Свобода и веротерпимость в Трансильвании
Первым правителем независимой Трансильвании стал сын неудачливого претендента на венгерский престол Яноша Запольяи Янош Жигмонд. Это было сделано вопреки ранее достигнутому соглашению Яноша Запольяи и германского императора Фердинанда о том, что после смерти претендента права на венгерский престол и все венгерские земли перейдут к Габсбургам. В 1551г. армия Габсбургов попыталась захватить Трансильванию, но последовал ответный удар турок. Армии Сулеймана Великолепного захватили ряд важных территорий в центре Венгрии, а также лежащий западнее Трансильванского княжества Банат, где создали свою новую провинцию с центром в Темешваре, затруднив габсбургской армии доступ в Трансильванию.
Османская империя, таким образом, способствовала сохранению буферного государства между собственными провинциями и владениями Габсбургов. Трансильвания стала вассалом Турции на условиях, похожих на валашские и молдавские – выплата дани, утверждение трансильванских правителей султаном, контроль империи над военными делами и внешней политикой. Тем разительнее оказались различия между историческими судьбами Трансильвании и румынских княжеств во времена турецкого владычества. Если в 16 веке уделом Валахии и Молдавии было жалкое прозябание, а в 17 – далеко не полная и недолговечная эмансипация, то Трансильвания в это время стала крепким и жизнеспособным государством, которому во многих случаях удавалось успешно утвердить свою самостоятельность перед лицом турецких владык.
Ежегодная дань с нее в течение полутора веков зависимости составляла 15 тыс. золотых, причем, сравнивая ее с приведенными выше цифрами податей с Валахии и Молдавии, не стоит забывать еще и о том, что трансильванская экономика была заметно сильнее. Завоеватели осторожно обращались с Трансильванией, так как она была слишком трудной добычей.
Экономический подъем Венгрии в 16 веке продолжался, несмотря на турецкие нашествия и испанскую конкуренцию на рынке драгоценных металлов. Спрос растущих западноевропейских городов на продукцию венгерского животноводства стабильно увеличивался, и в течение нескольких десятилетий это обстоятельство толкало вперед венгерскую экономику и позволяло сохранять благосостояние страны даже в ухудшавшейся военно-политической обстановке. Мощными стенами обносились немецкие города и центры секейских областей, расширяли и укрепляли свои замки венгерские аристократы. Более того, в саксонских областях даже деревни обзаводились собственными укреплениями – их экономический потенциал позволял возведение таких сооружений, о которых румынские сельские общины и не мечтали.
Причем речь не шла только о строительстве суровых и неприступных стен. Внутри укреплений было много такого, что стоило защищать. Некоторые замки венгерских аристократов, такие, как резиденция Яноша Хуньяди в Хунедоаре, являются настоящими архитектурными шедеврами. В городах – причем не только больших и богатых Брашове, Клуже и Сибиу, но и в более скромных Медиаше и Сигишоаре – сооружаются готические соборы украшенные многими произведениями искусства, красиво и основательно строятся частные дома в сменяющих друг друга в Европе стилях готики, ренессанса и барокко. В саксонских деревнях внутри укреплений также строятся соборы, во многих случаях не уступающие городским ни по размеру, ни по красоте. Многие из этих памятников отлично сохранились до нашего времени, донося до нас представление о благополучии, независимости и уверенности в себе трех трансильванских народов-сословий – венгров, саксов и секеев.
Социальный и политический строй этой окраины западной цивилизации повторял многие черты наиболее развитых областей Европы, что в 16 веке нашло подтверждение в идеологических предпочтениях жителей страны. Бунт против католической иерархии, поиск новых форм и интерпретаций христианства, дорогу которым открыла европейская реформация, пришлись по душе свободолюбивому народу Венгрии.
Саксонские города Трансильвании уже начиная с 1520-х годов приняли лютеранство. Несколько позже среди венгерского дворянства широкое распространение получил кальвинизм. К 1580-м годам протестантами были не менее 80% населения Венгрии. В Трансильвании, с ее сильными немецкими городскими общинами и многочисленным мелким дворянством, к тому же неподконтрольной католическим Габсбургам, процент протестантов среди венгерского и немецкого населения был, скорее всего, еще выше. Обретя свободу веры, народ продолжал создавать новые религиозные сообщества, все более радикально пересматривавшие старые догмы. Князь Янош Жигмонд лояльно относился к религиозному новаторству, и сам интересовался им. Под конец жизни он примкнул к радикальному протестантскому течению антитринитариев.
Религиозные перемены происходили мирно, без войн и гонений за веру, что было совершенно не похоже на общеевропейский подход той эпохи. С 1530-х годов Габсбурги начали преследования немецких протестантов, что стало толчком к ожесточенным религиозным войнам, продолжавшимся более ста лет и приведшим к жестокому опустошению и упадку Германии. Вскоре после этого начались войны католиков и гугенотов во Франции, запомнившиеся всеобщим избиением протестантов в 1572г. в Варфоломеевскую ночь – событием, которое на многие века стало символом религиозной нетерпимости и жестокости. Борьба за истинную веру вдохновляла участников шедшей как в Европе, так и в самых отдаленных уголках мира войны между принявшими протестантскую веру Англией и Голландией и стремившейся подавить врагов католичества Испанией.
Но Венгрия жила под угрозой порабощения могучей и беспощадной мусульманской деспотией, что делало выяснение отношений между христианскими конфессиями с помощью оружия непозволительной роскошью. Правда, может показаться странным, почему находясь в столь сложном и опасном положении, страна вообще пошла на такую авантюру, как смена веры. Видимо венгры слишком ценили свою свободу, чтобы ограничивать ее даже в условиях опасности. Поэтому было найдено другое решение, поразительно смелое для тех пронизанных религиозной нетерпимостью времен – проведение в жизнь принципа свободы совести.
В 1568г. трансильванский парламент на заседании в Торде принял закон о свободе и равноправии для четырех «признанных» христианских конфессий – католичества, лютеранства, кальвинизма и антитринитаризма. Конечно, это решение не являлось истинным признанием религиозной свободы. Утверждение списка допускаемых трактовок христианства создавало основу для пресечения создания новых учений и сект. Не могло идти речи и о признании равноправного положения религии низшего сословия страны – православия. Но в Европе тех времен, где «не та» вера повсюду служила поводом для притеснений, изгнаний, убийств, где самые передовые нации лишь подходили к принятию похожих решений, трансильванский закон предвещал более свободное будущее для всего человечества.