Глава 6
Безнадега
Кирилл и Валя опять целовались.
Старик не был таким уж ханжой и занудой, но непосредственная распущенность со стороны молодой парочки его смущала. Он не приветствовал такой свободы нравов, даже учитывая кошмар, творящийся за стенами салона магии.
– А может, я их из пистолета постреляю? – прошептал подросток.
– Ага. А патронов у тебя хватит, стрелок недоделанный? – кольнул его адвокат.
Подросток не ответил. И дело было не в том, что ему нечего было сказать. Адвокат был совершенно прав: патронов мало. Вот на что патронов хватит – так это на то, чтобы застрелиться всем по четыре раза.
Похоже, они столкнулись с действительно безвыходной ситуацией. Надеяться на спасение было бессмысленно. Пытаться вырваться из ловушки с боем – являлось чистым безумием и приравнивалось к самоубийству. А если и продолжать так сидеть, то их ждет мучительная смерть от голода и жажды, если они раньше не сожрут друг друга.
– Пол! Люк в полу, – шепотом сказал старик.
Первым среагировал адвокат:
– Какой люк?
– Охранники сказали, что тут люк в полу есть. Из него можно в техническое подполье и на парковку выбраться, – пояснил старик.
– Да вы с ума сошли. Лезть в эту темень? Я не полезу. Мало ли что там может быть, – горячо зашептал Блидевский.
– Ну и сиди тут. Пусть на тебя мертвяки любуются, а ты на них глазей, – ответил ему на давешний наезд подросток.
Они молча и сосредоточенно обшарили пол под столом и матрасом, но ничего так и не смогли обнаружить. Из-за стола никто не решался выбраться.
– Давайте подождем, пока они успокоятся. А потом занавеску нужно будет закрыть. Может, тогда они кидаться не будут, – предложил Казарян.
– А как мы в темноте будем люк искать? – шепотом спросила Валя.
– Да! А как вы в темноте по подвалу полезете? – добавил шепотом адвокат.
– На столе зажигалка осталась. А для подвала можно и факелы сделать. На всякие статуэтки и ножки от стульев можно тряпок намотать и коньяком или виски полить. Бухла у нас много осталось, – выдал свой нехитрый план Казарян.
У людей появилась надежда. Даже Блидевский воспрянул духом.
– А что мы будем делать, когда выберемся?
Такой простой вопрос Вали поставил всех в тупик.
– Прорываться будем. Уходить отсюда надо, – сказал Кирилл.
– Как ты прорываться будешь, дурень? – спросил его адвокат.
– А вот как раньше, так и сейчас. Дубиной по башке – и бежать. Они медленные. Если на открытом пространстве, то пусть они обломятся. Я через все поле с мячом проходил, – начал горячиться Кирилл.
Армянин остудил его пыл, рассказав о сегодняшнем событии, когда чудовище задрало целую семью около соседнего корпуса. Причем один из погибших был вооружен, но он даже выстрелить не успел.
Подросток упорно продолжал думать в своем направлении:
– Так там ружье заряженное от убитого осталось! И патроны к нему, скорее всего, есть.
– Как ты туда доберешься? И умеешь ли ты из ружья стрелять? – вновь попытался охладить пыл подростка его отец.
– Добежать успею. А охотничье ружье дело нехитрое. Разберусь как-нибудь. Не лох же я.
– Не успеешь добежать. Морф тебя схавает, – сказал Казарян.
– Кто?
– Морфами мертвых крыс называли, которые живых крыс ели. Они мутантами от этого становятся. Быстро расти начинают, зубы и когти отращивают. Изменяются так сильно, что невозможно понять, что это раньше было. На монстров из кино больше походят, чем на крыс. Мне даже фотографию на телефон пересылали. Из них получаются очень опасные хищники – крупные, сильные и неимоверно быстрые. Похоже, что мертвые люди тоже такими становятся.
– А откуда у вас все эти сведения? – заинтересовался адвокат.
Беседа настолько захватила всех, что люди практически перестали обращать внимание на рвущихся к ним мертвяков. Все начали говорить в полный голос.
