Вы здесь

Забудь меня такой. V (Е. В. Кайдалова, 2008)

V

Несмотря на то что Троя действительно не оправдала Майиных ожиданий, в целом она осталась весьма довольна своим турецким вояжем. Ее по-настоящему поразил Пергам – увенчанный руинами колоннады высокий холм, взойдя на который легко представить себя в кругу небожителей. Ее воображение было покорено подземным водохранилищем в Стамбуле, чьи огни и мраморные опоры, отражаясь в воде, уходили словно в подземное царство. Никита прыгал от восторга, когда вспугнутые им на берегу пруда черепахи прыгали в воду, точно лягушки средней полосы, и разгоревшимися глазами всматривался в темную гладь: там на дне проступали очертания разрушенного и затянутого тиной античного храма. И (Майю слегка раздражало это обстоятельство) всюду упорно пытался отыскать древние монеты. Мать устало доказывала, что все более или менее ценное, что можно было обнаружить в этих краях, раскопали и подобрали давным-давно, но Никиту это не обескураживало. И в подтверждение своей идеи фикс мальчик то и дело находил у придорожных кафе, где они останавливались перекусить, купюры в одну, а то и целых пять турецких лир.

За неполных девять лет Никитиной жизни Майя успела свыкнуться со странным хобби своего сына – искать и находить материальные ценности, – но понять, а тем более разделить его пристрастие к кладоискательству так и не смогла. Порой ее даже выводило из себя, когда на воскресной прогулке сын, вместо того чтобы носиться и пинать банки из-под пива, как положено нормальному мальчишке, шел, сосредоточенно глядя себе под ноги и едва отвечая на ее расспросы. Мало-помалу Майя чувствовала, что закипает, но едва ее раздражение готово было выплеснуться наружу, как Никита нагибался и с удовлетворенным видом преподносил матери кем-то утерянные часы. Или симпатичное серебряное кольцо. Или даже непарную, но золотую серьгу. Не говоря уже о веренице мелких монет, которых за неделю набиралось рублей на десять.

Несмотря на прибыль в доме, Майя никогда не отзывалась об увлечении сына со знаком плюс. Ну нормально ли это, когда мальчишка, вместо того чтобы гонять мяч в компании других пацанов, бродит по улицам один как сыч, а возвращается под звон мелочи в карманах? Чувствуя материнское неодобрение, Никита повел себя как опытный конспиратор: выпросил на день рождения фотоаппарат и отныне стал уходить из дома под благовидным предлогом. Но с тех пор прошло уже более полугода, а мальчик ни разу не попросил у матери зарядить новую пленку; при этом счетчик кадров замер между отметками «два» и «четыре». Зато Никитина коробочка, где он хранил свое благосостояние, пополнилась купюрами в пятьсот рублей и двадцать долларов.

– Тебе чего-то не хватает? – неоднократно спрашивала Майя.

В ответ – опущенные глаза и невразумительное переминание с ноги на ногу. В итоге Майя была вынуждена махнуть рукой. Однако в Турции проблема вспыхнула с новой силой. Теперь Никите всюду мерещились древние клады, а в Трое, после рассказа о золоте Шлимана, мальчик замучил мать предположениями, что знаменитый археолог-дилетант наверняка оставил какую-то часть сокровищ в земле. В конце концов Майя довольно резко велела ему успокоиться и слушать экскурсовода, но по глазам мальчика она видела: сын не здесь и не сейчас, а в тот момент, когда в земле у крепостной стены что-то тускло блеснуло под лопатой, впервые за много веков отражая солнечный свет.

Руины античного курорта Хиераполиса близ теплых источников Памуккале, точнее, его прекрасно сохранившийся некрополь, еще больше подстегнули воображение мальчика. Захоронения! Именно в них-то, как правило, и находят клады. Однако слова экскурсовода о том, что древние греки не отправляли с мертвецами в мир иной ничего, кроме мелкой монеты за транспортировку души, заставили его приуныть. Зато Никита отвел душу в «Бассейне Клеопатры» – чудесной естественной ванне с теплой минеральной водой. На дно ее туристы в изобилии бросали монеты, и Никита то и дело торжествующе выныривал перед матерью с целой пригоршней евроцентов. Майя поджимала губы, но воздерживалась от комментариев, чтобы не портить ему настроение.

