Война – и есть то неминуемое, богами завещанное жертвоприношение, которое человечество во все века и на всех эта-пах развития возносит на священный жертвенник своего физического, духовного и научно-технического совершенства.
1
Барон фон Штубер вновь переплыл серевшее на краю городка болотистое озеро и, поймав на мели брошенное фельдфебелем Зебольдом полотенце, принялся на ходу растираться.
Холодная вода бодрила его; налетающий из ближайшего леска ветер заставлял крепкое, тренированное тело сопротивляться ему всей горячей упругостью мышц, а появившееся между голубоватыми кронами деревьев багровое пламя солнца вселяло веру в то, что и в этой польской глухомани летний день все же остается… летним.
И вообще, что бы там ни происходило на этой странной войне, какие бы неудачи ни поджидали на ней вермахт, лично для него, гауптштурмфюрера СС Вилли Штубера, командира особой диверсионной группы «Рыцари рейха», это еще не закат. Свое место под солнцем он еще способен отстоять. Пока еще… способен.
– Господин гауптштурмфюрер! – появился из-за ограды старинной графской усадьбы, в которой расположилась армейская разведка, дежурный унтер-офицер. – Вас срочно требуют к телефону!
– Так уж и «требуют», – проворчал барон.
– Из штаба армии.
– И вы, конечно же, поспешили предать меня, Кирдорф, сообщив, что я отправился в ближайший лес, проверять грибные места? – старательно растирал барон фон Штубер усеянную седеющими волосами грудь.
– Никак нет, господин гауптштурмфюрер, я лишь…
– Прав, прав был наш Вечный Фельдфебель Зебольд, – не собирался выслушивать его барон, – предупреждая меня, что на вас, Кирдорф, полагаться не следует.
– Наоборот, я сказал, что вы выехали на место вчерашнего нападения партизан на нашу автоколонну. То есть взял грех на душу. Но в штабе вдруг почему-то занервничали. Ищут вас и начальника разведки.
– Значит, в эти минуты я нахожусь на месте атаки партизан?
– Именно так я и сказал, пытаясь придать важность этому вашему занятию.
– Вот видите, Зебольд, – продолжал ворчать Штубер, принимая из рук фельдфебеля, исполняющего роль ординарца и денщика, свои брюки. – Как можно недооценивать мужественного унтер-офицера только из-за того, что он, видите ли, никогда не был настоящим диверсантом?
– Это же Кирдорф, господин гауптштурмфюрер! – подыграл командиру фельдфебель, настороженно посматривая на чернеющий по ту сторону озерца лесок. – Из него еще можно сделать настоящего «рыцаря рейха».
После этих слов оба рассмеялись. Они хорошо знали, что становиться «настоящим рыцарем рейха» унтер-офицер Кирдорф как раз и не стремился. Романтика войны этого парня не прельщала. Он был горд тем, что стал унтер-офицером, и поскольку дослужиться до офицерских погон, о которых бредил фельдфебель Зебольд, он не мечтал, то его вполне устраивала любая тыловая должность, на которой можно было бы дождаться окончания войны.
Однако шутка не мешала Вечному Фельдфебелю настороженно посматривать на чернеющий по ту сторону озерца лесок.
Конечно, за ним располагались казармы саперного батальона, а потому опасаться вроде бы нечего. Но Зебольд уже давно не доверял не только лесам, но и вообще какой бы то ни было растительности. Зато опыт подольских чащоб приучил его благоговейно относиться ко всякой открытой равнине. Постепенно он становился убежденным степняком, чтобы не сказать – пустынником.
– Странно, что они вспомнили обо мне, Кирдорф, – ворчал тем временем один из лучших диверсантов группы Скорцени, едва сдерживая охватывающую его дрожь. – Ведь, что ни говори, а визитер из меня…
– Что-то там произошло. Что-то, кажется, произошло.
– Только не уверяйте меня, что батальоны Бонапарта опять подходят к Берлину!
– Относительно батальонов майор абвера почему-то умалчивает, – невозмутимо пожал плечами Кирдорф.