© Татьяна Бахтигараева, 2017
ISBN 978-5-4483-6361-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Музыка
Город – нарисованная неизвестным художником картина – замер за потрескавшимися от времени рамами с облупившейся краской. Спокойно-желтые пятна листьев на ветках и на сером тротуаре; через открытое окно чувствовался их привычный осенний запах. Пустынная детская площадка, огороженная низеньким зеленым забором. Детей в доме было четверо. В это время дня двое делали уроки, третий обитал в детском саду, а четвертая орала в соседней комнате.
У окна темным силуэтом стоял длинноволосый юноша в потертых джинсах и бежевом свитере с воротником до ушей. В руках у юноши была блестящая флейта, а взгляд устремлен куда-то в небо, где в сплошном покрове облаков лоскутками синело небо. На западе из-под тяжелеющей белой перины выбивались последние лучи солнца.
На кухне что-то разбилось; юноша очнулся, положил на подоконник нотную тетрадь и поднес флейту к губам. Он уже привык не слышать детского плача за одной стеной и ругани соседей за другой, он привык к коммунальной кухне и вечно занятому туалету, к перекошенным дверям и давно не крашеным рамам, к своей узкой кровати, письменному столу и виду из окна. И к нему привыкли. К его вечным гаммам и этюдам. Звали юношу Гошей.
Стоял теплый сентябрь. Но сегодня небо затянуло облаками, а сейчас, с наступлением сумерек, закапал дождь.
Ноты кончились, зато дождь продолжал свою таинственную музыку, и Гоша подстроился к нему.
Под окном, ежась, прошла девчонка в мокрой рубашке, подняла голову и, замедлив шаг, остановилась. Отошла к площадке, оглядела окна и вытянулась, как суслик. Гоша понял, что она слушает его. Такого никогда не было. Люди проходили мимо окон; а слушали его только преподаватели, потому что это их работа, да соседи, потому что у них не было выбора.
Стемнело. В дверь постучали:
– Георгий! Мне пора Машку укладывать, ты не помолчишь до завтра? Гоша очнулся:
– Хорошо, – убрал флейту в футляр и подошел к окну. Девочка уходила. Гоша вздохнул ей вслед и зажег свет.
Комната у Гоши узкая, с высоченными потолками и лепниной. И там всегда, по словам Лены, творческий беспорядок. На письменном столе – ворох нот и раскрытая тетрадь со стихами. На стенах – жирное пятно, колесо от велосипеда, расписание. Под столом книжная полка и рядом стопки книг. За дверью остатки велосипеда, рюкзак, лопата и тренога от нивелира, невесть откуда взявшаяся. На поцарапанном шкафу – еще одна куча книг и гитара без струн. На окнах полосатые бежевые шторы, наполовину выгоревшие. На подоконнике – ноты, книги, пакет из-под кефира с карандашами.
Гоша подумал, что Лена сегодня опять не приходила, что кто ее разберет, чего ей от него надо, и надо ли вообще; сгреб ноты и сложил стопкой на столе. Закрыл окно и ушел в кухню.
Обстановка там была всегда настолько одна и та же, что Гоше иногда казалось, что время остановилось.
Марья Наумовна в платочке и бордовой кофте, штопанной-перештопанной, пила чай в уголочке у плиты. У двери на табуретке сидел Василий Палыч в тельняшке. Он сидел здесь всегда – ему казалось, что кто-нибудь обязательно украдет его кастрюли. За столом тетя Галя (добрейшей души женщина, учительница литературы») и Римма Михайловна (бухгалтерша) обычно вели довольно светские беседа.
– …Я у него спрашиваю: о чем стихотворение? Он говорит: о Серафиме. Римм, ты представляешь? Говорю: Ты что, с ума сошел, о каком Серафиме? Так он глаза вот такие сделал, будто это я чокнулась. Как, говорит, о каком? О шестикрылом! Я не могу!
Помолчали. Гоша достал с полки свою кружку и налил чаю.
– Гоша, – обернулась Римма. – Это не ты чашку Александра Валерьевича разбил?
– Нет, я тут с утра не был.
– Значит, Наталья. Ну, росомаха!
– Откуда вы знаете? Может, это не она! Что вы сразу обзываетесь?
– Сиди, заступник! Вот, Галь, увидишь, она скоро всю посуду переколотит! Сегодня уже блюдце разбила… А что она с ребенком делает, я не знаю – весь день орет.
