Вы здесь

Женщины, которые вдохновляли. Любвиобильный Гете (Александр Ушаков)

Любвиобильный Гете

Давно известно, что интимная связь с женщиной, не лишенной литературнаго дарования, чаще всего выходит боком выдающимся творческим личностям.

Рано или поздно, страсть уходит, и если инициатором разрыва отношений являлся мужчина, то горе ему.

История литературы знаетъ много примеров подобного рода женской мести.

Каролина Ламб, озлобленная на Байрона, выставила его в романе «Гленарвон» чудовищным воплощением лицемерия и извращенности.

Когда умер Альфред де Мюссе, Жорж Занд изобразила в отвратительном виде его поведение по отношению к себе.

Когда умирал другой ее знаменитый любовник, Шопен, она охарактеризовала его, как ребенка слабого, неразумного и до безумия раздражительного.

Пострадал от «писательницы» и Густав Флобер.

В юности он испытывал сильное чувство к Марии Шлезингер, 28-летней красавице, жене музыкального издателя, в доме которого он бывал.

Однако Густав так и не смог признаться ей в своей любви и выражал свою любовь весьма оригинально, гладя и целуя ее собаку.

А потом появилась красвица южанка Луиза Коле, мечтавшая о литературном успехе.

Они познакомились в 1846 году. Флобер видел только красоту голубоглазой Венеры, а она почуяла в нем гения.

Они стали любовниками.

Флобер любил Луизу «с бешенством, почти до потребности убить».

«Ты очаровательная женщина, – писал он ей, – я буду любить тебя до безумия!»

Но безумие к женщине вскоре стало ослабевать и сходить на нет, а, страсть к литературе возрастать непомерно.

Потом между ними встала другая женщина – мадам Бовари, которой Флобер увлекся не на шутку.

Литература затмила любовь.


Луиза хотела стать женой Флобера, но его такая перспектива пугала.

Занятый днем и ночью своим романом, он, тем не менее, находил время редактировать рукописи Луизы, которые он считал легковерными сочинениями.

В конце концов, он открыл глаза Луизе на истинную духовную и анатомическую природу женщин.

– Она могла бы войти в мой кабинет! – как-то воскликнул он, когда речь зашла о его женитьбе. – В святое святых! Нет, это невозможно!

«Ангела, – писал он Луизе, – легче нарисовать, чем женщину; крылья скрывают горб, они искренне сами с собою, они не признаются себе в своих плотских чувствах.

Они принимают свой зад за свое сердце из-за своей природной склонности к косоглазию, они не видят ни истинного, когда его встречают, ни прекрасного, где оно есть».

Луиза пылала от возмущения, читая эти издевательства.

После окончательного разрыва Луиза целиком отдалась чувству мести.

Она писала Флоберу анонимные письма, в которых называла его шарлатаном, а затем вывела Флобера в своем романе «Он» в образе бесчувственного эгоиста, растоптавшего прекрасные чувства любящей женщины.

В своем романе она изобразила Флобера жестокосердым, жадным, эгоистом и… бесталанным.

Она упрекала его в своих письмах в лести тиранам из униженности передъ ними, хотя Флобер никогда не поддерживалъ сношений с Тюльерийскимъ дворцом.

Нельзя сказать, что Луиза убивала Флобера своими признаниями, но крови она ему попртила не мало.


Не избежал подобной участи и Гете. Хотя нельзя не отметить и того, что внутреннее напряжение, которое всегда помогало ему в творчестве, оказывало влияние на его личную жизнь.

Гете часто попадал в странные треугольники, в которые, помимо него, были вовлечены еще две женщины.

Именно поэтому его романы редко протекали гладко.

Один из биографов указывает, что в молодости у Гете, вероятно, были проблемы с преждевременным семяизвержением, и по этой причине он практически не имел сексуальных отношений до 39 лет.

Прямых доказательств этого не существует. Но известно, что Гете легко возбуждался даже от простого пожатия руки симпатичной ему дамы.

Что же касается поцелуя, то он мог привести его – и приводил – в состояние экстаза. Многие из тех женщин, которых любил Гете, были женами его друзей.

Первой любовью поэта была Гретхен.

Она преследовала Гёте в дни юности, сопровождала его мечты в зрелом возрасте, служила ему музой на старости лет, воплотившись, в конце концов, в образе чарующей фаустовской Гретхен, лучшей и привлекательнейшей из героинь Гёте.

Однако мать поэта вспоминала о Гретхен как о первой любви ее сына, а в автобиографии Гёте подробно описал свою любовь.

Однажды Вольфганг познакомился с компанией веселых молодых людей.

На одной из вечеринок Гёте встретился с очаровательной блондинкой по имени Гретхен. Она охотно принимала ухаживания молодого поэта, но не позволяла ему никаких вольностей.

