Вечный праздник или На кладбище все спокойно
"Не нужно мудрствовать!" – говорят они и дают наставления премудрые. "Любите ближнего!" – учат они и выгоняют нас на растерзание мира грешного, судя в том, в чем грешны сами и в чем Господь призывал миловать. "Верьте, ибо мы веруем!" – и продают овец своих на съедение зверю. Долго ли ходить будем стадом неразумным за слепым пастырем, в бездну ведущим?
В этой и в некоторых других статьях о православии имена отдельных действующих лиц изменены. Я не хочу, чтобы по-настоящему верующие люди, которые, к счастью, еще остались в церкви, каким-либо образом пострадали от своего церковного начальства.
Говоря о церкви и о Боге, необходимо четко различать эти понятия. Церковь – не есть Бог, это место, где Богу молятся. Казалось бы, это очевидно. Поэтому, когда я описываю церковь в том виде, в котором я ее увидел, это не значит, что я выступаю против Бога. Напротив, я всеми силами стараюсь сделать церковь чище и лучше.
Традиционно христианская церковь определяется как отдельная территория на нашей грешной земле. На этой территории все люди живут по законам, оставленным человечеству Сыном Божьим. Царство Божье на земле – так христиане понимают роль и предназначение своей церкви и, соответственно, ее храмов.
Вера в Бога должна стать для каждого человека основой жизни. Ощущение присутствия Бога во всех наших делах – вот состояние истинно верующего человека. Жизнь в Боге должна быть основной реальностью, такой же насущной необходимостью как дыхание, как прием воды или пищи. Мы же не отправляемся в какое-то специальное место, когда нам просто необходимо сделать очередной вдох или выпить стакан воды. Зачем же тогда мы идем в церковь? Ответ очевиден и парадоксален: потому что мы не верим в Бога по-настоящему! Потому что вера, к сожалению, не стала нашей первой необходимостью, без которой мы не можем прожить ни дня, ни секунды. Нам, как примитивным животным, нужно специальное место для отправления наших естественных духовных потребностей. Регулярно, в основном по "большим" праздникам, чтобы быть "не хуже людей". Иногда, если мы считаем себя "добропорядочными христианами", мы ходим туда раз в неделю, то есть целых четыре раза в месяц! И совсем в редких случаях человек посещает церковь два, а то и три раза в неделю. В этом случае он считает себя практически святым.
Конечно, есть люди, которым необходима помощь и поддержка для становления и укрепления их веры. Эти люди в результате определенных событий в своей жизни поняли, что "все-таки что-то есть", Кроме того, что мы видим в повседневной жизни. И это "что-то", вероятно, и есть Бог. А где же его искать, Бога, если не в церкви? По большому счету, церковь создана именно для таких людей. Людям этим еще придется прийти к пониманию того, что Бог не в церкви по соседству, а в душе каждого из нас. И вот почувствовать это, стать первой ступенькой на пути к истинной вере и призвана церковь. В этом и есть ее святое предназначение.
Но что же представляет собой церковь сегодня? Чем она встречает входящих в нее людей, проверенных прихожан, молящихся давно и усердно, и вновь прибывших?
Очевидно, что церковь должна быть вне политики. Но как же тогда понимать совсем недавние события, когда на главной площади православной столицы, заполненной с одной стороны приверженцами одной политической силы, а с противоположной стороны – другой, "революционной" партии, вдруг появляется "крестный ход" в поддержку существующей власти. Этот "ход" оформлен, как положено: с иконами, православными флагами, и даже со специально откомандированными сюда батюшками. Они идут с важными, проникнутыми "торжественностью момента" лицами, "озаренные" глубоким осознанием священности своей высокой миссии по воссоединению нации. Самое смешное, что через некоторое время с противоположной стороны площади появляется другой, альтернативный, видимо, наспех снаряженный, "ход" и тоже "крестный". Это сторонники другой части "единой и неделимой" православной церкви – церкви отца Филарета. Они, так же, как и первые, твердо убеждены в правоте и святости именно своей миссии. И только преклонный возраст, да, наверное, присутствие милиции сдерживает эти два противоположных "крестных хода" от применения хоругвей в качестве оружия против своих оппонентов и "братьев по вере".
