1948—1952
Серёжка долго смотрел вслед уходящей полуторке. Ему не хотелось идти домой, и он зашагал прочь из города куда глаза глядят.
Город стоял на небольшой возвышенности. Серёжка медленно спускался с горы. Внизу весело плескалась прозрачная речка. Мимо с радостными криками и смехом пробежали его сверстники – они торопились купаться. Все вокруг спешили насладиться последними тёплыми деньками перед школой. И только Серёжка чувствовал себя здесь чужим, ему было не до шуток и веселья.
Уже в лесу Серёжка понял, что идёт к дяде Семёну. Лесник и его жена были дома. Тётя Лариса развешивала бельё во дворе, дядя Семён возился на огороде.
– О, Серый пришёл! – радостно воскликнула Лариса. – Ну что? Проводил свою циркачку?
– Проводил, – сказал Серёжа и заплакал.
– Ну что ты, солнышко моё, – заволновалась Лариса и прижала к себе мальчика.
Сергей от этого зарыдал ещё горше. Уже сама едва сдерживая слёзы, Лариса успокаивала его.
– Всё будет нормально, поплачь немножко… Ты знаешь, твой папа переживает за тебя.
В это время к ним подошёл Семён:
– Здорово, Серёга! Пойдём посидим, я расскажу тебе, как я сам первый раз влюбился, это ведь хорошее дело для нормального мужика. А ты у нас мужик хоть куда! Ты, наверное, и не знаешь, что моя Лариска влюблена в тебя по уши!
Серёжка перестал рыдать и уставился на Ларису круглыми от удивления глазами.
– Да, влюбилась. В него ещё многие будут влюбляться, – рассмеялась Лариса.
Откуда ей было знать, что для Серёжки эти слова звучали признанием в любви, которое он так и не услышал от девочки из цирка. То, что Лариса нравилась Серёже, было его самой большой тайной, а факт, что он видел её совсем голой, делал эту тайну страшной и опасной.
За чаем Серёжка уже совсем успокоился и возвращался домой окрылённый чувством гордости, оттого что красавица Лариса, эта тётя с красными волосами, любит его.
Начало учебных занятий в школе всегда было для Сергея чем-то вроде праздника. Он любил перелистывать новые учебники и часто читал больше, чем им задавали, опережая весь класс на несколько уроков. Получалось, что учителя, объясняя новый материал, рассказывали Сергею то, что он уже более или менее знал. Серёже это очень нравилось, и он сохранил эту привычку до окончания десятилетки.
От природы жадный на всякие открытия, он тянулся к занятиям, любил сидеть над домашними заданиями, чем вызывал искреннее восхищение у своего брата Аркадия, который уже заканчивал школу. Серёжа очень гордился братом: круглый отличник, его фотография часто появлялась в школьной стенгазете. Кроме того, Аркашка слыл неотразимым красавцем и балагуром. Когда он был в ударе, дом наполнялся весельем от его шуток и на ходу придуманных инсценировок. Аркаша был любимцем семьи. Одно только вечно тревожило мать – Аркашка не отличался крепким здоровьем. Об этом мало говорили в семье, но отец за столом всегда выделял ему лучшие куски:
– Ешь, Аркашка! Головой ты крепок – надо и о теле побеспокоиться.
Брат всё время пытался делиться припасёнными только для него мёдом и сливочным деревенским маслом с Серёжей, но мальчик отказывался:
– Нет, Аркаш, это – для тебя. Мне не надо…
Вот только отказаться от конфет Серёжка был не в силах.
Всё реже и реже Сергей вспоминал о своей циркачке, но у него появилось непреодолимое желание самому попробовать себя на сцене, перед толпой людей. Видно, нравилось ему, как публика встречала Людку Огаркову.
Ещё будучи совсем маленьким, Серёжка легко запоминал услышанные на базаре песни инвалидов войны, а потом пел их в кругу женщин из своего двора. Пел он от души, прочувствованно, как мать ждёт с войны своего сыночка, а он уже лежит мёртвый на чужой земле. Женщины плакали навзрыд:
– Варя, откуда он у тебя такой?
