Вы здесь

Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы. Глава 9. Двор (Леонид Беловинский, 2012)

Глава 9

Двор

Типология великорусского двора чрезвычайно сложна и связана с климатическими особенностями различных регионов. Так, для Русского Севера с его обильными снегопадами, сильными морозами и ветрами с Ледовитого океана характерен однорядный дом-двор, или двор брусом, соединявший под одной крышей и жилые помещения, и собственно двор, и помещения для скота. Разумеется, это могло быть только в богатых качественным и дешевым лесом местностях. Сам дом, то есть жилая часть, был большим, обычно пятистенком, иногда шестистенком, полутораэтажным, то есть под жилой его частью находился высокий подклет, где размещались кухня, какие-либо чуланы, мастерские и тому подобные вспомогательные помещения. Крыльцо такой постройки, естественно, также было очень высоким и непременно под крышей, чтобы его не заносило снегом. Далее шли сени и холодная изба или клеть, из которой вела дверь с лестницей на двор. Двухскатная крыша продолжалась и над двором. Двор был высокий, плотно сложенный из бревен и вымощенный крепкими плахами. В нем было теплее, чем на улице, тихо и чисто; его не нужно было чистить от снега, зато он регулярно выметался метлами. Высокие ворота, прорезанные в стенах двора, плотно запирались. В верхней части двора располагалась поветь, вроде легкого второго этажа или навеса. На повети летом хранили сани, зимой – телеги, сохи, другой громоздкий инвентарь, здесь на сене летом спали в прохладе. За двором шли просторные, срубленные из хорошего леса хлева и конюшня, над которыми находился обширный сеновал. С улицы на сеновал, закрывавшийся воротами, вел мощный, сложенный из бревен на толстых столбах, взвоз, пологий въезд. Возы с сеном въезжали по нему через ворота на сеновал, здесь разгружались, разворачивались и спускались вниз. Огромные запасы сена, накошенного на северодвинских, сухонских, пинежских лугах, утепляли хлева сверху, а сено для скота сбрасывалось вниз, прямо в решетчатые ясли на стене через проем в потолке. Все было солидно, основательно, домовито, чисто. Вообще жизнь северных крестьян отличалась и хозяйственностью, и чистотой, и определенной степенью зажиточности. Здесь ведь не было крепостного права, не только лишавшего крестьян значительной части их времени, но и морально разлагавшего их, приучавшего работать кое-как: кто плохо работал на барина, тот привыкал плохо работать и на себя. Кроме того, северное крестьянство вообще мало занималось земледелием: из-за сурового климата и скудородных почв это не имело большого смысла. Зато скота на заливных лугах держали помногу. Недаром во второй половине ХIХ в. крестьянское хозяйство Замосковного края, от Ярославля и далее на север, стало базой для русского кооперативного маслоделия и сыроварения; неспроста у нас и сегодня есть «Вологодское» масло, «Ярославский», «Пошехонский» и «Костромской» сыры. Северный крестьянин занимался сезонным промыслом на морского зверя, ловлей в море и реках ценных пород рыбы, например, дорогой семги, охотой в лесах или разного рода лесными промыслами. Это давало не только хорошие заработки, которые и не снились какому-нибудь орловскому или воронежскому мужику, но и много досуга. Северный крестьянин обычно был езжалым и хожалым, иногда доводилось ему бывать с морской добычей и в Норвегии, и он мог сказать несколько слов по-норвежски или по-английски, он был грамотен, хотя чаще всего знал только церковнославянскую печать и читал старинные книги. Многие северные крестьяне держали у себя приличные библиотеки старообрядческих рукописных и старопечатных книг. Женщины Русского Севера, не замотанные на полевых работах, не подавленные нищетой и безхлебьем (свой хлеб не рождался, зато много везли его мимо, к Архангельскому порту, а купить было на что), были дородные, белоликие, по праздникам выходили на угор водить хороводы в старинных, шитых речным жемчугом кокошниках, в парчовых душегреях и штофных да атласных сарафанах. Что ж было такую бабу и не любить, и не холить ее.


Дом и крытый двор.