– Мои партнеры и клиенты по бизнесу сообщили. У меня юридическая фирма есть с адвокатами. Людям помогали решать всякие вопросы. Ох, какие у меня связи были. Любые проблемы мог решить. И позавчера всю информацию от них получил.
– С адвокатами, – передразнил Казаряна адвокат. – Знаем мы таких адвокатов. Коррупция, использование силового административного ресурса, злоупотребление должностными полномочиями и посредничество в даче взятки должностному лицу. Вот как это называется. Вы почтальоны счастья – конвертики с деньгами по кабинетам носите. Так? Еще хорошо, если проституток ваших по зонам не таскаете.
– Ну зачем проституток. Мы вообще людям добро делаем. Если проблемы у кого какие или потребности. Ведь в зонах и в тюрьмах тоже у людей свои потребности есть. Зачем человеку мучиться. Есть у нас мальчики и девочки с адвокатскими корочками, которые могут помочь и расслабиться несчастному человеку. Мы это психологической поддержкой называем. Нормальный бизнес.
– Ага! Вот из-за таких, как вы, нас все гомосеками считают, – злорадно зашипел Блидевский.
Старик вообще не понял, о чем говорят эти двое.
– А что за бизнес на потребностях? – попыталась уточнить Валя.
– А все очень просто! – просветил ее Блидевский. – Они проституткам обоих полов корочки адвокатские делают. Согласно закону адвокат может посещать своего клиента в местах заключения и находиться с ним безнадзорно сколько угодно. Администрация исправительного учреждения обязана им отдельное помещение выделить, для того чтобы адвокат с клиентом мог с глазу на глаз пообщаться без посторонних. Вот так эти шалавы с купленными корочками клиентов своих по тюрьмам навещают. А те их трахают в предоставленном администрацией отдельном помещении. Все по закону. Думаете, это тайна? Еще они наркоту и жрачку с выпивкой туда таскают. Досматривать адвокатов запрещено.
– Да, это так, – спокойно согласился Казарян. – Еще древние императоры говорили: «Деньги не пахнут». Это хороший бизнес, доходный. А самое главное – стабильный. Когда вопросы всякие решаешь, проблемы часто возникают. Да и по-разному с доходом получается. Бывает, что легко и быстро сработаешь, а бывает, и долго. Занес деньги одному – а его завтра сняли, и не успел он человеку помочь. Бывают такие, которые просто берут деньги и не делают ничего.
– А! Это как в анекдоте! – радостно уточнил Блидевский.
– Каком анекдоте?
– В простом анекдоте. Вы знаете, чем взяточничество отличается от коррупции? – продолжил Блидевский. – Взяточничество – это когда берут деньги и подарки за то, что должны делать бесплатно или за меньшие деньги, а коррупция – это когда берут деньги и ничего не делают.
– Ну, это редко бывает. У нас все люди проверенные, – возразил Казарян.
– Тамик, а у вас действительно проститутки обоих полов по тюрьмам ходили? – поинтересовалась Валентина.
– Да, и так и так было.
– А зачем мальчиков в тюрьмы отправляли? Там же, кажется, свои петухи есть?
– Есть, милая. Но гигиена. Наши мальчики без тюремного запаха. Да и выглядят они получше, чем Машки на парашке.
Все вздрогнули от сильного удара в дверь. Некая успокоенность от крепости оконной решетки и металлической двери улетучилась как дым на ветру. Уже не обращая внимания на рвущихся сквозь окно мертвяков, люди кинулись двигать тяжелый диван к двери. Дверь сначала загородили шкафом с безделушками, а потом подперли его тяжелым диваном. Пока они толкали мебель, удары сыпались на дверь практически постоянно. Потом они опрокинули набок стол и поставили его вертикально, заслонив им окно. Стол привалили двумя креслами. По натянутой коже поверхности столешницы скребли мертвые руки. Слышался треск раздираемой обивки. Скрежет зубов и скуление трупов вкупе с их вонью просто сводили с ума. От ужаса хотелось непрерывно орать – так было страшно.