Перед Новым годом дядя Миша, двоюродный брат Серёжиного отца, взял мальчика на репетицию в местный театр. Дядя Миша был активным участником художественной самодеятельности. Одарённый большими музыкальными способностями, он умел играть почти на всех известных Серёже музыкальных инструментах, не имея специального образования. Но самым удивительным талантом дяди Миши был голос, который он унаследовал от предков – его прадед пел в местной церкви, и ходили слухи, что от мощного его голоса даже гасли свечи. Дядя Миша часто пел дома, репетируя перед концертами, и Серёжка наизусть знал весь его репертуар, начиная от «Вижу чудное приволье…» до «Скажите, девушки, подружке вашей…».
Впервые оказавшись на репетиции в городском театре, Серёжа с жадностью слушал все выступления, а когда дядя Миша запел «О, Роз Мари, о, Мэри…», мальчик стал тихо подпевать ему. Руководительница художественной самодеятельности, пышная и ласковая женщина, обратила внимание на Серёжку. А когда узнала, что он племянник дяди Миши, запросто предложила:
– Если ты, мальчик, любишь петь, спой нам что-нибудь!
Серёжку не надо было просить дважды, он как будто всю жизнь ждал этого приглашения. Он встал и звонким голосом затянул: «Вижу чудное приволье, вижу реки и поля…» Все замерли. Даже дядя Миша не ожидал, что Серёжин голос зазвучит так сильно и красиво. Так Серёжка стал солистом в самодеятельной труппе при театре. Но на этом его «карьера» не закончилась: руководительница художественной самодеятельности попробовала Сергея и в спектаклях. Первая же роль Саши Бутузова в пьесе Михалкова «У них есть Родина» сделала Серёжку звездой местного значения. Многие женщины, посмотревшие этот спектакль, говорили Серёжиной матери:
– Знаешь, Варя, видели такую трогательную пьесу! В ней мальчишка из детдома играет очень здорово и так на твоего Серёжку похож!
– Вот дуры! Так это же и есть мой Серёжка, – улыбаясь, отвечала Варя.
Сам же Серёжа тогда ужасно хотел, чтобы его на сцене увидела Людка Огаркова…
В семье и школе все знали, что Серёжка хочет стать артистом. Директор школы, тот самый, который запомнил мальчика ещё с первого класса, когда Серый ухитрялся ходить в обе смены, как-то вызвал «артиста» к себе. Разговор предстоял серьёзный. Директор решил сразу «взять быка за рога»:
– Это очень хорошо, что в нашей школе есть такой способный мальчик-артист. Но смотри, чтобы твоё увлечение сценой не повлияло на успеваемость. Ведь ты у нас отличник! Обещаешь продолжать учиться на отлично? А то мы вынуждены будем…
Серёжка даже не дал договорить директору и сходу выпалил:
– Да, да, я обещаю!
Он так боялся, что кто-нибудь встанет на дороге его новой театральной жизни.
– Ну что ж… Хорошо. Тогда иди на уроки.
Серёжка уже открывал дверь директорского кабинета, когда услышал:
– Ну а целоваться с девчонками ты продолжаешь?
Мальчик остановился и, не поворачиваясь к директору, смущённым голосом ответил:
– Сейчас – нет.
И выбежал из кабинета.
Серёжка и сам не понимал, что стал очень популярным мальчишкой, если не во всём городе, то, по крайней мере, в школе и в своём районе. Когда во время дневного спектакля, на который пришли ученики многих городских школ, по ходу пьесы один из действующих героев, советский офицер, пытавшийся вывезти из Германии попавших туда во время войны советских детей, сказал:
– Позовите Сашу Бутузова, – и на сцену вышел Серёжа, весь зал загудел:
– Се-рый, Се-рый, Се-рый!!..
