Ирина Волкова-Китаина
Наш класс отмечал какой-то год окончания школы.
За столом кто-то сказал: «Мы все похожи, потому что…», и неожиданно в этот момент Люба Серегина, моя соседка по столу, крикнула: «Как в Старом Рахино!»
– Люба! – Я повернулась к ней. – Ты знаешь Старое Рахино?!!
– Да. У меня большая родня там жила. Я туда ездила. Сейчас мы все посмотрели друг на друга, по-родственному, как в Старом Рахино. Я сразу его вспомнила. А почему ты о нём спрашиваешь?
Я ответила: «Я тоже знаю его».
Старое Рахино
О Старом Рахино я слышала каждый день, пока была жива моя бабушка Рослова Мария Никитична. Сделанная более ста лет назад в уездном городе Крестцы её, шестнадцатилетней девушки, фотография с надписью: «Милой подруге Кити от Мари», возвращённая ей подругой уже при мне, висит в моей комнате как произведение искусства, и как искусство я воспринимаю теперь бабушкины рассказы о её родине.
Вот бабушка везёт меня в Максимильяновскую поликлинику. Трамвай в начале пятидесятых годов ходил в Ленинграде мимо Исаакиевского собора. Я спрашиваю: что это? Она отвечает: Исаакиевский собор. В Старом Рахино тоже большой собор, но там ещё и колокольня есть!
Когда мы жили рядом с лесом, она меня в него не пускала. Тут тебе не Старое Рахино! Это у нас в лес входишь, как в залу! За версту видно и дорогу домой, и Рахино. А чистота! Грибы будто на выставке стоят. А птиц! Не отлавливай их, так они бы весь лес склевали. Наши мальчишки голыми руками ловили глухарей, куропаток, тетёрок!
Всем агитаторам, ходившим перед выборами по домам, она называла адрес своего рождения торжественным голосом: «Село Старое Рахино! Крестецкий уезд! Новгородская губерния! Россия!» – Иногда я смеялась над старомодными словами: уезд, губерния. И тогда она показывала мне свой паспорт. Там всё так и было написано. Единственное это я считала реальностью, всё остальное принимала за сказки. Однажды читала мне, как Емеля поймал в проруби щуку, вдруг закрывает книгу и говорит: «Твоя бабушка тоже щуку поймала!» – «Где?!!» – «В Старом Рахино! Щука в Холове, в нашей речке рыбок ловила. Раз стояла в воде, караулила добычу, а бабушка хвать её рогатиной под самые жабры – и на берег. Голова щуки от старости мхом поросла. Ростом она была с человека!» Рассказывала бабушка ещё о таинственной «Чёртовой кухне» – озере на окраине села, в котором черти круглые дни варили обеды. Вспоминала она и четыре сопки, усеянные её любимыми ландышами и земляникой.
Из рассказов её и её сестёр мы, их внуки, никогда не бывавшее в Старом Рахино, знали о многих его жителях. Если кто-то выглядел глупо, сёстры говорили про него: «Да он Ляля Большаков», или самому ему: «Ляля, ты Ляля!». Так в Старом Рахино звали одного дурачка. Хозяек, которые не варили дома обеда, называли «Феша Зеховская». Это в селе была глупенькая старушка, жила одна, готовить не умела, захочет поесть – идёт к соседям. Её кормили всем селом. На слуху у нас постоянно звучали и фамилии трудолюбивых грамотных семей: Державины, Серёгины, Лёвины, Адестовы, Ильменские, Высокоостровские, Гусаровы, Мичишнины. Фамилия бабушкина отца Тихомиров, а мамина девичья Туманова. Часто всех из большой семьи Тихомировых называли Тумановы. Бабушка объясняла: наш папа был пришлый, а Тумановы жили в селе чуть ли не с его зарождения, были строителями, много чего построили, даже мельницу.
Недавно, надеясь ещё что-нибудь узнать о Старом Рахино, я на всякий случай заглянула в Интернет. Оказалось, там о нём много статей! Его первоначальное название – Рахино. В XV-м веке ещё до Ивана Грозного оно было большой деревней. А в XVIII-м возле него прошла Екатерининская столбовая дорога, где на каждой версте по указу императрицы стояли мраморные столбы. Проехав именно по этой дороге, Радищев написал своё «Путешествие из Петербурга в Москву». Кстати, Александр Сергеевич Пушкин оставил о нём нелицеприятный отзыв: «…очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности жеманны и надуты, иногда чрезвычайно смешны». Фёдор Михайлович Достоевский тоже нелестно написал о Радищеве: «.отрывки и кончики мыслей у него соединяются с вольными переводами подобных сочинений французских просветителей».
