Жизнь как она есть. История одной болезни (Геннадий Демарев)

Предисловие

Чем выше ты поднимаешься, тем меньшим становишься в глазах завистливых мира сего. Больше всего общество ненавидит парящего над суетой, и особенно друг и любимая женщина. Они пытаются забросать грязью и несправедливостью сильного духом, возвысившегося; но чем больше бросают, тем ярче им нужно светить, – если хочешь остаться звездой хотя бы для себя. Следует остерегаться припадков своей любви к ближнему и дальнему: одинокий слишком скоро протягивает свою руку тому, кто с ним заговорит; а есть масса людей, которым следует протягивать не руку, а лапу, вооружённую когтями. Если человек ищет самоусовершенствования, ему следует вначале сжечь самого себя в своём собственном пламени, – иначе невозможно, – вместе с былыми иллюзиями, наивностью, глупостью и… человечностью.

Вообще-то тот тип государства, который с некоторых пор стал общепринятым на планете, вполне соответствует принципу, по которому устроен животный мир, – с его борьбой за существование и законами джунглей. Только, к превеликому стыду, эти «законы джунглей» применяются не в честных условиях саванны или каких – нибудь гор, а в огромном курятнике, который так напоминает человеческое общество. В нем полным – полно курочек и петухов, которые всегда стремятся стащить друг у дружки лишнее зернышко, используя самые разнообразные методы и средства. Петухи в каждом отдельно взятом курятнике постоянно конкурируют между собой за право спариться с лишней самкой и за первенство, а курочки хитрят, ссорятся, дерутся между собой не менее жестоко, чем мужская половина, и ведут интрижки ради того, чтобы выделиться перед петухами. Все устроено, как у людей – приветствуется стремление выделяться, быть выше, сильнее, «круче»; а курочки, в свою очередь, отдают предпочтение тем петушкам, которые считаются первыми, более сильными, лучше усвоившими мораль курятника. Они поступают так, как их научили мамы и бабушки, отцы и деды…

1

С самого утра настроение у Алёхина было, что называется, ни к чёрту. Таковым оно являлось уже в течение нескольких дней, – ровно столько, сколько на него наседают жена и тёща, требуя проведения ремонта в квартире и поездки в Анатолию. Чтобы всё было «как у нормальных людей»… Собственно, тёще Анатолия не нужна, но она настаивает на этом пункте из чувства солидарности с дочерью. А насчёт ремонта… Как же: Никитины, соседи по площадке, истратили на это свыше пятнадцати тысяч долларов, соорудили навесные потолки, утеплили полы, налепили на стены всякой всячины. Получилось, мягко говоря, безвкусно, даже смотреть противно. Даже последнему шизофренику из числа подопечных Алёхина не мог бы прийти в голову подобный маразм, но зато «дорого». В понимании обывателя дороговизна свидетельствует о статусе хозяев и является их своеобразным лицом, служит неформальным пропуском в элиту стада.

Почти точно такой же ремонт произвели Санины – родственники по линии супруги. Санин – депутат, заместитель городского мэра; его жена, используя связи мужа, занимается бизнесом. У них денег – хоть пруд пруди, вот и могут позволить себе удовольствие выбрасывать их на всякую чепуху. Алёхину волей-неволей приходилось бывать у этих людей. На его взгляд, лучше бы они никакого ремонта не затевали, – настолько неуютно стало в их жилище.

Но Светлана требует… И тёща… Марья Васильевна… Чёрт с ней, он её терпит. А вот жена… Ей трудно привыкнуть к тому, что материальные возможности мужа убавились после его перевода в Винницу. Пока он занимал внушительное положение в Академии медицинских наук, Свете не приходилось о чём-либо беспокоиться. Захотела мебель – получи, взбрело ей побывать в Праге – он её пристроил к делегации в качестве сотрудника своей лаборатории, вздумалось отдохнуть в Сочи – пожалуйста (за счёт резерва)… Тёщи в те годы рядом не было, никто не портил настроение, а внутрисемейные решались плавно, сами собой.