Русский Север


Далее на юг и юго-восток, в Вологодской, Костромской, Вятской, Олонецкой, Пермской, Ярославской, Нижегородской, отчасти Владимирской губерниях были распространены крытые дворы – двухрядная связь. Изба-связь на подклете и стоявшие параллельно ей хозяйственные постройки заключали между собой широкий двор, перекрывавшийся плоской крышей на столбах. Кстати, представляет интерес оригинальная конструкция столбов для дворов, навесов и поветей. Даже и на крытом дворе под плахами было сыро, а уж на открытом – тем более: ведь здесь постоянно был скот, который тут же и поили из колод. Столбы, вкопанные в землю, должны были быстро сгнивать, а обрушение тяжелой дворовой крыши, когда под ней находился инвентарь, скотина, люди, грозило большими бедами. Поэтому нередко вместо вкопанных столбов использовали копани – толстые деревья, обычно ели, с сохранившейся частью корневищ, примерно так, как делалось это для куриц. Торчащими во все стороны, слегка подтесанными довольно длинными корневищами копани устанавливались прямо на отмостку двора, так что постоянно проветривались и меньше гнили. Иногда сохраняли и обрубки ветвей на стволе, укладывая на них перекрытие. Двор этот также мостился плахами и содержался в чистоте. Сами стены двора рубились из бревен, в них были плотно закрывавшиеся ворота на улицу и на огород. Этот севернорусский тип двора мог быть представлен и двором глаголем, двором с отполком и двором ендовой. Во дворе глаголем (глаголь – название буквы «Г» в старой русской азбуке) хлева стояли в задней части двора под прямым углом к жилой связи, параллельно которой шла поветь. Двор с отполком представлял двухрядную связь, но крыша двора настилалась поверх внутреннего ската кровли избы, от конька понижаясь до наружной стены хлевов. Двор ендовой – это, собственно говоря, двор глаголем или так называемая поперечная связь (хозяйственные постройки стояли позади жилой связи поперек нее), а между двумя сопрягавшимися кровлями устраивалась «ендова», широкий желоб для стока дождевой вод. Таким образом, это просто варианты двухрядной связи или глаголя. Иногда такие дворы делались полукрытыми: передняя их часть, перед воротами, была открыта круглогодично либо на зиму закрывалась широкими щитами. И полукрытые дворы замыкались бревенчатыми или сложенными из толстых и широких плах высокими заборами-заплотами, ворота были хорошо сплоченные, широкие и высокие, с подворотнями и самостоятельными крышами, прикрывавшими полотнища. В мощеных дворах было чисто, дрова были сложены в правильные поленницы, для всякой хозяйственной мелочи было свое место. Впрочем, как и повсюду, здесь были и избы и дворы, построенные кое-как, обветшавшие, грязные, с валявшимся без призора домашним инвентарем.


Дворы. Схема


Сельская улица.

Русский Север


Дворы. Схема


Крестьянское подворье


Видимо, кстати здесь будет сказать немного об этом инвентаре, как мы сделали это применительно к избе. На повети лежали аккуратно сложенные цепы, косы-стойки, или литовки, на каждого члена семейства подогнанные по росту, деревянные грабли и деревянные же вилы-тройчатки для сена. Кованые железные вилы для навоза, как и узкие лопаты-грязнухи, с короткими крепкими рукоятками, находились в хлеву. Во дворе были и широкие деревянные лопаты для уборки снега, специальные, наподобие больших совков лопаты для веяния зерна, прутяные метлы, железные заступы. На бревенчатой ограде двора висели короткие косы-горбуши с короткой изогнутой рукоятью. А вот бабьи серпы до времени прятались в клети или сенях. Еще один бабий инструмент стоял во дворе под поветью. Это была мялка для обработки конопляной или льняной соломки, тресты. Мялка представляла собой узкое наклонное корытце на ножках, в которое плотно входила узкая доска с ручкой на конце, шарнирно соединенная другим концом с корытцем. Женщина (а это была женская работа) одной рукой подавала в мялку пучок тресты, а другой часто нажимала на ручку, так что доска, входившая в корытце, переламывала соломку. Перемятую тресту затем часто били под углом тонким лезвием деревянного трепала, выбивая кострику, твердые остатки соломки. То, что не было вытрепано трепалом, затем здесь же, на дворе, вычесывалось деревянным большим гребнем, а потом и жесткой волосяной щеткой, так что оставался только пучок тонких, словно волосы ребенка, легких серебристых волокон – куделя.

Во дворе стояли и транспортные средства – телега (или несколько телег) и сани. Крестьянские сани-дровни, для перевозки грубых грузов, были донельзя просты. В два загнутых деревянных полоза вдалбливались короткие вертикальные стойки, копылья, а на них пазами накладывались деревянные же брусья-накопыльники. Пара полозьев с копыльями и накопыльниками крепко связывалась толстыми черемуховыми вицами, вязками, к передней паре копыльев привязывались веревками две жерди – оглобли, и дровни были готовы. Если предстояло везти какойлибо сыпучий груз, на дровни ставили кошевку, большую, плетеную из прутьев, продолговатую корзину. Но дровни были не слишком удобны для поездок по раскатанным, блестящим как зеркало, зимним дорогам: они шли боком на раскатах, и можно было повредить и ноги, и груз. Да и вместимость их была невелика. Дровни хороши были в лесу, на узких заснеженных дорогах. Поэтому, кроме дровней, на дворе могли быть и розвальни – сани с упругими тонкими жердями-отводами, привязанными к головашкам (высоким загнутым передним концам полозьев) и к поперечному брусу, лежавшему на задних концах полозьев. Отводы предохраняли и седока, и груз на раскатах от ударов. Кроме того, расширялось пространство внутри саней, так что груза помещалось больше; например, сено лучше всего было возить именно на розвальнях. Пространство между отводами и накопыльниками, а также между самими накопыльниками, могли заплетать веревками или даже зашивать лубом, устраивая сзади еще и спинку. Это были уже пошевни. А если мужик занимался извозом, на розвальни или пошевни устанавливали на деревянных дугах рогожный, дерюжный или даже войлочный волочок, или болочок – полукруглую крышу. Так получалась знаменитая кибитка. Полозья розвальней и пошевней, чтобы сани не раскатывались, часто подшивали железными полосами – подрезями, которые на ходу врезались в плотный укатанный снег. Так и пелось: «Люблю сани с подрезями, а коня за быстроту…».

