Вы здесь

Забытые сказы оренбургских и уральских казаков. Зеркальце в серебряной оправе (Александр Чиненков)

Зеркальце в серебряной оправе

1

Хутор, в котором проживала с отцом и братьями Варвара Рогожина, располагался в уютном природном уголке. Здесь, на живописном берегу Яика, заканчивалась степь и шумел деревьями густой лес.

Изба Рогожиных стояла на поляне у речного затона. Когда в летнюю пору всё вокруг зарастало буйной растительностью, виднелась лишь покрытая камышом крыша.

Когда-то давно, лет десять назад, в хуторе было больше десятка изб. А сейчас их осталось три. Хуторяне съезжали за пятьдесят верст по разным причинам, которые предпочитали умалчивать от соседей. А вот Митрофан, отец Варвары, решил не покидать насиженных мест.

На хуторе, кроме Рогожиных, проживали ещё семьи урядника Матвея Лыкова и казака Бориса Обухова. Все – и взрослые, и дети – жили дружно, общительно, отрезанным ломтём от всего остального мира.

Тёплыми летними вечерами хуторяне собирались на берегу реки и, сидя на брёвнах, вели одни и те же разговоры о прошлом, о той поре, когда было больше жителей и как им всем вместе было хорошо и весело.

Казаки курили самосад и, поплёвывая себе под ноги, разговаривали, глядя на реку. А их жёны «кочегарили» самовар или готовили ужин на сложенной из крупных камней печи. Дети, которых в общей сложности было немало, тоже были заняты чем-то своим или «подсобляли» матерям. Расходились по домам обычно поздно. И так повторялось изо дня в день, пока не наступала снежная морозная зима.

Сегодня Варвара не пошла с отцом и братьями на посиделки. Управившись по хозяйству, девушка присела отдохнуть на крылечко, и вдруг на неё накатила невыносимая тоска. Не имея рядом никого, кому она могла бы излить душу, Варвара тихо и жалобно заплакала.

Всхлипывая и вытирая платочком слёзы, девушка рисовала перед собой образ матери, которую никогда не видела. Женщина умерла при родах, произведя на свет девочку. Отец сильно переживал потерю любимой жены и больше не женился. Он растил троих старших сыновей и единственную дочку как мог, а в Варечке души не чаял, так как она уродилась точной копией его Марфы.

Уже сгустились сумерки, а девушка всё плакала, удивляясь своим слезам и небывалой душевной слабости. Она сидела на крыльце так долго и неподвижно, что начали затекать ноги, и заломило в пояснице. Варя мысленно вступала в разговор с матерью, задавала ей вопросы, и… Девушке казалось, что мать отвечает ей, но никак не могла услышать её слов.

– Эх, мама, мама, – смущённо и с сожалением сказала она вслух самой себе и медленно встала с крыльца.

Видел бы её в этот момент кто-нибудь из удальцов-казаков! Высокая и стройная, полная неотразимой женской красоты, о которой могут сказать в стихах лишь поэты. То была неповторимая, выразительная красота человека, которую не только видно глазами, но и чувствуешь сердцем. Глаза девушки были огромны, и в них в светлое время суток можно было увидеть такую силу и нерастраченную страсть, какая бывает только у непорочных созданий.

– Чего не спится, Варя?

Девушка вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. Она узнала голос. Свирепые дворовые псы, Батыр и Колокольчик, даже не рыкнули, учуяв молодого казака Минея Лыкова.

– Фу ты, чертяка, – усмехнулась Варя. – Явился втихую, будто бес из преисподни.

– Да я вот прогуливался по лесу маленько, гляжу – ты в одиночестве маешься. Вот я и решил…

– Решил меня напужать, – закончила за него фразу девушка.

– Да нет, просто поболтать с тобой захотелось, – хмыкнул, оправдываясь, Миней.

– Думаешь, нам есть об чём поболтать?

– Думаю… Мы вдвоём здесь с тобой одногодки, а остальные все мелюзга. У тебя нет подруг, у меня нет друзей.

Варвара пожала плечами.

– А я как-то научилась без подруг обходиться, – сказала она. – Живу себе и живу. Лес, река, зверушки… Скотины полный двор. Я с коровками, телятками и овечками разговариваю. Надо только научиться понимать их.

Теперь пришла очередь пожимать плечами Минею Лыкову. Он был крайне взволнован и старался скрыть своё состояние от девушки. У храброго и стойкого казака при виде Варвары сжималось сердце в груди, голова пустела, а язык нёс какую-то чепуху и околесицу.

– Скоро атаман казаков на сборы созывать будет, – сказал Миней, кое-как собравшись с мыслями. – Свезём сено с лугов и… В путь-дорожку готовиться буду.

– Что ж, помашу тебе вслед ручкой, – пошутила девушка. Она почувствовала внутреннее волнение парня, но не подала виду.

– Вот хочу… – Миней смешался, но быстро взял себя в руки. – Как со сборов возвернусь, хочу просить родителей сватов в вашу избу слать.

– Сватов?! – Варвара сначала удивилась, а когда до неё дошёл смысл слов соседа, громко рассмеялась.

– Чего ты, – смутился юноша и… К счастью, девушка не увидела, как его лицо сделалось пунцовым. – И вовсе не шуткую я, а правду говорю. Хосподь подсобит, поженимся и уедем отсюда. Хочу вон в станице, среди людей жить, а не здесь, в лесу, где от скуки выть хочется.

Варвара рассмеялась ещё громче.

– Ты что, эдак мне предложение делаешь? – полюбопытствовала она, кое-как успокоившись.

У Минея язык прилип к нёбу. Он уже и так растратил всю свою храбрость на разговор с Варварой, и на то, чтобы ответить утвердительно на её вопрос, не хватило сил.

– Ну, чего молчишь? – прыснув смешком, снова спросила девушка.

– А чего говорить-то, ты и сама всё знаешь, – уныло пробубнил юноша, опуская голову.

– Хочешь меня женой своей видеть?

– Очень хочу.

– И, мыслишь, отец отдаст меня замуж за тебя?

– Мыслю, отдаст. Семья наша не из бедных, сама знаешь. Да и женихов не слишком много в хутор заглядывает.

– А это как сказать…

Варвара, не воспринимая разговор с Минеем всерьёз, решила пошутить над его чувствами. Поняв по его молчанию, что юноша в тупике, она вкрадчиво поинтересовалась:

– Скажи на милость, соседушка, а ты на мне жениться собираешься потому, что других невест на хуторе нет, или по иной причине?

– Сохну я по тебе, – едва владея языком, выдавил из себя Миней. – Ни еда, ни питьё в горло не лезут. Жить я без тебя не могу, Варвара!..

Уяснив, что юноша совершенно далёк от шуток, девушка неожиданно почувствовала жалость к нему. Нет, она конечно же не собиралась выходить за него замуж, но… И оттолкнуть его именно сейчас она тоже не могла. Немного подумав, Варвара быстро нашла выход из затруднительного положения, а потому сменила тему разговора.

– Давай поступим так, Миней, – заговорила она вкрадчиво, – ты поезжай на сборы, а я покуда подумаю о намерениях твоих. Я ведь только что узнала, что ты сохнешь по мне, и нахожусь в немалом затруднении, тебя выслушав.

Юноша вздохнул с облегчением. Он был напряжён, ожидая услышать отказ, но слова Варвары вселили в его стонущую душу крохотную капельку надежды.

Молодые постояли ещё несколько минут, поговорили о том, о сём, но о чувствах и сватовстве больше речь не заводили. А когда послышались шаги возвращавшихся с рыбалки старших братьев девушки, Миней спешно попрощался и скрылся в темноте.

Варвара поспешила в избу. Ей захотелось остаться наедине с будоражившими голову мыслями. Девушку вдруг захватили признания Минея – ни от кого и никогда она не слышала ничего подобного. Ложась в постель, она с недоумением вспоминала слова юноши, вздыхала и думала: «А ведь он хорош собой, только вот чувств к нему у меня нет. А почему?…» На этот вопрос Варвара не находила ответа, хотя…

Она вдруг вспомнила своё гадание на Рождество и почувствовала, как сразу встрепенулось и замерло сердце от страха.

* * *

К святочному гаданию Варвара готовилась тщательно. Её двоюродные сёстры из станицы подробно рассказали, как провести его. Правда девушка жалела, что девиц-хохотушек не было рядом, но как и что делать, она усвоила хорошо.

Святочные гадания совершаются в специальном «нечистом» месте – в бане, на печке и в «нечистое» время – поздно вечером или в полночь. Гадающие смотрят как бы сквозь зеркало прямо на «тот свет», чтобы увидеть жениха или знак судьбы, смерти. Для большего эффекта перед зеркалом зажигают свечи или ставят два зеркала напротив друг друга. Но как только покажется видение, нужно сразу же закрыть зеркало или перевернуть его, иначе оно ударит по лицу, придёт да задавит. Иногда зеркало кладут под подушку вместе с другими символическими предметами, чтобы увидеть во сне суженого.

Варвара готовилась к обряду втайне от отца и братьев. Они были людьми религиозными и к таким вещам, как гадание, относились крайне негативно. В их избе было только одно зеркало, которое висело на стене в сенях и смотреться в него «дозволялось» только по необходимости. Хорошо зная, что касаться его нельзя, Варвара попросила сестричек тайно передать ей два зеркальца.

Отмечать Рождество отец с братьями уехал в станицу. Там они собирались сходить в церковь и встретить праздник согласно древним христианским обычаям. Варвара, сославшись на недомогание, осталась дома. Она с нетерпением ждала наступления ночи, и ей очень хотелось погадать на суженого.

«Самое верное гадание под Рождество, – думала девушка, перенося из избы в баню зеркала и свечи. – А зеркала должны быть безукоризненно чисты, без пузырей и других изъянов». Варвара тщательно помыла их поверхность, затем старательно вытерла сухой тряпкой. Накрыв полок чистой белой скатертью, она установила зеркала одно против другого и поставила по краям две церковные свечи.

Закончив приготовления, девушка осмотрелась. Согласно требованиям обряда рядом с гадающей не должны находиться кошки, собаки, птицы и посторонние лица, кроме разве одной или двух скромных особ, которым же, однако, не разрешалось смотреть в зеркала и тем более разговаривать.

Чтобы ей никто не помешал, Варвара на всякий случай обошла двор, но всё было тихо. Над хутором зависла звенящая тишина, даже не лаяли собаки. Все жители, по примеру Рогожиных, уехали встречать Рождество в станицу.

От странного предчувствия чего-то ужасного у девушки засвербело на душе, и лишь усилием воли она заставила себя вернуться в баню. Усевшись на скамеечку, Варвара зажгла свечи. Кое-как справившись с волнением, она стала пристально смотреть в зеркало, направляя свой взор в конец представившегося ей коридора. Она была готова ко всему и, закусив нижнюю губу, упрямо вглядывалась в блестящую поверхность, желая увидеть жениха.

– Суженый мой, ряженый, покажись, объявись! – шептали её губы, но Варвара не слышала собственных слов.