Однако всему на свете приходит конец. Алёхин, психолог с мировым именем, кому-то не угодил, его лабораторию закрыли, согласно настойчивому требованию когорты политиков, недавно пришедших к власти. Звание академика, конечно, не отняли, зато кое-кто счёл, что он ещё слишком молод для того, чтобы состоять в ВАКе (аттестационной комиссии, присуждающей учёные степени). Он мог бы остаться вообще без работы, если бы не былые друзья. Ему предложили временно возглавить одно из отделений винницкой психиатрической больницы. Соответственно, доходы и возможности Алёхина значительно снизились, что немедленно сказалось на качестве взаимоотношений со Светланой. С момента переезда в этот город он долго не мог понять, как и почему отношения, в течение многих лет безукоризненные и чёткие, вдруг дали трещину. Как будто между двумя людьми, понимающими друг друга с полуслова, пробежала неуловимая мрачная тень.

Тень… Как тучи, нависавшие над городом несколько дней. Нынешний май выдался удушливее иного июля – ни росы, ни дождика, ни резвого чириканья птичек по утрам. Противные испарения от асфальта, пыль, копоть от тысяч автомобилей – и больше ничего. Желанного дождя тучи не принесли. Скорее наоборот, – они как будто образовали над городом непроницаемый купол, сквозь который не могли проникнуть ни ветер, ни влага, ни вообще какие-либо изменения. Состояние казалось жутким, напряжённым, утомительным, размягчающим сознание. Даже больные, которым, казалось бы, всё безразлично, вели себя нестандартно. Среди них встречались разные люди. Одна женщина пыталась покончить с собой. Раздобыв откуда-то кусочек лезвия, она искромсала себе обе руки так, что хирургам пришлось провозиться с ней всю ночь. До наступления проклятой облачности она производила впечатление почти здорового человека, – настолько «почти», насколько можно считать «здоровыми» миллионы её сограждан «по ту сторону» больничного забора.

А Никитка из шестой палаты (на самом деле Никита Акимович, математик высшего уровня) отказывался от еды и целыми сутками записывал сложнейшие формулы. Вот они, эти листы, покоятся в отдельной папке на столе. Если кому-то и суждено в них разобраться, то не сейчас и вовсе не ему, Алёхину.

Боже, когда, наконец, рассеется эта проклятая облачность, разъедающая саму душу, как кислота? Изволит ли она когда-нибудь разразиться дождём? Как это надоело! На работе все ходят, словно сонные. «Как мухи в дихлофосе», – выражается «Деникин», один из пациентов отделения. Возомнив себя знаменитым генералом, он всё время требовал деятельности.

Есть и «Колчак». Это бывший географ, талантливейший человек тридцати пяти лет, изъездивший весь СНГ. Географ от Бога, но невостребованный обществом. Он мог бы организовывать экспедиции, как в своё время адмирал Колчак, совершать открытия или, в худшем случае, трудиться рядовым учителем в школе. В глухой деревушке, одной из сотен, где не хватает педагогов. Мог бы вести монотонный образ жизни и умереть в своей постели от старости, если бы не война в Чечне. В то время он, как гражданин России, был призван в ВДВ, воевал… Честные ребята, прошедшие сквозь горнило опасностей, возвращаются «оттуда» с болезненным чувством справедливости. Уволившись в запас, этот человек поступил на географический факультет, закончил его с отличием, но вынужден был отказаться от перспектив и уехать на Украину. Здесь живёт его больная мать, которой противопоказан климат России. Увы, здесь не пахло ни работой, ни возможностью выжить. Средства, которые ежегодно выделяются правительством на географические исследования, бесстыдно присваиваются членами того же правительства. Даже на работу в школу парня не принимали, требовали взятки. Пожалуй, Украина – единственная страна, где умудряются делать бизнес на этом. Для того чтобы устроиться рядовым учителем на ничтожную зарплату, следует дать «на лапу». Поскитавшись по кабинетам, «Колчак» однажды сорвался: «Ах вы, крысы тыловые!..» Избив нескольких чиновников, он оказался в стенах уютной палаты…

Конец ознакомительного фрагмента.