Другой пример, рассказанный одним моим хорошим знакомым, окончившим недавно духовную семинарию при Киево-Печерской Лавре. Во время занятий в класс семинарии входит один из церковных иерархов и рассказывает о том, на чьей стороне Бог на грядущих политических выборах и за кого должен отдать свой голос истинно верующий семинарист, если он хочет, чтобы его карьера в церкви сложилась успешно. Не удивительно, что после такого, даже у тех немногих, кто пришел в семинарию по зову сердца, возникают достаточно серьезные сомнения в правильности выбранного пути. Мой друг мне звонит, и я минут сорок по телефону рассказываю ему о том, как жить дальше и во что верить после таких случаев. Хотя, на самом деле, рассказывать что-либо должен не я ему, а он мне. Ведь я говорю с выпускником духовной семинарии! Ведь завтра он сам будет пастырем, ведущим свою паству по жизни и лечащим сердца и души прихожан!
Да, понятно, что в судьбоносные для страны моменты всякое, мягко говоря, несовершенство всплывает наружу, в какие бы одежды оно ни наряжалось и под какими бы флагами ни плавало до этого. Но как же тогда относиться к тому, что в спокойное и относительно мирное время, а не "в годину суровых испытаний", мэром все той же православной столицы на протяжении нескольких незабываемых лет был сектант. Я случайно увидел его обращение к жителям Киева с поздравлениями по случаю Рождества Христова. Ощущение было такое, как будто я присутствую на процедуре изгнания бесов. Мэра так корежило и крутило, что больно было смотреть на его страдания. Особенно, когда в конце своего обращения он вдруг попытался перекреститься.
Как объяснить, когда представители так называемых неопятидесятников, а по сути – те же сатанисты, только более тонкие и подкожные, отмывая американские деньги, выкупают под Киевом несколько зданий и размещают там "детские дома". В эти дома со всего Киева и области свозят беспризорников, пойманных на улице, кое-как отмывают и одевают их, и за тарелку супа и пирожок покупают бедную детскую душу. Потому что несколько раз в день ребенок вынужден слушать "слово божье" на традиционных шабашах неопятидесятников, которые они называют "служениями" и в конце которых все дружно ловят "святого духа", на самом же деле – входят в глубокий транс и предоставляют свои тела всякой нечисти, носящейся в нижнем астрале. По христианской терминологии – бесам. И все это – на нашей, православной территории, в буквальном смысле под носом у "оплота православной веры" и колыбели православия! И каково же было мое возмущение, когда директор одного из таких заведений с гордостью сообщила мне, что настоятель Киево-Печерской Лавры неофициально поддерживает их продуктами, считая их дело "благим"!
Пытаясь своими силами разобраться в этом вопросе, я наивно отправился в Киево-Печерскую Лавру искать правду. Вообще, с вашего позволения, в дальнейшем я буду именовать это заведение КПЛ, а еще лучше КПЛ ltd или ООО "Колыбель Православия". На мой взгляд, это более точно передает суть того, что сейчас здесь происходит. Как ни печально, но в наши дни церковь более напоминает предприятие по отмыванию денег, а заодно и грехов тех, у кого эти деньги есть. То, что я здесь увидел, я не забуду никогда.
У первого попавшегося мне монаха я поинтересовался, кто занимается работой с детьми в Лавре (тогда мне и в голову не могло прийти, что этим здесь никто не занимается, как, впрочем, и многим другим, чем в моем понимании должны бы здесь заниматься). Монах на меня посмотрел с удивлением и даже с какой-то злостью. Я решил, что оторвал его от какой-то глубокой и непостижимой для меня молитвы. Посмотрев на меня подозрительно, он посоветовал мне обратиться в "Православный центр катехизического просвещения" или что-то вроде того. Должен признаться, меня всегда пугали страшные слова, вроде "катехизического". Но я, тем не менее, решил найти этот центр. Центр просвещения ютился в каком-то полузаплесневелом сыром углу. Догадаться о важности этого места можно было только по табличке. Меня встретила унылого вида женщина в черном платке. Я хотел было уйти, подумав, что может быть я не вовремя зашел. Может быть, здесь кто-то умер, а я тут со своими вопросами дурацкими пристаю. Но женщина сказала, что никто не умер, и мы можем поговорить. Из разговора я узнал, что, оказывается у нашей церкви за время, прошедшее с начала ее "возрождения", то есть с начала 90-х годов, до сих пор нет не то что хотя бы одного православного детского дома, а вообще отсутствует какая-либо официальная концепция и позиция по данному вопросу. Узнав цель моего визита, женщина даже слегка ожила и тут же предложила мне самому разработать такую концепцию! Но сразу же поспешила добавить, что, к сожалению, мне придется сделать это бесплатно, так как финансовое состояние церкви весьма скромное. Я не верил своим органам чувств и все никак не хотел так просто уходить. В конце концов скромная служительница, покопавшись в своем ежедневнике, посоветовала обратиться к одному из священников и примерно объяснила, где его можно найти. Дело в том, что КПЛ занимает огромную территорию, и найти здесь кого-то не так просто.