Она напряжённо смотрела в зеркало. Время для этого гадания определить было нельзя, можно просидеть далеко за полночь и ничего не увидеть, можно даже вздремнуть и во сне увидеть многое, и… Зеркало вдруг потускнело, а свечи потеряли свой первоначальный свет. Руки у Варвары затряслись, по телу пробежала нервная дрожь, но вместо того, чтобы прекратить гадание, девушка усилила внимание, зачарованно наблюдая за происходящим.

В коридоре, вдоль которого мерцали множество огоньков свечей, она вдруг увидела какое-то оживление. Вдали показалась мужская фигура. «Вот это да! – подумала с восхищением Варвара. – Неужто я и правда это вижу?» И вот фигура стала приближаться. Девушка, не веря своим глазам, увидела человека в форме казака. Вот только лица разглядеть никак не могла – чёрное пятно закрывало лик её суженого.

А между тем фигура приближалась. Варвара съёжилась, ощущая посторонний взгляд, сверлящий её из, казалось бы, равнодушного стекла. И тут девушку охватило гнетущее чувство, что она в бане не одна. Неожиданно из-за её спины показались две руки, которые схватили зеркала и уложили их на скатерть отражением вниз. Огоньки свечей дёрнулись влево-вправо и погасли, словно кто-то задул их. Не помня себя от страха, Варвара стремглав выскочила из бани, перебежала двор, влетела в избу и заперла дверь.

С той злополучной ночи она смотрелась только в зеркало, которое висело в сенях избы и то по крайней необходимости.

2

Варвара проснулась как обычно рано утром. Подоив коров, она проводила их на пастбище, после чего приготовила отцу и братьям завтрак.

Плотно перекусив, отец обратился к младшему сыну:

– Семён, нынче на хозяйстве остаёшься, а мы с Варюхой на базар.

В семье Рогожиных было не принято задавать вопросы и спорить с отцом: как он сказал, так и будет.

– Прошка и Петро, сено из леса вывозите. Чтоб те полянки, что в лосятнике выкосили, первоочерёдно привезли.

Старшие братья молча кивнули, соглашаясь с отцом, и вышли из-за стола.

– Ты вот что, Варвара, – обратился Митрофан к дочери, – гостинцев побольше собери. К тётке твоей заедем и бабку с дедом зараз навестим.

В это утро девушка чувствовала себя разбитой. Ночное воспоминание о рождественском гадании терзало душу, вдобавок дурное предчувствие и вовсе угнетало её.

Отец запряг лошадь в телегу и дожидался дочь, бросая сердитые взгляды в сторону крыльца. А когда она вышла из избы с тяжёлой корзиной в руках, он осуждающе покачал головой:

– Что-то ты нынче как спутанная, Варвара. Не выдрыхлась что ль?

– Сама не знаю, – ответила девушка, укладывая в телегу свою ношу. – Что-то мне не по себе нынче. Будто камень на душе пудовый лежит, и не пойму с чего.

– Ладно, поехали, – вздохнул отец, беря вожжи. – В церковь заглянем, Хосподу свечки поставим… Глядишь, и камень твой с души зараз и скатится.

По дороге Варвара не находила себе места. Она нервничала, читала молитвы, но легче не становилось. Когда они приехали в станицу, девушка попросила отца в первую очередь зайти в церковь, а уже потом идти на базар и в гости к родственникам.

Переступив порог Божьего храма, девушка немного успокоилась. Тишина внутри воздействовала на неё благодатно. Тупые мысли в голове, ощущение страха и одиночества растаяли довольно быстро. Варвара, повязав платком голову, подошла к иконостасу. Киот божницы, оправленный фольгой и бумажными слегка запылившимися цветами, смотрел на девушку суровыми глазами многочисленных святых. И, глядя на них, на их спокойные библейские лики, Варвара позабыла об ужасных воспоминаниях минувшей ночи. Сейчас ей казалось, что святые с икон разговаривают с ней вкрадчиво, ласково и о чём-то предупреждают. В их «словах» слышалась доброта, которая тёплым потоком проникала в её душу, исцеляя от страха и боли.

Мысли о Царстве Небесном, о Боге, о Его безграничной милости наполнили сердце девушки покоем и благодатью. И эта благодать веяла от икон на Варвару, как на верующую, которая достойна её своим терпеливым и бессловесным шествием по жизни, славя Бога и всех святых, отказываясь от греховных соблазнов и мирской суеты.

«А что такое соблазн? – спросила у себя девушка. – Может, я провинилась чем перед Хосподом?» И тут её как огнём опалило. Варвара едва не присела перед иконостасом, так как ослабели ноги. «Ну, конечно же, провинилась, – подумала она в ужасе. – Я же гадала под Рождество, а значит согрешила!»

– Хосподи, прости меня, дуру неразумную, – тихо прошептала девушка. – Ведь многие гадают, не я одна. Бес попутал, Хосподи, вот и согрешила я.

Со слезами на глазах она смотрела на строгий лик Иисуса Христа, смотревшего на неё с иконы, но не чувствовала осуждения в его взгляде. Она смотрела на образ Божьего сына как на живого, того, кто очень внимательно выслушивает её слова раскаяния и что-то собирается сказать ей в ответ.

– Хосподи, услышь меня, – шептала Варвара, не спуская с иконы покорных глаз. – Смилуйся, если согрешила я… Прости меня, Хосподи!

Неистово крестясь, девушка упала на колени, трижды поклонилась, коснувшись пола, и, медленно поднявшись, попятилась к выходу.

У порога она остановилась. Ей не хотелось выходить на улицу. Полумрак церкви, запах ладана и свечей туманил голову. Она вдруг остро почувствовала, что здесь, в стенах храма, её окружает добро, а там, за порогом, подкарауливает зло.

Почувствовав спиной чей-то взгляд, Варвара замерла и обернулась. Кто-то смотрел на неё через просвет полуотворенной двери. С замирающим сердцем девушка заставила себя переступить порог и выйти на улицу. На ступеньках она облегчённо вздохнула, увидев отца.

– Ты чего эдак долго, доченька? – спросил он озабоченно. – Нам ещё по базару пройтись надо да и к родне заглянуть.

– Я знаю, папа, – сказала Варвара, подходя к нему. – Вот душу маленько облегчила, не серчай…

– Ладно, коли эдак, – улыбнулся одобрительно отец. – Хосподь любит своих чад, и ты люби Хоспода, доченька. Он многое прощает тем, кто верует, и жизнь им облегчает зараз.

На базаре они обошли все торговые ряды, лабазы, ларьки. Варвара ходила просто так, ничем не интересуясь. Зато отец приценивался и проявлял интерес ко всему. Покупать он ничего не собирался, но если вдруг что ему понравилось, он ощупывал и со всех сторон рассматривал товар. Покачивая головой, Митрофан начинал цокать языком, чмокать губами, хитро щурясь, справлялся о цене, даже торговался интереса ради и в конце концов говорил:

– Хорошая вещь и цена достойная. Но у меня на хуторе уже есть эдакая.

Потом он шёл дальше, а Варвара, как привязанная, следом за ним. Проходя мимо женщин, торговавших лесной смородиной, ежевикой, малиной, вишней, Митрофан Рогожин пробовал всё. А когда у него спрашивали, будет ли покупать, мужчина хитро щурился и улыбался:

– Да всё энто у меня на хуторе и без денег растёт! Приезжайте в гости, бабоньки, я вас запросто так угощу!

Увидев казака, продававшего коня, Митрофан подошёл к нему, деловито осмотрел «животину», приценился, помычал и поцокал языком:

– И сколько годочков этой доходяге тощей? Видать, добрая коняга годков десять назад была. Дал бы ей дома век свой доскрести, братец, а ты вон на базар свёл…

Не проходил мимо и мясных рядов Митрофан. Трогал мясо, нюхал, даже кончиком ножа ковырял, а потом спрашивал:

– Видать, от старости подохла коровёнка, а ты вот заместо могилы её на базар приволок?!

Многие торговавшие на базаре люди знали «придирчивого» казака-хуторянина и никто не обращал на его колкости внимания. До полудня Варвара с отцом обошли все ряды вдоль и поперёк. А когда вернулись к телеге и жующей из торбы овёс лошади, отец с довольной ухмылочкой сказал:

– Купить нынче здесь нечего. У нас в хуторе эдакого добра – пруд пруди!

– Да, папа, – согласилась девушка и…

Вдруг она увидела, как что-то блеснуло под телегой. Ещё не зная, что там лежит, под кучкой сыпучей пыли, Варвара почувствовала, как сердце съёжилось от плохого предчувствия.

– Ага, ты здесь, Митрофан! – услышала она радостный возглас.

Обернувшись, Варвара увидела Макара Горшкова, который со своей семьёй раньше проживал на хуторе, а теперь…

– Слыхал, часто вот ты в станицу наведываешься, а в гости не заезжаешь? – радостно разглагольствовал Макар.

– Сам наведывайся, горлопан! – ухмыляясь, говорил ему Митрофан. – Как уехали все с хутора, дык больше и ни ногой!

– Бреши, Емеля, твоя неделя! – хохотал Макар, крепкий коренастый казак с пышными усами и широкой окладистой бородой. – Съехать-то мы съехали, а земли и угодья остались! Аль запамятовал, что хлебушек мы там, на землях своих, сеем и убираем? А картошку… А сенокос?

– Ладно, ладно, брехло, – «сдался» Митрофан. – Бывать-то бываешь, а в гости не заходишь. Ежели бы земли и угодья свои мог забрать с собой, то и вовсе бы тебя не видели…

Макар отвёл его в сторону и усадил на бревно. Бывшие соседи тут же нашли тему для разговора и так увлеклись им, что перестали замечать всё вокруг. А Варвара…

Девушка ещё раз скользнула взглядом по кучке пыли под телегой, из-под которой она увидела отблеск. И ей снова стало нехорошо, точно кто-то страшный и ужасный наблюдал за ней. Благодать, которой она зарядилась в церкви, вдруг исчезла, а на смену пришли мрачные мысли. Эти мысли уводили её куда-то в сторону, как заросшая тропа уводит в глухую чащу леса среди болот, куда не проникает солнечный луч, не ступала нога человека, зато воздух насыщен затхлостью, сыростью и гнилью.

Бросив на отца полный отчаяния взгляд, Варвара присела, протянула руку и осторожно разгребла кучку пыли, которая непонятным блеском привлекала её внимание. Когда её палец коснулся гладкой, почему-то холодной в жаркий день поверхности какого-то предмета, девушка отдёрнула руку и обмерла. То, что увидела Варвара, сначала удивило её, затем насторожило, а потом очаровало. Это было красивое зеркальце в изящной серебряной оправе.

«Кто же потерял такую красотищу?! – подумала девушка, с восхищением разглядывая чудесную находку. – Да ему же цены нет! – Варвара даже не смогла предположить, сколько может стоить найденное ею зеркальце. – Никому в станице не по карману купить такое, – лихорадочно думала она. – А мне ведь счастье привалило какое!»

Словно в ответ на её сомнения, зеркальце отразило пробившийся сквозь прорехи в телеге солнечный лучик, который коснулся лица Варвары. «Возьми меня, теперь твоё я, – вдруг ясно услышала она прозвучавший в голове вкрадчивый шёпот. – Такое зеркальце, как я, даже не каждая богатая барышня может себе позволить…»

Впав в необъяснимый транс, девушка, не понимая, что делает, взяла зеркальце и…

– Дочка, где ты? – услышала она голос отца, вздрогнула, отдёрнула руку и выбралась из-под телеги.