Увлечение театром не особенно нравилось матери Серёжки.
– И чего хорошего! – говорила Варя. – Артисты – это весёлые нищие.
И всё-таки в душе она радовалась за сына и гордилась, что имя её Серёжи появлялось на театральных афишах. Артём успокаивал жену:
– Ты не дави на пацана. Пройдёт это у него! Помнишь, когда он первый раз попал в церковь? Тогда он всё гудел, что хочет быть церковным служкой, как другие мальчишки…
Удивительно, но зима проскочила быстро. Первомай и Пасха пришли почти одновременно. Серёжка всегда ждал этих праздников с нетерпением. Причин было две: к Первомаю ему обычно перепадала новая обувь, а на Пасху можно было вдоволь поесть яиц и куличей. К этому Первомаю Серёжка готовился особенно тщательно – вечером он выступал в театре с новым номером: пел песню «Прощайте, скалистые горы» и танцевал чечётку под «Эх, яблочко!», аккомпанировал ему дядя Миша на необычно большой губной гармошке.
В концерте также принимала участие физкультурная группа девчонок из женской школы: они строили «пирамиды», делали «мостики» и даже что-то танцевали. Поскольку их выступление было сразу после Серёжиного, он смотрел на них, уже сидя в зале рядом со своим другом Самвелом.
Старшая сестра Самвела Элка прыгала по сцене вместе с другими девчонками. Раньше Сергей не обращал на неё никакого внимания. Но сегодня, когда он наблюдал из зала за Элкой, выступающей в спортивном костюме, сердце его сжалось.
Семья Самвела отличалась от других армянских семей. Во-первых, и Самвел, и Элка, и их родители были голубоглазыми и белокожими. Во-вторых, все в семье прекрасно говорили по-русски. А преподаватель русского языка даже называл Самвела, учившегося с Серёжкой в одном классе, армянским Ломоносовым. Самвел и Элка так же, как Сергей, были отличниками.
Отец Сергея Артём дружил с отцом Самвела Арташесом. Соседи по двору звали их «два Артёма – не разлей вода». Мужчины часто бывали в гостях друг у друга, где, сидя за столом, негромко вели длительные и очень откровенные беседы, свидетельствовавшие об их глубоком взаимном уважении и доверии.
Только сегодня Серёжа как будто впервые заметил, какие у Элки волосы: не такие яркие, как у Людки из цирка или тёти Ларисы, но тоже очень красивые – каштановые, с красной искоркой…
После концерта они все вместе возвращались домой. Серёжка всю дорогу молчал. Он только чувствовал, как холодеют его пальцы – верный знак того, что он снова влюбился. Засыпал он тревожно, вглядываясь в полусне в голубые Элкины глаза и любуясь её пышными каштановыми волосами с красноватым оттенком.
Все последующие дни вплоть до окончания школьных занятий Серёжка неоднократно принимался за письмо, вернее – просто записку. Он и сам точно не знал, что именно хочет написать Элке, но написать нужно было обязательно – ведь эта Элка даже не догадывалась о том, что Серёжа влюблён в неё. Много раз Сергей начинал письмо, но каждый раз, неудовлетворённый, он рвал листок или сжигал его. У Серёжки мелькнула было идея поделиться своей тайной с Самвелом как с другом, но сама мысль, что его сердечная тайна станет достоянием не Элки, а кого-то другого, совсем не понравилась Серёже. Всё-таки она должна узнать первой.
– А может быть, просто подойти к ней и сказать, что я хочу с ней дружить? – мучился Серёжка. – Но как это сделать?
Случай представился неожиданно.