С отцом Василием мы встретились на первом этаже довольно приличного строения, гораздо приличнее того, где я побывал до этого. На входе в это здание со следами свежего и недешевого ремонта красовалась гордая табличка "Гостиница для паломников" с православными завитушками по бокам. И тут же под ней – еще одна табличка. Чуть поменьше, но не менее гордого вида: "Мест нет!" Батюшки на месте тоже не было, и мне предложили подождать в коридоре. Я в некотором смятении присел на стоявшую здесь скамеечку (не каждый день приходится бывать в гостинице для паломников!). И вот двери номера напротив шумно открылись, и я замер в ожидании. Очень хотелось увидеть настоящего православного паломника! "Паломников" было двое. Причем в глаза сразу бросался их совершенно не паломнический вид. Во всяком случае, я немного не так их представлял. Вышли двое довольно упитанных мужчин в шлепанцах, шортах, с полотенцами через плечо. Примерно так выглядят отдыхающие на какой-нибудь базе отдыха. Не успел я как следует этому удивиться, как из другой двери вышел и проследовал мимо меня еще один паломник. "Крутой монах", иначе его не определишь. Он шел в расстегнутой рясе, широким бодрым шагом, покручивая на пальце цепь с крестом и весело что-то насвистывая. И никакого тебе смирения или хотя бы тени благочестия! Видимо, он вполне был доволен жизнью, в отличие, скажем, от меня, грешного. Наконец, пришел отец Василий. Узнав суть моего визита, он предложил мне зайти к нему в келью, которая находилась на втором этаже этого же здания. Да, это был поистине счастливый день! Я не только побывал в гостинице для паломников, но и увижу сейчас настоящую келью! С этими светлыми мыслями я последовал за ним. Это была не просто келья. Это была евро-келья! Металлопластиковые окна, дорогой ламинат на полу и весьма приличная отделка. Дома у меня было намного скромнее. На столе у батюшки располагался белый ноутбук с надкусанным то ли Евой, то ли Адамом яблоком ("подарок спонсоров" – смущенно пояснил отец Василий) и радиотелефон с автоматической переадресовкой входящих вызовов прямо на мобильный. Тогда я поймал себя на мысли, что сам бы с удовольствием пожил в такой "келье", да еще и в самом центре Киева. Отец Василий заметил мое некоторое удивление и сказал: "Самое главное – не привязываться ко всему этому…". Он еще что-то хотел добавить, но зазвонил мобильный телефон и полностью поглотил батюшку. На прощанье он констатировал, что, к сожалению, мне, по-видимому, не хватает катехизического образования и посоветовал еще раз перечитать Святое Писание. В результате разговора выяснилось также, что "детскими вопросами" занимается отец Филарет. Я поспешил к нему, ведь мой вопрос и был из разряда детских. По дороге я ломал голову над тем, как может отец, расколовший церковь, заниматься еще какими-то вопросами. Но мои опасения оказались напрасны: это был другой отец Филарет. Это давало весьма смутную, но все же надежду.