Наговорившись вдоволь с Макаром, Митрофан вспомнил, что пора ехать к сестре, и заторопился. Попрощавшись с Горшковым, он подошёл к телеге и, не увидев дочери, позвал её.

– Что, едем, папочка? – прошептала Варвара с таким виноватым видом, точно её только что застали на месте преступления.

– Да, пора уже, – ответил Митрофан, недоумённо глядя на дочь. – А что это с тобой, Варварушка? Да на тебе лица нет, будто мурло твоё известью выбелили.

– Сама не пойму, – прошептала девушка, уводя в сторону глаза. – Мне опять что-то худо стало. В церкви полегчало маленько, а сейчас…

– Всё, садись в телегу и едем, – нахмурился отец. – Сродственников проведаем, гостинцы раздадим и обратно двинемся. Раз тебе худо, то задерживаться долго не будем.

Он взял лошадь под уздцы и повёл её к выходу с базарной площади. Варвара пошла за ним следом, и вдруг…

– Эй, красавица, это не ты обронила? – услышала она окрик в спину и в недоумении остановилась.

Обернувшись, девушка увидела того, кто пытался привлечь её внимание, и не поверила своим глазам. В нескольких шагах от неё стояло существо неопределённого пола, закутанное от пят до затылка в чёрный балахон. В руке у него она увидела то самое зеркальце, которое…

– Вот, возьми, – сказало существо, протягивая вещицу. – Ты обронила зеркальце, а я подняла его.

Варвара смутилась. Два противоречивых чувства вдруг пробудились у неё в груди. Одно требовало взять зеркальце, а другое призывало просто уйти. Не зная, как поступить, девушка растерялась, занервничала и обернулась, выискивая отца. Но Митрофан уже вывел лошадь за базарные ряды, и его не было видно.

– Ну? Чего ты? – спросило существо, держа зеркальце в сморщенной ладошке. – Бери, твоё оно…

Варвара в нерешительности топталась на месте. Она боролась с искушением, но никак не могла одолеть его. Зеркальце своей красотой просто пленило её, и отказаться от такого великолепного подарка…

Словно понимая, какие чувства овладели девушкой, существо медленно приблизилось к ней, взяло её безвольную руку и вложило в неё зеркальце.

– Оно твоё, слышишь? – прошептало оно зловеще. – Теперь ты не расстанешься с ним никогда…

Леденящий кровь шёпот сковал ужасом душу Варвары, но она так и не смогла отвести глаз от зеркальца в своей руке. А когда она очнулась, зловещего существа рядом не было. Оно будто испарилось в воздухе.

– Варвара, да где же ты?! – услышала девушка голос Митрофана и тут же пришла в себя. Она быстро спрятала зеркальце в карман сарафана и поспешила к дожидавшемуся её отцу.

* * *

В этот день Митрофан Рогожин, как и обещал дочери, недолго гостил у родственников. Наскоро поговорив с сестрой, с престарелыми родителями, он поспешил со всеми распрощаться и повёз дочь на хутор.

Варвара чувствовала себя всё хуже и хуже. Ещё будучи в гостях, на расспросы тётки отвечала невпопад, и по её задумчивому лицу было видно, что она не в себе. Обычно словоохотливая, нежная и ласковая с дедушкой и бабушкой, сегодня она была сухой и неразговорчивой. Её раздражали и тётка, и старики, и все родственники, вместе взятые. Ей никого не хотелось видеть. Единственное желание распирало грудь Варвары – это остаться одной и рассмотреть чудесное зеркальце, которое она, втайне от всех, не переставая трогала и гладила пальцами.

Из станицы отец и дочь возвратились вечером. Было ещё светло и тихо. Митрофан погонял лошадь и курил самокрутку. Он весь день украдкой наблюдал за «странностями» любимой дочери и не мог понять, как вести себя с ней. Пожалеть? Не из таких его гордая доченька – жалости не примет. Попробовать развеселить? Нет, ей сейчас не до шуток. «И что за хандра накатила на неё?» – недоумевал отец.

– Ну, чего ты всё молчишь, Варварушка? – спросил Митрофан, когда они съехали со степи в лес.

– Ты молчишь, и я молчу, – хмуро отозвалась девушка. – Сам ведаешь, что нынче худо мне и говорить ни об чём охоты нет.

– А я вот мыслю…

– Об чём?

Митрофан помедлил с ответом, а потом сказал:

– О тебе я мыслю, доченька, о тебе, голубушка.

– А чего обо мне мыслить?

– Вот, не знаю, как и сказать, – пожал плечами Митрофан. – Выросла ты уже. Замуж тебе пора.

– Сперва пускай братья оженятся, – усмехнулась Варвара. – Годов им хоть отбавляй, а всё бобылями ходят.

– Твои братья казаки и ожениться завсегда поспеют, – вздохнул отец. – А вот ты, доченька, «переспеешь» ужо…

Несколько минут они ехали молча, но уже скоро, как только переехали овражек, девушка сказала:

– Не хочу я замуж, папа. Засватают, увезут из хутора, а кто за меня в избе бабьи дела делать будет?

– Ах, вот ты об чём, – немного повеселел Митрофан. – Ничего, как-нибудь сладим. Я знаю много казаков, кои без жинок проживают, и ничего, со всеми делами зараз управляются.

* * *

…Всю ночь бушевал ветер. Варвара легла спать на сеновале. Сон не шёл. Она лежала с открытыми глазами, смотрела в усыпанное звёздами небо и нежно гладила зеркальце.

В полночь звёзды исчезли. Вокруг стало совершенно темно, и девушка поняла, что тучи заволокли небо. Внутри снова пробудилась тревога и обострилось ожидание чего-то пугающего.

Усилился ветер, послышался шум деревьев. Вдруг сверкнула молния, осветив на мгновение спящий хутор, и грянул гром. «Наверное, дождь будет», – подумала Варвара и посмотрела на крышу сеновала, способную выдержать любую бурю и дождь.

Сначала ей захотелось встать, свернуть постель и уйти в избу, но она передумала. Вскоре гром перестал громыхать над хутором, молнии исчезли, и пошёл мелкий тёплый дождь. Варвара закрыла глаза, прислушиваясь к его шуму, и вдруг…

Она вздрогнула и напряглась. Вокруг сеновала кто-то ходил, но собаки почему-то не лаяли. «Хосподи, мне чудится это или я сплю? – подумала девушка, содрогаясь от страха. – Здесь никого не может быть!»

Все её усилия расслабиться и успокоиться были тщетны. Тревога усиливалась с каждой минутой. Варвара присела на своей постели и, затаив дыхание, прислушалась. Шагов слышно не было, но… Спустя какое-то время хождение вокруг сеновала продолжилось.

– Кто тут? – спросила она негромко, не выдержав всё возрастающего напряжения.

Шаги смолкли. Девушка не шевелясь ждала, когда снова их услышит, чувствуя, как её обдаёт холодом. И вдруг она услышала стон. Он прозвучал так надрывно и протяжно, что Варвара едва не закричала, содрогнувшись от ужаса. Будучи не в силах выдавить из себя ни звука, она забилась в угол сеновала и замерла в ожидании.

Ярко сверкнула молния, и девушка обмерла. Она бы закричала от ужаса, но спазм сдавил горло. То, что она увидела во время яркой вспышки, наверное, не снилось в кошмарах даже самым страшным грешникам. Существо, которое днём на базаре передало ей зеркальце, сейчас находилось рядом.

Вновь ослепительно сверкнула молния. Варвара застонала, видя парящее в воздухе существо в чёрном. В руке оно держало посох.

– Хосподи, помоги! – прошептала в отчаянии девушка, потрясённая увиденным. Она хотела ещё перекреститься, но не смогла поднять руки. Страх или что-то другое парализовало всё тело.

«Сиди смирно и слушай меня! – прозвучал в её голове вкрадчивый шёпот. – Тебе не стоит бояться того, что видят твои глаза. Я не причиню тебе ничего худого, ведь я теперь – это ты, а ты – это я…»

– Кто ты? – прошептала несчастная девушка, находясь в полуобморочном состоянии. – Откуда ты явилось ко мне? Почему…

Она не договорила. При следующей вспышке молнии Варвара не увидела перед собой ужасного существа, и готовые сорваться с её губ слова так и остались невысказанными.

– Хос… – она хотела обратиться к Богу, чтобы поблагодарить его за избавление от видения, но язык прилип к нёбу. Девушка захотела перекреститься, но…

Зеркальце, непостижимо как оказавшееся в её руке, вдруг озарилось таинственным голубоватым сиянием. Варвара только успела с трудом проглотить заполнившую рот вязкую слюну, как её рука вдруг пришла в движение, поднеся к глазам зеркальце, и замерла на весу.

Светящаяся матовая пелена, закрывавшая поверхность зеркальца, стала исчезать прямо на глазах. И вдруг девушка увидела своё лицо, но оно было каким-то странным и неживым. Картина в зеркальце вдруг стала меняться. За какое-то мгновение красивое лицо Варвары состарилось, и она увидела отражение женщины лет сорока. Ещё мгновение спустя зеркальце уже показывало лицо древней старухи: сморщенное, высохшее, с большим кривым носом, с беззубым ртом и клочками седых волос на голове.

Будучи не в силах отвести руку, девушка закрыла глаза и судорожно втянула носом воздух. «Ты будешь такой уже скоро, – услышала она зловещий шёпот, исходящий от зеркальца. – Если ты не будешь служить мне, то потеряешь свою красоту и скоро умрёшь от старости».

«Нет, не может быть такого, – подумала Варвара, заставляя себя не верить происходящему. – Только в кошмарном сне может привидеться такое. Я сильно умаялась за день и дрыхну теперь без задних ног! А утром я встану и…»

«Не пытайся уйти от действительности, – снова послышался посторонний зловещий шёпот в её голове. – Я очень долго искала тебя и нашла. Теперь мы вместе навсегда. Ты и я – одно целое!»

«Не верю, не верю, я сплю! – не открывая глаз, настаивала на своём Варвара. – Ну не может быть такого! Не мо-жет! Какое-то зеркальце заставляет меня себе служить? Ха-ха-ха! Да это же невозможно!»

«Ты будешь служить мне, а я тебе, – ответило ей зеркальце так же зловеще, как и прежде. – И не пытайся от меня избавиться, это невозможно!»

Отражение на поверхности зеркальца снова пришло в движение, но на этот раз оно изменялось в обратном направлении. За каких-то несколько мгновений и без того красивое лицо Варвары неожиданно стало таким прекрасным и выразительным, что девушка пришла в восторг!

