Вы здесь

Жили старик со старухой. Сборник. *** (В. В. Бронников, 2017)

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОШЛОЕ


Семён прошёл мимо деревянной проходной и нырнул в видавшую виды дощатую дверь доперестроечного периода. По её внешнему облику видно, что последние двадцать лет она не ремонтировалась и не обновлялась. У проходной скучал охранник, ненавязчиво наблюдавший от скуки за прилетевшим людом. Объяснив ему, что нужен начальник аэропорта, Семён Разуваев прошёл несколько десятков метров до перрона.

Семён стоял на перроне и не узнавал аэропорт, от которого веяло каким-то запустением, неухоженностью и тишиной. Кроме рейсового самолёта на перроне других воздушных судов не просматривалось. Вернулся он через много лет, и в памяти остался тот, другой аэропорт, когда всё шумело, крутилось, суетились люди, копошился инженерно-технический персонал, чинно спешили к своим лайнерам пилоты, не торопясь, но и стараясь не опоздать к назначенному времени. Перрон весь завален какими-то мешками, ящиками, фермами так, что самолёту и развернуться негде. Груз не успевали убирать и отправлять далее по площадкам. Маленькие Ан-2 садились и снова взлетали, увозя в своём чреве тонну груза, иногда пассажиров и почту. Стоял неумолкающий шум моторов. Урчали двигатели, как на самолётах, так на машинах и механизмах, обслуживающих всю эту армаду лайнеров.

Сейчас здесь стало пусто. Только вдалеке, где раньше располагались самолётные стоянки, стояли остовы от догнивающих самолётов. Разрушительные реформы не оставили ничего. Осталось только то, что невозможно или невыгодно унести или увезти. Мало что в последствии использовано по прямому назначению.

Пассажиры медленной вереницей тянулись со своими сумками и баулами к выходу с перрона. Ему бросилось в глаза, что многие тянули огромные клеёнчатые сумки, в которых раньше «челноки» перевозили шмотки из-за границы. На севере этого явления раньше не возникало. В магазинах имелись стабильно пустые полки со скучающими продавцами. Веяние нового времени коснулось и Севера. На свободные рынки сбыта кинулись сотни мелких торговцев и предпринимателей, которых раньше называли просто и ясно – спекулянты. Формула этого явления проста, как Божий день: купить дешевле, продать дороже. Этим сейчас и занималась львиная доля значительно поредевшего за последние годы населения, оставшаяся без предприятий, работы и во многих случаях без средств к существованию. Негативного отношения к деятельности предпринимателей у населения не водилось, даже наоборот, появилась возможность купить всё, что захочется, были бы деньги. Люди просто работали и зарабатывали себе на жизнь на перепродаже товара и продовольствия. Совхозы и государственные предприятия исчезли. Чем ещё зарабатывать людям себе на жизнь? Тем и зарабатывали, что приспосабливались к этой жизни, кто как может.

Были попытки и раньше открывать свой бизнес, создавали кооперативы, но они просуществовали очень недолго и их задушили в самом зародыше налогами и проверками. Дольше других продержались видеозалы, но и они со временем тоже исчезли под натиском давления сверху, как нёсшие чуждую для того времени идеологию, пропагандирующие якобы секс и насилие. А теперь эти «секс и насилие» транслируются круглые сутки по всем каналам телевидения. Западная культура упорно навязывается общественности, старикам, детям. Доминирует засилье экранных девиц, ведущих якобы самый правильный образ жизни, распущенных и вульгарных, не имеющих понятия о нравственности и морали. Отношение народа к этим проявлениям западной морали однозначное, но все вынуждены смотреть то, что показывают с обязательной демонстрацией курения и распития спиртных напитков, а потом разбрасыванием в разные стороны окурков и пустой тары – это в том, другом экранном мире, очевидно, считается высшим шиком.

От нахлынувших мыслей отвлёк вопрос:

– Семён, ты что ли?

Семён вглядывался в постаревшее лицо окликнувшего его человека. Он конечно же его узнал, но никак не мог привыкнуть к новому, ему непривычному облику. Семён знал его молодым энергичным, требовательным, а сейчас на него смотрел пожилой человек с грузом за плечами от прожитых лет, но глаза те же самые, правда, потускневшие, но с живым блеском.

– Я, своей персоной.

– Ты как тут?

– Но ты же здесь? Вот и я здесь, – он рассмеялся.

– А ты всё такой же шутник. Я-то никуда не уезжал. Реформы, глобальное переселение – это всё не для меня.

– Разве реформы тебя не касаются?

– Реформы сами по себе, а я сам по себе. Мы существуем параллельно и друг другу не мешаем. Каждый идёт своим путём.

– Это хорошо, что ты не растерял свой оптимизм. Работаешь?

– Пока работаю. Самолёты доживают свой век, я вместе с ними. Чего приехал-то? Погостить?

– Только по гостям и разъезжать. По делу приехал. Двигатели нужны.

– Для АН-2?

– Для него.

Старшинов Володя, помолчав, сказал:

– Ты же знаешь, сколько лет прошло. Двигатели есть, но они все требуют ремонта.