В конце мая отзвенел последний школьный звонок, и вольная жизнь закипела. Ребята целыми днями пропадали на речке: убегали туда с утра и возвращались только тогда, когда их одолевал голод. Однажды Элкина мать организовала весь двор, чтобы ей помогли постирать на речке ковры. Ковров оказалось много. Их погрузили на тачку, и мальчишки с девчонками радостной гурьбой понеслись под гору. Серёжка старался изо всех сил, и Элкина мать постоянно его хвалила. Элка же не обращала на него никакого внимания. Наконец, Серёжа и Элка оказались на берегу совсем рядом, одни – все остальные ушли далеко вперёд по течению реки. Когда они вытаскивали из речки небольшой ковёр, Серёжа вдруг почувствовал прикосновение Элкиного плеча и замер. Он не мог ничего поделать с собой, перестал тянуть ковёр и стоял не двигаясь. Элка заметила это, быстро взглянула на него, взмахом головы отбросила со лба намокшие каштановые волосы. Серёжка не выдержал. Он отпустил ковёр и с трудом выдавил из себя заветные слова:
– Я хочу с тобой дружить…
Элка сама вытащила ковёр на берег и выпалила:
– А как же твоя циркачка? Думаешь, я не знаю?!
– Циркачки давно уже нет, – опять еле слышно пролепетал Серёжа.
– Ну и что, как нет! А всё равно ты её любил! А любить надо только один раз, так говорит моя мама!
Руки у Серёжки превратились в ледышки, хотя солнце полыхало в зените. Он не знал, что сказать, и только смотрел на Элку умоляющими глазами.
– Я хотел тебе написать… – робко начал он.
– Ну вот и напиши, – с озорной улыбкой предложила Элка и побежала по берегу догонять остальных.
Когда все отправились домой, Серёжка остался на речке. Неподалёку на поляне за водокачкой всегда собирались местные блатные и резались в «буру» на деньги. Серёжа любил стоять рядом с другими мальчишками и наблюдать за картёжниками. Если пацаны стояли молча, их редко отгоняли. Играли здесь одни и те же парни, звали они друг друга только по кличкам. Серёжка знал их в лицо. Иногда появлялись и новые, но они почему-то быстро исчезали, называли их «залётными».
Отец Сергея не терпел никаких азартных игр и был бы очень недоволен, если бы узнал, что его сын «отирается» возле блатных картёжников. Но родители того поколения многого не знали о своих детях, особенно о сыновьях.
На поляне Серёжка встретил своего брата. Аркашка был с друзьями. Из-под мышки у него торчала короткая бита с нанизанными на неё металлическими кольцами. Сергей знал, что в отличие от него Аркашка не драчун и носит биту для защиты. Аркашкина девушка жила на краю города. Часто, особенно летом, брат возвращался домой поздно, потому такая бита была для него вещью необходимой – в пригороде не любили «чужаков». Но зачем Аркашке бита сейчас, днём? Неужели кто-то хочет «отметелить» его старшего брата? Только от одной мысли об этом Серёжка пришёл в такое неистовство, что был готов наброситься на любого, кто посмеет тронуть Аркашку. Но на поляне Аркашка стоял в окружении друзей, и это успокаивало Серёжу.
Вскоре старший брат удалился со своей компанией, наказав Сергею отправляться домой. Но мальчик продолжал следить за игрой. Деньги пачками переходили из рук в руки. Это захватывало – оказывается, так легко и быстро можно получить целую кучу денег. Вокруг играющих толпились и пацаны с соседней улицы, с которой Серёжкина улица воевала. Один из них постоянно пытался оттеснить Серёжку и занять его более удобную для наблюдения позицию, но Сергей не уступал. Тогда другой пацан, стоявший по правую руку, неожиданно толкнул его, и Сергей полетел на землю, запнувшись за предательски подставленную сзади ногу оттеснявшего его мальчишки. Этого Серёжа стерпеть не мог. Он бросился на своего обидчика с кулаками и сразу оказался в кругу троих врагов с соседней улицы. Видно, не знали они, что Сергей умел драться как никто другой. Серёжка сначала отскочил от них. Вообще, у него было желание убежать, но за дракой уже следили несколько человек, и выглядеть трусом ему совсем не хотелось. Он приготовился: трое сверстников надвигались на него. Сергей, не дожидаясь нападения, дал ногой в пах самому толстому из них, и тот, заорав, упал. Толкавший его пацан схватил Сергея сзади и тут же, получив сильный удар затылком в нос, отпустил Серёжку, который в ярости бросился на последнего обидчика. Ударом головы Серёга до крови разбил ему нос и продолжал лупить его кулаками, когда более взрослый парень, как потом оказалось, старший брат одного из нападавших мальчишек, залепил Сергею в глаз. Сергей, наполовину ослепнув и уже ничего не соображая, полез и на большого парня. Но в это время наблюдавший за дракой блатной по кличке Лоб так врезал некстати вмешавшемуся в потасовку взрослому парню, что тот, прикрыв лицо руками, завопил на всю округу.