«Так ты будешь выглядеть всегда, – пообещало вкрадчиво зеркальце. – Все мужчины, тебя увидев, будут терять головы, и сохнуть от любви. Ну, а ты будешь счастлива и красива вечно! И это я обещаю тебе…»

3

Прокукарекал петух, и Варвара открыла глаза. Она провела ладонями по лицу и глубоко вздохнула. «Ну и кошмар приснился мне, страсть! – подумала девушка, потягиваясь. – С ума сойти можно от таких видений…» Она приподняла подушку и увидела зеркальце. Оно лежало точно так же, как она положила его ещё с вечера, укладываясь спать. Красивое и безобидное, зеркальце поприветствовало её лучиком света, отражённым от восходящего солнца.

«Каким ужасным я видела тебя во сне, – улыбнулась Варвара, проведя по нему кончиками пальцев. – Сегодня упрошу отца свозить меня в станицу в церковь. Там я попрошу батюшку освятить тебя, чтобы…»

Девушка отдёрнула руку и недоумённо посмотрела на кончики пальцев. Ей показалось, что они обморозились от прикосновения с зеркальцем. Не увидев никаких покраснений, Варвара усмехнулась и подумала: «Видать, никак ещё от кошмара не избавлюсь. Нет, в церковь съездить надо и исповедоваться, иначе я с ума сойду…»

К просьбе дочери свозить её в церковь Митрофан отнёсся с пониманием. Он видел, что его любимая Варенька мучается от какого-то недуга, и позвал младшего сына.

– Семён, отвезёшь сестру в станицу, в церковь, – сказал он. – Будешь ждать её, покуда сама не выйдет, а опосля обратно привезёшь.

Всю свою недолгую жизнь Варвара, живя в религиозной семье, тоже молилась Богу. Но делала она это как-то неискренне, скорее по обязанности, не придавая значения словам молитв. Она, конечно же, старалась быть благообразной, покорной, доброй, но истинной веры в её душе не было. Она соблюдала все обычаи, держала посты, помнила даты всех праздников, непременно посещала церковь, но… Как она ни старалась, так и не могла уверовать в существование Господа на небесах.

Следуя наглядному примеру отца и братьев, Варвара ездила с ними в церковь и молилась. И сегодня, страдая от терзающего её непонятного недуга, она хотела попросить у Бога помощи и вымолить у него прощение за своё неверие. Девушке хотелось открыть свою душу, покаяться, чтобы уберечься от зловещей беды, которая, как ей казалось, подстерегает её повсюду.

Когда брат подвёз её к церкви, Варвара сошла с телеги и остановилась в нерешительности.

– Ну, чего топчешься, ступай, – хохотнул Семён, поудобнее устраиваясь в телеге и намереваясь вздремнуть. – Церковь не преисподняя, худа не будет.

Варвара как зачарованная смотрела на двери храма и не услышала его. Кое-как оправившись от оцепенения, охватившего её, девушка подошла к крыльцу, поставила ногу на ступеньку и… У неё закружилась голова, и всё вокруг поплыло. Дверь церкви вдруг превратилась в мутное пятно, а из узелка, который она держала в руках, вдруг повеяло холодом.

Семён, видя, что с сестрой творится что-то неладное, быстро спрыгнул с телеги и поспешил на помощь.

– Варенька, – сказал он, подхватывая её под руки, – да что с тобой стряслось, дурёха?

У девушки гудело в голове, звенело в ушах, а перед глазами всё вертелось и кружилось. Как только Семён отнёс сестру к телеге, чертовщина, накатившая на неё на ступенях церкви, прекратилась. Варвара открыла глаза и увидела, что руки брата дрожат, а лицо белое как мел.

– Как ты, Варенька? – шептал Семён пересохшими от волнения губами. – Что делать-то мне? Ей-богу не знаю…

Она не понимала, что говорил Семён, только смотрела на него бессмысленно ничего не видящими глазами. В узелке, который девушка не выпускала из рук, что-то захрипело, заскрипело, а через минуту из него заструился смрадный запах.

– Что-то тухлятиной какой-то завоняло, – поморщился Семён. – Фу… да откуда несёт этот запах?

И в этот момент к телеге подошёл человек, который сразу же привлёк внимание начавшей приходить в себя девушки. Высокий, красивый и статный – настоящий казак! Глаза голубые, выбивающийся из-под головного убора чуб… Незнакомец помахивал нагайкой и смотрел недоумённо на Варвару.

– Может, помочь чем? – спросил он у Семёна чистым ровным голосом. – Тут старуха одна живёт… Она хвори лечит. Может, показать где?

– Нет, мы домой поедем, – вымученно улыбнулась ему Варвара, без помощи брата усаживаясь в телегу. – За заботу спасибочки, но в помощи покуда нужды нет.

Семён, глядя на незнакомца, пожал плечами, развёл руками, взял в руки вожжи и взмахнул кнутом.

* * *

С того памятного дня Варвара больше не подходила к большому зеркалу в сенях, а зеркальце в серебряной оправе и вовсе запрятала в самый дальний угол сарая и прикрыла ящиком.

Минуло лето. Митрофан Рогожин с детьми выехал копать картошку. Сыновья с шутками и прибаутками работали лопатами, а отец с дочерью собирали клубни в вёдра и ссыпали в мешки.

В это время из леса вышла стая косуль. Видимо, не пуганные человеком животные без страха приблизились к картофельному полю и стали мирно щипать обильно росшую по краям траву. Животные были красивы, и братья, воткнув в землю лопаты, невольно залюбовались ими.

– Какие красавицы! – причмокнув языком, сказал одобрительно Митрофан, кивнув в сторону косуль. – И не боятся ведь нас, твари божьи!

– Нашли на кого пялиться, – смахнув рукавом пот с лица, язвительно бросила Варвара. – Вы на баб лучше зенки воротите, а не на тварей лесных.

Отец и братья переглянулись: такой свою Варварушку они никогда ещё не видели.

– Чего зверьё разглядываете, копайте живо! – гневно прикрикнула на братьев девушка, и её красивое лицо вдруг сделалось злым и отталкивающим. – Ещё до половины загона не дошли. Вы что, ночевать здесь собираетесь?

Братья и отец снова недоумённо переглянулись и непонимающе уставились на Варвару.

– И без того копаете, как неживые, а теперь ещё на зверьё заглядываетесь! – выкрикнула, краснея от досады, девушка.

– Да будя тебе, доченька, уймись, – сказал отец, укоризненно хмурясь. – Что за напасть сызнова на тебя накатила?

– Какая муха тебя укусила, сестра? – заговорили удивлённые её поведением братья. – Чего на зверушек окрысилась? Чего они тебе сделали?

Варвара замолчала и стала собирать картофель, украдкой бросая на родственников недобрые взгляды. Остаток дня она не проронила ни слова и работала не бодро и весело, как обычно, а так, словно делала отцу и братьям великое одолжение. А когда наступил вечер и работу пора было заканчивать, девушка злобно ухмыльнулась и заявила:

– Завтра поедем докапывать, я ружьё возьму. Ежели ещё эти тварюги на глаза мне появятся…

Она не договорила и с наигранной злой улыбкой посмотрела на вытянутые лица отца и братьев.

– А ну замолчь! – прикрикнул на неё Митрофан. – Шкуру спущу, когда домой возвернёмся, охальница!

В другое время Варвара испугалась бы и промолчала, но сейчас… Сейчас в неё будто бес вселился. Капризно поджав губки, она с вызовом крикнула:

– А что? Можете прямо здесь меня высечь! Может, портки спустить?

Отец и братья остолбенели. Они бестолково таращились на Варвару и молчали. Подобное поведение молодой девушки было просто неслыханным в казачьих семьях.

– Так-то вот, олухи царя небесного, – добавила Варвара и, гордо вскинув голову, пошагала к телеге.

– А ну стой, бесстыдница! – запоздало крикнул ей вслед Митрофан, лицо которого раскраснелось от гнева. – Да я тебя, лярва бесстыжая…

Девушка остановилась, обернулась, встряхнула головой, смерила отца высокомерным взглядом и громко захохотала.

– Я до избы одна дойду, – сказала она. – Мыслю, перевезти картошку и без меня обойдётесь.

Она ушла, а отец и братья всё ещё топтались на месте, пытаясь понять, сошла ли Варвара с ума или бес в неё вселился. Откровенная злоба девушки, её ненависть и торжество… Такого просто быть не могло, и всё же… Своим неожиданным и необъяснимым поведением Варвара оскорбила отца и братьев.

Вечером Митрофан не пошёл на берег реки, где обычно собирались хуторяне. Озабоченный переменами, изменившими до неузнаваемости облик дочери, он сидел в избе один, не зажигая огня. Сыновья, намывшись в бане, спали как убитые, дочь отдыхала в саду, под яблоней, а вот он…

Серьёзный разговор с Варварой мужчина решил перенести на завтра. Сегодня он был слишком зол на неё и боялся не сдержаться. Он вспомнил дочку ласковой маленькой девочкой, вспомнил покойную жену и не хотел думать о том, что случилось днём на картофельном поле. Но мысли, одна отвратительнее другой, настырно лезли в голову.

Когда скрипнула дверь и кто-то вошёл в избу, Митрофан даже головы не повернул, весь погружённый в горькие раздумья.

– Чего же ты, соседушка, огня не зажигаешь? – прозвучал за спиной голос Матвея Лыкова.

– Мне и эдак хорошо, – буркнул Митрофан, который не очень-то обрадовался несвоевременному приходу соседа.

Лыков в нерешительности топтался у порога, не решаясь пройти. Тогда Митрофан обернулся и сказал:

– Проходи, коли пришёл. Не скажу, что рад тебя нынче видеть, но и гнать из избы не собираюсь.

Матвей присел на скамейку около двери:

– Ты в избе один что ль?

– Спят сыновья мои, али храпа не слышишь? – огрызнулся Митрофан и подумал: «А чего это нелёгкая принесла в такую пору Матвея? Что-то непонятно мне поведение его».

– Я к тебе по делу пришёл, – заговорил негромко Лыков. – Вот спросить хотел об оказии одной.

– Что ж, спрашивай, коли приспичило, – пожал плечами Митрофан. – Что там у тебя за оказия?

– А у тебя что, всё хорошо, получается? – удивился Матвей.

– Покуда не жалуюсь.

– Так ты что, ничего не знаешь?

– А что я знать должен?

– Перекрестись, ежели не брешешь.

– Пожалуйста, – Митрофан трижды перекрестился и настороженно поинтересовался: – Так что стряслось, Матюха? Может, помер кто?

Лыков промолчал, видимо, всё ещё не веря в искренность соседа. Митрофан тоже молчал, ожидая, когда первым заговорит Матвей. Он понимал, что сосед задумался о чём-то серьёзном, но не понимал, почему он так долго молчит?

– Свинья у меня подохла с выводком поросят, – вздохнул Лыков. – И Обуховых беда не обошла стороной. У них бычок и тёлка годовалые зараз оба издохли. Мы грешным делом подумали, что и твою избу не обошла напасть, а у тебя всё хорошо, оказывается…

Митрофан выслушал соседа, и на душе у него вдруг стало ещё тревожнее и тягостнее.

– Обожди, я сейчас лампу зажгу, – сказал он. – В темноте об эдаких вещах судачить муторно.

Он зажёг лампу, поправил фитиль, чтобы она меньше чадила, и посмотрел на соседа.

– А может, отрава какая в корм попала? – предположил он, почесав затылок.