Люди тяжело и затравленно дышали. Хотелось бежать, дико крича от ужаса, но такой роскоши у них не было. Валентина жалобно всхлипывала. Кирилл ее успокаивал.
Казараян ползал по полу, разыскивая зажигалку. Рядом с ним ползал Блидевский. Вдруг лучик света раздвинул мрак комнаты.
– У меня сотовый с собой, – пояснила Валентина.
Она держала в руках изящный золотой Vertu. Свет экрана телефона разгонял темноту. Казарян вытащил из кармана пиджака свой телефон, но его аккумулятор уже сел и телефон отключился. Кирилл свой телефон разбил, а у старика сотового вообще не было. Адвокат долго перебирал свою одежду, но сотового телефона так и не нашел.
Пока тот сосредоточенно рыскал по карманам, Казарян собрал светильник из полной бутылки виски и ленты из рыхлой толстой ткани, оторванной от прихваченной из подсобки половой тряпки. Он зажег импровизированную лампу и долго настраивал пламя с помощью ножниц. Светильник больше напоминал всем известный коктейль Молотова. Осветительный прибор чадил, но в колышущемся полумраке было намного лучше, чем в кромешной тьме.
Чтобы закрыть свет от мертвяков, они завесили окно ковром поверх прижатого к окну стола. Ковер закрепили под самым потолком на массивной деревянной гардине. Он был тяжелым, но гардина его выдержала.
Закончив с баррикадированием окна и двери, люди стали разыскивать спасительный люк. На гладком паркете не было никаких следов его присутствия. Кирил выломал ножом несколько плашек, но под плашками монолитным щитом лежали толстенные шпунтованные доски. Люк был ими закрыт наглухо.
На всех сразу напало одинаковое безразличие. Это был конец. Можно было пытаться резать дощатый настил ножом, стрелять в него из обоих пистолетов, пытаться грызть зубами, но все бесполезно.
– Где второй топорик, придурок? – спросил у сына Блидевский.
– В квартире у Вали оставил, – мрачно пробубнил он.
Все остальные просто молчали.
– Знаете, о чем я молюсь? – спросил Казарян и, не дожидаясь реакции, ответил: – Я молюсь о том, чтобы моим детям и жене была послана легкая смерть. Так жить невозможно. Зачем они будут страдать.
– Ну уж нет. Я собираюсь жить, – окрысился адвокат. – Пусть плохо, пусть тяжело, но я хочу жить.
– Живи, пожалуйста. Кто тебе мешает, кроме этих. – Казарян кивнул в сторону окна. – Только как это у тебя получится?
Все опять замолчали. Тягостное безразличие тоскливой тенью упало на всех. Вспышка радости от иллюзорной возможности вырваться из осады мертвяков и последовавшее разочарование просто выпили из людей все силы. Блидевский уселся на китайский столик и апатично уставился на свои ноги. Армянин сел на пол, скрестив ноги по-турецки под массивным животом. Все их усилия были тщетны.
– Валя, я тебя люблю. Ты будешь жить. Я все для этого сделаю. Мы вместе уйдем отсюда. Я готов умереть за тебя, – сказал подросток и обнял молодую женщину.
– Не надо умирать, пожалуйста, – улыбнулась Валентина. – Я не хочу потерять тебя. Ведь я только что тебя нашла. Я люблю тебя, ты настоящий мужчина. Я всегда мечтала о том, чтобы быть рядом с таким, как ты. Какая же я была дура. Жизнь шла мимо, а я цеплялась за какие-то цацки, машины. Бред какой-то. Ведь у меня даже среднего образования нет. Я школы не закончила.
– Что, любовь свою нашли? – язвительно спросил адвокат.