В здании, в котором жил отец Филарет, полным ходом шел ремонт. У входа работало несколько строителей. Я поднялся на второй этаж. Повсюду был слышен шум основательных ремонтных работ. Я постучал в келью отца Филарета. Дверь открылась, и внушительного вида и такого же размера жующий священник попросил меня немного подождать снаружи, "пока он закончит трапезу". Минут через пятнадцать он дружелюбно пригласил меня пройти к нему. Эта келья была несколько скромнее предыдущей. Чувствовалась разница в служебном положении их обитателей. В результате довольно долгого и пространного (со стороны отца) разговора я узнал, что, оказывается, еще около десяти лет назад на баланс КПЛ местными властями были переданы остатки бывшего правительственного санатория где-то в окрестностях Киева. Специально для устройства там детского дома. Это богатство состояло из нескольких корпусов и немалой территории. На момент передачи территория была в полном запустении, а сами строения – разграблены и разворованы. Но стены еще стояли и стоят до сих пор. Тогда готовность корпусов оценивалась в 70 процентов. Сейчас – около 40. Дело в том, что у церкви "нет средств" поддерживать и охранять все это должным образом, и местные жители продолжают снижать данный процент, откручивая и разворовывая то, что не украли до этого. И вполне понятно, что и речи быть не может о создании какого-либо детского дома, ввиду отсутствия денег. И это в то время, когда залетные "апостолы" по всей стране понастроили свои "дома молитвы" и целый комплекс по переработке детей под боком у Лавры! Их присутствия не хватает только на территории самой Лавры. На остальном пространстве они уже хозяйничают, как у себя дома. Наш увлекательный разговор прервали двое рабочих, которые пришли ставить новые окна в келью отца Филарета.
Когда в мрачном настроении от всего увиденного и услышанного я вышел из этого здания, я решил, пользуясь случаем, прогуляться по Лавре и, может быть хоть как-то успокоиться. Место ведь святое, отмоленное не одним поколением монахов, да и просто по-настоящему верующих людей. Однако территория здесь достаточно большая, местность холмистая, и я решил прийти сюда в другой раз, со свежими силами, чтобы все-таки почувствовать настоящую святость этого места. Прикоснуться к стенам величественных храмов и построек, посетить Пещеры и попытаться вникнуть в истинную суть Православия, и если повезет – понять, что двигало теми, кто стоял у истоков веры.
Итак, мой второй визит в Киево-Печерскую Лавру. На этот раз, я решил взять эту крепость с фасада, то есть зашел с центрального, парадного входа. К основным святыням ведет достаточно длинная дорога, вдоль которой по обе стороны расположены ряды торговцев. Невольно напрашивается сравнение с московским Арбатом. Только торгуют здесь не матрешками и картинками, а символами православной веры. Со всех сторон печально взирают лица бесчисленных православных святых, выставленных на продажу. Самый ходовой товар, конечно же, изображения Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Где-то на третьем месте по продаваемости находится Святой Николай. Также пользуются спросом кресты. Вообще, нужно сказать, что торговля здесь поставлена на широкую ногу. И неудивительно, ведь КПЛ – довольно раскрученный бренд. Оно и понятно, ведь каждый человек, впервые оказавшийся в Киеве, первым делом (сразу же после прогулки по Крещатику и посещения Майдана Незалежности), направляется именно сюда. Если, конечно у этого человека есть хоть что-то в голове. И уже потом, прикупив здесь по сходной цене какую-нибудь "святыньку", отправляется в супермаркет для удовлетворения уже физического голода, так как голод духовный на тот момент уже удовлетворен.
Товар – самых разных размеров. От довольно больших и дорогих икон и крестов, которые пешком и не унесешь, до самых миниатюрных иконок и крестиков, доступных самым бедным или самым экономным посетителям. Причем, цена прямо пропорционально зависит не от того, что изображено, а от размера изделия. Качество товара тоже – самое разнообразное: от совсем дешевых поделок (подделок), где понять, кого они представляют можно только по стилизованным под старославянскую вязь подписям, до настоящих произведений искусства. Некоторые иконы могут с успехом соперничать даже с теми, что висят в иных храмах. Хотя таких гораздо меньше. Кроме того, в большом ассортименте всякие рушнички и полотенечки с красными надписями вроде "Слава Богу!" и "Бог с вами!", и даже брелки для ключей с изображениями святых. Есть и сезонный товар. Одна из бабушек, к которой я подошел, увидев деревянные пасхальные яйца, несмотря на то, что Пасха давно прошла, пожаловалась мне, что сейчас ее яйца уже никому не нужны. Даже, несмотря на то, что она уже до предела скинула цену. И если я их не куплю, то ей придется заморозить деньги в этих яйцах аж до следующей Пасхи.