Как-то компания засиделась за полночь.

Гёте, опасаясь гнева отца, остался с друзьями.

Всю ночь он просидел, боясь пошевелиться, так как на его плече покоилась голова его подруги.

Вскоре полиция заинтересовалась не совсем благовидными делами веселой компании, которая добывала деньги с помощью поддельных векселей.

На следствии Гретхен показала, что встречалась с Гёте, но всегда смотрела на него как на ребенка.

Считавший себя «настоящим мужчиной» пятнадцатилетний Вольфганг оскорбился и, испытав неимоверные страдания, вырвал из своего сердца осмеявшую его девушку.

Впрочем, горевал он недолго, и в Лейпциге влюбился в очаровательную дочь трактирщика Шенкопфа Анну-Катерину, или Кетхен, которую Гёте в сборниках называл Анхен и Аннетой.

«Представь себе девушку, – писал один из друзей Гете, – хорошего, но не очень высокого роста, с круглым, приятным, хотя не особенно красивым личиком, с непринужденными, милыми, очаровательными манерами.

В ней много простоты и ни капли кокетства. Притом она умна, хотя и не получила хорошего воспитания. Он ее очень любит и любит чистой любовью честного человека, хотя и знает, что она никогда не сможет быть его женой».

Кетхен отвечала поэту взаимностью.

«Я люблю ее, – писал Гете приятелю. – Мне кажется, что из ее рук я принял бы даже яд…

Мы – сами себе дьяволы, мы сами изгоняем себя из нашего собственного рая».

Неожиданно для всех Вольфганг начал ревновать девушку, не имея на то никаких поводов.

Кончилась эта любовь тем, что Кетхен надоели бесконечные упреки, и она перестала встречаться с Гете.

Сильные душевные муки заставили его искать забвения в вине и кутежах, чем он основательно подорвал свое здоровье.


Чтобы восстановить силы, Гёте уехал домой во Франкфурт, но образ очаровательной девушки преследовал его и там.

Через два года после разрыва он узнал, что Кетхен выходит замуж.

Потрясение было столь велико, что у поэта открылось легочное кровотечение.

Вольфганг писал своей возлюбленной трогательные письма, в которых обещал уехать подальше и навсегда забыть ее, предупреждал, что она не должна ему отвечать.

«Вы мое счастье! – писал он. – Вы единственная из женщин, которую я не мог назвать другом, потому что это слово слишком слабо в сравнении с тем, что я чувствую».

Свою трагическую любовь к Кетхен Гете описал в пасторали «Капризы влюбленного».

С той поры сжетами для его произведений часто служили события из его собственной жизни.

«Все мои произведения, – говорил он, – только отрывки великой исповеди моей жизни».


Когда Гёте выздоровел, его отправили в Страсбург для изучения юриспруденции.

Страсбург был веселым городом, и Гёте вскоре забыл о Кетхен.

В этом городе много танцевали, даже под открытым небом, и Гёте не мог не поддаться всеобщему увлечению.

Он начал брать уроки у местного танцмейстера, у которого было две дочери – Люцинда и Эмилия.

После первого же урока оказалось, что Гёте полюбил Эмилию, а Люцинда полюбила Гёте.

Увы, Эмилия любила другого, поэтому Гёте не приходилось рассчитывать на взаимность.

Между тем Люцинда не скрывала своего чувства и часто укоряла Гёте в том, что ее сердцем пренебрегают.

Однажды она обратилась к гадалке.

Карты показывали, что девушка не пользуется расположением человека, к которому неравнодушна.

Люцинда побледнела, и гадалка, догадавшись, в чем дело, заговорила о каком-то письме, но девушка прервала ее словами:

– Никакого письма я не получала, а если правда, что я люблю, то правда также, что я заслуживаю взаимности.

Она убежала в слезах.

Гёте с Эмилией бросились за ней, но девушка заперлась, и никакие просьбы не могли заставить ее открыть двери.

Понятно, что начавшийся при таких неблагоприятных условиях роман не мог кончиться ничем хорошим, и Эмилия предложила Гёте прекратить уроки танцев.

Гёте стал оправдываться и доказывать, что он никогда не питал к Люцинде расположения, а восторгался одной Эмилией.

Тогда Эмилия призналась ему, что любит другого и связана с ним словом.

– Вы, – говорила она, – поступите благородно, если оставите наш дом, так как и я начинаю привязываться к вам, а это может иметь нежелательные последствия…

Гёте поступил «благородно» и удалился. У дверей девушка, не выдержав напряжения, обняла его и нежно поцеловала.

В этот момент появилась Люцинда.

– Не ты одна прощаешься с ним! – воскликнула она и обняла Гете.