После купания, расчесывая перед зеркалом мокрые волосы, Майя вдруг отметила в своем лице какую-то новую черту и вгляделась попристальней. Губы! За два с лишним года знакомства со старухой губы почти исчезли с ее лица от постоянной необходимости поджимать их, вместо того чтобы открыто выплеснуть свой гнев. Рот у Майи и так-то был невелик, а сейчас, когда нижняя губа практически втянулась внутрь, он едва обозначался на лице. Глаза глядели слишком пристально, гораздо пристальнее, чем должны взирать на мир ласковые женские глаза, а во всем облике так и сквозила нервозность и издерганность. Волосы, вместо того чтобы пышно обрамлять ее резковатые черты, висели слабыми, истонченными прядями, а нос точно нацелился кого-то клюнуть. Кожа возле крыльев носа была, несмотря на кремы, стянутой и высохшей; собирались морщинки и на подбородке. «Старуха!» – в ужасе крикнул внутренний голос.

Майя поспешила отступить от зеркала, выпростала нижнюю губу из-под верхней и сказала себе, что все не так плохо, но женщине слабо удавался как обман, так и самообман. Да, возраст берет свое… А что поделаешь? Майя отлично знала беспроигрышные рецепты молодости для женщин за тридцать: долгий сон, отсутствие нервотрепки, теплые и прочные отношения с мужчиной – но ни единого ингредиента из этого списка не было в ее жизни. Будут ли? Иногда Майя осмеливалась помечтать о том, как они с Никитой поселятся в старухиной квартире вместо того, чтобы отдавать львиную долю заработка за съем их теперешней однушки. Возможно, тогда она вспомнит о том, что женщина в ее возрасте может не только пахать на работе, но и расслабляться; не только жить интересами ребенка, но иногда и ставить на первое место свои собственные. Впервые став полноправной хозяйкой жилья, она с наслаждением будет выбирать обои и мебель, плитку и линолеум, светильники и бытовую технику и неминуемо расцветет от стольких положительных эмоций. Тогда можно будет подумать и о том, что их с ребенком многолетнему дуэту пора бы разрастись до трио. Тогда можно будет и снять душу с тормозов. Но пока что ее, словно паранджа, накрывала мысль о том, что еще не время. Не время открываться для какого бы то ни было чувства! Да и не место. Группа большей частью состоит из образованных и культурных женщин в возрасте, есть несколько семейных пар, а свободного мужчины ни одного. Не считая их гида, вполне симпатичного турка, который при каждом удобном случае подчеркивает, что не женат. Это неизменно собирает вокруг него немногочисленных в их автобусе молодых туристок, но Майя с самого начала поездки взяла себе четкую внутреннюю установку: сама она едет исключительно в компании сына. Помимо Никиты, ей не требуется ровным счетом никакого мужского общества, а мальчика хватает в избытке!


Каппадокия – край вулканических гор в самом сердце Турции – произвела на Майю впечатление чего-то абсолютно нереального. Нет, пейзаж никак не может быть настолько фантастичен! В разное время произошедшие здесь извержения вулкана породили на свет удивительную горную породу – точь-в-точь четко граничащие друг с другом пласты разноцветного желе. Молочно-белые, терракотовые и – совершенно невероятно! – розовые. А ветра придали этому мягкому пористому камню геометрически правильную конусообразную форму. Впрочем, не везде: там, где верхняя часть породы была потверже, конусы невысоких гор были увенчаны очаровательными каменными шапочками.