– Ну, Римм, ребенок он ребенок и есть. Может у нее животик болит?
– Ой, ладно! – Римма махнула рукой и отхлебнула чай.
Гоша открыл холодильник. Его колбасу уже ополовинили. Еще вчера он бы смолчал, но сегодня зло взяло – Ленка не пришла, со Стасом из-за ерунды поцапался, Римма наезжает.
– Римма Михайловна! Это не вы мою колбасу едите?
– Что? Да ты… Нет, вы посмотрите какой нахал! – она аж встала.
– Не вы? Ну так и скажите, – Гоша пожал плечами, сделал бутерброд, взял чай и ушел в комнату под возмущенные крики соседки.
– Теть Галь, у вас дверь открыта, – игнорируя Римму, сообщил Гоша из коридора.
– Ох ты, Боже мой! Опять, наверное, нализался, – тетя Галя быстро ополоснула чашку и побежала к себе.
Гоша лег на кровать, чай поставил на пол.
Сегодня что-то явно не клеилось.
Вот интересно, если они с Ленкой поженятся, то Римма, наверное, ее загрызет как Наталью. Если только Ленка согласится жить в коммуналке. Нет, Гоша отсюда не уедет. Подумаешь, Римма возмущается, на это можно и внимания не обращать. Они уже все как родные стали. И потом – это окно, двор. А ехать к ней на окраину…
Бутерброд быстро кончился, читать сегодня не хотелось, а дождь все шелестел под окном. Гоша выключил свет, разделся, бросив одежду на стул, и влез под одеяло.
С утра суматоха была больше обычного – сломался сливной бачок и все носились взад-вперед по коридору.
Гоша вышел из комнаты, потянулся, оценил обстановку и прошмыгнул в ванную, пока там никого нет. Тут же в дверь стал ломиться Александр Валерьевич, муж Риммы:
– Кто там? Ну кто уже успел? Гоша, пропусти, мне некогда!
– Я уже разделся, – ответил Гоша с зубной щеткой во рту.
– Тогда быстрей давай! Я же опоздаю!
Березовские всегда считали себя центром Вселенной. Но Гоша нахалом не был – быстро умылся и освободил помещение. Перед туалетом стояла тетя Галя с ковшиком воды.
– Кто последний? – вежливо осведомился Гоша.
– Гош, ну хватит, а? – устало сказала тетя Галя.
День обещал быть повторением вчерашнего. Только дождь шел уже с утра.
Гоша надел куртку, взял сумку и ушел в училище.
– Привет, – подошел Стас. – Давай мириться. Гоша улыбнулся и протянул руку.
– И воцарилась благодать, – прокомментировал Борька.
– Ладно, пошли наверх, а то опоздаем.
По дороге из училища Гоша забежал в магазин. Потоптался у витрины с колбасой, вспомнил о количестве оставшихся денег и купил хлеба и заварки.
Дождь прекратился, но тучи не расходились. Гоша свернул во двор, отломил горбушку местной черной кошке, поднял с земли несколько желтых листьев и вошел в свой подъезд.
Не успел он войти в свою комнату и закрыть дверь, как в нее постучали.
– Ну, наконец-то, – сказал Гоша, улыбаясь. – Я уж думал, что не увижу Вас.
– Ждал, говоришь? – довольно сказала Лена, позволяя поцеловать себя в щечку. – Это хорошо.
Она села на кровать, откинувшись к стене.
– Ну что, ругаетесь?
– Ругаемся потихонечку. Где ты пропадала?
– А что, не имею права? Дела у меня были.
– Ты, между прочим, обещала, – заметил Гоша, вытаскивая из сумки ноты и флейту.
– Ты – мужчина, и должен ждать женщину сколько угодно.
– Глупости какие, – буркнул Гоша. – Это не значит, что женщина должна вытирать об мужчину ноги.
– Смешной ты, – задумчиво сказала она.
– Чай будешь?
– Конечно.
– Тогда жди, сейчас принесу, – Гоша ушел на кухню, пощупал чайник, зажег под ним газ и сел к окну.
– Что ж ты бабу-то свою бросил? – спросил Василий Палыч, постукивая по полу клюкой.
– Она не моя, – ответил Гоша, не оборачиваясь. Он обиделся на Лену. Чайник закипел. Гоша налил чаю в чашку и в стакан. В чашку насыпал сахар. Ушел в комнату.