– Мне сгодятся любые.

– Куда же ты их ставить будешь?

– Как куда? На самолёт. Ставим и летаем.

– Вы ребята самоубийцы.

– А куда денешься? Сейчас запчастей не найти, в том числе и двигателей. Ставим всё, что найдём.

– Как же вам разрешают?

– Запрещать некому. Лицензия для полётов есть. Проверяют только бумаги, а остальное никого не интересует. Так и летаем, на списанных двигателях. Числится на самолёте один, а на самом деле стоит другой. Если мне не изменяет память, здесь на складах было столько всего, что можно озолотиться.

– Вот именно: было. После работы старого директора и нового внешнего управляющего, человека далёкого от авиации, взятого неизвестно откуда, мало что осталось, всё разворовано и растащено. Директора нажились и исчезли. Говорят, всё сделано по закону.

– А как же, у них всё по закону. Только мы почему-то остаёмся в стороне от их законов. Нам ничего не остаётся. Летаем, на чём придётся.

– Законы написаны для тех, кто у руля. Они создают законы, они же и уничтожают предприятия одно за другим. За десять последних лет я не припомню случая, чтобы что-нибудь создавалось, если не считать коммерсантов, которые сами по себе возникают и исчезают, но некоторые, правда, остаются, ухватив удачу за хвост.

– Ты говори конкретно: поможешь или нет?

– Я-то чем тебе помогу? Работаю в организации, которая за пределами района. Оставшееся имущество числится в администрации. Оттуда надо и начинать.

– Но посмотреть-то можно на то, что осталось?

– Посмотреть можно, обратись в аэропорт.

Семён пошёл искать Генерального директора маленького и теперь уже почти никчемного аэропорта. Веяния нового времени всех мало-мальски действующих начальников сделали Генеральными. Народ к этому привык и не обращал внимания: пусть себе ходит и радуется, что он Генеральный во главе нищего предприятия. А предприятия эти продолжают разваливаться одно за другим.

Перед проходной он обратил внимание, что у котельной копошатся люди, идёт какое-то строительство, что выглядело очень непривычно для глаз. В последнее время такую картину можно наблюдать редко.

Погода стояла самая, что ни на есть, мартовская – лёгкий морозец с ярким солнцем, слепящим глаза светом, отражённым от искрящегося снега. Получалось, что встретил он пока только одного бывшего работника предприятия. Объединённый отряд в своё время насчитывал около тысячи человек. Нельзя нигде пройти, чтобы не встретить по пути несколько десятков человек, а теперь словно всё вымерло. Так это, наверно, и есть на самом деле в прямом смысле этого слова.

Видневшееся здание бывшей столовой авиапредприятия имело жалкий вид: стояло с заколоченными окнами, неухоженное и заметённое снегом. Видно, что к нему никто не подходит, и оно стоит само по себе.

Семён приехал на машине. Сейчас ему оказалось приятно видеть, что появилось хоть что-то: появилась прекрасная зимняя дорога, по которой, говорят, можно ездить на машине теперь и летом. Дорога имелась и раньше, но по зимнику на отдельных участках приходилось объезжать каждую ёлку. За последние годы дорогу выпрямили, отсыпали и сдали в эксплуатацию для круглогодичного сообщения с областным центром.

– Здрасте! – мимо прошла краля, в которой Семён едва узнал девушку-метеонаблюдателя, которая когда-то была молодой и весёлой хохотушкой, а сейчас на него смотрела взрослая женщина. Одно почти не изменилось – её худоба – годы почти не изменили тоненькую фигуру.

– Здравствуй, тебя и не узнать!

– Постарела?

– Нет, повзрослела. Пора уже и замуж!

– Спохватился! У меня внуки растут.

– А я бы на тебе женился, стала красавицей. Директор аэропорта существует? Где его найти?

– Пока самолёт здесь, он тоже здесь, ищи в кабинете.

Договориться с директором не составило труда. В сопровождающие ему дали всё того же Володю Старшинова.

Склады поразили своей неухоженностью и безнадзорностью. Видно, что новому хозяину нет никакого дела до оставшегося имущества, залитого водой от прогнившей крыши и, наверно, нет никакого дела до всей авиации. То, что имелось на складах, больше напоминало мусорную свалку. Новый хозяин был некомпетентен в правилах хранения авиационных запасных частей, поэтому всё лежало навалом, без документов и, даже опытному специалисту трудно разобраться в этом нагромождении. Бывших директоров тоже мало волновало, что останется после них.

– Зря наверно я сюда приехал, – сказал Семён, – Жаль потраченного времени, бензина. У меня до сих пор перед глазами стройные ряды полок с новенькими запасными частями и агрегатами, от которых рябило в глазах. Столько всего было! Я никак не думал, что нечего будет купить.

– Ты спохватился! Всё более-менее ценное давно разворовано и растащено. От директоров запоров не существовало. Куда всё ушло – одному Богу известно! Осталось только то, что на самолёт ставить вредно и небезопасно, а что первой категории, на то нет документов и истекли сроки хранения.