Майя едва успевала делать снимки. Одна долина, по которой они проезжали, сменялась другой, с еще более сказочным ландшафтом. Где-то горы напоминали многогорбых верблюдов, где-то – улиток, где-то – полянку белых грибов. Поистине природа здесь сделала все, чтобы человек забыл, в каком мире он находится, и поверил в возможность чудес.

Однако наиболее поразительная часть Каппадокии скрывалась под землей. В ходе истории этот край многократно переходил из рук в руки, и жители сказочных долин вынуждены были не один раз выдерживать натиск врага. Мягкая порода позволила им выдолбить в склонах гор уходящие глубоко под землю цепи пещер. Майя с сыном спускались все глубже и глубже, а подземному городу все не было конца.

– Мама, как ты думаешь, – прошептал впечатленный всем увиденным Никита, – где тут могут быть спрятаны сокровища?

Боже, опять!

– Здесь нет сокровищ, – отрезала Майя, не желая вступать в дискуссию.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал экскурсовод.

– А он откуда знает? Вот сюда он разве спускался?

Майя заглянула в отверстие, к которому подтаскивал ее Никита, и тут же отпрянула. Вертикально вниз, в темноту, уходила узкая шахта, из которой веяло холодом. В одной из ее стен были выдолблены углубления для ног. Судя по тому, как свободно гулял в этой шахте воздух, можно было предположить, что она служила для вентиляции.

– Да сюда ни один нормальный человек не спустится, – заявила Майя, отступая назад.

– А если с веревкой?

– Знаешь что? Не трепи мне нервы!

Уже поднимаясь наверх, она была вынуждена выслушивать бормотание сына за спиной:

– Но ведь это же замечательное место для клада! Если все боятся сюда слезать, значит, здесь и должны были спрятать! Вот если упереться спиной в одну стенку, а ногами идти по ямкам в другой стене, да еще чтобы кто-то держал тебя на веревке…

Майе хотелось заткнуть уши.

Впрочем, наверху, когда их отвезли в очередную горную долину и выпустили из автобуса погулять, Никита, казалось, забыл про свои кладоискательские интересы и возбужденно бегал среди розовых гор. В какой-то момент Майя, разомлев на солнце, потеряла его из виду. А когда автобус призывно загудел, сзывая туристов в свое нутро, мальчика в поле зрения не оказалось.

Испуганно крикнув водителю, чтобы тот повременил с отъездом, Майя бросилась на поиски. Просто невероятно, куда мальчишка мог запропаститься за такое короткое время! Майя сперва кричала, оглашая словом «Никита» каппадокийские долины, а затем, когда это не принесло результата, побежала почти наугад туда, куда, как ей казалось, могло завести ее сына любопытство.

Она угадала. Никита был обнаружен карабкающимся по конусообразному склону горы, стоящей в тени, на отшибе, которую почти заслоняла другая гора. Майя представить себе не могла, что привлекло мальчика в столь уединенном и не бросающемся в глаза месте.

– Мама, подожди! – крикнул он, не оборачиваясь, в ответ на ее вопли об отъезжающем автобусе. – Я почти добрался!

Мать подбежала к нему вплотную. И ахнула, увидев, куда карабкается сын. На высоте около трех метров от земли была выдолблена пещера. Собственно говоря, в этом не было ничего необычного для этих мест – горы то там, то здесь пестрели пещерами, – но эта была на удивление низкой и вытянутой по горизонтали. Кроме того, она находилась в полном одиночестве: рядом нельзя было заметить никаких других следов присутствия человека. Майе тут же пришло в голову, что здесь, вдали от жилья, вполне могли устроить могилу.

– Слезай сейчас же! – завопила она. – Там… там змеи!

