учебу пацаном проходил.
– Да-да, – закивал посол.
Его согласие было важно для Димитрия. Посол долго не задержался. Объявив, что Тохтамыш будет требовать дань, он отправился в Суздаль.
После его отъезда князь собрал бояр и рассказал о поступке тверского князя, о том, что Тохтамыш будет брать с них дань, и о необходимости ехать в Орду. Услышав о том, что в Орде Михаил Тверской, бояре зашумели. Послышались голоса: «Ишь, подлец, пользуется нашей слабостью. Да его за это…» Князь поднял руку, шум стих.
– Мы не слабы, – сказал он, – но час расплаты еще не настал. И я решил, – продолжил князь, – что в Орду поедут Василий, Федор Кошка, Иван Квашня, Всеволож Дмитрий, Данило Бякота да Андрей Серкизович. Блюдите Василия, но сильно не опекайте. От малых бед его не сторожите. Пущай учится. И еще. Внук, – и повернулся к дьяку, – дашь денег на выкуп наших людей. Особливо смотрите мастеровых. Берите не только наших.
– Когда отправляться, великий княже? – спросил Федор Кошка, почувствовав, что князь высказал главное.
– Как только пройдет лед. А ты, – он опять посмотрел на Внука, – побеспокойся насчет лодий.
Князь видел, как заблестели глаза сына Василия от радости, и он еле сдерживал себя, чтобы не броситься отцу на шею. Подметив это, Димитрий Иоаннович радовался: сын не уходит от дел, желает их познать!
Весна отзвенела быстро. Два-три хороших теплых дождя – и южные склоны уже стали приобретать изумрудный цвет. И люди спешили выгнать на них застоявшийся скот. В один из таких дней Димитрий решил съездить во Владимир, где готовили ладьи для отплытия в Орду. Взяв сына и кое-кого из бояр, через пару дней были на месте и сразу же направились к месту, где находился подготовленный к отплытию флот. Там их встретил Внук, вокруг которого толпились мастеровые. С крутого берега было видно, как на речной волне легко покачивались выстроенные в ряд одномачтовые лодии. За ними приютилась пара паузков.
– А ето зачем? – показывая на паузки, спросил князь.
– Да, так… – улыбаясь, ответил Внук, – на всякий случай. Они по мелкоте работают.
– А-а-а, – непонятно протянул князь, но потом добавил: – Они купцам в нужде.
Внук ухмыльнулся:
– Могут сгодиться. Княжич же плывет.
Димитрий ничего не сказал.
Спустившись к берегу по мосткам, князь и бояре прошли на судно, на котором должен был плыть Василий. Сразу бросилась в глаза хорошая, чистая работа: все подогнано, постругано. Осмотрели каюту. Лежак для княжича был выполнен с дугообразным ложем.
– Ето, чтоб ты куды не закатилси, – смеялся князь, глядя на сына.
Едальня была попросторней. Посредине стоял стол с шестью ослонами. Все намертво вбито в пол. Осмотрев все, князь повернулся к Федору Кошке:
– Ишь, как у ево. А я порой настилом обходился.
– Великий княже, жисть на месте не стоит, – ответил тот, – когда-то кремль был деревянным, а ты сделал его каменным. Так-то.
Князь попробовал было, по привычке, выдвинуть ослон, но ему это не удалось. Протиснувшись, он уселся и показал пальцем Внуку, чтобы тот сел напротив.
– …ето… как его… – Князь обернулся на толпившихся у прохода людей.
– Шкипер, что ли? – подсказал кто-то.
– Во! Во! Шкипер, – проговорил князь, – хто будет?
– Эй, Нил, – позвал Внук, – ходи суды.
Бояре расступились, и перед князем остановился среднего роста человек. Князю понравился серьезный и умный взгляд его серых глаз. Густая прядь русых волос прикрывала высокий лоб.
– Слушаю, великий княже.
– Ты… давно… э…
Тот понял, чего хочет от него князь, едва заметно улыбнулся и ответил:
– Я на воде с мальства. Батяня мой был речным человеком и мня приучал.
– Ето хорошо! – обрадовался князь и показал на ослон рядом с собой. – Садись.
– А кто строгал ету ладью? – спросил князь, глядя на Внука.
Тот опять кликнул:
– Эй, Прокл!