– Пойдём отсюда, посмотрим двигатели, пару двигателей я всё же возьму, а потом отметим отвальное – не зря же я сюда ехал! К вечеру собери знакомых парней.

По лицу видно, что Семён удручён увиденным.

Вечером Разуваев сидел в гараже в кругу бывших работников. Мужики помогли загрузить двигатели на машину, за которые он заплатил районной администрации, пополнив, таким образом, местный бюджет, а теперь он выставил работникам аэропорта за оказанную помощь.

– Как же вы тут живёте? Кроме взлётной полосы ничего не осталось.

– Живут на Рублёвке, а мы существуем, переселиться тоже туда у нас маленько не хватает средств, – ответил охранник аэропорта, – Вот заработаем на переселение и тоже уедем.

– Представляю, сколько у вас не хватает с такой нищей жизнью. Самолёты-то хоть прилетают?

– Два рейса в неделю стабильно, летом почаще. Самолётов не осталось, да и возить уже некого, большинство «пассажиров» во время реформ отправились в последний путь в одну сторону. Те, кто ещё живые, предпочитают ездить на машинах. При наших заработках на авиабилет не заработать. Здесь, если так можно сказать, прошла война и всё выкосила, как людей, так и всю инфраструктуру, всё реформировано на сто процентов. Вот только для кого эти реформы, мы не знаем. Остались одни конторы, которые размножаются и висят, как ярмо, на бюджете. Вот бюджетных денег ни на что и не хватает! Представь, сколько надо бюджетных средств только на содержание всего аппарата чиновников! Есть даже такие чиновники, которые, имея шикарные машины и квартиры, умудряются получить статус малоимущих. Стыд, честь и совесть у этих людей отсутствуют, может, растеряли, а, может, никогда и не имелось.

– Хватит о грустном, везде одно и то же. Мы ничего не исправим, а зря языком молоть тоже не хочется, – Семён наполнил стаканы, – Тост за нас, за тех, кто не бросил авиацию, остался нищенствовать, но продолжил дело Российских авиаторов!

– Правильно сказал, уточняю: за нищих авиаторов, – Володя поддержал тост, – Мы, все здесь сидящие, очень рады встретить коллегу из прошлой жизни живого и здорового, оставшегося верным своему делу, летающего на списанных двигателях, но не утратившего чувство юмора и оптимизма!

– Говорят, что нельзя побывать в прошлой или будущей жизни, но я сейчас вернулся в прошлое, туда, где мы все жили и работали одной семьёй. Завтра проснусь, и снова надо возвращаться в жизнь настоящую.

Сумерки сгустились. Короткий зимний день угасал. Неизвестно откуда взявшаяся муха билась об оконное стекло. Стаканы оказались наполнены для очередного тоста.


02.2010.


ВСТРЕЧА


Нещадно палило солнце. Спасало только то, что рыбаки уже возвращались, и в каньоне таёжной речки Ёжуги сохранялась прохлада. Лёгкий ветерок при движении лодки приятно обдувал. После трудов на мошкаре и гнусе казалось, что попали в рай.

Стоял конец июня. В это время года, когда по берегам уже выросла густая зелёная трава, стоит только ступить на берег, как появляется, неизвестно откуда, великое множество кровососущих тварей. Писк и жужжание сливаются в постоянный сопровождающий человека шум, при этом каждая тварь стремиться попасть в глаза, уши, нос и рот, лезет за воротник и во все щели, где только возможно. Света белого в буквальном смысле слова не видно. Только заядлые рыбаки спокойно переносят эту напасть и занимаются своим делом, невзирая на укусы и, если можно так выразиться, неудобства.

Алексей сидел за мотором, а два сына расположились в носу деревянной лодки. Маленький Евгений лежал в самом узком месте, удобно устроившись на чехле, а постарше сын Артём сидел на деревянной доске. Лодка скользила по водной глади, выписывая причудливые повороты по руслу реки. Мотор работал на средних оборотах, так как прямых участков имелось мало и разогнаться негде. Иногда попадались подводные камни и топляки, требовалась предельная внимательность и осторожность.

Мотор равномерно гудел, убаюкивая. В голову лезли тягучие мысли, вспоминалась наваристая уха на последнем привале и сегодняшний выловленный хариус, превосходящий по размерам всех остальных – это был, пожалуй, самый большой хариус, которого удалось выловить на удочку. Хариус – рыба сильная и отчаянно сопротивляется при попытке вытащить его из воды. А этот попался не на пороге, а на вадеге, на спокойном месте реки. Когда преодолевали на шесте этот участок, Артём забросил удочку на всякий случай и волочил поплавок вслед за лодкой. Вот хариус и уцепился, взявшись неизвестно откуда. Дно реки просматривалось, но визуально рыбы не было видно. Попался он прочно. Возникли только опасения за прочность лески. Сразу видно, что рыба попалась большая.

Алексей перехватил удочку:

– Держи сачок, – крикнул он Артёму. Сам стал, не спеша подтягивать рыбу к лодке. Это удалось не сразу. Хариус охотно давал себя подвести к лодке, но не ближе одного метра, а затем начинал выделывать в воде разные кренделя: уходил далеко в сторону к носу или корме, нырял под лодку, уносился в сторону берега, выныривал над поверхностью воды и никак не подплывал к борту лодки. Рыбак переживал, что леска не выдержит, и охотно давал уходить ему в сторону, надеясь, что рыба, в конце концов, устанет и выдохнется.