– Совсем нет, – вполне серьезно ответила Валя. – В четырнадцать лет меня сфотографировал заезжий журналист. Я всегда была самой красивой девочкой в школе. Мою фотографию напечатали в журнале. И не просто напечатали, а на обложке журнала. Мне сразу посыпались письма и предложения. А родилась и выросла я в поселке Эжва, рядом с Сыктывкаром. Это в Республике Коми. Представляете, что это для меня значило. Через месяц у меня была первая профессиональная съемка в Москве. Я туда с мамой приезжала. Денег не платили, постоянно говорили о том, что это мой старт в жизни и я должна вложиться в свое будущее. Мои снимки понравились. Меня стали приглашать агентства. Сбылась мечта любой малолетней соплюхи. Вот так сразу я стала профессиональной моделью. Появились гонорары и поклонники. Хорошо, что хватило ума по рукам не пойти. Мать быстренько наладила бизнес по торговле моей внешностью. Она стала моим агентом, а все деньги забирала себе. Через год я начала более-менее что-то понимать. Тогда первый раз поругалась с ней. Мы переехали в Москву, жили на съемной квартире. Она таскала меня по всяким кастингам, конкурсам, продюсерам, агентствам. У нее получалось зарабатывать деньги на моей внешности. Мне платили даже больше, чем другим девочкам. Но почти весь заработок уходил на шмотки, косметику, салоны красоты, портфолио, профессиональных визажистов и консультантов. Занятия хореографией и вокалом. Деньги текли сквозь пальцы. Мать пыталась сделать мне имя, но старалась прежде всего для себя. Она мечтала устроить мне успешный брак с олигархом. Я стала ее главной ставкой по жизни. Она запретила мне общаться с отцом. Папа у меня был спортсменом, а потом стал заниматься бизнесом, но с переменным успехом. В деньгах мы явно не купались. Мать использовала меня как породистую кобылу. Я была ее капиталом, а папу она ненавидела и решила, что может обойтись без него. А тут, как на грех, я влюбилась по уши. И представляете, он был обычным мальчиком. Отец у него в конструкторском бюро работал, мама – педиатром в поликлинике. Он умница был, в «бауманку» сам поступил, был красив как Аполлон, на гитаре играл, стихи и песни писал. Вот тогда мы с мамой и сцепились.
Я сломалась тогда. Она напугала меня тем, что моего мальчика закажет. Я ей поверила. Ведь вокруг меня всякие типы тогда крутились, а общалась с ними моя мама. Тогда я отказалась от своей любви. Я предала человека, которого любила, пусть даже наивной девичьей любовью. А потом я предала мать. Я обманула ее. Мне тогда шестнадцать только исполнилось. У меня появилось предложение от крупного модельного агентства из Франции. Париж – это мечта любой дурочки, такой, как я. Смысла нет рассказывать, как все устроила, но в Париже я оказалась уже без нее. Вот тут меня настигла взрослая жизнь. Контракт был кабальным, почти все деньги уходили на оплату счетов. Жили мы с девчонками в крохотной квартирке под самой крышей. И жило нас там десять человек. Спали на двухъярусных кроватях. Мало того что нас там дрючили и пользовали и в хвост и в гриву, но, к счастью, не в интимном смысле. Мы еще друг с другом грызлись. Я пахала как лошадь, минутки свободной не было. Это только со стороны все красиво и здорово, а на самом деле клоака клоакой.
