Клеопатра (69–30 гг. до н. э.)
«И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок,
И все, что мне – только снится,
Ты будешь иметь у ног».
Самая загадочная роковая и последняя царица Египта происходила из рода Птолемеев.
Основатель династии Птолемей Лаг – военачальник и телохранитель Александра Македонского получил Египет в 323 г. до н. э. после распада империи великого завоевателя. В 322 г. до н. э Птолемей убил своего предшественника Клеомена из Навкратиса – наместника Египта при Александре Македонском. Чтобы в дальнейшем избежать неприятностей в виде дворцовых переворотов, Птолемеи ввели у себя необычную практику: брать в жены самых близких родственниц.
Сын основателя династии – Птолемей II Филадельф – положил начало кровосмесительной связи, женившись на собственной старшей сестре Арсиное. Увы! Ничего хорошего из таких браков не вышло. Они нисколько не спасали правящую династию от внутренних распрей; лишь к прежнему греху добавлялся грех брата- отце- убийства. Одна из цариц сумела побывать замужем за всеми своими братьями по очереди, пока не погибла от руки собственной дочери – последней очень понравился дядя, и конечно, египетский трон. В общем, во времена, когда Клеопатра готовилась вступить во взрослую жизнь, сама принадлежность к царскому дому таила смертельную опасность.
По словам Страбона, «все цари после третьего Птолемея, испорченные жизнью в роскоши, управляли делами хуже своих предшественников, но хуже всех четвертый, седьмой и последний – Авлет (Флейтист)». Он то и являлся отцом Клеопатры. Птолемей Авлет, «помимо беспутного образа жизни, играл на флейте, аккомпанируя хорам, и настолько гордился этим, что не стеснялся устраивать состязания в царском дворце» (Страбон).
В конце концов, египтянам надоел незадачливый Флейтист, и его свергли. Царицей провозгласили старшую дочь Птолемея Авлета – Беренику. Поскольку два ее брата в виду очень юного возраста были не готовы к супружескому ложу, пришлось искать вторую половинку на стороне. «В мужья царице пригласили некоего Кибиосакта из Сирии, который претендовал на происхождение от сирийских царей». Беренике муж не понравился, и она «через немного дней велела задушить этого человека, не будучи в состоянии переносить грубость и низость его характера» (Страбон).
Второй муж понравился царице больше – он был сыном Архелая – полководца понтийского царя Митридата. Впрочем, жили они в браке (и вообще) недолго. Отец Береники прибыл в Рим и пожаловался на своих подданных. И римский полководец Гней Помпей распорядился вернуть трон прежнему царю. Птолемей, опираясь на римские мечи, вновь обосновался в Александрийском дворце, а собственную дочь и зятя приказал убить.
После кончины Птолемея Флейтиста египетский трон перешел к девятнадцатилетней Клеопатре и ее брату двенадцатилетнему Птолемею. Естественно, они должны были пожениться. Никого не смутило, что супруг слишком молод – подобные браки в Египте были в порядке вещей.
Умная, деятельная Клеопатра не желала довольствоваться ролью венценосной супруги – она хотела править Египтом. Однако точно такое желание было у опекунов юного царя – евнуха Потина, грека-воспитателя Теодота и начальника дворцовой стражи Ахилла. Соперники оказались сильнее, и царице пришлось спасаться бегством в Сирию.
Тем временем у римлян началась кровавая гражданская война, которая накрыла собой и Европу, и Азию, и Африку. В Египет она пришла совершенно случайно, на плечах разбитого в Греции Помпея. Именно сюда бежал соперник Цезаря.
Окружение юного Птолемея решило убить Помпея, чтобы угодить Цезарю. Когда последний получил голову и перстень Помпея, то вовсе не обрадовался подаркам, а наоборот: огорчился, что великий римский полководец стал жертвой какого-то евнуха. И Цезарь направился в Александрию, чтобы разобраться с такой наглостью.
В столице Египта к приезду гостя из-за моря произошел новый дворцовый переворот. Младшая дочь Птолемея – Арсиноя – также возжаждала власти и вступила в борьбу с начальником стражи Ахиллой. «С помощью своего воспитателя, евнуха Ганимеда, Арсиноя опередила Ахиллу и приказала убить его» (Александрийская война). Ганимед взял в свои руки войско и вовсе не рад был видеть Цезаря в столице.
Великому римскому авантюристу было безразлично мнение Ганимеда и Арсинои. Имея только три тысячи двести легионеров и восемьсот всадников, Цезарь вошел во враждебный город с населением в триста тысяч человек и занял дворец. Рисковать ему не впервые.