Это возымело действие: Никита испуганно скатился вниз, и мать, схватив его за руку, потащила в автобус. Всю дорогу до отеля мальчик выглядел расстроенным, а под конец обратился к матери с предложением: что, если отправиться в это же место на следующий день рано утром до отъезда в другой город? Ведь можно взять такси! А змей, перед тем как исследовать необычную пещеру, распугать камнями…

– Но как же мы ее найдем? – втайне радуясь тому, что может на «законном» основании дать отказ, возразила Майя. – Карты у нас нет, да я и забыла уже, где останавливался автобус. К тому же с утра я хотела прикупить сувениров; помнишь, тебе они тоже понравились? Такие тарелочки в национальном стиле с арабскими письменами…


Сколько бы очаровательных сувениров Майя ни приобрела в этой поездке (и талисманы-обереги в виде голубого глаза, и платки, расшитые монетами, и целую стопку тарелок), ее, не отступая, сверлила мысль, что старуха так и останется без подарка. Ведь ровным счетом ни одна из тех вещиц, которыми сама Майя любовалась в турецких лавках, не пришлась бы Глафире Дмитриевне ко двору. А привезти ей хоть что-то все равно необходимо, как бы ни надругалась старуха над подарком впоследствии… Гениальное решение нашлось неожиданно. Одно из тех мест, куда завозил Никиту и Майю туристический автобус, считалось домом Богородицы, где та провела последние годы жизни, опекаемая любимым учеником Христа, Иоанном. Майя не стала задаваться вопросом, чего в истории этого дома больше – истины или легенды, покоренная его тихим очарованием, серебром склонившихся к нему олив, живым огнем теснящихся внутри него свечей. Под низкими сводами этого маленького уединенного жилища ею овладела удивительная благость всех чувств и мыслей, никогда не посещавшая ее прежде; она прикрыла глаза и словно в дреме вдруг увидела перед собой чье-то радостное лицо. Губы распахнулись в веселой улыбке, глаза светятся счастьем, от лица так и веет беспечальной молодостью, и оно ей смутно знакомо, хоть женщина и не могла установить с ним в памяти четкую связь. Затем она услышала приглушенные разговоры других туристов за спиной, и видение исчезло, на весь оставшийся день подарив Майе ощущение беспричинной радости и светлой надежды.

Возле дома Богородицы било несколько ключей, и Майе захотелось набрать из них воды. Как им шутливо объяснил экскурсовод, вода первого источника дает здоровье, второго – счастье, третьего – молодость. Майя, улыбаясь этим заверениям в волшебных свойствах воды, решила подставить бутылку под струи здоровья и счастья, но вдруг ее осенило. Молодость! Вот что она привезет в подарок старухе! И вряд ли Глафира Дмитриевна откажется от бутылки чистой, чуть сладковатой на вкус воды. Посмеется над ней, конечно, возможно, укольнет за веру в чудо, но все же выпьет. А значит, впервые подарок из Майиных рук будет принят.


Все произошло именно так, как она и рассчитывала: старуха отпустила пару комментариев о «поповских бреднях», но бутылку приняла. Придирчиво оглядела Майин загар и сообщила, что рак груди напрямую связан с количеством солнечной радиации: установлено точно, так говорили во вчерашней передаче. А Майя про себя отметила, что старуха стала сдавать. За время Майиного отсутствия, пусть и непродолжительного, Глафира Дмитриевна как-то высохла, хоть Майя и оставляла в холодильнике огромный запас продуктов. Ходила она теперь ссутулившись и по-старчески шаркала, чего Майя никогда не замечала за нею прежде. Она как будто стала хуже видеть и явно путала цвета – назвала Майину желтую блузку розовой, а голубые брюки зелеными, да еще и поставила женщине на вид, что надевать зеленое с розовым дурной тон. Кроме того, у старухи поминутно прыгало давление, и под конец Майиного совсем непродолжительного визита Глафира Дмитриевна улеглась в постель – ее замучили головокружения.

Трудно передать, в каком приподнятом настроении уходила Майя от Глафиры Дмитриевны в тот день. Она не сомневалась, что конец железной старухи уже недалек, и радовалась тому, что расстается с ней по-человечески: наконец-то сделав подарок! Теперь дело за временем, а время неминуемо сделает свое дело.