14
– Мамуля, попробуй эти… – Аня протянула Ольге розовые стрекозиные очки, – последний писк.
Мать молча одарила дочь выразительным взглядом на тысячу североамериканских рублей, Аня, хмыкнув, напялила ультрамодные очки на себя.
– Ничего ты не понимаешь, тебе такие очки просто необходимы, с твоей чрезмерной впечатлительностью надо смотреть на мир сквозь розовое стекло, и он покажется восхитительным.
Огромный отдел был по-зимнему пуст, в преддверии Нового года покупают солнечные очки только счастливчики, которые собираются смотреть на нездешнее жаркое солнце.
– Я предпочитаю классику, она вне моды и украшает почти всех… во всяком случае, не уродует. Ну, как тебе это?
– Мам, такие у тебя есть, или почти такие же, какой смысл иметь несколько одинаковых вещей?
– Мм…, может, ты и права. Безумный поступок, требует подобных аксессуаров. Девушка, покажите мне, пожалуйста, вон те с перламутром.
– О, мамуля, это же почти революционный переворот.
– Хватит издеваться, я и так не сплю с тех пор, как решилась туда поехать, это тяжелое испытание. Это все равно, что проводить ревизию прошлому.
– Не сердись, если бы ты отказалась, никто бы тебя не осудил.
– Анюша, есть вещи, которые нужно сделать хотя бы для того, чтобы жалеть о сделанном, чем о не сделанном. Другого шанса не будет.
– Мамуля. Соня просила тебя не расстраивать, но я лучше скажу.
– ?
– Ей звонила Эльвира.
– И что она хотела?
Ольга по вполне понятным причинам не ждала ничего хорошего от нее. Последние несколько лет, с тех пор, как Соня стала самостоятельной, и причина для шантажа испарилась, Эля по старой привычке имела наглость клянчить деньги. Обычно ей не отказывали, жалко, да и просила она немного. Но врала при этом грандиозно, видимо, чтобы вызвать сострадание к своей персоне и застраховаться от отказа. То у нее случился пожар в съемной квартире, то были потеряны подотчетные деньги, то старшая дочь забеременела от наркомана и нуждается в аборте. Никто ей, конечно, не верил, но считали более безопасным для себя откупиться от нее, кто знает, на какую гадость она способна.
– Обещай, что не расстроишься. Просто я думаю, тебе лучше знать, что она замышляет, ведь там избежать ее нам не удастся.
– Говори.
– Она уговаривала Соню поехать, нажимая на родственные узы. Ее старшей дочери отказали в визе, отец не внес ее в список. Вот Эльвира и жаловалась на дискриминацию, мол, Ларисе разрешили взять сына, хотя он Александру тоже не родной, а ей нет.
– Ей не приходило в ее безмозглую голову, что перемена климата может печально повлиять на ее будущего внука или внучку? Ее только и заботило всегда: я, я, я. Старшую дочку спихнула родителям, бедная девочка знает мать только по рассказам. Соню она всегда использовала как средство для достижения своих целей. Я никогда не говорила вам, она родила Соню, чтобы женить на себе Алекса, потом она использовала ее как средство наживы. Хороша мать. А теперь еще требует поддержки, ценой здоровья. Я надеюсь, Соня не восприняла это всерьез.
– Мамуль, не кипятись, ты же знаешь, наша Соня крепкий орешек. В этом чувствуется не наша порода, в ней отсутствует излишняя эмоциональность, на поверхности она выглядит холодной, но в глубине души она чуткая и нежная. В общем, она ей все сказала. В своей спокойной манере с уничтожающей вежливостью сообщила Эльвире, что она, как будущая мать должна думать в первую очередь о своем ребенке и о его благе, а не о выгоде «чужих» ей людей. Соня еще добавила, что даже ее мать, то есть ты, не требовала от нее подобной жертвы, а на всех остальных ей чихать.
Ольге это очень нравилось, нравилось, что они воспитали такую правильную дочь. Ане иногда казалось, особенно в детстве, что родители Соню любят больше, но теперь она понимала, что они пытались восполнить недостаток тепла и любви со стороны ее настоящих родителей. Им это удалось. Их семью связывала не только любовь, но и доверие, что немаловажно.
– Эх, кутить, так кутить! Девушка, покажите вон те очки в леопардовой оправе.
– Браво, мамуля, пусть задохнутся от зависти, жаль не успеем обновить гардероб, а то бы мы им показали.