Деревня Рахино перешла в ранг села в 1837-м году, когда здесь построили белую каменную церковь Рождества Пресвятой Богородицы, а населённый пункт с церковью – уже не деревня. Вслед за церковью в Рахино появились три часовни, церковно-приходская школа, а затем хлебный магазин-склад, 3 чайных, 5 мелких лавок, кузница, две мельницы. Жители трудились во всех областях: ловили рыбу, лесную дичь, били растительное масло, мололи зерно, изготавливали крупы, пекли на продажу пироги. «Кокоры» – ватрушки, где вместо творога картофельное пюре, разведенное на сметане, дорожный пирог с тушеной кислой капустой и рыбой охотно покупали все путешественники. Екатерининская дорога пролегала возле села около ста лет. При Александре Втором проводился её ремонт. Мужики сельской общины Рахино попросили ремонтников немного отодвинуть шумную дорогу от их села, но точно не договорились с ремонтниками; те убрали петлю, подходившую к Рахино и, выпрямив тракт, провели его за семь вёрст от него. Некоторые из Рахино переехали к большому тракту. Так возникло поселение Новое Рахино. Прежнее село стало называться Старым Рахино. Но, несмотря на возникшую удалённость от большой дороги, оно продолжало развиваться. В годы реформ Столыпина, когда крестьяне получили право на широкое кредитование банков и смогли выкупать у помещиков излишки земель и продавать часть урожая, в Старом Рахино стали быстро строиться двухэтажные дома по примеру уездных городов. Из них вокруг церкви возникла площадь. На ней появились деревянные тротуары.
В 1908-м году село стало центром Рахинской волости. Здесь заработала почта с доставкой писем и газет, открылась вторая уже земская школа, тогда же на площади появился «Народный дом». Идея создания таких культурно-просветительных учреждений для простого народа родилась в Англии в конце XlX-ro века. Подобные центры возникали и в России, сначала в столичных и губернских городах, затем в уездных и сёлах. В «Народном доме» Старого Рахино заработала библиотека, открылся танцевальный зал и даже сцена, где игрались пьесы. В тот период расцвета Старого Рахино и проходили юные годы моей бабушки.
В марте 1970-го года, когда мне было 29 лет, а моему сыну Григорию 11, я перешла из газеты на Ленинградское телевидение. Редакцией информации руководил прекрасный журналист Николай Петрович Добровольский, оправдывающий свою фамилию. Он мне предложил поработать на всех майских праздниках, затем взять отгулы. Вместе с выходными получилось 10 дней. Я решила провести их в Старом Рахино. Моя мама созвонилась с дядей Сашей, сельским кузнецом, бывшим мужем бабушкиной сестры Евдокии. После её смерти он был женат уже третий раз, но не порвал связей с нашей роднёй. Мама с Гришей поселились у него. Я приехала через две недели в разгар лета. Шофёр высадил меня на развилке, показал на плотно утоптанную среди полей ржи дорогу. Я шла по ней, как по ожившей картине русских художников. Домов ещё не было видно, но вскоре состоялась первая встреча с одним из бабушкиных рассказов. Внизу от дороги, в тени крутых берегов, открылось озеро. Вода в нём бурлила, как кипяток в кастрюле. «Чёртова кухня!» – узнала я, а вслед за ней увидела и милые бабушкины сопки. Её любимые ландыши уже отцвели, но под их парными зелёными листьями краснела земляника. Видимо, за ней шли с маленькими лукошками две девочки. Я спросила, где дом кузнеца.
– А вон! – ответили мне. – Из него как раз выходит Гриша Туманов!
Господи, это мой Гриша! – я обрадовалась сыну, а что его назвали Туманов, ничуть не удивилась, ведь бабушкину родню в селе называли Тумановы. Куда больше я удивилась, когда я и мама принесли домой корзину грибов, и жена дяди Саши мне сказала: «А на днях Григорий нам из леса ещё и тетёрку принёс. Поймал голыми руками!»