Трудно было, постоянно в подушку плакала. Девочки кто как пристраивались. Кто-то в эскорте подрабатывал, кто-то на содержание шел, а кто-то и счастья своего ждал. Последнее тоже проституция, но с тем отличием, что продать себя хотят подороже и надолго. Ну, здесь как кому повезет. Карьера – а что карьера? Двадцать три годика исполнилось – и ты старуха. Кому-то улыбалось стать возрастной моделью, но это единицам. Больше или замуж выскакивали, или так и оставались проститутками. Пока работаешь – шанса ждешь, что тебя кто-то заметит. А знаете, какая главная мечта у модели или проститутки? Это найти щедрого мужчину, который будет тебе дарить подарки, давать деньги, по курортам выгуливать и ничего не просить взамен. Контракт у меня был коротким – всего на год. Потом еще на год продлила. Деваться было некуда. А потом надоело все. Удавиться хотелось. Вернулась я в Москву. А тут что? А все то же самое, только рожи родные, посконные вокруг. В Москве нашла работу – в гостинице вип-гостей встречала. Потом в клубе ночном работала. Съемки и кастинги проходила. Теперь я ценилась, опыт был да имя какое-никакое. Сынульку богатея одного захомутала на мероприятии каком-то. Повезло, в общем. Ну, неплохо я устроилась. Глупым он был. Меня всем демонстрировал, как и машины свои. Но хорошо, что денег не считал. Жениться на мне даже собрался. Ревновал меня, когда съемки или еще что-нибудь. Смешно все это. Не любила я его, жалела только. Прямо мамкой ему стала. Папе его понравилась. Все шло своим чередом. Но потом папа у него звезд с неба захотел, силенок не рассчитал и посыпался. Убили его, в машине взорвали – и охрана не помогла. Друзья его – шакалье поганое – сразу все порастащили. Голеньким суженый мой остался. Мне его даже жалко было, но не оставаться же с ним дерьмо хлебать. Подалась на волю. Все, что на сынульке подняла, припрятала до лучших времен или на черный день отложила. Мужика крепкого, настоящего встретила, но женатого. Тогда я и на роль любовницы согласна была. Квартиру под меня купил, ремонт, обстановка и все такое. Хоромы вполне на уровне были. Машину у него выпросила. Сначала думала, что за ним как за каменной стеной, не то что с прежним хлюпиком. А потом оказалась, что я не за стеной, а в застенках. Страшным он был, злым как черт, боялась я его. Год с ним мучилась, а потом приехал и сам меня выгнал. Думал, наверное, что страдать буду, упрашивать его. А я счастлива была. Я даже с наваром тогда осталась. То ли совесть у него проснулась, а может, блажь такая… Денег он мне дал и квартиру маленькую на окраине Москвы подарил. Ну, тоже неплохо.
Плюнула на все и поехала на родину отца проведать. Мать даже видеть не хотела – я ее ненавидела. Папа сильно болел тогда. Очень тяжело болел. Три месяца я в Сыктывкаре жила. По докторам его таскала. Лекарства ему покупала. За границу везти хотела. Он так счастлив был. Его новая гражданская жена меня сначала в штыки приняла, а потом сердцем оттаяла. Возилась я, возилась, а потом поняла, что деньги кончаются. Быстро кончаются. У меня квартира махонькая и машина в Москве да цацки всякие оставались. Это все, что у меня было. Ох, как я тогда задумалась. Возраст уже в тираж выходить. Ни образования, ни мужа, никаких перспектив. Тогда в один день все решила, выбор сделала, купила билет на самолет и все вещи собрала. Отцу сказала, что контракт выгодный предлагают. Тогда и судьбу свою встретила, прямо в аэропорту. Это как в сказках бывает. Да кого я обманываю. Какие сказки? Есть место в жизни сказкам, только они все страшные. Хороших сказок в жизни совсем не бывает. На то она и жизнь. Спалился мой любимый. Простачка из себя строил, в буфете аэропортовском чебуреки пивом запивал. Сидит весь такой в обычных джинсиках, турецком свитерке и китайских кроссовках. Пролетарий, блин, а у самого ногти наманикюрены и бумажник за две тысячи баксов. Парфюмом дорогим едва-едва пахнет. Есть такие чудики, миллионеры из трущоб. Вылезли из грязи, денег до задницы, а все в свое болото провинциальное тянет. Поди, еще на уазике сам за рулем приехал. А рядом два быка отираются – вроде как и не знакомы с ним. Таких мы тоже знаем. И решила я: была – не была. Покрутила задницей перед хачами. Они-то, значит, слюни сразу распустили и ручки свои волосатенькие ко мне тянуть начали.
Валя виновато посмотрела на Казаряна. Он пожал плечами, показывая, что все понимает.