Артём несколько раз почти зацепил сачком хариуса, но он каким-то чудом ускользал и снова оказывался вне сачка. Борьба продолжалась долго. Устали все, но закончился поединок победой человека. Рыба оказалась в лодке.

Мысли перескакивали с одной на другую. Лодка проходила в месте, где один берег был очень высокий и крутой, покрытый густым еловым лесом, а другой низкий и заросший ивовым кустарником. И вот внезапно со стороны высокого берега сквозь звук мотора послышался какой-то посторонний шум. Никто ничего не успел понять, как из леса не выбежал, а грохнулся всей своей массой в воду лось метрах в двадцати впереди лодки. Понятно, что выгнал его гнус, и он спасался таким образом, убегая и пытаясь переплыть речку.

Алексей сразу сбавил газ, но лодка по инерции продолжала двигаться вперёд, быстро настигая лося. Он плыл поперёк течения на другую сторону. Первоначально он лодку, по всей вероятности, не видел и увидел её, когда нос почти поравнялся с его головой. Лось резко изменил направление и поплыл вниз по течению. Скорость лодки почти упала, и рыбаки двигались параллельно с животным минуты три. Алексей держался на некотором расстоянии от лося, не пугая и не шевелясь. Отвернуть на узком фарватере некуда. В конце концов, отвернул лось. Он развернулся в сторону берега, с которого пришёл и через минуту был уже на берегу. Вышел, отряхнулся, посмотрел с гордо поднятой головой на рыбаков и, не спеша, удалился в лес.


10.2007.


В ТУНДРОВЫХ ПРОСТОРАХ


В вертолёте сидеть оказалось негде. Места все заняты, а те пассажиры, которые зашли, стояли, тесно прижавшись друг к другу. Между людьми, их ногами, головами, всё занято вещами. Лететь надо всем, другого транспорта не имелось, поэтому пассажиры молча переносили временные неудобства, а пожитков набралось много. Часть пассажиров летела на весеннюю охоту суток на десять с запасом снаряжения и провианта плюс тёплая одежда и ружья. Какой-то час лёту люди готовы терпеть, стоя на одной ноге. Вертолёт набрал обороты винта и тяжело оторвался от поверхности. Создалось такое впечатление, что ему не хватит сил оторвать всю эту ораву от земли. Но, немного повисев, лайнер легко взмыл вверх и взял нужный курс.

В это время года с транспортом большие проблемы. Дороги и аэродромы «раскисли», переправы на реках приказали долго жить. Оставался только вертолёт. А так как на полёты вертолёта расписания не имелось, приходилось сидеть и ждать, когда он прилетит. Охотники народ ушлый, обычно всё знают и подгадывают свой отлёт к прибытию оказии. Вот и получилась куча мала! Всем надо улететь и, причём, в одно время и одним и тем же рейсом.

Внизу простиралась тундра с редкими деревцами. Весна набрала полную силу, и бугорки с кустарником чернели без снега, а между ними лежал снег, кое-где посиневший. Синий лёд, как правило, виднелся на озерцах. Высадить Алексея с двумя друзьями в нужном месте не удалось, в той стороне сплошной стеной стоял туман, поэтому высадились на аэродроме. Алексей выскочил первым и принимал пожитки.

– Всё на месте, выпрыгивайте! – скомандовал он, сложив вещи.

Юрий выпрыгнул, а Анатолий показался в проёме с ружьём в руках.

– Это чьё?

Оказалось, что Алексей пересчитал всё, кроме своего ружья.

– Моё! Спасибо! Я старался сосчитать ваши вещи и забыл про свои.

Пока разбирали вещи, огромная толпа людей вся исчезла. Охотники пошли узнавать о попутном транспорте к месту охоты. Оказалось, что большинство охотников поджидали знакомые и друзья, сразу повезли их в тундру. Остался один транспорт в самом конце деревни, вездеход, который тоже должен отправиться в путь. Сделав несколько звонков, наконец, вышли на нужного человека.

– Успевайте, ждать не будем. Взять попутно можем.

Быстро расхватав вещи, охотники отправились в нелёгкий путь. Бежать с такой поклажей не хватало никаких сил. Шли, нагруженные, в тёплой одежде, обливаясь потом, к вездеходу успели. Машина на гусеницах оказалась битком набита людьми. Сзади из-под брезента торчала морда овчарки. Наверху на кабине сидели люди; один человек сидел на водительской кабине, как вперёдсмотрящий; внутри в двухместной кабине сидело три человека. Никто не знал, как и куда размещаться. Охотники полезли в переполненный кузов. Удивительно, но все они влезли с вещами. Собака оказалась где-то между ног. Кто-то успел наступить ей на ногу, но овчарка, видно понимая всю нелепость ситуации, огрызнулась, но никого не укусила. Вездеход тронулся и, набирая скорость, двинулся по дороге.