– Нет, не в том дело, – вздохнул Матвей. – Когда свинья моя подыхала, я её прирезать хотел. Горло-то перерезал, а из него… Матерь Божья, из него как пахнула вонища смрадная, аж чуть нутро моё наизнанку не вывернуло. Свинью я всё же разрезал, а мясо… Мясо всё сгнившее в ней!

– У живой свиньи было сгнившее мясо?! – не поверил Митрофан.

– Будто она уже дней десять мёртвая.

– А поросята?

– То же самое.

– А скотина Обуховых?

– Тоже заживо сгнила. А вот у тебя, видишь ли, всё хорошо.

Матвей примолк, насупившись, и Митрофан быстро спросил:

– Так что, если моя скотина не хворая, это тебя злит зараз?

И тогда Лыков, будто помимо своей воли, сказал тяжело и глухо, отводя в сторону взгляд:

– Мы нынче покалякали у реки и к мнению пришли общему, что ведьма к нам на хутор заглядывала.

– Быть того не могёт! – испуганно перекрестился Матвей. – Чего ей делать у нас?

– Ясно чего, нас погубить, – перешёл на шёпот сосед. – А что всего хуже… Сдаётся мне, что гадина эта где-то поблизости обосновалась. Теперь не успокоится, подлюга, покуда не изничтожит всех нас.

* * *

Варвара вернулась с поля домой раньше, чем отец и братья. Злоба, рвущаяся наружу, не знала удержу. И она давала ей выход крепкими ругательствами, громко выкрикивая их на весь лес.

Придя домой, она немного успокоилась. Затопив баню, девушка вышла со двора, чтобы встретить возвращавшихся с пастбища коров. Но животные, увидев хозяйку, неожиданно забеспокоились. Развернувшись, задрав хвосты и очумело мыча, они помчались обратно в лес. Их поведение сильно разозлило Варвару.

Не зная на кого выплеснуть свою злобу, она схватила черен от лопаты и принялась с проклятиями избивать сидящих на цепи собак. Несчастные животные скулили, выли, лаяли и визжали, но это не останавливало вышедшую из себя Варвару. Злясь ещё больше, она готова была забить до смерти прятавшихся в будках собак, если бы…

Её буйство остановила внезапно пришедшая в голову мысль. Девушка вспомнила о спрятанном в сарае зеркальце, и по её ожесточённому сердцу прокатилась тёплая волна. Не мешкая ни минуты, Варвара нашла заветную вещицу и посмотрелась в него.

Увидев своё отражение, девушка успокоилась окончательно. Злоба и раздражение исчезли бесследно. Варвара без сожаления вспомнила про свою ссору с отцом и братьями, подумала об избитых собаках, а вот коровы… Где теперь их искать в лесу?

Коровы вернулись ко двору, как только девушка спрятала зеркальце в карман кофты. Животные, на удивление, вели себя спокойно и послушно. Варвара подоила их и занесла вёдра с молоком в дом, и в это время вернулся Митрофан с сыновьями.

Начавшаяся в поле ссора дома продолжения не получила. Братья выгрузили из телеги мешки с картошкой, выпрягли лошадь и ушли в баню. Пока они мылись, Варвара накрыла на стол, но ужинать никто не стал. Братья сразу же разошлись спать, а вот отец…

Ни капли не расстроившись, Варвара накрыла нетронутую еду скатертью и пошла спать в сад, где под яблоней её дожидался топчан, застеленный чистым, пахнущим свежестью бельём. Прежде чем лечь в постель, девушка долго смотрела в зеркальце. Вдоволь налюбовавшись на себя, она в порыве счастья поцеловала его и положила под подушку. Устроившись поудобнее, Варвара закрыла глаза, но сон не шёл. Тогда она засунула под подушку руку, нащупала зеркальце и…

«Я рада, что ты одумалась, – послышался уже знакомый зловещий шёпот в голове, но на этот раз он не испугал девушку, а напротив, приободрил её. «Что со мной происходит, в толк не возьму», – подумала Варвара, и зеркальце тут же ответило: «С тобой происходит то, что и должно произойти. Ты изменяешься!»

«Изменяюсь? Но для чего?» – «Ты становишься тем, кем становишься».

«Как это понимать»? – «Принимай как должное. В тебе пробуждаются таинственные силы, которые помогут тебе во всём».

«Я что, превращаюсь в ведьму»? – «Ты переходишь в то состояние, владея которым, возвысишься над людьми. Они будут жить недолго, любить, страдать и умирать, так ничего и не достигнув. Ну а ты будешь потешаться над их жалким существованием, которое они называют жизнью, даже не подозревая, как жестоко ошибаются»!

«А я? Сколько мне отведено прожить»? – «Ты будешь жить вечно и счастливо. Положись на меня, и я помогу тебе»!

Беседуя с зеркальцем, Варвара и сама не заметила, как заснула. А когда время перевалило за полночь, во дворе завыли псы. Их поддержали собаки из соседних дворов. В это время девушка встала со своего ложа и с закрытыми глазами направилась к калитке…

* * *

Матвей Лыков проснулся от душераздирающего воя собак. «Всех домочадцев поразбудят заразы», – с раздражением подумал он и, кряхтя, поднялся с кровати.

– Ты куда, Матюша? – схватив его за руку, спросила встревоженно жена. – Чего наш Киргиз эдак воет?

– Вот и иду узнать, в чём дело, – хмуро отозвался Лыков. – Сроду эдакого не было, чтобы наша собака кого-то испужалась.

Он обрадовался, когда, выходя в сени, застал старенькую мать спящей. «Странно, что дрыхнет при эдаком вое, – подумал Матвей, остановившись на минуту у её кровати. – А ведь у матушки такой чуткий сон. Может, она испужалась и боится пошевелиться»?

Он осторожно коснулся плеча женщины, но она не проснулась. Тогда Матвей тихо вышел из сеней и направился к собачьей будке. Киргиз истошно выл, захлёбываясь от отчаяния. От его воя, а может, по какой-то другой причине у Лыкова кровь стыла в жилах. Он присел возле будки, в которую забилась испуганная собака, не зная, что делать.

Во дворе было темно. Небо заволокло тучами. Бросив взгляд в сторону конюшни, казак обомлел. Через щель в приоткрытой двери он увидел внутри странное зеленоватое свечение. Матвей прирос ногами к месту, на котором стоял, и не смог себя заставить пошевелиться. И вдруг мерцающее в конюшне облако пришло в движение. Пока Лыков наблюдал за ним, его тело стало покрываться мурашками и дрожать. Воющая собака так застряслась в будке, что загремела цепь.

– Хосподи, да что же это такое? – прошептал объятый ужасом казак. – Хосподи, спаси и сохрани семью мою! Да неужто это ведьма во дворе моём хозяйничает?

Сзади, с крыльца, послышался стон. Матвей обернулся и увидел жену. Авдотья стояла, вытянувшись во весь рост, и походила на каменную статую. Лампа в руке подпрыгивала, видимо, её била дрожь. Она смотрела на дверь конюшни и молча шевелила губами. Состояние жены или охватившее душу отчаяние в одно мгновение вывели казака из оцепенения. Он подбежал к крыльцу и схватил Авдотью за руку:

– В избу, быстрее, мать твою!

Но её невозможно было сдвинуть с места. Она точно приросла подошвами к крыльцу. Матвей не мог припомнить, чтобы его жена боялась чего- нибудь, но сейчас он не узнавал её.

– Туда гляди, – прошептала вдруг Авдотья, и мужчина, проследив за её взглядом, обернулся.

О Боже! Ему едва хватило решимости видеть это. Из конюшни, освещаемая сиянием, вышла девушка, одетая в белую ночную сорочку, напоминающую саван мертвеца. Её красивое лицо казалось ужасным. С распущенными волосами, окутанная зеленоватым облаком, она медленно плыла по двору. Матвею показалась знакомой фигура ведьмы, но ему некогда было раздумывать над этим. Казак был на грани нервного срыва и очень боялся, что ведьма приблизится к ним.

И случилось самое страшное. Ведьма увидела трясущихся от страха супругов и направилась к крыльцу. Выбежавшая из избы кошка зашипела и выгнула спину. Шерсть на ней вздыбилась, и животное тут же юркнуло обратно в сени.

Ведьма медленно приближалась к крыльцу: с закрытыми глазами она плыла над землёй, не касаясь её ногами. И это было ужасное зрелище.

– О Хосподи, спаси и помилуй нас! Я сейчас помру со страха, – причитала шёпотом Авдотья, будучи не в силах отвести глаз от леденящего кровь зрелища.

Лыкова передёрнуло. Вид приближающейся ведьмы парализовал его, а разросшийся до невероятных размеров страх переходил все границы. Матвей силился закричать. Ему хотелось освободиться от оцепенения и затащить жену в избу, но он не мог двигаться, а в голове царил хаос.

У крыльца ведьма остановилась и вытянула вперёд правую руку, на ладони которой лежало зеркальце. Она поднесла его к лицу едва живой от страха жены Матвея.

– Погляди в него, – тихо прошептала ведьма, и этот зловещий шёпот прозвучал в ночи как приказ, который невозможно не выполнить.

Авдотья глянула в зеркальце и, стуча зубами, зажмурилась.

– Да будет так! – прошептала зловеще ведьма и, так и не открыв ни разу глаз, медленно поплыла к калитке.

4

Прошло две недели. Однажды утром, в воскресенье, отец вышел из избы запрягать в телегу лошадь.

– Прохор? – позвал он старшего сына. – Нынче ты на хозяйстве остаёшься, покуда мы в церковь ездим.

– Хорошо, – кивнул Прохор, но не успел он отойти от отца, как с крыльца послышался голос Варвары.

– Папа, дозволь мне остаться? – попросила она. – Что-то нездоровится мне нынче.

– Что, опять?! – удивился Митрофан. – Как в церковь ехать время приходит, так завсегда с тобой что-то случается. Нет, нынче Прошка на хозяйстве, а ты с нами собирайся.

– Нет, я не поеду в станицу, худо мне, – нахмурила Варвара красивые брови. – Мочи нету в телеге трястись, нутро болит у меня.

Снова столкнувшись с упрямством и гордыней дочери, Митрофан вспылил.

– Да что же это такое?! – загремел он на весь двор, сжимая кулаки. – Сызнова перечить мне удумала? Ежели в прошлый раз тебе всё с рук сошло, так нынче…

Он вдруг замолчал, словно поперхнувшись. Мгновение спустя Митрофан грузно припал к бортику телеги, загребая руками лежащее в ней сено. А потом он стал медленно оседать на землю, тяжело дыша и хватаясь обеими руками за грудь.

Сыновья поспешили на помощь отцу, а Варвара… Она смотрела на происходящее холодным взглядом, ладошкой правой руки поглаживая зеркальце, лежавшее в левой.

– Мне и сегодня всё с рук сойдёт, папа…

Эти зловещие слова дочери Митрофан ещё успел услышать, а потом всё заволокло туманом. Сыновья успели подхватить отца прежде, чем он упал на землю.

С людьми разное в жизни бывает, но ни разу ещё не случалось такого с Митрофаном Рогожиным. Все три сына были взволнованы, искренне огорчены и напуганы.