– Во сука! Пацан один дерётся с тремя, а этот ещё лезет! Молодец, малый, на… ачил ты им.
На этом всё закончилось. Сергей отошёл в сторону, прикрывая глаз рукой. Он был уверен, что синяка или, как называли мальчишки, «фонаря» ему не избежать.
На полпути к дому Серёжка встретил Самвела, который, освободившись от ковров, возвращался на речку, чтобы присоединиться к нему. Серёга рассказал другу о драке, и Самвел очень жалел, что его не оказалось рядом: дрался он тоже будь здоров. Зато у Самвела нашёлся пятак, который Серёжка приложил под глаз, чтобы наливающийся синяк побыстрее рассосался – так делали все пацаны.
– Ты знаешь, они теперь от тебя не отстанут. Ты не ходи туда один! Будем всё время вместе – пусть попробуют, – рассуждал Самвел.
– Да у меня есть финка, я им и сам врежу, – по-геройски твёрдо заявил Серёга…
Летом театр готовил новый спектакль, и Серёжку пригласили на роль мальчика-негритёнка. По ходу пьесы он должен был танцевать чечётку, которую к этому времени он уже мастерски освоил. Ему нашли клетчатую голубую рубашку, называемую ковбойкой, и приличные брюки. Лицо и руки перед каждым спектаклем вымазывали жжёной пробкой, так что негритёнок получался сравнительно неплохой, вот только голубые глаза никак не вязались с коричневым лицом. Но на это руководительница труппы как-то пошутила об альбиносе.
В разгар школьных каникул по городу поползли слухи, что в местном театре появился негритёнок, якобы сын известного американского негра, который убежал в Советский Союз от гонений у себя на родине. Интрига раскрылась, когда состоялся дневной спектакль для детей, и к общему разочарованию ребятни они узнали в негритёнке Серого. Серёга с таким чувством танцевал чечётку, что заразил всех своих сверстников, и после спектакля во дворах и на улицах мальчишки и девчонки, надев свою лучшую обувь, пытались повторить Серёжкину дробь. Оказалось, совсем не просто отбивать ритм ногами, так что ребята после этого прониклись к Сергею ещё большим уважением.
Вот только с Элкой ничего не получалось. Начинался новый учебный год, а письма Серёжа так и не написал.
Мало того что Элка училась в женской школе, так Серёже ещё и со сменами катастрофически не повезло: сам он учился в первую, а Элка ходила во вторую, – так что, когда Серёжка возвращался из школы, Элки дома уже не было. И только вечером во дворе во время игр у Серёжи была возможность видеть свою безответную любовь. Элка всё ещё сильно нравилась ему, в мечтах он держал её за руку и даже целовал…
За лето Сергей подрос и повзрослел, многие учителя не сразу узнавали его, что вызывало у Серёжки недоумение. В классе пошли разговоры, что самых достойных учеников скоро будут принимать в комсомол. В душе Серёжа не сомневался, что достоин, но хотел услышать это от самой классной руководительницы, которая составляла список кандидатов на вступление в ряды ВЛКСМ.