Когда Эмилия подошла к ней, Люцинда оттолкнула ее и крикнула:

– Прочь! Не в первый раз ты отнимаешь у меня человека, который меня любит и которого я любила. Я откровенна, а ты а ты хитра и коварна! Этот человек, – снова обняв Гете, прокричала она, – никогда не будет моим, но и твоим он никогда не будет. Бойся моего проклятия! Да обрушится горе на ту, которая первая поцелует его после меня!

Смущенный столь откровенной сценой Гёте поспешил уйити. Навсегда…


Среди многочисленных романов, пережитых великим поэтом, его связь с дочерью зозенгеймского пастора Бриона, Фридерикой, заслуживает особого внимания.

Все началось в октябре 1770 года, когда приятель Гёте Вейланд ввел Гёте в дом пастора.

И чуть ли не в тот же самый день Гете влюбился в младшую из двух дочерей пастора Фридерику.

«Дорогая новая подруга, – писал Гете в черновике письма, написанное им после первого посещения дома пастора, – не сомневаюсь, называя Вас так, и если я хоть немного разбираюсь в глазах, то мои глаза с самого первого взгляда, обрели надежду на дружбу в Ваших, а за наши сердца я могу побожиться.

Вы, столь нежная и добрая, какой я Вас знаю, разве Вы, которая мне столь любезна, не будете ко мне хоть немного благосклонны?»

Пребывание на лоне очаровательной природы, участие в местных празднествах, сочинение стихов, которым суждено было стать событием в истории лирики, – так влюбленные проводили все свое свободное время.

История европейской литературы многим обязана бедной деревенской девушке, внушившей сильное чувство одному из величайших ее представителей.

И можно без особого преувеличения сказать, что в те счастливые для него дни он пел, как «птица».

Значение этого было тем более велико, что со времени грустной истории с Кетхен он стал тертяь свою Музу.

Фридерика оживила в нем стремление к творчеству и сама явилась для него музою. И вполне возможно, что не будь ее, мы не досчитались бы многих поэтических шедеврорв.

Вся беда была в том, что Гёте не мог жениться на ней, так как дочь бедного пастора не могла стать женой сына именитого франкфуртского гражданина, который никогда не дал бы согласия на такой брак.

Да и сам Гете несколько разочаровался в своей избраннице после приезда семьи пастора в Страсбург. И если в деревне Фридерика казалась сказочной нимфой, то в городе она выглядела обыкновенной крестьянкой.

Да, Гете продолжал ее любить и после ее отъезда из Страсбурга, но в глубине души он уже сознавал, что будущего у них нет.

«Человек, – писал он по этому поводу, – не становится ни на один атом счастливее, когда получает то, чего так страстно желал».

На его счастье, понимала это и Фридерика. Потому и не произнесла ни единого упрека, когда Гёте приехал к ней сказать ей последнее «прости».

Она старалась казаться бодрой, вот только в ее глазах, которые говорили больше, чем слова, стояли слезы.

Фридерика любила своего Вольфганга всю жизнь и, несмотря на многочисленные предложения, так и не вышла замуж.

Некоторые из биографов Гете отмечали, что после его ухода от Фредерики у нее осталось не только разбитое сердце, но и ребенок.

Во Франкфурте Гете был помолвлен с Лилли Шенеманн, дочерью банкира.

После нескольких весьма драматичных ссор и примирений помолвка прекратила свое существование, чему помог отъезд Гете в Веймар.

Позже Лилли утверждала, что между ними никогда не было интимной близости. В то же время в дневнике Гете сохранилась такая запись: «Эпизод с Лилли. Прелюдия. Совращение. Оффенбах».


В 1774 году вышел в свет роман Гёте «Страдания молодого Вертера».

В его основе лежала очередная любовная драма писателя.

Гёте полюбил Лотту Буфф, дочь ветцларского купца, которая предпочла его другому.

Гёте познакомился с Шарлоттой Буфф на танцевальном вечере, устроенном в Ветцларе 9 июня 1772 года двоюродной бабушкой Гёте.

Лотта пленила Гёте своей внешностью и открытостью. Как описывается в «Страданиях юного Вертера», они протанцевали весь вечер.

Страстно влюбленный, сгорая желанием сойтись ближе с очаровательной дочерью советника Буффа, он в то же время сознавал, что не должен разрушать чужого счастья, основанного на согласии двух душ.

Нужно было выбирать: или нарушить это счастье, или же заглушить в себе ярким пламенем вспыхнувшее чувство. Но последний путь был путем самоубийства.

Жить без Лотты Гёте не мог.

Препятствие в лице жениха и самой Лотты, не думавшей отступать от данного ею слова, еще больше разжигало его страсть и наводило на мысль о самоубийстве.

Да что там роман, когда он сам был на волосок от смерти, о чем Гете сам поведал в своей автобиографии.