– Ничего, оклемается, – цинично заявила Варвара. – В его годы не следует эдак серчать и беситься.

– Язык прикуси, не то с корнем вырву, холера! – в сердцах закричал на неё Прохор. – Это ты довела отца до эдакова! Ежели помрёт он, самолично тебя удавлю и рядом с ним в гроб укладу!

Обычно спокойные и уравновешенные братья Рогожины сегодня были злы, взвинчены и озабочены. Чаша их терпения по отношению к отбившейся от рук сестре была переполнена. Если бы сейчас она сказала им хоть одно слово, они бы разорвали её на куски.

Сыновья перенесли Митрофана в избу. Они испытывали чувство растерянности и опустошённости – отец был для них всем, и братья боялись потерять его.

* * *

К вечеру отцу стало хуже, и братья спешно увезли его в станицу к знахарке. Варвара осталась дома одна.

Весь следующий день девушка «хлопотала» по хозяйству в приподнятом настроении. Она занавесила тряпкой образа на стене, и всё казалось ей хорошим и восхитительным. Иногда она думала об отце и братьях, но вспоминала о них так мимолётно, будто они уже не существовали в её новой жизни.

Вечером она подоила коров и прогулялась к реке. Но там никого из хуторян не было. Соседи почему-то перестали собираться на «посиделки». Ни капли не расстроившись, Варвара вернулась домой.

Уже значительно стемнело, небо усыпали звёзды. Когда девушка подошла к калитке, дорогу ей преградил высокий человек. Девушка остановилась, но страха в душе не почувствовала. Незнакомец произнёс:

– Наконец-то я нашёл тебя, Варвара!

Девушка нахмурилась, повела плечами и замерла в ожидании. Она не могла разглядеть в ночи лица незнакомца, да и голоса его не узнавала.

– Здравствуй, Варвара, – неуверенно заговорил незнакомец.

Она и бровью не повела, но ответила:

– Кого другого ты напужал бы непременно, но я не из эдаких.

– А я не пужать тебя пришёл, Варвара, – вздохнул сокрушённо незнакомец. – Я ведь как тогда у церкви тебя увидал, так потерял покой и голову.

Это неожиданное признание рассеяло напряжённость первых минут встречи. Девушка хотя и не видела лица незнакомца, но вспомнила его голос. Это был тот самый красавец-казак, который хотел ей помочь у церкви, когда ей стало плохо.

– Как звать-то тебя, казак? – спросила Варвара, счастливо улыбнувшись. – А я тебя помню. Ты…

– Меня зовут Пантелей Андронов, – представился казак. – Сам я нездешний. Когда тебя увидел, тогда я в гости к сродственникам в станицу приезжал.

– А как меня нашёл? – полюбопытствовала Варвара. – У кого прознал, как звать меня?

– Об том долго сказывать, – усмехнулся Пантелей. – Но ежели у тебя есть время и ты готова выслухать меня…

– И спешить мне некуда, и выслухать готова, – хохотнула Варвара. – А ты мне нравишься, Пантюха…

Новый знакомый оказался не затюканным деревенским пнём, из которого каждое слово клещами вытягивать надо. Наоборот, словоохотливый и приятный собеседник, Пантелей мог болтать без умолку хоть до утра.

Варвара слушала его, открыв рот. Казалось бы, простую историю о её розыске Пантелей преподнёс так, что у девушки аж дух захватило. На самом деле он всего лишь спросил, как найти незнакомку, у родственников и описал её. Ему тут же обсказали, кто она, где живёт и как зовут. Эту историю можно было рассказать в двух словах, но Пантелей пересказывал её красиво и увлекательно, растянув своё повествование почти на час.

– Видишь, как мне «трудно» было тебя найти? – закончив рассказ, рассмеялся казак. – Да такую девушку, как ты, я готов был искать всю свою жизнь!

Хотя Пантелей в обществе Варвары хотел казаться бравым, самоуверенным и храбрым, она видела его насквозь и понимала его робость. Они долго сидели на скамейке у ворот и разговаривали. Уже вроде бы всё было понятно, и Варвара ждала других слов и сама хотела говорить ещё долго, но Пантелей вдруг встал и засобирался в дорогу.

– Ну, пожалуй мне пора, – сказал он.

– Что, уже? – помрачнела девушка, и в её глазах появились слёзы. Ей не хотелось, чтобы новый знакомый уходил от неё.

– Я в гостях у сродственников, – сказал казак на прощание. – Но ты жди меня, я завтра обязательно приеду в это же время.

Пантелей тихо свистнул. Откуда-то со стороны послышались ржание, топот копыт, и спустя пару минут возле двора появился красивый резвый конь, который подбежал к хозяину, радостно всхрапнул и замер в ожидании. Казак легко вскочил в седло и взял в руки уздечку.

– Жди меня, Варвара! – крикнул он, сдерживая пляшущего коня. – Я обязательно приеду!

После этих слов Пантелей умчался в ночь, а девушка ещё долго стояла у калитки и спрашивала себя: в самом ли деле всё это было с ней или привиделось? «Посмотри на меня»! – вдруг услышала она требовательный шёпот и сразу же вспомнила про зеркальце. Варвара быстро достала его из кармана кофты. На этот раз зеркальце не светилось зеленоватым светом, и девушка не увидела своего отражения. Вывод напрашивался сам собой – оно сердится.

«Я в чём-то провинилась?» – подумала Варвара, а зеркальце уже привычным зловещим шёпотом ответило: «Я голодна».

«Но разве я могу накормить тебя»? – «Можешь».

«Но как»? – «Ты отнесёшь меня к своим соседям».

«Ты собираешься причинить им зло»? – «Не беспокойся, они всего лишь люди. Ты думай о себе и обо мне! А ещё не забывай, что мы с тобой единое целое»!

После последней зловещей фразы, прозвучавшей в голове девушки, зеркальце снова засияло ядовито-зелёным сиянием, которое густым облаком выбралось наружу и стало обволакивать Варвару. Так же, как и в прошлый раз, она закрыла глаза и, погрузившись в забытьё, понесла зеркальце на двор Обуховых…

* * *

Варвара не заметила, как очутилась около своего двора. Остановившись в недоумении у калитки, она не сразу поняла, что наступило утро. В курятнике кукарекали петухи, в стойле мычали недоенные коровы, и солнце уже вот-вот готово было показаться из-за деревьев.

Девушка вдруг услышала доносившиеся со двора голоса. Тогда она привстала на цыпочки и увидела соседей. Матвей Лыков и Борис Обухов расположились на крыльце и оживлённо разговаривали с её отцом, который слушал их с пасмурным видом.

– Шла ведьма по моему двору и зелёным огнём светилась вся, – рассказывал Лыков, жестикулируя. – Шла и не шла вроде как, а по воздуху летела. Она к супружнице моей подошла и в зеркальце поглядеться велела. Ну моя зыркнула, и ведьма прочь со двора ушла. Я-то в конюшню побёг, а там жеребята дохлые. А вонища от них… Будто ужо десяток дней гниют, так вот!

Немного помолчав, Матвей закрыл лицо ладонями и всхлипнул.

– А Дуняша моя помирает, – продолжил он. – Вы же знаете, какая она была здоровущая? Хоть свиней об неё бей. Толщиною в два обхвата, а сейчас… Всего две недели минуло, как она в зеркальце ведьмино глянулась, и вот… Я фельдшера из станицы привозил. Он оглядел её, ощупал и сказал, что Дуняша моя больше не жилец на свете белом. Дескать, внутренности у неё ни к чертям не годные! Дышит жинка моя еле-еле, а из титек жидкость кровавая сочится. Слыхано ли дело, она так отощала, что за коромыслом спрятаться могёт!

– Верно говорит сосед: с Сатаною спуталась дочка твоя, Митрофан, – поддержал Матвея Борис Обухов. – Нынче ночью на моём дворе эдакая же чертовщина творилась. Ко мне тоже ведьма заявилась. Собака так скулила и выла, что волосы на башке моей дыбом встали. Я взял ружьё и на двор выбег, а там… – он с трудом сглотнул слюну и продолжил: – А там дочка твоя разгуливает, Митрофан. У Матвея вон в сорочке ночной была, а ко мне и вовсе нагишом припёрлась. Вся светом зелёным сияет и по двору летает, ногами земли не касаясь. Моя Аграфена на крыльцо выперлась, а ведьма к ней и зеркальце в мурло суёт, глядеться в него велит. Аграфенушка глядь в зеркальце то, и всё… Вон на кровати бревном лежит и в потолок глядит не моргая. Я по ведьме-то с ружья пальнул, а ей хоть бы хрен. И ухом не повела, гадюка. Глаза закрытые, волос на башке растрёпан… От меня она на кладбище, в лес подалась. А я Груньку в избу потащил, будто куклу деревянную.

Митрофан в глубокой задумчивости поскрёб затылок.

– А вы не обмишулились, соседи? – спросил он недоверчиво. – Ведьма та точно в облике дочки моей была?

– Вот тебе крест святой! – как по команде закрестились разом оба казака.

– Я засомлевался было изначально и сразу к тебе не пошёл, – сказал возбуждённо Матвей. – Напраслину на Варвару твою возводить опасался. А вот нынче с Борькой встренулись, покалякали и зараз к тебе потопали.

– Что ж… – Митрофан встал и тяжело вздохнул. – Сейчас сыновей подниму и с Варвары спрос чинить начнём. Ежели уличим в колдовстве, то зараз с неё и спросим!

Увидев, как отец с соседями вошли в избу, девушка забежала во двор, прокралась к своей постели под яблоней, быстро разделась и улеглась под одеяло. «Что же это такое? – в ужасе думала она. – Неужто всё правда, об чём соседи рассказывали? Ежели так, то почто я ничего не помню»?

В саду появились отец с братьями, сопровождаемые Лыковым и Обуховым. С мрачными лицами они подошли к дереву, под которым «спала» девушка, и остановились.

– Та-а-ак, – сказал Митрофан, склоняясь над дочерью и трогая её за плечо. – А ну вставай-ка, доченька! Объяснения от тебя выслухать хотим.

Варвара открыла глаза, села в постели, поджала под себя ноги и натянула до подбородка одеяло. Девушка выглядела испуганной и несчастной, но жалости у Митрофана к дочери не было никакой. Одна только злоба и гнев кипели в нём.

– Вставай, – сказал он. – Мы отвернёмся, а ты оденься. Спрос большой чинить с тебя будем. Чтоб отвечала как на духу, иначе…

– Папа, чего это вы? – прошептала растерянно Варвара. – Ни в чём не виновата я, и спрос чинить с меня не надо.

Но Митрофан оставался непреклонным. Его дочь подозревают в связи с нечистой силой, а такого он понять и простить не мог.

– Одевайся! – крикнул он, отворачиваясь. – Покуда ты в постели ещё, ни слухать тебя не будем, ни вопросов задавать.

Мужчины смотрели на неё угрюмо и молчали. Молчал и Митрофан, исподлобья глядя на дочь.

– Ты где ночью шлялась, сказывай? – потребовал он, сжимая и разжимая в ярости кулаки. – Почто, когда мы приехали, тебя в избе не было?