– Гошка, ты обиделся? – спросила Лена. Она стояла спиной к окну.
– С чего ты взяла? На, держи, – он сел на кровать. Лена молча крутила чашку в руках.
– Ленка, ты любишь дождь?
– Терпеть ненавижу.
– Почему?
– Мокро, мерзко, и у меня вчера зонт сломался. Надо будет в мастерскую отнести.
– А без зонта?
– А лечить меня потом кто будет? Ты к нам на окраину не заглядываешь, все я к тебе.
– Ленка, не прикидывайся сиротой. У тебя друзей больше, чем звезд на небе.
– Да что они мне? Поэт ты недоделанный.
– Так тебе и поэт не нужен.
– Конечно. Человек должен жить на земле, а не в небе парить. Как некоторые.
Гоша усмехнулся:
– А мне сверху видно больше.
Лена допила чай и поставила чашку на стол.
– Ладно, глазастый. Мне на шейпинг пора.
– Ну беги, – сказал Гоша, пожав плечами.
Лена минуту постояла, потом взяла со стула свою сумочку, причесалась и ушла. Гоша проводил ее до двери квартиры.
Вернулся. Подошел к окну, прижался к стеклу лбом.
– Ленка, Ленка, чего ты сюда ходишь?
Она – будущая манекенщица. Он – флейтист, парящий в небе. Так зачем она приходит? Для чего это все? Любовь-то, кажется, уже прошла.
Ленка процокала каблучками мимо окон, встретившись со вчерашней девочкой. Гоша подскочил, открыл окно и сел на него.
Девочка подняла голову, посмотрела и ушла на качели.
Гоша встал, высунулся на улицу и спросил:
– У тебя хорошее настроение?
Девочка удивилась:
– Не знаю.
– Жалко, – ответил Гоша и ушел вглубь комнаты. Достал флейту, усмехнулся и заиграл что-то беспокойное. Ленка ушла. Надо будет сказать, пусть лучше не приходит, а то злит только. Нет, спросить зачем. Если любит, то почему так себя ведет? А если нет, то вообще непонятно.
А по крышам сейчас гуляет ветер, цепляясь за телевизионные антенны. Черная кошка дремлет на краю песочницы. Девчонка переместилась на зеленую ограду и сидит, поджав ноги, как нахохлившийся воробей. Странная. Откуда она взялась?
Гоша остановился, достал другие ноты и стал разучивать домашнее задание.
Девочка пришла и на следующий, и через день.
На четвертый он поехал к Лене. Позвонил в ее квартиру. Лена вышла в шелковом бирюзовом халате.
– Здравствуй. Ты так неожиданно… У меня беспорядок, но заходи.
– Да нет, Лен, – он засунул руки в карманы куртки и опустил голову. – Объясни мне лучше, а то я совсем запутался.
– Чего тебе объяснить? – Лена вышла на лестницу, прикрыв за собой дверь.
– Что мы с тобой из себя представляем?
– Опять твои философские изыски? Гош, надоело.
– Нет. Ты не поняла?
– Интересно, а почему я должна все понимать?
– Ты женщина, тебе по статусу положено. Она усмехнулась:
– Я понимаю так, что ты пришел прощаться. Да?
– Раз ты так поняла, то да.
– А может быть и нет?
Он подумал и сказал:
– Да нет, Ленка. Я пришел прощаться. Я никогда не смогу понять тебя, а ты меня.
Лена склонила голову и с какой-то непонятной гримасой оглядела Гошу.
– Ну ладно, тогда иди. Играй свою музыку. Ты ее лучше понимаешь. Пиши свои стихи, ночуй на облаках, собирай листья… Наверное, это правильно.
– Тогда до свидания.
– Пока, – Ленка проводила его взглядом до лифта и вернулась в квартиру.
Гоша шел по улице, ветер гладил его по волосам, чтобы сказать – все будет хорошо! Листья шуршали под ногами, переговариваясь о чем-то. Одни осуждали его, другие хвалили. А ему было уже все равно.
Гоша завернул во двор, а ветер, как всегда, остался ждать в переулке. Здесь же его встретила черная кошка. Гоша поднялся к себе на второй, открыл дверь своим ключом, скинул ботинки прямо у двери, зная, что Римма будет ругаться за это, и ушел в свою комнату. Выглянул в окно. Девочки еще не было, но Гоша точно знал, что она придет, как только зазвучит музыка.
Он улыбнулся и взял флейту.
7.02.1995