У него была большая коллекция оружия, среди которой выделялся очень красивый кинжал.

Ложась спать, он брал этот кинжал и испытывал себя на прочность.

Однако реализм оказался сильнее романтизма, и дальше мечтаний дело не пошло.

Гете даже не думал скрывать от жениха Лоты своих отношений к ней. А тот, в свою очередь, не только не пытался прекратиь их отношения, но и делал все возомжное для их продолжения.

Судя по всему, он пребывал в уверенности, что Гёте слишком честен, а Лотта слишком чиста для низменной роли любовницы за спиною жениха.

Понятно, что до бескончености подобные отношения продолжаться не могли, и, в конце концов, Гете покинул свою возлюбленную, даже не простившись с ней.

Да и зачем, если он решил описать свои душевные муки в задуманном им романе.

Так появился его «Вертер». Гёте описал все, как было, чем вызвал вызвать недовольство Лотты и ее мужа.

И только в романе он совершил то, чего не смог сделать в жизни: самоубийство Вертера, в лице которого изобразил самого себя.

Впрочем, на его глазах разыгралась трагедия, главным героем которой был молодой и очень способный Иерузалем.

Он был другом Лессинга, который издавал его философские статьи.

Иерузалем страстно влюбился в чужую жену и, так и не найдя выхода из создавшегося положения, застрелился.

В 1773 году Шарлотта Буфф вышла замуж за юриста Иоганна Кристиана Кестнера и переехала в Ганновер. У неё родилось восемь сыновей и четыре дочери.

Шарлотта поддерживала переписку с Гёте и даже просила его оказать протекцию ее сыну, дипломату Августу Кестнеру.

В 1816 году Шарлотта Кестнер на несколько недель приезжала в Веймар, где жила её младшая сестра, и встретилась с Гёте.

Однако встреча оказалась единственной и прохладной.

Понятно, что всемирный интерес роман Гете вызвал не только любовной историей, но и необыкновенно живым свежим языком, обилием современных мыслей и переживаний.

«Вертер» был сразу же переведен на все европейские языки.

Молодой Наполеон прочитал книгу семь раз, брал ее с собой в походы.

Через много лет судьбе угодно было еще раз свести поэта с Лоттой.

Лотта уже была старушкой, давно потерявшей мужа, а Гёте царил в Веймаре, превратившись из пылкого, подвижного молодого человека в сурового олимпийца, бесстрастно озирающего мир с высоты своего величия.

Поэт принял у себя бывшую возлюбленную чинно, важно, как это он тогда делал со всеми, но с несомненным радушием.

Лотта хорошо сохранилась.

Отпечаток красоты лежал на всей ее фигуре, на лице бывшей красавицы. Только все вермя трясла головой.

Когда Лотта ушла, Гёте не мог удержаться от восклицания:

– В ней еще многое осталось от прежней Лотты, но это трясение головой! И я так страстно любил ее! Из-за нее я в отчаянии бегал в костюме Вертера! Непостижимо, непонятно…


Всем, кто читал знаменитую элегию Гёте «Парк Лили», было известно, чей это был парк.

Этой девушке, заслуживающей особенного внимания ввиду того, что она была невестой Гёте и едва не сделалась его женой, поэт посвятил много стихотворений.

Самыми известными из них стали «Уныние», «Блаженство уныния», «На море», «Осеннее чувство», «К Лине», «К Белинде» и некоторые другие.

Елизавета Шёнеман, с которой Гёте виделся в 1774 году, действительно не подходила живому, но задумчивому и высоко парящему поэту.

Богатая, легкомысленная, жившая всегда в роскоши, окруженная светскими людьми и преданная всей душой его удовольствиям, она представляла собой нечто столь противоположное великому поэту.

Именно поэтому нельзя было даже думать о возможности брака между ними.

«Представьте себе, – писал Гете в письме своей знакомой, – если можете: Гёте в галунах, франт с головы до ног, среди блеска свеч и люстр, в шумном обществе, прикованный к карточному столу парой прекрасных глаз, рассеянно рыскающий по собраниям, концертам, балам, с легкомысленной ветреностью волочащийся за привлекательной блондинкой, – таков теперешний карнавальный Гёте!»

Гёте познакомился с Елизаветой Шёнеман в конце 1774 года в доме ее родителей во Франкфурте. Когда он входил в музыкальный зал, шестнадцатилетняя Лили сидела за роялем и играла сонату.

«Мы взглянули друг на друга, – писал он в своей автобиографии, – и, не хочу лгать, мне показалось, что я почувствовал притягательную силу самого приятного свойства».

Для пылкого Гёте даже одной встречи было достаточно, и он написал стихотворение, в котором излил свои чувства.

Лили быстро привязала к себе Гёте, неуклюжего медведя, каким он изобразил себя в стихотворении «Парк Лили».