Однажды после последнего урока к Серёжке подошёл Виктор Куликовский, известный всей школе старшеклассник, который последние два года был знаменосцем на первомайских демонстрациях. Виктор отлично учился и был капитаном школьной волейбольной команды.
– Слушай, Сергей, вчера на заседании комитета комсомола мы рассматривали кандидатуры семиклассников на вступление в комсомольскую организацию. Ты – в числе первых!
Сергей слегка растерялся.
– Ну что ты молчишь? Сам-то хочешь вступать?
– Конечно, хочу.
– Тогда давай так: вот тебе Устав ВЛКСМ. Читай, готовься, что будет непонятно – найди меня, я тебе всё объясню. Договорились?
– Договорились.
Сергей почувствовал радостное возбуждение. Первым желанием было найти своих друзей и срочно поделиться с ними – ведь они собирались вступать в комсомол все вместе. Как назло, близко никого не оказалось. Разочарованный и взволнованный, Сергей направился домой. Но тут его догнали закадычные друзья Самвел и Мишка! Серёжка сразу же заметил, что в руках у них тоже по Уставу. Всю дорогу ребята бурно обсуждали долгожданную новость.
В тот же день уже весь двор знал, что Сергей, Самвел и Мишка скоро станут комсомольцами.
Однако дома Серёжа был немало озадачен тем, что его отец не пришёл в бурный восторг от этой новости. Немного прояснил ситуацию разговор, услышанный Сергеем вечером, когда к ним в гости пришёл Арташес, отец Самвела. Мужчины часто вели откровенные и даже опасные в то время беседы на разные темы, но при этом никогда не пытались избавиться от присутствия своих детей. Единственно, Артём всегда напоминал:
– Всё, что вы здесь слышите, вас не касается. Смотрите, не болтайте! Станете старше – сами во всём разберётесь. А пока не вашего ума это дело!
Арташес поздравил Серёжу, а потом обратился к его отцу:
– Не волнуйся, Артём. Парни – молодцы, что стараются. Им это нужно. Ведь сегодня без этого нельзя.
– Да, я всё понимаю и согласен с тобой. Одно меня тревожит – чтобы они не стали как Павлик Морозов.
Сергею нравился дядя Арташес. Немного старше его отца, он был спокойным, уравновешенным, рассудительным. Варя говорила об Арташесе:
– Хороший мужик, умный, в нём совести на толпу хватит.
Жена дяди Арташеса тётя Ашхен была замечательной кухаркой, и Серёжка обожал поесть у них дома. Особенно полюбились ему лаваш и мацун. Серёжа помнил, как на дне рождения его отца Арташес встал и сказал такую речь:
– Понимаешь, Артём, у нас, у армян, за столом, особенно по праздникам, принято обязательно произносить тосты. Это мы делаем не потому, что любим поговорить, хотя и не без этого, а потому, что хотим поделиться со своими близкими всем, что есть у нас на душе: посоветовать и посоветоваться, признаться в любви. Как ты знаешь, я и моя жена выросли сиротами, в жизни нам пришлось многое испытать. Может быть, поэтому мы научились ценить дружбу, когда Бог дарит её нам, научились ценить друзей и быть верными им. Я благодарен Богу, что он подарил мне такого друга, как ты. Ты для меня – как родной брат! Моя семья любит тебя. Живи долго!
Тогда, на следующий день после отцовского дня рождения, Серёжка стал расспрашивать свою мать, как случилось, что дядя Арташес и тётя Ашхен стали сиротами.
Варя рассказала сыну всё, что слышала от Арташеса и его жены о том, как они детьми чудом спаслись во время резни армян турками в 1915 году. Рассказ потряс Сергея до глубины души, тысячи «почему» мучили мальчика. Однажды он не выдержал и спросил напрямую у дяди Арташеса:
– А вы помните своего папу?
Арташес опешил от такого вопроса. Он обнял мальчика и севшим от волнения голосом ответил:
– Нет, не помню. Мне ещё не было трёх лет, когда турки убили его…
– А за что они его убили?
