IX
Симфони больше не говорил, он уставился прямо перед собой, словно Дафне могла в любую минуту выйти из-за декораций…
Жюльен вновь подумал о Лоре, чье появление в его жизни уже не казалось ему столь легкомысленным. Она была такой красивой, и он постоянно испытывал некую горечь к этой истории от подозрения, что она успела повредить его защитную оболочку. У Жюльена никогда не было естественного влечения, которым обладают некоторые люди, открывать для себя других, оказывая им, таким образом, свое доверие. Он с давних пор смешивал понятие доверие и ожидания, которые не были удовлетворены в его молодости. Поэтому он любил окружать себя теми, кто легко доверялся ему, но их разговоры часто оставались на поверхности, поскольку бессознательно он нуждался в защите своей собственной оболочки.
Тем не менее, Лора завершила эти отношения, чтобы больше не иметь такого друга, который постоянно закрывал перед ней двери своей собственной уязвимости. Звезда ее Жюльена начала медленно гаснуть и вскоре, неподалеку должна была зажечься другая. Тогда он прекратил закрывать глаза на разочарование от своего собственного отражения, которое он видел в глазах женщины, чувствовавшей реальность во всех ее красках. Даже в то мгновение, когда он пытался полностью освободиться от той тяжести, которая преследовала его, она ушла…
Природа между тем подарила Жюльену атлетически сложенное тело, зеленые глаза, в которых смешались поровну застенчивость и меланхолия, полудлинные, слегка вьющиеся волосы, которые отливали светлым тоном и шармом, чарующей загадочной улыбкой, которые покорили не одно сердце. У него было немало девушек до Лоры, но он всегда был разочарован архаичной симметрией любовных игр. Жюльен не находил там себе места и чувствовал, что он не мог по своей вине разделять тот жанр пошлой любви, которая устраивает многих людей. Он превозносил свою личную точку зрения на интимные отношения, совершенно отличавшуюся от той, в которой он прожил свое детство, как и многие другие дети, жертвы своего поколения и бедствий в созданных семьях. В итоге, Жюльен понимал любовь как квинэссенцию жизни, но он не был способен полностью освободиться от тяжести своей реальности, чтобы, таким образом, погрузиться в абсолютное самозабвение, иногда разрушительное, за исключением, пожалуй, его отношений с Лорой.
Эта женщина его любила, но ее любовь по отношению к нему быстро превратилась в разновидность воронки разочарований, по мере того, как в период развития их отношений масштабы идеалов постепенно сокращались. И она закончила их лишь ощущением тоненькой ниточки дружбы к тому, кого она теперь посчитала возможным заменить.
– Самое худшее в этой истории то, что я не знал ничего, кроме ее имени… Дафне… и профессии, вероятно, связанной с фармацевтикой…
Мои поиски оставались тщетными до вечера, когда я все же надеялся вновь ее встретить…
— Я рассказывал вам о моей страстной приверженности к книгам со времен моей глубокой юности?
Они всегда умели переносить меня в другое измерение, совершенно отличное от того, которое я ощущал посредством музыки… К несчастью, я не читаю больше с тех пор, как со мной произошел несчастный случай… И даже если бы я сейчас был зрячим, я понимаю, что я не обладаю больше логической способностью придавать смысл словам по вине моей памяти… Это как если бы каждый параграф моей теперешней жизни включал в себя и начало, и конец истории… Как бы то ни было, я не испытываю больше необходимости уходить от этого, поскольку я не припоминаю ничего, кроме того, что связывает меня с этой женщиной…
Дафне де Лярош…
Я полагал, что таким было ее имя в тот период, когда я был в Париже, вероятно, для того, чтобы музицировать. Я теперь уже не знаю…
Но я хорошо припоминаю те мгновения, когда я увидел новый роман некоей Дафне де Лярош на витрине книжного магазина… Не знаю почему, но с этого мгновения я был убежден, что это моя Дафне, та, о которой сейчас идет речь…
И потом, когда я прочитал четвертую страницу обложки… Я буквально проглотил эту книгу одним махом… Там я отыскал описание старого Квебека с чувствительностью, которая, как я воображал, должна была быть линией жизни для той, кого я любил… Восприимчивость, которую она передала посредством бумаги, словно бы для тех, кому легче заставить крутиться мельницу, чем произнести фразу…
Больше года прошло со времени ее стремительного ухода из моей жизни, и теперь я бессознательно пытался всеми средствами наиболее достоверно воскресить свои мысли, бродя до появления легкого французского акцента в воспоминаниях, который был присущ этому красивому голосу… Если бы вы знали, как преуспевает мозг в искусстве побеждать действительность…
Я тогда позвонил Галлимару, который издавал романы Дафне, объяснив ему, что я журналист из Квебека, нахожусь сейчас в Париже и пытаюсь найти ее контакты… Они мне предоставили номер телефона ее агента, который к моей приятной неожиданности, принял меня, вероятно, за кого-то другого и пригласил в полдень пообедать с ними в компании в «Два Маго». Я был так убежден, что найду ее там, что войдя в ресторан, я придумал какую-то годовщину, чтобы метрдотель заранее принес маргаритки для мадмуазель де Лярош, которая согласно его утверждениям, приехала несколькими минутами раньше… Он был удивлен моей просьбе, но как учтивый хозяин, он вступил в игру и направился с моим цветком к столу, где меня ждали Дафне и ее агент… Я проследил за ним взглядом и был буквально ошарашен, увидев мою маргаритку в руках женщины средних лет, которая больше походила на миледи, чем на ангела, для которой были созданы мои крылья…
Этой женщине не удалось меня увидеть. Она, вероятно, полагала встретить какого-то почитателя своего таланта, но в то время, когда она обернулась к входным дверям ресторана, я был уже готов излить свою ярость, убегая по парижским улицам, чтобы сдержать оглушительный крик моей души…