Валя продолжила:
– Потом сразу к нему за столик. Можно, говорю, сказать, что вы мой муж, а то меня чебуреки с тухлыми намерениями домогаются. Ну, он, конечно, весь такой Дон Жуартаньян. Не боись, говорит, красавица. Есть еще богатыри в земле Комяцкой. Те обезьяны волосатые к нам приперлись, а их вроде как невзначай мальчики Игоря моего в сторону отжали. Пару слов сказали – так черных потом как ветром сдуло. Я вся такая в непонятках. Как же так? Мой рыцарь, век не забуду. А он мне благородно так говорит, что за державу ему обидно и не может он девушке отказать. Потом оказалось, что он летит на соседнем кресле со мной. Судьба типа такая. Это мальчики его постарались. Весь полет меня развлекал. А потом подвезти меня предлагает. Но я разрешила ему себя только до автобуса проводить. А там «мерседес» его подъезжает. Хитро так на меня смотрит. А я морду тяпкой сделала – и в автобус в самый дальний угол от него забилась. Разумеется, нашел он меня на следующей день. Не привык он, чтобы ему отказывали. Давай он со мной встречи искать. А я ему сказала, что я женщина успешная и самостоятельная и от таких, как он, натерпелась, и еще сказала, что он мне вообще не нравится. Вытащил он меня все-таки в ресторан, а я там вроде как лишнего хватила да и выложила ему, пьяненькая, про мать, про Францию, про двух ухажеров своих. Слезки с косметикой по мордашке размазывала. Потом ушла вроде как в туалет, а вместо этого на такси домой уехала. Так утром у меня вся площадка перед дверью в цветах. И маленький пони перед подъездом. Ну как я пони могу содержать? Вот ради пони я к нему в особняк и переехала. Но скучно там, за городом, совсем скучно. Находится этот замок чудесный в хреновых далях – и одна прислуга вокруг и пони этот дурацкий. Вот тогда я закапризничала, и он меня сюда перетащил. Наконец добилась я всего, чего в жизни хотела: шопинг, пилинг и шейпинг, цацки, тачки и меха. А о Сыктывкаре своем и родителях напрочь забыла. Вот такая я и есть. Ну что, нравлюсь такая? Хорошая я? Сумела разжалобить жизнью своей несчастной?
– Я же вижу, какая ты настоящая. Ошибки все делают. – Кирилл обнял ее.
Старик ощутил острый мыльный запах дешевой мелодрамы. Он верил, что Валя говорит правду. По крайней мере, она точно верила, что говорит правду. Исповедаться решила, повиниться. Чувствует, что смерть рядом.
Молодые ворковали минут десять.
– А где пистолеты? – прервал их лобызания Казарян.
– Вот. – Валя вытащила из кармана легкой курточки ТТ.
Подросток тоже извлек из кармана широченных штанов пистолет.
– А знаешь, какой пистолет ты отвоевал? – задорно спросила она у Кирилла.
– Какой-какой. Железный, – попытался пошутить Кирилл. – «Макаров», конечно.
– Нет, это ИЖ-71. Почти тот же «макаров», но патрон более слабый. Дай сюда.
Он забрала пистолет у подростка.
– Меня Игорь учил. Я ему даже нормативы сдавала по сборке-разборке и стрельбе. Вообще-то я нормативы сдавала на ПМ.
Валя нервно засмеялась.
Адвокат задал уместный вопрос:
– Валя, а если ваш благоверный так оружие любил, то почему у него дома оружия нет?
– Оружие есть. Но оно в сейфах, а ключей у меня нет. Близок локоть – а не укусишь. Смотри, как надо, – сказала Валя.
Она ловко несколько раз разобрала и собрала пистолет, раскладывая детали в рядок.
– Понял?
– Да понял я.
Кирилл взял пистолет и несколько раз собрал и разобрал его. Получалось у него не так ловко, как у Вали. Сначала он даже немного запутался. Потом Валя повторила ту же самую процедуру с ТТ. Занятие по сборке и разборке закончилось теоретически-практическим курсом обращения с пистолетом и теорией стрельбы.
Два пистолета и по одной полной обойме к каждому.
Теперь можно было умереть с музыкой. Пусть с тихой и недолгой, но все равно не молча.