– Он не хотел продавать им свою землю на берегу большого озера.
– А почему не хотел?
– Потому, что это была наша земля, там родились мой дед и прадед.
– А разве за это можно убивать?
– Турки считали, что да.
– А в соседнем дворе живёт Витька-Турок. Он и в самом деле турок?
– Да.
– А зачем вы разговариваете с ним?
Дядя Арташес молчал. Серёжа поднял голову и увидел, как взрослый мужчина плачет. Сердце его сжалось от жалости и сострадания. С тех пор семья Арташеса стала для Сергея родной.
Устав ВЛКСМ друзья учили вместе. Сергей готовился и зубрил, терзаясь страшными сомнениями, – ведь четырнадцать ему исполнится только в феврале будущего года, а именно с этого возраста можно было стать комсомольцем. Своими переживаниями он ни с кем не делился и держал их в тайне. Друзья приписывали его нервозность обычному волнению. Но вопреки всем тревогам перед новогодними праздниками состоялась наконец торжественная церемония, и Серёжу, Самвела и Мишу приняли в комсомол.
Элка узнала об этом одной из первых.
– Ну и что здесь такого, подумаешь! А вот письмо ты так и не написал! – ехидно заявила она.
– Я не хочу писать, я хочу сказать.
– Так говори!
– И скажу! Я люблю тебя!
– Вот дурак! Тоже мне новость! Да об этом последняя собака знает в нашем дворе! А моя мама говорит, что ты ещё маленький!
Внутри у Серёжки всё заледенело, а потом как будто оборвалось.
– А ты – дура, и мать твоя такая же! – и побежал к себе домой.
Дома он повалился на кровать, уткнулся в подушку и разрыдался…
Сергей постоянно читал, и ему нравилось, что герои многих книг вели личные дневники. Вечером он достал толстую тетрадь в клеточку и сделал свою первую запись: «Лучше бы я её не любил!» Дальше у него ничего не получалось. Эмоции захлёстывали Серёжу: ему было досадно, горько и обидно, что Элка так безразлична к его чувствам. Очередная мысль поговорить об этом с Самвелом, ведь они друзья, была Сергеем решительно отвергнута. Дневник стал для него единственным в своём роде спасением – именно в дневнике Сергей изо дня в день признавался Элке в любви, и после каждой новой записи ему становилось легче. И ещё жила мечта о том, что когда-нибудь он всё-таки прочитает это голубоглазой армянке, покорившей его сердце.
Новый год не принёс никаких изменений. Серёжка хотел подарить Элке на праздник томик стихов Пушкина, но когда встретил её в кино с девятиклассником из своей школы, то резко изменил прежнее решение и отдал книгу Самвелу. Весной он сжёг тетрадь со всеми признаниями и начал новый дневник, в котором для Элки уже не было места…
Одно событие изменило многое в жизни мальчика и его мировоззрении.
Сергей уже давно подметил, что Аркашка, собираясь на очередное свидание со своей девушкой, всегда берёт с собой или нож-финку, или окольцованную биту. Для себя Серёга это связывал с поздними возвращениями брата и защитой от хулиганья. Но недавняя встреча заставила его думать иначе.
Летним вечером около городского кинотеатра к Сергею подошёл местный бандит по кличке Осёл, за которым тянулась дурная слава. Дыша перегаром, он толкнул Сергея в плечо и процедил:
– Пацан, где прячется твой брат? Мне с ним надо рассчитаться.
Тут Серёжке всё стало ясно. Вот перед ним стоит гад, который открыто охотится за его Аркашкой. Кровь вскипела от ярости, пелена ненависти встала перед глазами, и Сергей, не помня себя, выхватил из кармана финку и бросился на громилу. Осёл обалдел от такой наглости малолетки. Неизвестно, что произошло бы дальше, если бы не оказавшийся рядом старший брат Серёжкиной матери. Василий моментально сориентировался, схватил племянника в охапку и оттащил в сторону. Осёл исчез.
