Глава 4
Елена Станиславовна Муравьева, невысокая пухленькая особа с тщательно уложенной прической из светлых крашеных волос, с готовностью согласилась побеседовать с социологом из Москвы. Уже через несколько минут Настя поняла, что интересовала Елену Станиславовну главным образом возможность найти свободные уши, а вовсе не желание помочь в исследовании проблем социальной адаптации после прекращения трудовой деятельности. Ну что ж, решила Настя, это и лучше, можно разговорить ее на любые темы, она и не заметит ничего.
Так и вышло, что прежде чем приступить к осторожным вопросам о Корягиной и Павловой, Насте пришлось выслушать все, что Елена Станиславовна сочла необходимым сообщить о себе, любимой.
Муравьева, как выяснилось, позиционировала себя потомком графа Николая Николаевича Муравьева-Амурского, самого известного представителя младшей ветви рода Муравьевых, который в 1847 году по решению царя стал губернатором Восточной Сибири. До этого он был губернатором Тульской губернии и подавал царю записку о необходимости отмены крепостного права, царю такой либерализм отчего-то не пришелся по вкусу, и было принято решение отправить графа подальше от центральной власти. Граф Николай Николаевич содействовал экспедиции Невельского по освоению устья Амура и выхода к Тихому океану, осваивал Уссурийский край, стал основателем Владивостока, Хабаровска, Находки и Благовещенска. Он вел последовательную и продуманную политику, в результате которой удалось мирно присоединить к Российской империи территории Приамурья и Приморья. Своим предком Елена Станиславовна гордилась безмерно.
– Николай Николаевич был женат на француженке, Екатерине Ришмон, – понизив голос до заговорщического шепота, сообщила она Насте, – они были очень счастливы в браке, но, к сожалению, Господь не послал им детей. Последние годы жизни граф провел вместе с супругой в Париже, и там у него случился внебрачный сын от француженки. Граф признал его и дал свою фамилию. Это и был мой предок. Вы можете себе представить? Во мне течет не только кровь Муравьевых, но и французская кровь. У меня западноевропейские гены, а где-то во Франции живет моя родня, которую я могла бы разыскать, если бы захотела. Неудивительно, что во мне так сильны западничество и дух познания и свободы, – Елена Станиславовна горделиво улыбнулась, – это было свойственно всем Муравьевым. И вообще, все Муравьевы были тесно связаны с наукой, образованием, культурой и передовыми идеями переустройства общества. Вот взять хоть Михаила Никитича Муравьева. Вы слышали о нем?
Настя вздрогнула. Опять ее экзаменуют. Вчера Бегорский грузил архитектурными терминами, заставляя рыться в памяти, а сегодня ее проверяют на знание истории. Пришлось снова напрягать память.
– Кажется, Екатерина Вторая сделала его наставником своих старших внуков, – неуверенно произнесла она. – Я правильно помню?
– Совершенно верно, – радостно закивала Муравьева. – Его обширные познания в области словесности, истории и философии просто потрясли императрицу. Так вот, после его смерти вдова сделала их дом на Фонтанке в Петербурге открытым для многих писателей, поэтов и художников, которые там подолгу жили. Вокруг вдовы и сыновей Михаила Никитича собирались лучшие умы Петербурга, с ними дружили Пушкин, Вяземский, Тургенев. Я особо обращаю ваше внимание, деточка, на фамилию Вяземского. Вы ведь слышали, наверное, что эту усадьбу называют «усадьбой Вяземских»?
Настя молча кивнула, об этом было написано в той статье, которую давал ей прочесть Бегорский. Она терпеливо ждала, когда Елена Станиславовна закончит хвастаться своими именитыми предками. И вообще, она была уверена, что к «тем самым Муравьевым» пухленькая дамочка имеет весьма призрачное отношение.
– Тогда вы должны понимать, что судьба отнюдь не случайно привела меня в эту усадьбу, коль она так или иначе связана с родом Вяземских. Это связь поколений, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Я понимаю, – снова послушно кивнула Настя.
Она вспомнила, что Тамара называла Муравьеву закоренелой прозападницей. Елена Станиславовна каким-то образом ухитрилась прожить месяц в Италии и с тех пор считала себя белой костью. Именно поэтому она полагала, что Валерий Васильевич Полосухин должен достаться именно ей, поскольку он тоже жил за границей и умеет ценить европейский стиль жизни и европейскую культуру. Тамара даже процитировала одну свою клиентку, которая якобы своими ушами слышала, как Муравьева говорила:
Конец ознакомительного фрагмента.