Но настоящая торговля начинается по мере приближения к настоящим святыням. "Стометровка" наконец закончилась, и я оказался на достаточно широкой площади. Слева, у внушительного вида стены, в ряд, словно отрезанные головы, были выстроены купола. Выстроены они были по росту, с крупными ценниками на каждом. Я в испуге посмотрел наверх, ожидая увидеть обезглавленную церковь и теряясь в догадках, кто же мог пойти на такое наглое кощунство – отрезать купола и выставить их здесь же на продажу. Но нет, слава Богу, все купола были на своих местах, во всяком случае, те, что были видны. Невдалеке прохаживался монах, видимо, продавец. Когда я посмотрел на него внимательно, мне почему-то подумалось, что с ним при желании можно было бы договориться и о тех куполах, что были наверху. Если в цене сойдемся.
Наконец, миновав все эти ужасы, я направился в сторону пещер. По пути я узнал, что Дальние Пещеры закрыли после того как оттуда не вернулось несколько посетителей. Сейчас работали только Ближние. Меня уже давно звали туда прикрепленные повсюду таблички со стрелками. Вы знаете, мне даже показалось, что я вдруг начал понимать мотивы тех людей, которые их выкопали в свое время. Едва я собрался войти, навстречу выбежала, чуть не сбив меня с ног, какая-то женщина. Судя по канонически повязанному платку и ее одежде, а также по традиционно мрачному виду, это была истинная христианка. Кроме того, у нее были какие-то сумасшедшие глаза: то ли от бесконечных бдений, то ли от того, что в святых пещерах ей вдруг явился не совсем тот, кого она ожидала. Женщина побежала прочь, никого не видя и не слыша на своем пути. На какой-то момент я засомневался, а стоит ли мне туда заходить вообще. Преодолев минутную слабость, я таки решился. Я специально взял с собой фонарик на случай, если будет темновато. Пещеры все-таки. Оказалось, что с фонариками нельзя. Для входа нужно было приобрести свечку. Свечки продавались тут же. На всякий случай взяв пару, я открыл дверь, собираясь войти. Здесь уже собралось несколько желающих. Нужно было дождаться, пока наберется необходимое количество людей, чтобы мы не сами блуждали в потемках, а под предводительством специально обученного монаха-экскурсовода. Через несколько минут нужное количество собралось, и к нам из какой-то боковой дверцы вышел монах. По его лицу было видно, что больше всего на свете ему надоели эти пещеры. А тем более какие-то люди, которым в такую замечательную погоду (а день был действительно солнечный) почему-то вдруг захотелось сюда залезть. Но, по-видимому, в этом и заключалось его послушание – водить нас, праздных греховодников, по святым местам. Монах вздохнул, и мы отправились в путь.
Много было интересного. Особенно поразила меня "рака" с останками Ильи Муромца. Былинный богатырь, оказывается, был ростом около 160 сантиметров. Вместилище его останков было буквально втиснуто между двумя стенами. На наши недоуменные взгляды монах ответил, что это действительно Илья Муромец. Оказывается, в те времена, когда он жил, остальные люди были еще ниже. И рост в метр шестьдесят действительно считался богатырским! Я хотел спросить, где же мощи Добрыни Никитича, и какой тогда рост был у него, но не решился. На одном из поворотов я немного задержался, так как заметил интересную картину. Одна из верующих, испытав, по-видимому, какой-то особый трепет при виде очередных мощей, коих здесь было предостаточно, буквально легла на стекло, которое их закрывало, и начала страстно молиться и причитать, целуя стекло. Тут же из какого-то темного угла появился еще один монах и силой оторвал ее от стекла, гневно прошипев, что трогать руками стекло строго запрещено. Среди людей, шедших вместе со мной, тоже были настоящие верующие. В самом начале они внимательно читали таблички с именами святых подвижников, после этого несколько раз крестились и незаметно для экскурсовода старались хоть чем-то "приложиться" к реликвии. Затем, когда выяснялось, что за тысячу лет подвижников накопилось гораздо больше, чем можно было предположить в начале, эти люди крестились, уже не читая табличек, и не настолько тщательно, а так, чтобы отметиться и не дай Бог, не обидеть чьи-то святые кости. В конце этого незабываемого путешествия, перед выходом стояла бабушка и вырывала из рук смиренных экскурсантов остатки свечек, бросая их в рядом стоящее ведро, уже наполовину ими заполненное. Свой кусок я не отдал. Во-первых, за время экскурсии, даже несмотря на мои непредвиденные остановки, сгорела только половина свечи. Во-вторых, я заплатил за нее деньги и не мог отказать себе в удовольствии придя домой, сжечь ее до конца. А вторую – оставить про запас, в ожидании какого-нибудь торжественного случая. Позже я с удивлением узнал от одного из монахов, что свечки специально делают длиннее, чем нужно для прохождения пещер, чтобы значительная часть оставалась, и свечу можно было переплавить в новую и продать повторно. То есть бабушка стояла здесь не просто так, она была при исполнении. А мы говорим "Восток – дело тонкое"!