Юра рассказывал:

– По этой дороге мы однажды шли пешком в точно такое же время. Транспорта не нашли и отправились пешком. Когда шли через карликовые берёзки, с тундры хлынула вода. Её уровень быстро поднимался. Вода оказалась впереди и сзади, откуда пришли. Сапоги едва хватали. Остановились, боясь провалиться и залить сапоги. Ноги в ледяную воду окунать не хотелось, и что делать дальше, мы тоже не знали. Чтобы встать удобней, я снял ружьё и выстрелил в рядом стоящую берёзку. Топора с собой не взяли, поэтому повалить её я решил таким способом, берёзка упала. Встав не неё, я стал заметно выше и риск залить сапоги, значительно уменьшился. Поняв выход из положения, я стал выстрелами валить перед собой густо стоящие берёзки и двигаться вперёд. Напарник продвигался за мной. Так мы дошли до более высокого места.

За разговором время шло быстрее. Но, видно и в этот раз охотникам не повезло. Дорога стала заливаться водой. Это стало слышно по хлюпу гусениц и видно сзади вездехода сквозь просветы между людьми. Послышался шум реки – это попалась не река, а речушка, ставшая весной грозной рекой. Гусеницы забарабанили по деревянному мосту, который оказался полностью скрыт под водой. Звук становился всё тише и, скребнув последний раз, гусеницы вездехода закрутились вхолостую. Мощным течением его снесло с моста в бурлящий и пенящийся поток. К удивлению пассажиров, перегруженная машина не пошла камнем ко дну, а каким-то чудом держалась на плаву. Сидящим внутри абсолютно ничего не было видно. Только гудел мотор, и вращались вхолостую гусеницы. Выбраться из кабины не имелось никакой возможности, да и необходимости не возникало – в ледяной воде во всём снаряжении никуда не уплыть. Через несколько минут, казавшимися вечностью, гусеницы скребнули землю. Сразу почувствовался рывок вперёд. Затем ещё захват и ещё, и вскоре вездеход побежал дальше, как ни в чём не бывало. Каким образом эта чудо-машина выкарабкалась на берег, оставалось только догадываться, паники не возникло. Когда вездеход смыло с моста, в кузове воцарилось полное молчание. Охотники замерли с суровыми лицами, но никто не проронил ни слова. Так и стояли в полном неведении о том, что творится за бортом. Сверху всё закрывал брезент, а сзади обзор имелся только у тех, кто стоял у борта.

Через десять километров вездеход остановился. Кое-как выбравшись из кузова, охотники облегчённо вздохнули. На месте! Правда, до намеченного пункта назначения оставалось около двух километров. Изба виднелась с пригорка тундры в огромной излучине реки. Река находилась под панцирем весеннего сопревшего льда с полыньями и трещинами. Низко над горизонтом светило яркое солнце. На улице тепло и привольно. Единственным неудобством оказался яркий свет, отражавшийся от белого снега, но на этот случай у охотников с собой предусмотрены солнцезащитные очки.

– Давайте принимать решение, – сказал Анатолий, – Остаёмся здесь или будем перебираться к избе. Здесь, конечно не хотелось бы оставаться. Ночью будет очень холодно, а отдыхать всё равно придётся.

– Переходить страшно, лёд снизу сильно подмыт, большие трещины, вода с отливом уходит, и кромки льдин просто висят над бездной, – Юра глядел с сомнением на реку и весь его вид говорил, что он не пойдёт.

Подытожил Алексей – он находился здесь первый раз. Очень уж хотелось попасть туда, где по рассказам отличная охота, да ещё с жильём.

– Я считаю перейти можно, соблюдая дистанцию и осторожность. Я пойду первым, навыки по такому случаю имеются.

Сильно возражать никто не стал. Нагрузившись рюкзаками, кузовами и профилями на гусей, тронулись в путь. Алексей выбирал маршрут по наиболее прочному льду, остальные след в след на расстоянии двигались за ним. Перешли без приключений и довольно быстро. Оставив часть поклажи на второй заход, быстро пошли к избе.

В доме находились охотники, но места хватило всем. Это оказалась огромная колхозная изба с несколькими комнатами, с тремя печками и нарами для ночлега. Стоял дом на самом высоком месте, может быть, выше остальной равнины сантиметров на тридцать или пятьдесят. Когда ветер дул с моря, всю окрестность во время прилива заливало морской водой, а изба становилась единственным островком, но это случалось крайне редко.

Как положено у настоящих охотников первым делом накрыли стол и согрели чай.

Впереди предстояли законные десять дней охоты в бескрайних просторах тундры.

В первую ночь лёд, по которому переходили, унесло в море, как будто его и не было.


04.2008.