И он был действительно счастлив, когда она удостаивала его лаской.

Кокетливой Лили нравился Гёте.

В минуту увлечения она рассказала ему историю своей жизни, жаловалась на ее пустоту, призналась в том, что общаясь с ним, хотела испытать свою власть над ним, но сама попалась в сети.

Молодые люди объяснились, и вполне возможно, что дело на самом деле кончилось бы браком.

Но снова сыграла свою трагическую роль разница в общественном положении семьи советника Гете и вдовы банкира Шёнемана.

Зная педантичность отца, сестра Гёте выступила против этого брака.

Гёте никого не слушал, и тогда некая девица Дельф взяла на себя трудную задачу устроить дело.

В один прекрасный день она сообщила влюбленным о согласии родителей и попросила их подать подать друг другу руки.

Гёте протянул Лили руку.

Та вложила в нее свою, после чего влюбленные с «глубоким вздохом облегчения» бросились друг другу в объятия.

Вскоре состоялось обручение.

Но уже очень скоро все расстроилось из-за непримиримой вражды родителей.

Более того, знакомые Лили воспользовались поездкой Гёте в Швейцарию и в один голос уверяли Лили, что подобное поведение жениха лишний раз говорит о его холодности.

Молодые люди расстались, а Гете еще очень долго еще тосковал по возлюбленной.

Он простаивал ночи под ее окном, завернувшись в плащ, и возвращался довольный, когда ему случалось увидеть ее в окне.

Однажды он услышал, как Лили пела его песню. Ту самую песню, в которой он упрекал возлюбленную за ее тягу к светской жизни.

Лили вышла за страсбургского банкира, а Гёте, уезжая в Италию, писал в своей записной книжке: «Лили, прощай! Во второй раз, Лили! Расставаясь в первый раз, я еще надеялся соединить наши судьбы. Теперь же решено: мы должны порознь разыграть наши роли. Я не боюсь ни за себя, ни за тебя. Так все это кажется перепутанным. Прощай».

Через несколько лет он встретился со своей бывшей пассией, и… ничто не шевельнулось в его охладевшей груди.

«Я, – писал он, – прошел к Лили и застал прекрасную мартышку играющей с семинедельной куклой. И здесь я был принят с удивлением и радушием.

Я нашел, что милое создание очень счастливо замужем. Ее муж, по-видимому, честен, неглуп и делен; он богат, имеет прекрасный дом, важный бюргерский ранг и т: п. – все, что ей нужно».

Все правильно, торговка и поэт вещи несоместные…


И все же самой знаменитой из всех увлечений Гете стала Шарлотта фон Штайн, с которой у него начался роман в Веймаре.

И если верить самому поэту, то из всех женщин, прославленных им в стихах, он больше всех дорожил именно Шарлоттой.

Четырнадцать лет своей жизни провел с ней Гете в самой нежной задушевной близости, причем все первое десятилетия их связи он находился под ее влиянием.

Целых лесять лет, от его приезда его в Веймар и до отъезда в Италию, он ее былъ поклонником, учеником, другом, любовником и личным поэтом.

Как он считал сам, именно благодаря ей, он приобрел остроумие, возвышенность, энергию, деликатность и авторитет.

И это, не смотря на то, что сама Шарлотта не обладала ни одним из этих достинств.

Когда Гете в ноябре 1775 года впервые увидел Шарлотту фон-Штейн, ему было 26 лет, а она была на восемь лет старше его.

В 1764 году она вышла замуж за обер-шталмейстера Веймарскаго двора. У нея было шестеро детей, из которых в живых осталось трое.

Она владела всеми качествами великосветской женщины, естественностью и непринужденностью в обращении, открытыми манерами и удивительным тактом.

Она не была красавицей, но обладала привлекательной внешностью с выражением кроткой серьезности.

Как светской и придворной даме, ей была свойственна та прелесть, какая дается высшим положением.

Она стояла значительно выше франкфуртскаго гения, как в смысле нравственного достоинства, так и в смысле самообладания.

Гете как раз тогда был взволнован и измучен после разлада со франкфуртскими своими увлечениями и не находилъ себе покоя.

Она все сглаживала, смягчала, была успокоительницей, ангелом-хранителем его жизни и сестрой высшего порядка.

Шарлотта заинтересовалась молодым человеком с хорошими манерами с первых дней их знакомства. И как поговаривали, она ценила его, прежде всего, отнюдь не за поэтический его дар, а за умение держать себя в свете.

Понимала ли она, что общается с гением?

Думается, вряд ли.

Да и не за гениальность она ценила людей.

Именно поэтому она настаивала, чтобы Гете научился говорить на французском языке как истый царедворец.