Как приятно было вновь оказаться на воле! Я разминался, думая, куда бы еще сходить. В результате я решил, что после такого приключения самое время зайти в какой-нибудь храм. В главный храм вход был платный. Я решил найти храм с бесплатным входом. Недалеко располагалась маленькая, уютненькая с виду церквушка, как раз по мне. Я вошел. В церкви шла служба, и священник хорошо поставленным голосом читал торжественную молитву. Несмотря на это, в левом крыле возле входа шла достаточно бойкая торговля. Причем, народу здесь толпилось больше, чем возле священника. Я вспомнил, что Христос как-то раз уже выгонял менял и торговцев из храма. То ли выгнал не до конца, то ли опять сказывался недостаток моего катехизического образования, но я никак не мог понять, как можно торговать в церкви, да еще во время службы! Иногда, когда батюшка замолкал, разговор продавщицы с очередным покупателем был слышен на весь храм. Акустика хорошая. Причем, те же вещи, которые продавались на улице, здесь стоили на порядок дороже. Я заметил две, стоявшие рядом, совершенно одинаковые иконы, и по размеру, и по содержанию. Но правая икона почему-то раза в два была дороже левой. Я спросил, почему. Хозяйка лавки ответила: "Та, что справа – освященная, а левая – нет". Ломая голову над тем, зачем вообще освящать икону и почему она от этого подорожала, я вышел на улицу.
На обратном пути еще одна картина поразила меня. Под одним из деревьев, прямо на земле сидел старик. Он разительно отличался от всего, увиденного мной ранее. Прежде всего, тем, что от него, казалось, исходило какое-то сияние. Какая-то неподдельная чистота тянула меня к нему словно магнитом. Возле него, прислоненный к дереву, стоял посох. Сам старик был в аккуратной, но весьма небогатой одежде, местами грубо залатанной. У него была длинная седая борода. На земле перед ним был развернут какой-то платочек с едой. Сухими длинными пальцами он брал хлеб и неторопливо жевал его, глядя куда-то вдаль перед собой чистыми серыми глазами. Я остановился как вкопанный. Мне очень хотелось подойти к этому старику. Было такое ощущение, что я встретил самого родного в мире человека, с которым мы не виделись много лет. Но человек этот почему-то не узнает меня. Мне захотелось броситься ему на шею, взять его за плечи и сказать: "Здравствуй, Отец! Неужели ты не узнаешь меня? Это же я!" Поразительно, но казалось, что кроме меня его никто не замечает! Все просто проходили мимо! Я стоял как зачарованный, не смея шевельнуться.
Вдруг позади меня резко скрипнули тормоза. Я в испуге оглянулся. Невдалеке остановился джип. Порш Кайен. Вообще, на территорию Лавры въезд машинам запрещен. У самого входа висит запрещающий знак, который я заметил еще в начале пути. Из машины вышел какой-то важный человек. Вид его говорил о том, что знаки давно уже не для него. То ли это был очень уважаемый грешник, приехавший на очередную исповедь, то ли один из церковных иерархов.
Когда я вновь посмотрел туда, где сидел старик, его уже не было. "Наверное, ушел", – подумал я и тоже направился к выходу.