Не больно хитра была и крестьянская телега. Ее основу составляли два хода – колесные пары с осями. Сами колеса были сплошь деревянные, с гнутыми ободьями, деревянными спицами и мощными, собранными из брусков и схваченными железными кольцами втулками; но хорошие колеса еще и ошиновывались полосовым железом. Передняя пара колес была небольшой, а задняя – большого диаметра. Оси могли быть деревянными, лучше всего дубовыми, но могли быть и кованными из железа. Собственно, оси представляли довольно увесистое громоздкое сооружение из брусьев, схваченных полосовым железом, так что верхняя плоскость немного возвышалась над колесом. Колеса надевались на концы осей и закреплялись железными чеками, а чтобы они вращались легче, их регулярно подмазывали коломазью, смесью дегтя и сала; можно было подмазывать колеса и просто дегтем: у кого на что были средства. Для подмазки служили мочальная мазница и лагун с коломазью, подвешивавшийся сзади под телегой: мазать ступицы колес приходилось и в дальней дороге. Между колесами и наделкой из брусьев переднего хода на ось надевались железными кольцами оглобли, а затем их раскрепляли проволочными тяжами, цеплявшимися за концы осей. Передний ход был разрезным. На нижней части крепилось большое железное кольцо с торчащим посередине высоким железным шкворнем. На него надевалась верхняя половина переднего хода, толстый брус с таким же кольцом. При повороте нижняя часть переднего хода поворачивалась на шкворне, так что колеса проходили под кузовом телеги. Оба хода скреплялись прочными длинными брусьями – дрожинами, а затем на них настилался дощатый кузов, слегка вогнутая платформа с обвязкой из двух брусков и двух тонких жердей – облучком. Мы уже как-то говорили, что облый, по-русски, значит – круглый; облучок – то, что окружало тележный кузов. Вообще-то Пушкин слегка присочинил, когда сказал, что у зимней кибитки «ямщик сидит на облучке»: облучок у телеги, а в ямской кибитке, конечно, ямщик сидел на козлах. Только «козлы» никак в стих не помещались.


Ф. А. Васильев. Деревня. 1869 г.


Для перевозки снопов или сена телега слегка модернизировалась, чтобы повысить вместимость. По бокам ее с помощью мощных деревянных дуг, надетых на концы осей, крепились решетчатые борта, напоминающие лестницы – драбки (по-южнорусски «лестница» – «драбина»). Так из телеги получался воз. Если же предполагалось возить длинномерные грузы, например, жерди или бревна, платформа телеги снималась и в ходы вставлялись очень длинные дрожины – получались роспуски, или долгуша. На роспусках, сидя на толстых дрожинах боком к направлению движения, могла ездить на ближние расстояния целая компания людей. Если дорога была плохая, например, в лесу, по болоту, то небольшой кузов крепился только на передний ход, так что получалась двуколка. Но можно было обойтись и одной осью, без кузова, так что седоку приходилось ехать верхом на конском крупе. Это была уже беда. То есть так называлась повозка – беда, да и поездка на ней была сущей бедой. А если предстояло перевозить какой-то груз по лесному или болотистому бездорожью, то оставляли только оглобли, к которым привязывались две срубленных березки, и на их кроны наваливался груз. Так получалась волокуша. Но если надо бы ехать далеко и без груза, или, тем более везти пассажира, то либо на телегу ставили все тот же болочок, как на сани, и это опять-таки называлось кибиткой, либо же на дворе для таких поездок стоял тарантас, в котором на ходах лежал десяток тонких и гибких дрожин, на которые устанавливался плетеный из прутьев кузов, напоминающий по форме детскую ванночку, с высокой задней частью и невысокими козлами. Сзади кузова на дрожинах еще оставалось место для багажа. В тарантас наваливали сена, а если требовал пассажир, то могли кинуть и перину с подушками: ездили в тарантасах лежа или полулежа. Повозка с такими же гибкими дрожинами, но с легким дощатым кузовком в виде низенького ящика, называлась дрожками. Хорошие дрожки были с жестяными крыльями над колесами, с коваными подножками, а у тарантасов иногда был еще и подъемный кожаный верх. В общем, вариантов было множество, и в основе их лежала все та же крестьянская незамысловатая телега. А ведь мы еще не коснулись в разговоре барских повозок, опять-таки основывавшихся на той же телеге.

Конец ознакомительного фрагмента.