В свою очередь, он до такой степени втянулся в мелкие интересы небольшаго Веймарскаго герцогства, что на какое-то время забыл о настоящем творчестве.

Растрачивая свой огромный талант на стихотворения, на «разные случаи» и на поэтическія шутки, по-настоящему он выражал себя только в своих письмах к Шарлотте.


Вполне понятны удивление и горе Шарлотты, когда в 1786 году, не разъяснив ей поводов своего отъезда, Гете бежал в Италию.

Многие стихотворения, написанные ею в сентябре, свидетельствуют о ее близкому к отчаянию состоянию.

О, как же я одинока

И вечно буду в одиночестве!

Горе принцессы в «Тассо» представляет сходное чувство, которое, конечно, не случайно.

Некоторое время думали, что своей поездкой в Италию Гете хотел порвать свои отношения с Шарлоттой. Было предположеніе, что после десяти летъ любви он почувствовал утомление.

Но скорее всего, это не так.

Письма, написанныя Гете Шарлотте из Италии, ясно свидетельствуют о том, что чувства его к ней не изменились.

У него сохранилась та же потребность сообщать своей приятельнице все события изъ своей жизни и свои мысли. Но в то же самое время он уже мог обходиться без нее.

Ослепленный блеском итальянского неба, восхищенный остатками классической древности, искусства эпохи Возрождения, он увлекся природой и наукой.

Он испытывал такое единение с этой прекрасной страной, что покидал Италию с сожалением, несмотря на предвкушение радостного свидания с друзьями.

И те не могли не заметить, что в Веймар вернулся уже совсем другой Гете, исполненный огромной творческой силы.

В Германии поэт не обрел прежнего мира.

Ему казался чуждым немецкий климат, серое утрюмое небо пронизывало его безконечной грустью, отголосок которой можно найти в одном из его писем к Гердеру.

Ничто не могло развеять его меланхолию.

Общество, занятое в то время другими писателями, холодно встретило полное издание его сочинений.

Герцог Веймарский, увлекавшийся французской трагедией, раскритиковал его «Эгмонта».

Гердер, в свое время симпатизировавшій Гетцу, стал смущаться вольностями, какими Гете стал позволять себе в отношении к морали, и считал «Римские элегии» омерзительными.

Да что там общество!

Та самая женщина, которую он боготворил в течение одиннадцати лет, встретила его весьма холодно.

Недовольна его полуторагодовым отсутствиемъ, она осыпала его упреками, а поскольку «Эгмонт» шокировал и ее, она наградила Клару непристойным эпитетом и говорила о своей оскорбленной нравственности.

Неприятно поразило Шарлоту и то, что поэт бредил полюбившееся ему южной страной.

Можно допустить, что Шарлотта приняла эти восхваления юга за личное для себя оскорбление, хотя с ее стороны опрометчиво было проявлять язвительность.

Нельзя сбрасывать со счета и то, что Гете стал проницательней, и та, которая в дали неизменно представлялась ему совокупностью всевозможных прелестей, теперь казалась ему состарившейся женщиной.

Но в то же самое время в нем зрел истинный поэт, и поездка в Италию довершила начатое дело.

Гете достиг высшей идеальной литературной культуры, какая только существовала в то время.

Гете было больно ее слушать, он продолжал любить ее и в своих письмах к ней называл ее «своим желанием, своей наперстницей, своимъ идеалом и своей религией».

Да что там письма!

Он не мог прожить без нее ни одного дня и постоянно посылал ей всевозможные подарки: книги, гравюры, первые плоды, дичь.

Много времени он занимался с ее сыном Фридрихом.

1781 год был самым счастливым в их отношениях.

«Душа моя, – писал он Шарлотте 12 марта, – тесно связана с твоей. Не буду велеречивым, но ведь тебе известно, что я неразрывен с тобой.

Сколь бы высоко ты ни поднялась, сколь бы низко ни пала, ты увлечешь меня за собой».

Конечно, он хотел жениться на Шарлотте, чей ум «помогал ему творить, а ее теплота окружала его сладостной атмосферой».

Первого апреля он чувствовалъ себя до такой степени счастливым, что у него явилось желание подобно Поликрату, бросить в море свой перстень.

Как отвечала сама Шарлотта на такую страстную любовь, теперь уже не узнает никто, поскольку она отобрала все свои письма у Геете и сожгла их.

Высказывались предположения, что она была далеко не так щедра на нежные излияния, как сам поэт.


12 июля 1788 года Гете познакомился с молодой девушкой низшего происхождения, Христианой Вульпиус.

Она подошла к нему в веймарском парке и отдала письмо, в котором её брат просил известного человека помочь ему.

Так как писатель занимал важный пост при Государственном совете, он взялся за рассмотрение дела брата молоденькой особы и пообещал сделать всё возможное для её родственника.

