Глава II
Маленькие птички под свое щебетание перелетали с ветки на ветку.
– Смотри, – Ауст указал на пару, среди порхающих в листве неугомонных птах. Птицы перелетали с ветки на ветку над их головами. Пара привлекла внимание Ауста своим необычайным красивым оперением.
– Какие красивые, – восхищено воскликнула Идэн. – Слышишь, как они щебечут?
– Да! – ответил Ауст.
– Это они радуются за нас!!
Теперь Ауст и Идэн, часто и подолгу проводили время вместе. Сидели, где-нибудь на лужайке под увесистым деревом или шли бесцельно – вдоль берега, а то и прямо – на растущем корабле, свесив ноги с кормы и, любуясь один другим. Глядя, друг дружке в лучистые и счастливые глаза они познавали себя в неразрывном монолите друг друга. В этих взорах они взаимно открывали один другому сердца и улыбались, довольные своею находкой.
– Ты прелесть!! – восторженно прошептал он.
Она в ответ улыбнулась.
– Я тебя люблю!!!
– Я тебя тоже!
Они целовались. Целовались и разговаривали и, слова эти звучали с такой бесконечной нежностью и, ликованием, что казалось – им, нет границ. Ласковые интонации неизменно присутствовали на всем протяжении их беседы. Они настолько были упоённые страстью и уверенностью друг в друге, что дело совместной жизни, считали – как факт решённый и уже даже свершившийся и само – собой разумеющийся. Необходимость, одного в другом, у них была настолько велика, что даже малейшая разлука наводила на них уныние и грусть. Разлуку одни считали не мыслимой, но если, случалось такое – мать, забирала Идэн, по какой ни будь хозяйственной нужде, то при ее внезапном появлении – Ауст вздрагивал, и лицо его вспыхивало жаром – горячей вскипевшей кровью. Идэн также, увидев любимого, теряла свой лик – присущей ей невозмутимости – готова была, в тот же миг, броситься ему на шею, лишь – присутствие отца сдерживало ее – от этого порыва. Но им, достаточно было, какого-то мига побыть вместе, чтобы вернуть себе довольное, расслабляющие и уравновешивающие их состояние.
– Ты благоухаешь ароматом весны и невесты, – с трепетом в голосе проронил Ауст.
– Так уж прям, и невесты? – голосом заигрывания и блеском глаз переспросила она.
Он провел рукой по ее щеке, с такой трепетной нежностью, что она чуть не заплакала от счастья. Ауст был для нее открытой книгой, в которой она не видела ничего, кроме утопающего счастья. Раньше, она постоянно находилась, в каком-то глубинном ощущении не досказанности и пугающей тайны, а она хотела открытости, без всяких недомолвок и полуправд. И вот, наконец-то сбылись ее мечты, по-детски наполняя её радостью и счастьем.
Они спустились к воде, и пошли вдоль моря, любуясь закатом. Шли, по шуршащей гальке, взявшись за руки и слушая игру волн – их не замысловатый мотив звучания: «ДА» и «НЕТ». Набегая на берег, волны произносили – «ДА», а отступая, говорили – «НЕТ». Но и то и другое под аккомпанемент шуршащих береговых камешков-голышей.
Не высокая природная гряда отгораживала заводь от моря, и до прихода приливной воды в фиорде стояла полная тишь. Пользуясь штилем, они принимались «печь блины» – пускать по глади воды плоские камешки – блинчики. Плиточки шлепали по воде, оставляя круги, а Идэн с Ауст считали каждое подпрыгивание. «Пекли» они и вместе и врозь и Идэн, по-детски, искренне радовалась, когда она превосходила свой же – предыдущий блинный результат. Она подпрыгивала на шуршащем галечнике и в след ее движениям, волосы колыхались в полете и, вся она была в этот момент неистово красива. Потом они целовались и, встретив рассвет, быстро бежали спать, чтобы не быть замеченными родителями.
– Какая, ты, красивая, – наполненный счастье прошептал он, глядя в ее лучистые голубые глаза.
– Это по тому, что, ты, меня любишь! – сияя белоснежной улыбкой, проговорила она. Они шли, вдоль береговой черты, любуясь полетом чаек. Сумерек опускался над морем и побережьем. Белая ночь уступила свои права, и вот-вот должно было стемнеть. Волны колыхались – шуршали между валунов, натыкаясь на выступы скал и протиснувшись, пропадали в гротах пещер и ущелий и выбирались оттуда, потерявшие былую силу и нежно трепали выставленные в воду подошвы влюбленных. Ауст поцеловал Идэн и уставился в пульсирующее огнями небо. На небосводе сияли звезды, и множество метеоритов засыпали августовское небо, оставляя длинные пылающие следы на черном небосводе бархатной ночи. Ноги их то и дело скрывались в пене набежавших волн.
– Загадывай желание, – прошептал Ауст, целуя ее в мочку уха. – Я уже загадал! Но я, тебе не скажу, а то не сбудется…
– Я уже загадала, – улыбнулась она, – и без твоей подсказки.
Он загадал, чтобы поскорее пришли с моря отец с братьями и прислали к «Курчавой Голове» и Хиль «Матери Природы» сватов и они с Идэн заживут счастливо, ни на минуту не расставаясь. Ауст решил отделиться от своего большого семейство, чтобы не ютиться в тесноте и построить свой собственный дом. Но это было его тайной. Он уже даже начал – рано по утрам, пока все спали и его ни кто не мог видеть – таскать на возвышенность камни, плотно прижимая их холодную массу к своему теплому животу.
Она загадала, чтобы поскорее вернулись с промысла родственники любимого, и заслали к ее родителям сватов и тогда они с Аустом заживут – счастливой, пресчастливой жизнью. Нет, она и так счастлива. Только, оно, какое-то не такое – это счастье – не полное – чего-то в нем не достает, чего-то не хватает.
Но из загаданных ими желаний сбыться суждено было лишь второму – «жить они будут счастливо». Отец и братья с моря не вернуться и надобность в строительстве дома отпадёт сама по себе.
Натасканные Аустом камни останутся лежать не нужной грудой до лучших времен. В 1046 году норвежский конунг Харальд вернулся на родину. После долгих лет службы на Руси и Византии он ввернулся в лучах воинской славы, богатый и женатый – на дочери киевского князя Ярослава Мудрого – Олисаве и добился от своего племянника со-правительства в управлении страной. Норвегия приветствовала Елизавету, так на скандинавский манер подданные величали жену конунга. Несмотря на внимание и почести Елизавета скучала, вспоминая бурно-шумящий торговый Киев с его множеством рядов и рынков. Харальд, видя жену удручённой, решил развить торговлю. Из груды камней лежащих без применения, конунг повелел построить торговые ряды, которые и послужили основанием будущего города Осло.