Но так оставить это дело Сергей не мог. У него созрел план.
Каждый вечер подвыпивший Осёл возвращался домой. Напротив его дома росло пышное раскидистое дерево, называемое местными белолисткой. Именно белолистку облюбовал Сергей как наблюдательный пункт. В одну из ночей Сергей дежурил на дереве, скрытый густой листвой. Редкие облака плыли по тёмному небу, время от времени прикрывая луну. Серёжа ждал. Вот на углу улицы появился Осёл. Он шёл медленно, пошатываясь. Один. Серёжа знал, что Осёл только что распрощался с дружками, – результат трёхдневного наблюдения за домом врага, которое Сергей проводил с целью разведать привычки Осла, чтобы правильно рассчитать удобный момент для нападения, ведь второго шанса не будет – их силы слишком неравны. Поравнявшись с деревом, Осёл остановился. Калитка в дом располагалась как раз напротив. Момент был самый подходящий. Сергей на мгновение оцепенел, его сердце колотилось так, что, казалось, ещё минута – и оно выпрыгнет из груди. В коленях появилась неприятная слабость. Но злость и обида за Аркашку взяли верх, и Серёжа кубарем скатился с дерева на ненавистного злодея. Осёл рухнул мгновенно, издав непонятный хрип. Сергей оседлал его, вцепился руками в плечи. Враг не двигался… Серёжка из последних сил рванул домой и остановился только возле самой двери, чтобы перевести дух. Он весь дрожал, до конца не понимая, что произошло. До смерти напуганный мальчишка быстро заснул.
На следующий день город облетела сенсационная весть: Осёл был найден мёртвым на пороге собственного дома. Заключение врачей не вызывало сомнений: подвело сердце – покойный незадолго до смерти по обыкновению принял большую дозу алкоголя.
В городе только и говорили, что о смерти Осла. Многие радовались – это те, кто так или иначе пострадал либо от его буйного нрава, либо от налётов его банды на дома беззащитных горожан. Вспоминали, что разбой и воровство были «наследственной профессией» в роду у Осла – его старший брат входил в одну из группировок банды «Чёрная кошка» и был убит ударом острого булыжника в висок. Убийцей оказался молодой армянин, сестру которого бандит изнасиловал во время очередного грабежа. Что интересно, члены банды не стали мстить армянину за убийство подельника – главари сочли, что парень поступил правильно, «беспредельщиков» никто не уважал.
О смерти Осла сожалели только те, кто находился под его защитой и творил свои гадкие делишки в полной уверенности, что никто не осмелится связываться с ними из-за опасения мести со стороны Осла.
В доме Сергея узнали о смерти бандита от дяди Василия, того самого, кто так вовремя у кинотеатра вмешался в потасовку Серёжки и Осла. Эту новость Василий принёс с базара и, рассказывая подробности, время от времени бросал на Серёжу вопросительные взгляды, словно пытаясь разгадать, неужели его племянник каким-либо образом замешан в этой странной истории, по крайней мере, так казалось самому Серёжке. Но для себя Василий сразу отмёл страшную версию – ведь на теле не было никаких ран, да и вердикт врачей «разрыв сердца» звучал совершенно однозначно.
Серёжа, в свою очередь, заметил, что информация о смерти Осла изменила настроение Аркадия, и на сердце у него полегчало.
– Если тебя кто захочет отлупить, ты скажи мне, – со значением в голосе заявил как-то мальчишка своему старшему брату. – Я знаю, как с ними расправиться.
– Да ты кто такой, шибздик! Что ты можешь сделать? Ну ещё со своими пацанами ты можешь справиться, но куда ты лезешь?! Выброси из головы эти глупости!
Серёжка не обижался. Он один знал тайну смерти Осла. Никогда и никому он не расскажет об этом. Но в мальчишке с того дня поселилась на всю жизнь твёрдая уверенность в том, что зло можно наказать, нужно только этого захотеть.