Вошел здоровый мужичище. Ему пришлось наклонить голову в дверях.
– Слухаю, великий княже, – проговорил он, оставаясь в чуть согнутом положении.
– Сидай, – приказал князь, усаживая его рядом с Нилом.
– Хорошо сделано, – одобрил князь, обводя глазами едальню.
– Старамся, княже. Хотим, чеп иноземец, увидя наш труд, весьма дивилси.
– Во как! – удивился князь. – А ты откель их знашь?
– Видывал я их. Мня твой батюшка, Иваныч, в Сарае у татарина выкупил. Тама я всяких повидал.
Князь вздохнул. Потом неожиданно хлопнул ладонью по столу:
– А пошто тута пусто? Хочу хороших людей угостить.
Сразу же появилась брага, медок, закус. Князь сам налил Нилу и Проклу по чарке. Прокл взял ее в свои ручищи, и она исчезла. Князь, заметив это, приказал:
– А ну дайте бадейку для Прокла.
Тот, довольный, хохотнул. Вскоре появилась полуведерная глиняная корчага. Князь налил в нее брагу и пододвинул к Проклу.
– Ето по нам, – обрадовался он и взял корчагу.
Князь налил себе, поднял чарку и проговорил:
– Я хочу выпить за наш русский народ, который может драться за свою землю, может и хорошо работать, утирая нос иноземцу. – И посмотрел на Прокла.
– И утрем, – пробасил тот.
– За наших, – продолжил князь, – шкиперов! За вас, русские люди! – и осушил чарку.
Закусив, князь поднялся и обратился к дьяку:
– Внук, поклонись от мня всем, хто строил ети лодии. Пущай выпьют, и от мня подели им пятьдесят рублев, – и протиснулся на выход.
Отплытие должно было состояться через несколько дней. Стражей командовал воевода Михайло Акинфович. Провожать отъезд во Владимир собралось пол-Москвы. Как же пропустить такой момент? Если раньше это было обычным делом, а теперь, после Куликова поля и Тохтамышева нашествия, как встретят там русских посланцев? Уж не на смерть ли послан княжич? Как не поглядеть на него. Небось дрожит от страха.
Но нет, княжич выглядел таким молодцом, с него хоть картину пиши.
– Беды не чует, – говорили одни.
– Смотри, каким смелым и отважным выглядит князь, дай бог ему удачи, – говорили другие.
Действительно, Василий выглядел хорошо. С матерью, которая своими слезами вызвала и у сына слезы, он простился в родных стенах. Ну а выйдя на крылец, он все тревоги оставил за спиной. На коня садился стройный, высокий и довольно красивый княжич. Первая растительность, пробившаяся на его лице, придавала ему суровость, а блеск в глазах говорил о его могучих жизненных силах. Девчата, поглядывая на княжича, стыдливо улыбались и прятали лица в плечах подруг. Его их взоры не трогали. Это было видно по его безразличному, спокойному взгляду. Его думки направлены были на то, как он справится с ответственным поручением великого князя.
И вот наступил день отплытия. Все было готово. На пригорке, у спускового настила, стояла группа священников. Они пришли благословить отбывающих в дальний путь.
Отец и сын спрыгнули на землю. К ним подошел епископ и благословил княжича. Димитрий обнял сына и трижды поцеловал его, сказав:
– Ступай с Богом! – И освободил ему путь.
Василий легко сбежал вниз, по трапу прошел на ладью. Держась за борт одной рукой, другой послал крестное знамение отцу.
Дмитрий долго смотрел вслед удаляющейся флотилии. Он сел на коня только тогда, когда она скрылась за поворотом. Тихонько направив лошадь по дороге, он мысленно стал обдумывать поездку сына: чему наставлял его, как учил вести себя, что наказывал боярам. И успокоился, сказав себе, что наказы сделал верные.
Долго думать об отъезде сына не пришлось. Надо было скорее возвращаться в Москву. Его ждал с вестями вернувшийся с запада купец Игнатий Елферьев. За прошедшие годы, когда сопровождал Пожарского и его друзей во Францию, он сильно изменился. Погрузнел, в волосах появилась седина, а под глазами – морщинки. Великий князь знал его, ценил за торговую хватку. Поэтому, увидев его, обнял и повел к себе.