ВЫНУЖДЕННЫЙ ДЕСАНТ


Выехать надо было вечером или ночью, чтобы успеть к рейсовому самолёту. Отпуск заканчивался. Мы находились втроём на побережье моря в тундре. Не зря говорят: «Охота пуще неволи». Речка Яжма находилась на полуострове Канин, а мы вместе с моторной лодкой на берегу этой речки. С моря дул сильный ветер и о том, чтобы выехать на лодке в море не могло быть и речи. Огромные волны мчались к берегу, их гребешки под напором ветра, загибаясь, разлетались в брызги. Море шумело и белело гребнями волн. С берега они казались невинными овечками, но я-то знал, что значат эти белые гребешки. Волны достигали высоты, примерно, двухэтажного дома и, всей своей мощью накатывались на берег. Настроения ни у кого не было. Опоздав на самолёт, мы автоматически опаздывали на другой и, следовательно, опаздывали на несколько дней на работу.

Нехитрые охотничьи пожитки все собраны, а мы сидели и ждали, как говорится, у моря погоды. К полуночи ветер несколько утих, но море волновалось и шумело, выезжать страшно. Мы решили ждать ещё. Примерно через час с соседней речушки вылетела моторная лодка и прямиком по руслу реки направилась в море. Мы, уже не сговариваясь, сели в лодку и отчалили, а, запустив мотор, направились вслед за лодкой в открытое море.

Волна, по мере продвижения, становилась всё больше и больше. Направили лодку чуть наискось, чтобы одновременно двигаться вдоль берега. Шёл прилив. Морское течение пока попутное. Не проехали и двух километров, как у впереди идущей лодки заглох мотор. Не знаю, чем мы могли помочь в этой ревущей круговерти попутчикам, но по обоюдному согласию сбросили обороты до минимальных и находились метрах в трёхстах от попутной лодки. Мотор у соседней лодки то запускался, то снова глох. Время шло, а мы почти не двигались. Огромные волны вздымали нашу дюралюминиевую лодку на самый гребень, бросали обратно вниз, в бездну. Вершина очередной волны высоко вверху загибалась на лодку, но почему-то не успевала обрушиться, и лодка взлетала опять вверх.

Так продолжалось часа два. Наша посудина очень мало продвинулась, а ветер опять стал набирать силу. Вскоре соседи справились с мотором и рванули вперёд. Через несколько минут мы потеряли их из виду, а у нас начались неприятности. Стали попадаться под винт мотора какие-то палки, брёвна, коряги. Лодка попала в полосу прибрежного мусора, примерно, в километре от берега.

Из нас троих некоторый морской опыт имелся только у меня, но я не стал давить своими знаниями и в этой критической ситуации старался решать вопросы коллегиально, прислушиваясь к мнению остальных, а в уме давно решил, что надо каким-то образом попадать на берег. Как это сделать, имелись только смутные догадки. Мотор заглох. Я распорядился, чтобы товарищи взяли по веслу и гребли. Объяснил, как надо держать лодку, а сам полез под винт вынимать очередное дерево. Оказалось, что мои напарники не умеют обращаться с вёслами. Пришлось мне отвлечься и показать. Видя, что нервы у всех на пределе, попытался успокоить, сказав, что ничего страшного нет, бывает и хуже. Спросил, что будем делать дальше и услышал однозначный ответ, что надо двигаться против волны в море. У них созрело твёрдое представление из рассказов бывалых, что далеко в море волна более пологая. Возражать не стал, молча согласившись, хотя на самом деле был не согласен, догадывался, что прямо против волны лодку зальёт.

Мотор после каждой остановки заводился с трудом. Я уже изрядно устал. Когда в очередной раз мотор завёлся, напарники направили лодку прямо против волн в море.

Лодка взлетела на волну высоко вверх, и самый гребешок её через нос лодки и ветровое стекло обрушился внутрь на головы впереди сидящих, им за шиворот и дальше вниз. Мне стало смешно, не смотря на всю нелепую ситуацию. Представил, как ледяная вода течёт по спине и, невольно поёжился. Я в чужой лодке был пассажиром, поэтому не знал, где и что находится. Пошарил глазами, но посудины для отлива воды не нашёл и, как оказалось, воду не отлить, так как внизу был сплошной настил из досок. В это время вторая волна проделала то же самое. Лодка на треть оказалась заполнена водой. Мне пришлось пробраться вперёд и держать совет, затем с согласия напарников направил лодку наискосок к волне, что сразу позволило двигаться без зачерпывания воды, но берег по чуть-чуть упорно приближался. Ветер исправно делал своё дело. Объяснил, что самая сильная волна на мысу, который далеко впереди выдвигается в море и, который, по сути, был конечной точкой морского путешествия. Предложил выбрасываться на берег, а по существу на лёд, так как метров на пятьсот от кромки берега имелся сплошной лёд, который прибило штормом. Растолковал, что, кому и как делать; на этот раз возражений не последовало.

На волне, регулируя обороты двигателя, втиснули лодку между льдинами и, добавив газу, въехали на льдину, быстро выпрыгнув на лёд, сразу дёрнули лодку вперёд. Получилось очень слаженно и толково. Очередная волна обрушилась на лёд, но достала только мотор. Не успели отдышаться, как заметили, что лёд медленно начал выплывать в море. Оказалось, что мы попали в русло речки, а начавшийся морской отлив стал выносить из речки льдины в море. Быстро сориентировавшись, выбрались из русла на прочно сидящую на мели льдину. На берегу виднелась изба. За лодку можно не беспокоится до следующего прилива. Пошли, перепрыгивая по льдинам, к избе, в ней оказался охотник, а печка была жарко натоплена. Попив горячего чаю, уснули мёртвым сном. Разбудил нас охотник. Оказалось, что начался прилив и надо идти за лодкой. По руслу реки привели её к берегу. До авиаплощадки насчитывалось километров пятнадцать. Оставив хозяина лодки с новым напарником ждать тихую погоду, вдвоём отправились пешком к самолёту.