Считают, что именно в тот день Кристиана щедро отблагодарила важного господина, став его любовницей.

Возможно, так оно и было, так как любовники отмечали 12 июля каждый год в течение всей жизни.

В последних числах июля 1788 года очень недовольная поведением Гете Шарлотта, даже не подозревавшая о его связи его с Христианой, отправилась в свое поместье в Гохберг.

Она как будто чувствовала, что между ними все кончено и, и говорила о Гете с горечью.

Кристиана Вульпиус не слыла красавицей.

Она была невысокого роста, чуть полновата и несколько груба, но её свежий румянец, непослушные рыжие волосы и пышные формы делали девушку весьма привлекательной.

Новая знакомая понравилась Гёте, и он предложил ей поселиться в его роскошном доме на одной из известных улиц города.

«Дитя природы», «маленький эротикон», «сокровище в постели», как называл Гёте свою новую любовницу, была бедной крестьянской девушкой.

Она не умела писать, говорила с акцентом, была крайне эмоциональной и никогда не стеснялась в выражениях.

Ей было всего двадцать три года, но она уже познала жизнь в нищете, когда ей пришлось работать в крохотной душной мастерской при цветочной фабрике.

Несмотря на выпавшие на ее долю тяжкие испытания, девушка отличалась весёлым нравом.

Понятно, что известный на всю страну писатель не мог показываться с ней в свете и знакомить с друзьями.

Впрочем, Кристиану это не обижало. Во всяком случае, поначалу.

Она ушла с работы, всё свободное время уделяла дому, работала в саду и оставалась такой же беззаботной и жизнерадостной.

Вскоре весть о том, что Гёте живёт с необразованной простушкой, облетела весь Веймар.

Поклонницы не находили места от досады, друзья и знакомые недоумевали, бывшие подруги поэта сгорали от любопытства, желая посмотреть на крестьянку.

Шарлотта фон Штейн и вовсе посчитала себя оскорблённой.

Дамы из общества обрушили на писателя всё своё возмущение, наперебой доказывая, что Кристиана глупа, плохо воспитана и некрасива.

Они никак не могли понять, чем могла привлечь умного и привлекательного мужчину невзрачная Христина.

Однако оправдываться Гёте не пожелал.

Он один знал, какими необыкновенными качествами обладала его возлюбленная.

Она была наполнена добротой, оптимизмом и жизненными силами, то есть, всем тем, чего так не хватало самому писателю.

Как и все творческие личности, он был подвержен меланхолическим настроениям и сомнениям, и его постоянно преследовали всевозможные страхи.

Кристиана вносила в его жизнь радость и тепло. И именно с ней, как ни с кем другим, он чувствовал успокоение и гармонию.

Спустя год после их встречи у нее родился сын, однако и после этого Гёте не предложил ей стать его женой и дать ребёнку своё имя.

Он лишь решил крестить маленького Августа и в качестве крёстного отца пригласил своего давнего друга, герцога Веймаргского.

Мать ребёнка по просьбе писателя в церкви не появилась.

Рождение ребенка ничего не изменило в жизни любовников.

Кристиана не стала использовать своё положение.

И хотя теперь для неё были открыты все двери домов знатных особ, она пожелала и дальше вести такой же образ жизни, как и прежде.

В это время Шарлотта узнала о связи Гете с маленькой Вульпиус.

Ее негодованию не было границ.

С той минути ее отношенее к нему превратилось в настоящую пытку.

Жгучая обида на Гете и безграничное презрение к его сожительнице переполняли все ее существо.

В мае 1789 года она написала Гете страстное письмо, в котором сообщила, что продолжение их отношений возможно только в случае разрыва с Кристианой.

Гете ответил, что в подобных случаях трудно быть искренним и не дойти до оскорбления.

Он упрекалъ Шарлотту за то равнодушие, с каким она встретила его по возвращении из Италии, и за ее злословие.

В довольно решительных выражениях он сообщал, что не можетъ переносит ту презрительную и исполненную неприязни манеру, с какой она к нему относилась.

«К сожалению, – писал он в конце письма, – ты чересчур долго пренебрегала моими советами насчет кофе и завела режим, в высшей степени вредный для твоего здоровья.

В настоящее время не только представляется уже затруднительным справиться с некоторыми нравственными впечатлениями, но ты еще увеличиваешь властность черныхъ мыслей, терзающихъ тебя, употребляя физическое средство, вредное воздействіе котораго некоторое время ты признавала и которое бросила употреблять из любви во мн, на пользу твоего благосостояния».

Это письмо еще больше ожесточило Шарлотту, и она перестала отвечать на письма Гете, написанные в куда более миролюбивых тонах.

Тем не менее, ее имя Шарлотты часто встречается в письмах Гете того периода.

