8
На возвышенности лес неожиданно расступился, и взору Беркута открылась широкая, поросшая болотистым кустарником долина, в конце которой неясно проявлялись очертания какого-то городка.
То, что добираться туда следовало по безлесной равнине, планов лейтенанта не меняло. Он понимал, что располагаться на ночлег в селе не имеет смысла. До ночи надо попытаться не только достичь этого городка, но и проскочить его, потому что завтра утром сделать это будет значительно труднее.
– Пшекручь – это небольшой городишко, у вас такие «райцентрами» называются, – объяснил Корбач, не дожидаясь вопроса.
– Я-то считал, что эти ваши Залещики находятся в дикой глуши, по крайней мере так следовало из слов Анны. Но оказывается, что рядом городишко.
– Правда, тоже в дикой глуши, – пожал плечами Корбач.
– А тебе подавай не ниже Кракова! Извини, пока что придется идти на «дикий Пшекручь».
– А мотоциклисты?
– Постараемся как-то отделаться от них. Можно было бы и… Но в селе наверняка есть полиция.
– Человек десять – не меньше. Обычный гарнизон для деревень в партизанских зонах.
Никакого поста на окраине деревушки партизаны не увидели. Обер-ефрейтор довольно быстро нашел дом старосты и, пока Беркут беседовал с ним, терпеливо ждал на улице. Староста вежливо сообщил, что больницы в деревне нет и никогда не было, а фельдшер еще неделю назад ушел к партизанам. Так что раненого придется везти в городок.
Расспрашивать его о партизанах «обер-лей-тенант» не решился, хотя и почувствовал, что староста наверняка связан с ними.
– Слушайте меня, обер-ефрейтор, – сказал он, выйдя вместе со старостой во двор. – Ситуация изменилась. Мы двигаемся в направлении Пшекруча, где сможем оставить раненого в местном госпитале. Что же касается вас, то благодарю за сопровождение, можете возвращаться на свой пост.
– Сейчас?! Туда?! – изумился обер-ефрейтор.
– Разве кто-то отменял полученный вами приказ?
– Это невозможно, господин обер-лейтенант! – прокричал немец, не скрывая своего ужаса. – Нас же еще по дороге перестреляют, не позволив добраться до Гнилевичей!
– Прекратить истерику, – жестко прервал его Беркут. – Что вы предлагаете? Вы же знаете, что акция завершится поздно вечером, и ваше командование сразу же бросится выяснять, что с вами произошло.
– Да, командование будет встревожено, и все же позвольте ехать с вами. Главное, добраться до городка, а там мы переночуем в комендатуре, – почти взмолился начальник поста. – А утром отправимся в свою часть, в Олсовице.
– Может, вы и правы, – великодушно согласился Беркут после минутного раздумья. – Посылать вас туда прямо сейчас – значит, посылать на гибель. Словом, решено: будете сопровождать нас до этой лесной столицы. Возвращайтесь к мотоциклу.
Двое солдат-мотоциклистов возились со своим товарищем, меняя ему повязку, а группа Корбача держалась чуть в стороне от машины, стараясь не контактировать с немцами.
– Значит, так, – подошел к ним Беркут, – в сопровождении эскорта направляемся к городку. Проскакиваем его и двигаемся дальше. Возможно, придется идти всю ночь, стараясь как можно скорее приблизиться к украинским лесам. Но, как бы мы ни спешили, раненого придется сдать в госпиталь.
– Кстати, о раненом. Я слышала, как он сказал своим: «Снимите меня с машины, это какие-то странные люди», – вполголоса сообщила Анна, поглядывая на машину. – Этот немец явно что-то заподозрил. Да и те двое, что перевязывают его, тоже насторожились.
– Раненого я уберу, – вмешался Арзамасцев. – Как только выедем за село. Он, гнида тифозная, больше всего старается заговорить именно со мной. Кажется, на одном ухабе я чуть слышно ругнулся.
– По-русски, – уточнил Зданиш. – Это его и насторожило.
– Раненого не трогать. Он ранен – и этим все сказано. Сдадим его в госпиталь…
– Чтобы подлечился и возник где-нибудь под Смоленском? – хищно улыбнулся Арзамасцев.
– Добивать раненых – это не по-мужски. Что же касается языка, то мы – антипартизанская диверсионная группа, выполняющая особое задание, – и этим все сказано. Я переговорю с обер-ефрейтором и потребую, чтобы он объяснил своим, так что все будет в норме. А вам, пан Зданиш, советую остаться здесь. Гражданская одежда – с вами, переоденетесь, а завтра попробуете связаться с партизанами. Лучшего случая, думаю, не представится. И высадим мы вас на краю деревни.
– Сам хотел просить об этом. Страшно ехать в чужие края, пусть даже польские, но далекие.
– Анна, как я понял, тоже остается здесь, вместе с паном лесничим? – произнося это, Беркут старался не смотреть на девушку. Он понимал, что реакция будет резкой. Так оно и произошло.
– Мне лучше знать, с каким паном и где мне оставаться, – язвительно заметила Анна. – И пока я сама не решусь уйти от вас, не смейте меня прогонять. Я не бродячая собака.
«Очередной бунт на корабле!» – улыбнулся про себя Громов. А вслух согласился:
– Решено.
Беркут коротко, но под большим секретом, объяснил обер-ефрейтору, что возглавляет спецгруппу, получившую задание внедриться в партизанский отряд, и что одного из своих людей он оставит здесь, в Залещиках, остальных – в ближайшем селе, за городком. И в связи с этим попросил успокоить раненого: пусть делает вид, что ничего не подозревает.
Когда обер-ефрейтор поговорил с раненым, Андрей приказал мотоциклистам выезжать первыми и ждать их в километре от села. Он не хотел, чтобы немцы видели, где именно, в каком доме останется Зданиш.
Свернув в один из переулков на окраине села, Беркут сам, наудачу, зашел в первый попавшийся дом, осмотрел его, выяснил, что хозяйничают там двое стариков, и решил, что наладить с ними контакт – это уже дело самого лесничего.
– Только немцам больше не попадайтесь, – посоветовал на прощание Зданишу. – А то в следующий раз меня может не оказаться поблизости.
– Да уж, – согласился тот, – во второй раз чудесного спасения не будет. Уже хотя бы потому, что дважды чудес не бывает.
– Поэтому-то на рассвете советую уйти в лес.
– Спасибо, пан лейтенант. Бог отблагодарит вас за все доброе, что вы сделали для поляков и Польши.
– Отблагодарить меня за то мизерное, что мне удалось сделать, – сдержанно улыбнулся Беркут, – Богу будет совсем нетрудно. А посему – прощайте.
Беркут проследил, как Зданиш вошел в дом, постоял еще несколько минут, словно надеялся, что тот передумает и снова вернется к машине, а прежде чем сесть с кабину, поинтересовался у раненого, как тот чувствует себя.
– Умоляю вас, господин обер-лейтенант, поскорее в госпиталь! Я потерял много крови. Это мое второе ранение, поэтому я знаю, что это такое.
– Целые народы истекают кровью, – жестко ответил Андрей. – Но вынуждены терпеть. Самое время задуматься над этим.
Тем не менее, сев в кабину, он приказал Корбачу:
– Гони. Парень истекает кровью.
– Немец истекает кровью, немец, – напомнил ему Звездослав.
– Тем более – гони, – остался верным своей логике мышления Беркут, – вдруг удастся спасти!