Варвара растерялась. Ей нечего было ответить. Сначала она разговаривала на скамейке у дома с Пантелеем, а потом… Что было потом, она не помнила.

– А когда вы приехали? – вдруг спросила она, удивив не только отца с братьями, но и соседей.

– Та-а-ак, – Митрофан нахмурил лоб, и его лицо сделалось ещё более суровым и злым. – Выходит, ты и взаправду с нечистым снюхалась, – прорычал он. – В церковь тебя на налыге не затянешь, стыд и совесть потеряла. А теперь ещё ведьмой стала!

– Какой ведьмой, папа? – ужаснулась от страшного обвинения девушка. – Оговаривают меня злые языки, папа, – она посмотрела на хмурые лица соседей. – Оговаривают, хотя не знаю почему.

– Кто? Это мы оговариваем? – Матвей и Борис озабоченно переглянулись.

– Да я самолично тебя в своём дворе видал! – закричал, разъярившись, Лыков. – Зелёным сиянием светилась вся и летала туда-сюда, земли ногами не касаясь! А зеркальце? Покажи нам зеркальце своё бесовское, в которое супругу мою заглядывать заставляла.

– У меня эдакое же вытворяла ты, душа сатанинская! – подтвердил слова соседа Борис. – Всё точь-в-точь! Ты здесь не виляй хвостом, зверюга, и не отнекивайся! Айдате вон ко мне в избу и на всё сами полюбуйтеся!

Митрофан повернулся к сыновьям.

– Прохор, Петро, хватайте грешницу и крепче держите, покуда я в еёной постели зеркальце сатанинское поищу!

Братья словно ожидали команду отца и, подхватив девушку под руки, как пушинку подняли её с топчана. Они крепко держали сестру, пока отец с Семёном переворачивали её постель. А когда «досмотр» закончился, Митрофан обернулся к напряжённо наблюдавшим за его действиями соседям и, разведя руки, озадаченно проговорил:

– Ничего.

– Да будет ведьма зеркальце своё колдовское в своей же постели прятать, – скептически хмыкнул Матвей.

– А может, днём не видимо оно? – предположил Борис. – Ведь зеркальце не простое, а колдовское.

– Да-а-а, – почесал затылок Митрофан и уже с сомнением покосился на соседей. – А может, не виновата девка моя? Может, другую за мою Варварушку приняли?

Матвей и Борис переглянулись.

– Я могу перед иконами поклясться, что дочку твою видал! – упрямо настаивал Обухов. – Голая, зелёная…

– А давайте эдак поступим, – предложил Лыков, – Варвару перед образами божьими поставим, и пущай перед ликом Христа клятву даст, что не водит греховной дружбы с нечистой силой.

Высказанная Матвеем мысль понравилась всем.

– Эй, Семён? – повернулся Митрофан к младшему сыну. – А ну сходи в избу и тащи сюда икону Богородицы!

Не успел молодой казак выполнить волю отца, как Лыков окриком остановил его.

– Не дело это икону со стены снимать и сюда нести, – покачал головой Матвей. – Ведите девку в избу и перед образами поставьте! Эдак справедливее будет и вернее!

С ним снова согласились все и повели Варвару в дом. Она кричала, отчаянно сопротивлялась и несколько раз пыталась покусать братьев. Девушка была не в себе, и её поведение лишь укрепило казаков в уверенности, что она ведьма.

Варвару поднесли к крыльцу, и она усилила сопротивление. Братья с трудом удерживали девушку в своих сильных руках. Митрофан открыл дверь, повернулся к сыновьям, и… Лицо его вдруг вытянулось, а глаза полезли из глазниц.

– Глядите, соседи, ваши избы горят! – воскликнул он, бледнея.

Все разом обернулись. Над крышами изб Лыкова и Обухова бушевало пламя, и клубы чёрного дыма усиливающийся ветер уже рассеивал над хутором.

– Хосподи, да что же это! – закричал не своим голосом Матвей и бросился бежать к калитке.

Борис тут же поспешил за ним следом. Митрофан хмуро зыркнул на сыновей.

– Сестру отпустите покуда и вёдра берите, – сказал он. – Ежели ведьма соседские избы средь бела дня подожгла, то это не Варвара наша. А соседям Хосподь подсоблять велел, так что…

Он спешно пошёл к сараю за инструментом, который мог пригодиться в борьбе с пожаром.

5

Минула ещё одна неделя. Всё это время Варвара провела дома. Отец запретил ей выходить со двора ни днём, ни ночью. Да и идти собственно было некуда. От всего хутора после пожара нетронутыми огнём остались только изба Рогожиных и их подворье. Хозяйства соседей выгорели дотла. Убитые горем погорельцы, не дожидаясь утра, покинули хутор. Уходили они налегке, так как всё их имущество уничтожил огонь. Самое ценное, что уносили с собой несчастные люди, – это собственные жизни.

– Вот ведь как бывает, – вздыхал Митрофан, сидя с сыновьями под навесом крыльца. – Хоть бы кто попрощался с нами. Будто мы виноваты в пожаре случившемся. Стоял ведь как оплеванный, а все Лыковы и Обуховы на меня, будто на ворога, исподлобья зыркали.

– Совестно, видать, было, – предположил, вздыхая, Прохор. – Они ведь Варвару нашу огульно в якшаниях с Сатаной обвинили. Ведьма, дескать, она, а тут…

– Сейчас они ещё больше эдак думают, – вздохнул Пётр. – Избы-то соседские враз обе заполыхали, будто поджёг кто! А дальше что? Пожар ихние хозяйства целиком проглотил, ничегошеньки не осталось. А вот нас пожар не коснулся и угас, будто водой с небес его полили.

– Так что это – колдовство или кара небесная? – поинтересовался Семён. – Ведь у нас всё было хорошо, когда у соседей скотина дохла.

– То-то и удивительно, – теребя бороду, буркнул отец. – Хочешь – думай на Варвару худо, а хочешь… Ничего понять не могу, кругом идёт головушка моя.

– А что, если её в станицу свезти? – предложил Прохор. – Заведём в церковь, там всё и прояснится. Ежели ведьма Варвара наша, то перед ликами святыми всё и прояснится.

– Сомневаюсь в том, – покачал недоверчиво головой Пётр. – После пожара мы как её пытали? Образа на стене лобызать заставляли. И что с того? Целовала, крестилась, молитвы читала… И хвост у неё не вырос, и копыта на ногах не появились.

– В избе одно, а вот в церкви, – хмурясь, пробубнил отец, – в церкви святости больше. Вот только Варвару сейчас везти в станицу не можно. Соседи наши бывшие уже поди про нас столько наговорили, что семь вёрст до небес! Боюсь я, прибьют люди девку нашу, как только в станице объявимся.

Отец и сыновья помолчали.

– А что, если батюшку сюда, в хутор, привезти? – предложил Семён. – Пущай с собою причиндалы разные прихватит, чтоб бесов из Варвары вытрясти, ежели эдакие в ней окажутся.

Отец выпрямился и одобрительно посмотрел на младшего сына.

– Молодец! – похвалил он его. – Мы с Прохором и Петром в станицу, а ты остаёшься за хозяйством и сестрой приглядывать. Глаз с неё не спускай ни на минуточку!

* * *

Как только отец и старшие братья уехали в станицу, Семён обратился к сестре:

– Ты уж не серчай на меня, Варварушка, но я запру тебя в избе под замок. Мне надо в лесу черенки для лопат и граблей из дубняка вырубить.

– Не хочу под замком сидеть! – рассердилась девушка. – Если боишься одну меня оставлять, то с собой бери.

Семён на мгновение задумался, а потом сказал:

– Нет, не могу с собой взять, не взыщи уж. Сама слыхала, отец строго-настрого запретил тебя со двора отпускать, так что…

– Ладно, запирай, – согласилась девушка. – То работать бы на дворе пришлось, а раз порешил меня взаперти держать, значит хорошо высплюсь.

Варвара осталась одна. Почувствовав себя полноправной хозяйкой, она вытерла пыль, подмела пол и, присев на отцовскую кровать, решила отдохнуть.

После пожара на хуторе жизнь Варвары вошла в обычную колею. Целыми днями она работала во дворе по хозяйству под бдительным присмотром кого-нибудь из братьев. А вечером ложилась спать в избе. Отец больше не «дозволял» ей спать на сеновале или в саду под яблоней. Зеркальце тоже куда-то подевалось. Варвара хорошо помнила, что когда ложилась спешно в постель, положила его под подушку. Но при обыске отец не нашёл его…

В обвинения соседей, называвших её ведьмой, Варвара не верила. А ещё больше она не верила в их сказки про её ночные похождения в их дворах. Этого просто не могло быть. Но почему соседи твердили про зеркальце в руках ведьмы?…

«А ведь зеркальце колдовское, – вспомнила вдруг девушка. – Оно ведь разговаривало со мной. Оно…»

Варвара вздрогнула. Её голова освободилась от гнетущих воспоминаний. «Встань и ступай в сени, – прозвучал в голове зов. – Ступай, ступай, не раздумывай, я жду тебя!»

Девушка побледнела. Её руки затряслись как в лихорадке. Зеркальце в серебряной оправе всегда разговаривало с ней зловещим шёпотом, а сейчас… То, что призывало её, говорило мягко, проникая в сознание через…

«Ступай ко мне, доченька, – зазвучал голос в голове. – Я не причиню тебе зла. Я хочу огородить тебя от несчастья…»

Сама не понимая, что делает, Варвара встала с кровати и вышла в сени. Когда её взгляд коснулся большого родительского зеркала, девушка едва удержалась на ногах, увидев перед собой незнакомую женщину. Она смотрела на Варвару и дружелюбно улыбалась. С трудом уяснив, что незнакомка не в избе, а в зеркале, девушка в ужасе попятилась от него. Немного успокоившись, она снова приблизилась к зеркалу, но увидела лишь собственное отражение. Никого и ничего вокруг не было, только трудно стало дышать от странного резкого запаха.

От испуга девушка закрыла глаза. Резкий запах усилился. Варвара осторожно открыла глаза и увидела в зеркале ту самую женщину с доброй улыбкой на лице.

– Кто ты есть? – тихо спросила она, едва слыша собственный голос.

«Я твоя мама! – услышала Варвара в ответ. – Я пришла, чтобы защитить тебя от козней Сатаны. Не бойся, если ты захочешь освободиться от них, то я буду подсоблять тебе…»

Девушка протянула к матери руки, но они лишь коснулись гладкого холодного стекла. Потрясённая Варвара не могла отвести взгляд от женщины, которую видела в зеркале. Она боялась, что наваждение сейчас исчезнет, и она никогда больше не увидит её.

«Ты в большой беде, доченька, – услышала она голос матери. – Ты во власти тёмной силы, и она использует тебя. Зло к тебе идёт через зеркальце, берегись его. А лучше найди в себе силы и избавься от него!»

– Но его уже нет у меня, – прошептала Варвара. – Оно исчезло!