09.2007.


ГАРМОШКА


До Губистой лететь долго. Ан-2 тарахтел в морозном воздухе. Тридцатиградусный мороз сковал всё в единый монолит. Звук мотора такой, как будто винт с большим трудом разрезает густой морозный воздух.

Сообщение поступило накануне – два самолёта столкнулись на стоянке. Как там и что произошло, можно только гадать. Главной задачей стало – перегнать самолёты до Мезени, пока не остыли двигатели. Если они остынут на таком морозе, потом оживить их потребуется много времени и сил, да и средств тоже для того, чтобы доставить подогреватель воздуха. А чтобы перегнать самолёты требовалось их осмотреть, составить акт и только тогда принимать решение, можно перегонять или нет.

Один самолёт принадлежал Второму авиационному отряду, а второй самолёт местному авиапредприятию.

Два инженера и один техник сидели в пассажирской кабине в тёплых шубах и унтах. Даже в такой верхней одежде мороз проникал внутрь. Время от времени люди зябко поёживались. С собой они взяли только набор инструмента да материал для подклейки обшивки. Надеялись, что повреждение небольшое.

Уже в пути узнали, что самолёт Второго отряда ещё не вылетал. Так уж в авиации принято, что свои грехи расследует своя комиссия. В данном случае, когда два самолёта с разных предприятий, ожидалось прибытие двух комиссий.

Светлого времени зимой мало. Всю работу надо выполнять быстро, чтобы успеть улететь обратно. В тундре гостиниц экстракласса нет. Ночевать, конечно, на улице не оставят, есть домик у рыбаков, но там и так тесно. Четыре экипажа и прибывшие специалисты – это полтора десятка человек. Было бы не просто тесно, а сверхтесно.

Самолёт, как назло, будто завис в воздухе. Двигатель работал, а движения не ощущалось. Внизу белая простыня снега, а вокруг мутный белый воздух, искрящийся мельчайшими снежными пылинками.

Наконец, экипаж убавил обороты двигателя, и самолёт пошёл на посадку. Он мягко коснулся полосы, даже не полосы, а общей белой поверхности, помеченной по размеру полосы вешками из кустиков. Пассажиры прильнули к окнам, не терпелось увидеть степень повреждения. И увидели: самолёты стояли рядом, у местного лайнера повреждена только законцовка верхнего крыла, а у другого самолёта треть верхней плоскости собралась в гармошку. Экипажи обеих воздушных судов выстроились, как на параде и, в свою очередь, пытались разглядеть, кто прилетел. Начальник технической службы инженер Кузин пошутил:

– Смотрите! А наш-то самолёт оказался крепче, только слегка поцарапан!

Все понимали, что это только шутка, на самом же деле, самолёты ударились не слабо, и надо проверять силовые элементы перед тем, как готовить свой самолёт к перегону.

– Как же вас угораздило? – спросил Кузин экипаж, когда все члены комиссии выскочили из самолёта.

– Стали расходится бортами, места около груза мало, поднялась снежная пыль, и не рассчитали, неправильно оценили расстояние между самолётами, – пояснил командир самолёта.

Экипаж Второго отряда стоял в сторонке и молчал. Инженер Синицын сразу полез на плоскость вскрывать обтекатель, чтобы осмотреть место крепления плоскости к фюзеляжу, а техник занялся другими мелкими делами, готовил инструмент, клей и материал для ремонта повреждённого участка, хотя каждый член комиссии мысленно про себя подумал, что самолёт можно поднимать в воздух и так.

Экипажи отошли в сторонку и делились впечатлениями, поглядывая в ту сторону, откуда должен прилететь самолёт со второй комиссией.

Инженер Синицын сидел на плоскости и размышлял: «Мы-то, скорее всего, улетим, а что же коллеги будут делать со своей «гармошкой», которую на месте никак не исправить? Надо менять плоскость».

Мороз всё крепчал, сгущались сумерки. Наконец послышался отдалённый звук самолёта. Через несколько минут он сел, подрулив к трём остальным. Когда снежная пыль осела, все увидели прибывших людей. Из лайнера вышли несколько человек, подошли, поздоровались и направились к своему самолёту.

Синицыну стало интересно с профессиональной точки зрения, какое же решение они примут? А они не принимали никакого решения. Главный специалист, но не главный в комиссии, подошёл к плоскости, посмотрел на неё с низу вверх, улыбнулся и сказал:

– Поехали!

Прибывшие, как будто, только и ждали этой команды, сели в повреждённый самолёт и взмыли на своей «гармошке» в воздух. Следом поднялся самолёт, на котором они прилетели.