Но еще чаще попадается его имя в ее письмах, при этом оно, как правило, сопровожлась каким-нибудь не совсем благозвучным эпитетом.

Осоебнно если учесть, что к тому времени Гете еще более пополнел и выглядел несколько комически со своим двойным подбородком, трясущимся при ходьбе.

Каждый раз при встрече с ним она удивлялась возроставшему его дородству и чувственному выражению.

Не нравились ей и его творения, которые, по ее мнению, становились все аморальнее.

В конце концов, она стала проявлять огромный интерес к нападкам соперника Гете Коцебу.

Шарлотта подписалась на его журнал, главной задачей которого было уничтожение репутации Гете.

Иногда общественныя обязанности сводили их вместе, и тогда она не стеснялась в оскорблениях.

«Если бы только могла я, – писала она сыну, – вытравить его из моей памяти!»

Себя она при этом называла «женщиной, обманутой другом», а «Римские Элегии» вещью, не имющей никакого поэтического вкуса.

«Очень мило, – отзывалась она о «Германе и Доротее», – что наряду с хозяйкой, стряпающей у печки, m-lle Вульпиус постоянно разрушаетъ иллюзию».

После выхода в свет «Вильгельма Мейстера» она не замедлила дать своему сыну оценку и этого произведения.

«В этой книге, – сообщала она, – есть хорошие идеи, в особенности насчет политики, и начало прочувствовано.

Я не думала, чтобы Гете былъ совершенным сыном этой страны. Впрочем, в этом сочинении все женщины поступают бесчестно.

Если он испытал какое-нибудь человеческое чувство, то непременно примешивал туда известную долю грязи, просто для того, чтобы человеческой натуре не приписать ничего небесного».

Желая публично заклеймить неверного, она написала трагедию «Дидона», в которой вывела себя в образе Элиссы, а Гете в лице поэта Огона.

Вот только некоторые «комплименты» Шарлотты по адресу этого персонажа.

«Отчаянный фат и фанфарон, он объявляет, что идеал природы могъ олицетвориться в единственномъ существе, а именно в нем или ему подобном.

Остальные люди – это лишь червяки, которых попираютъ ногами, не видя их.

Грубый и циничный, он признается, что некогда серьезно относился к невинности и добродетели».

Ну и, конечно, излюбленная ирония над ожирением Гете.

«Я из-за этого очень похудел, – говорит его герой. – А поглядите-ка теперь на мои челюсти, на мое круглое брюшко, на мои икры. С полней искренностью покаюсь вам: возвышенные чувства приходят от хорошего пищеварения!»

Само собой понятно и то, что он очень тщеславен, лицемерен и считает добродетелью только то, что ему удобно.

Любопытен и ответ Элиссы.

«Я, – говорит она, – некогда ошибалась на счет тебя, а теперь ясно вижу твои короткие курчавые волосы, твои прекрасные башмаки изъ козлиного рога, твои вилообразныя ноги, словом, все, что пополняет в тебе сатира».

Огон отвечает словами Гете из его письма от 1 июня 1789 года: «Такой ложный взгляд вызван напитком, который я тебе уже отсоветывал».

Затем он предлагает ей утолять свою жажду соком земли, иными словами, водой.

– Я, – отвечает она, – не желаю вверять в твои руки свою безопасность, так как твоя мораль находится в зависимости от твоего пищеварения.

Поэт снова отвечает ей фразой, заимствованной из письма Гете.

Ну и, конечно, он совершает гнусный поступок, покидая королеву и свою благодетельницу герцогиню Луизу, которую тщетно пытался соблазнить.

В конце концов, он переходит на сторону ее грубого поклонника, когда тот достигает власти.

Конечно, как и во всех пародиях, в «Дидоне» нельзя видеть правдиво изображенных лиц, и, тем не менее, многие узнали в Огоне Гете.

Брандес назвал эту пьесу «жалкой», однако Шиллер, связанный в то время с Гете тесной дружбой, восторгался ею.

Говоря откровенно, все эта перепалка вызывает недоумение.

Во всяком случае, со стороны Гете. Ведь то, что было простительно обиженной женщине, не позволительно гению.

Тем не менее, в 1796 году старые любовники снова сблизились.

Все дело было в том, что сын Шиллера, Карл, привел шестилетнего сына Гете к Шарлотте, которая обласкала ребенка.

После чего Гете попытался примириться с нею. Но та на сближение не шла. Возможно, только потому, что в те дни она заканчивала свою жалкую «Дидону».

В 1801 году серьезная болезнь Гете несколько смягчила раздражение Шарлотты, хотя и не успокоила ее окончательно.

«Третьего дня, – писала она в апреле сыну, – я сидела с госпожой Требра в старой беседке из розовых кустов.

Конец ознакомительного фрагмента.