«Оно с тобой, рядом, – прозвучал шёпот в голове. – Оно не может существовать без тебя и творить зло! Когда зеркальце снова появится у тебя, отнеси его на кладбище в полночь и закопай. Только тогда оно потеряет власть над тобой, помни, доченька…»

– Но-о-о…

Девушка замолчала на полуслове. Отражение матери вдруг исчезло, а вместо него Варвара увидела уродливое, сморщенное лицо ужасной старухи. Её прошиб холодный пот. Девушка обернулась, но рядом никого не было. Тогда она снова посмотрела в зеркало – старуха отражалась по-прежнему. «Не обольщайся, это была не мать твоя, – прошептало чудовище знакомым зловещим голосом. – Та, что говорила с тобой, тебя не защитит, а погубит, если послушаешь её». «А ты? Кто ты? – спросила Варвара. – Ты что делаешь со мной, скажи?» В ответ старуха в зеркале рассмеялась беззубым ртом, и её ужасное видение исчезло.

* * *

Вырубив несколько черенков для лопат, Семён возвращался домой. Шагая по лесу, он думал о сестре. Юноша был твёрдо уверен, что на Варвару возвели напраслину и она не ведьма. Была бы его воля, он всем бы рты позатыкал за Варвару, но… Пока ещё он живёт в родительском доме, где господствует воля отца.

Сегодня Семён ушёл в лес вовсе не за черенками. Ему просто не хотелось быть сторожем младшей сестры. Он любил её и жалел.

Семён уже подходил к хутору, когда увидел крадущего к их подворью человека. В руках тот нёс тяжёлые вёдра. Отбросив черенки и топор, молодой казак снял с плеча ружьё и взвёл курок. Ускорив шаг, Семён быстро догнал незнакомца и преградил ему путь. Человек с вёдрами вздрогнул от неожиданности и замер на месте в явном замешательстве.

– Миней? Лыков? – воскликнул Семён, узнав бывшего соседа. – А ты чего здесь делаешь? Вы же всем семейством в станицу съехали.

Юноша изменился в лице. Он поставил вёдра на землю и стал что-то бормотать, оправдываясь. Семён несколько минут выслушивал его лепет, затем потянул носом воздух и перевёл взгляд с бледного лица Минея на его ношу:

– А в вёдрах что у тебя? Что-то керосином попахивает.

Лыков промолчал и опустил голову. И тут Семён всё понял.

– Выходит, ты нас сжечь шёл, аспид поганый?! – воскликнул он, меняясь в лице. – Значит, спалить нас намеревался, подлюга? А за что? За то, что добрыми соседями всегда были? А может, это ты избы на хуторе пожёг?

– Не жёг я избы, – пробубнил Миней, так и не поднимая головы. – Я что, с ума сошёл, чтоб свое подворье огню предавать?!

– Тогда почто нашу избу жечь шёл? – Семён вскинул ружьё и приставил ствол к груди Лыкова.

– В отместку чтоб, – хмуро ответил тот. – За то, что Варвара ваша, ведьма проклятая, мать мою в могилу свела, избу сожгла, подворье тоже. Мы теперь нищие все, ни кола ни двора, а у вас вон всё в порядке!

Выслушав Минея, Семён положил палец на курок:

– Выливай керосин из вёдер или убью!

Лыков потоптался с минуту на месте в нерешительности, а когда поднял голову и увидел суровое лицо Семёна, поспешил выполнить его требование.

– А теперь слушай меня, змей подколодный, – Семён опустил ствол ружья в землю. – Моя сестра не ведьма! Чего бы о ней ни говорили, всё брехня и выдумки! А когда твоя изба запылала, Варвара с нами дома была. И отец твой, Матвей, лично видел её.

– Ведьме самой можно и не поджигать, – угрюмо возразил Миней. – Она колдовством своим нас и Обуховых запалила. Оба подворья разом загорелись, а вокруг никого не было. Только колдовством эдакое зло издалека можно сотворить!

– Убил бы тебя, гада, только за слова твои поганые! – разозлился Семён, направляя ствол в грудь Лыкова. – Шагай вперёд, злыдень! Я тебя покуда в сарае запру, а когда отец из станицы возвернётся, пусть и решает, что делать с тобой.

Опустив голову, Миней собрался было идти в сторону хутора, но не смог сдвинуться с места. Ничего не понимая, он повторил попытку сделать шаг, но ноги не слушались его.

– Эй, ты чего на месте топчешься, ворог?! – прикрикнул на него Семён. – Ступай вперёд, кому говорю, или…

Керосин, разлитый у ног Лыкова, неожиданно воспламенился. В одно мгновение огонь перебрался на сапоги Минея, затем на одежду. Казак горел, как воткнутый в землю большой факел. Он дико кричал, размахивал руками, но стоял на месте, будучи не в силах бежать или валяться по земле, сбивая пламя.

Семён смотрел на эту страшную картину с перекошенным лицом. Ему даже в голову не пришла мысль попытаться спасти юношу. А когда он пришёл в себя и поспешил к Минею, тот был уже мёртв. Обугленный до неузнаваемости, как головёшка после костра, он всё ещё горел, но продолжал стоять на месте.

– Нет, это невозможно?! – шептал Семён потрясённо. – Да не может этого быть! Кто его поджёг? Ведь не сам же он это сделал.

Тело Лыкова горело так быстро, что через четверть часа превратилось в прах. Затем огонь исчез, словно просочился с превратившихся в золу останков прямо в землю.

Когда Семён немного оправился от чудовищного потрясения, на том месте, где полчаса назад стоял Миней Лыков, едва заметно тлела и дымилась небольшая кучка пепла.

И тогда что-то нашло, накатило на Семёна. Мысли в голове спутались, свет померк в его глазах, и он провалился в какую-то бездну, которая вдруг распахнулась перед ним, как врата ада…

6

Лесная дорога уводила в тень берёзовой рощи; отовсюду веяло прохладой. Проезжали мимо овражков, заросших непроходимым колючим кустарником, мимо полянок, покрытых желтеющей травой. В лицо бил насыщенный ароматами лесной воздух.

Управлял лошадью Прохор, а Митрофан и Пётр угрюмо тряслись в телеге. Все трое были хмурые и неразговорчивые. Батюшка отказался ехать в хутор, о котором по станице уже гуляла дурная молва. Опасаясь за жизнь девушки, он велел привезти Варвару в церковь поздней ночью. Изгонять из неё бесов вне стен церкви было чревато непредсказуемыми последствиями. Никто не мог знать, как сильно погрязла Варвара во грехе и насколько прочно укрепилась в ней нечистая сила.

Итак, Рогожины возвращались домой с твёрдым намерением отвезти девушку в церковь к полуночи. Батюшка будет ждать их.

Упругая ветка хлестнула по лицу Митрофана, и он сразу же отвлёкся от грустных раздумий. Другая ветка ударила по затылку Петра, и он даже подпрыгнул от неожиданности.

– Обожди, куда ты завёз нас?! – крикнул Митрофан в спину старшего сына. – Ты что, впервой из станицы домой едешь?

– Тпру-у-у, – Прохор натянул вожжи и ошеломлённо осмотрелся. – Сам ничего не пойму. Ехал по хуторской дороге, а как сюда заехал, ей-богу ни сном ни духом не ведаю.

Митрофан и сыновья сошли с телеги и осмотрелись, но так и не поняли, в какой части леса находятся. Кругом густая непроходимая чаща, а дорога, по которой они ехали, и вовсе исчезла из виду. Поляна, на которой они оказались, выглядела девственной и дикой, как будто на неё никогда не ступала нога человека. Но тогда как же они умудрились заехать на неё?

– Отсюда выбираться надо, – сказал Митрофан, озабоченно озираясь. – Время уже к вечеру, и ежели засветло не выберемся, то сердцем чую, худо быть могёт.

– Легко сказать – выбираться, – вздохнул Пётр. – Дороги-то нет ни сзади, ни спереди… Куда ехать-то, папа?

Митрофан с тревогой посмотрел в ту сторону, откуда они предположительно приехали на эту дивную поляну, и недоумённо покачал головой. Сзади телеги так же, как и спереди, стеной стояла высоченная густая трава. И никаких следов видно не было. От увиденного у Рогожиных начало складываться впечатление, будто они не сами приехали сюда, а прилетели по воздуху.

– Козни Сатаны или ведьмы, без них не обошлось, – предположил Прохор. – Видать, крепко нечистая за нашу Варвару цепляется. Жили не тужили, и на тебе…

– Ничего, выберемся отсюда и как прежде заживём, – сказал Митрофан, но не так уверенно, как говорил всегда. – Давайте оглядимся сообща и поищем какую-нибудь дорогу.

Но идти по траве оказалось делом непростым. Высокая и жёсткая, как щетина, она сильно затрудняла движение. Митрофан выбился из сил, пройдя всего лишь несколько десятков шагов. Тогда он остановился, чтобы отдышаться, а заодно и рассмотреть получше какой-то предмет посреди поляны, высоко торчащий из травы. «Что это может быть? – подумал Митрофан. – Ни на что не похоже. Может быть, уродливый ствол высохшего дерева?»

Собрав воедино все силы и волю, старый казак упорно двинулся к предмету, привлекавшему его внимание. Вытянув руки, он раздвигал ими густые стебли травы и упорно двигался вперёд. От чрезмерного напряжения Митрофан весь взмок и тяжело дышал. И всё же он дошагал до того предмета, к которому стремился. Это был высохший ствол какого-то дерева. Давным-давно отшумела на ветру его листва, превратилась в труху и осыпалась кора, но ствол упорно стоял на месте.

Митрофан снова осмотрелся, но ничего утешительного для себя не увидел. По-прежнему густая трава и так до самого леса, который виднелся вдалеке и до которого в одиночку он не смог бы дойти. «Хосподи, да что же энто такое? – подумал он, проведя ладонью по гладкому мёртвому стволу. – Как же нам отсюда выбраться теперь?»

Он повернулся в ту сторону, откуда пришёл, но не увидел ни коня с телегой, ни сыновей. В сердце закралась тревога, а в голове закружились страшные мысли.

– Прохор! – подняв голову, крикнул Митрофан. – Прохор, Петро, где вы?

Ответа не последовало. Его крик пронёсся над поляной как по кругу и вернулся обратно.

– Хосподи, спаси и сохрани, – прошептал Митрофан, ужаснувшись. – Чертовщина какая-то. Надо вертать в обрат немедля и больше друг от дружки ни на шаг не отходить. Видать, нечистая нас заманила в гиблое место и выбраться отсюда сообща…»

– Прошка! Петька! – снова крикнул он.

Ни звука в ответ. «Хосподи, не оставь нас, выведи отсюда, Хосподи! – заволновался не на шутку напуганный Митрофан. – Да куда же сыновья подевались? А лошадь с телегой где?»

Прочитав молитву, казак глубоко вздохнул, резко выдохнул и… Не успев сделать и шага, он замер, как вкопанный: перед ним парила в воздухе ужасная старуха.

* * *

Наступил вечер. Запертая в избе девушка не находила себе места. Она слышала мычание коров, вернувшихся с пастбища, но выйти к ним не могла. «Где же Семён? – раздражённо думала Варвара. – Где его черти носят?» Она металась от окна к окну, но брата нигде не было видно. Да ещё отец со старшими братьями куда-то запропастились…

Конец ознакомительного фрагмента.