Пыль за ухом
Бумажное
Мечется эхо по комнатам,
мечет звука икру,
рыбы ходят безмолвные,
курят земную кору.
Плавает дым загадочный,
будто мысли мои,
в дыме ясности мало,
каждый малёк смолит.
В комнатах много важности,
здесь каждая рыба – кит!
Булькают «бом!» бумажные.
Все комнаты здесь – кульки.
Мир – это лишь оригами!
Мегарыб непрерывный оскал
разбираю, вместе с кульками, —
вчера неверно собрал.
Далее
По плоскости земли ходят
по линейке свернутой в годы
быскрылые плоские звери,
нарисованные в двух измерениях.
Раздвигает двумерность
немеренно
этот голос безмерный:
идите с листа куда-нибудь,
вас эта плоскость достала!
вниз идите и далее, далее…
В этом голосе мнимый друг,
дающий лишь очевидный выбор:
плоскость-низ, либо-либо…
А в молчании слышен звук…
плоскости не догадываются, —
точно есть ещё один путь —
наверх, наверх и далее,
далее, далее, далее, далее
Ангел
Когда мир трещит по швам, как старо-маленькие брюки на толстой жопе, когда отовсюду приходят вести о смерти или просто плохие вести, когда отворачиваются близкие, отталкивают любимые – ты спускаешься под землю.
В метро.
На Старой Деревне.
За плечами рюкзак, нагруженный хламом, и даже не придумать, что там есть ценного, дорогого. Просто вещи. Пропади этот рюкзак, вряд ли вспомнишь, что там было.
Слезятся глаза после бессонной ночи, поёт живот, болит нога, желудок и голова…
Что за дикий набор!?
На переходе, где-то в лабиринтах подземки подходит мужик.
Он вроде опрятно одет, над длиной (приблизительно, как у тебя) седой щетиной потерянные глаза.
У мужика неровная прыгающая походка. Его пошатывает. Но скорее не как пьяного, а как вдетого, – с некоторой нервозностью…
Он подскакивает и спрашивает: «Ты ничего не боишься?!»
И ты отвечаешь: «Ничего не боюсь!»
Он сжимает кулаки.
Несколько раз.
Сжал-разжал-сжал.
Ты ждешь, когда в его руке появится нож.
Он выбрасывает руку вперёд, большой палец оттопырен.
«Сломай мне палец! – восклицает он.
Глаза его всверливаютя в твой череп.
Знакомься! Теперь это твой Ангел.