Оставшиеся специалисты молча смотрели на это представление, а затем все засуетились. Кузин отпустил свой исправный самолёт, а остальным велел сворачивать все работы. В общем, дело уже к этому и шло: открытые лючки закрыты, а обшивка так и не доклеена. Клей на морозе никак не хотел клеить, он замерзал, а полотно вместе с клеем примерзало к обшивке. Вскоре воздушное судно взмыло в воздух и взяло курс на Мезень, где имелись нормальные условия для ремонта, подогреватель и человеческие условия для проживания.

На другой день Главный инженер управления делал разнос:

– Как вы могли на неисправном самолёте подняться в воздух?

Кузин, привыкший к таким вещам, спокойно отвечал:

– Поднялись и прилетели. Что тут такого? Победителей не судят.

– Почему разрешения не спросили?

– Спросить мы могли только запиской с пролетающей куропаткой. Другой связи там нет!

А в целом все были довольны, что в Губистой никто не остался. На сколько бы потом всё затянулось, неизвестно.

Полярная тундра, свидетель всего произошедшего, хранила своё безмолвие.


ГОЛОС ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ


Речка Комша довольно узкая и мелкая. Это весной, когда река наполняется вешней водой от талого снега, она большая и грозная, бурливая и с быстрым течением, а сейчас, в августе, про такие речки говорят: «Курица перебредёт!» Река Комша впадает в другую реку, более широкую и глубокую, таёжную Ёжугу, по которой можно ездить и на моторной лодке. Вот туда-то Славка и уехал поискать малину. Собирался он, конечно, не туда, а просто за ягодами, но пока их искал, добрался на своём «ИЖаке» до Комши. Проехать туда не трудно, так как по левому берегу Ёжуги до самой реки Мезени тянется заливной луг, а по лугу извивается наезженная дорога, по которой ездят сенокосные бригады, а потом по ней же вывозят сено. Дорога, конечно, не асфальт, но для мотоцикла вполне годится. Ягоды Славка нашёл недалеко от устья Комши, метрах в трёхстах. Он ползал по кустам, выискивая самые крупные и спелые, забираясь в самую гущу малинника.

Когда Славка огляделся по сторонам, то увидел, что с юга наплывает большая чёрная туча. Приближалась гроза. Туча возникла где-то далеко на горизонте, но приближалась очень быстро. Уходить от ягод не хотелось. Он решил продолжить своё занятие, прикинув, что даже мокрый он на своём «ИЖаке» быстро домчится до дому. Грозу можно переждать где-нибудь в укромном месте. Грозовой дождь – он не долгий, ливанёт хорошо, но потом быстро проходит. Такое в его недолгой жизни случалось не раз, что приходилось дождь где-нибудь пережидать. Он даже присмотрел большой развесистый куст на самом берегу реки. Когда решение оказалось принято, он спокойно продолжил собирать малину.

Туча надвигалась. Природа замолкла, даже комары перестали пищать. Установилась какая-то гнетущая тишина. Со стороны тучи появился лёгкий ветерок, который крепчал с каждой минутой. Зашелестели, заскрипели деревья. Ветер прошёлся по высокой, выросшей на некошеном лугу, траве, примял её, зашевелил, зашелестел малиновыми кустами и, пока приятно, освежил лицо. Славка прошёлся по лицу руками, отгоняя последних комаров. Упали первые тяжёлые и холодные капли дождя. Юноша быстро перебежал в присмотренное убежище. Слава знал, что под деревьями во время грозы прятаться нельзя, но ему очень уж не хотелось мокнуть, да и куст, под которым он прятался, намного ниже стоящих невдалеке деревьев – это сводило попадание молнии к минимуму.

Не успел он устроиться, как увидел, что сверху по реке спускается деревянная лодка с двумя мужскими фигурами. Мужики, не спеша, толкались деревянными шестами. Лодка довольно быстро продвигалась вперёд. Начавшийся дождь помешал им двигаться дальше. Лодка остановилась и, надо же такому случиться, как раз под берегом у куста, за которым прятался Славка. Из-за куста не видно, что делают пассажиры, но, надо полагать, они каким-то образом прятались от сырости. Вероятно, они знали, что устье речки находится совсем рядом, и не продолжили путь домой. Слышно было шевеление, кряхтение, возгласы: «Причаливай!», «Держись за куст!» и, наконец, всё стихло. Люди пережидали дождь каждый в своём укрытии.

– Наверно, скоро пройдёт! – раздался из-под берега возглас.

Славик обладал чувством юмора и оказался в нужное время и в нужном месте. Решив подшутить над мужиками, он громко сказал:

– Нет, не пройдёт!

Такого эффекта он не ожидал. Лодка стремительно отчалила от берега и понеслась вниз по реке. Шесты в руках мужиков замелькали с удвоенной частотой. Через несколько секунд лодка скрылась за поворотом.

Что подумали мужики – этого не знает никто и, наверно, никто не узнает.

А дождь вскоре прошёл. Гроза отгромыхала и удалилась восвояси. Выглянуло солнце. Бродить по сырым кустам желания не возникало. Виновник испуга пассажиров лодки отправился домой.