И здесь его нашел необычный сюрприз. Клеопатра решила, что настал и ее час вступить в борьбу, а помочь мог только Цезарь. Но как попасть к нему во дворец, окруженный врагами? О том, что придумала эта претендентка на египетский трон, рассказывает Плутарх:
«Клеопатра, взяв с собой лишь одного из друзей, Аполлодора Сицилийского, села в маленькую лодку и при наступлении темноты пристала вблизи царского дворца. Так как трудно было остаться незамеченной, то она забралась в мешок для постели и вытянулась в нем во всю длину. Аполлодор обвязал мешок ремнем и внес его через двор к Цезарю. Говорят, что уже эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Окончательно покоренный обходительностью Клеопатры и ее красотой, он примирил ее с царем для того, чтобы они царствовали совместно». Арсиноя была немедленно лишена египетской короны.
Клеопатру не очень устраивало совместное с братом царствование. Египтом она желала править одна, а миром вдвоем… с Гаем Юлием Цезарем. Однако даже эти распоряжения Цезаря нужно было утвердить силой оружия. Египтяне, недовольные новым законодателем, начали «против Цезаря продолжительную и тяжелую войну, в которой Цезарю пришлось с незначительными силами защищаться против населения огромного города и большой египетской армии» (Плутарх).
Во время боя, Цезарь сжег Александрийскую библиотеку – крупнейшее в античном мире хранилище книг. Властитель Рима лично подвергался смертельной опасности и не единожды был на волосок от гибели: «… во время битвы при Фаросе, когда Цезарь соскочил с насыпи в лодку, чтобы оказать помощь своим, и к лодке со всех сторон устремились египтяне, Цезарь бросился в море и лишь с трудом выплыл. Говорят, что он подвергался в это время обстрелу из луков и, погружаясь в воду, все-таки не выпускал из рук записных книжек. Одной рукой он поднимал их высоко над водой, а другой греб, лодка же сразу была потоплена». (Плутарх).
Ради чего Цезарь шел на такие жертвы? Ради женщины, с которой был едва знаком? Цезарю легко доставались женщины, столь же легко он с ними расставался. Его по-настоящему сильными привязанностями были: власть и война. Возможно, ему льстило внимание Клеопатры, как царицы? Но к моменту ее появления во дворце, Клеопатра была простой беглянкой, все имущество которой состояло из мешка для постели. Близко общаться с царственными особами для Гая Юлия дело привычное. Любовницей Цезаря была и царица Мавритании Эвноя, но на нее любвеобильный римлянин не тратил много времени и жизнью не рисковал. Злые языки приписывали Цезарю даже связь с царем Вифинии Никомедом. Последнее весьма сомнительно: уж очень Гай Юлий любил женщин. (Когда Гамилькару Барке приписали подобные шалости, Корнелий Непот воскликнул: «Разве может великий человек избежать хулы сплетников!»)
Послушаем Плутарха: «Что касается Александрийской войны, то одни писатели не считают ее необходимой и говорят, что единственной причиной этого опасного и бесславного для Цезаря похода была его страсть к Клеопатре; другие выставляют виновниками войны царских придворных…».
Цезарь победил и в этой войне, но сердце его пленила Клеопатра.
Во время битвы царица избавилась от мужа-соперника. Плутарх утверждает, что «царь пропал без вести». Примерно то же сообщает Флор: «Теодот, руководитель и зачинщик этой войны, а также Потин и Ганимед (уроды, в которых не было ничего мужского) порознь были застигнуты смертью во время бегства по морю, и суше. Тело самого царя, покрытое тиной, опознали по золотой кольчуге». Согласно Иосифу Флавию, Клеопатра позже «решилась отравить своего пятнадцатилетнего брата, к которому, как она знала, должен был перейти престол; при помощи Антония она также умертвила свою сестру Арсиною, несмотря на то, что та искала убежища в храме эфесской Артемиды».
Как бы ни происходили разборки в египетской царской династии, но бесспорно одно: Клеопатра безжалостно расправилась с возможными конкурентами. Выглядит жестоко с позиции дня сегодняшнего, но такова традиция правящего дома Птолемеев.
Что же делал Гай Юлий, после того как подарил очередной понравившейся женщине Египет? Чем занимался неутомимый Цезарь, который не мыслил своего существования без Рима, который всегда спешил, делая несколько работ одновременно? Великий искатель приключений несколько месяцев проводит в Египте – и это в то время как он (т. е. Цезарь) находился в состоянии войны с половиной мира, в то время когда в руках республиканцев оставались Испания и Африка! Цезарь пировал с Клеопатрой «не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать» (Светоний). Да!!! Старый развратник влюбился как мальчишка, и плод любви появился на свет вскоре после того, как Цезарь отправился в Сирию.
Цезарь не забыл Клеопатру в пылу сражений и интриг. Спустя некоторое время, он пригласил ее в Рим и позволил назвать рожденного сына своим именем – Цезарион. Он мечтал сделать Клеопатру своей женой. Правда, у Цезаря была в данный момент законная жена, но изобретательный диктатор решал любую проблему, устранял любое препятствие на своем пути… «Народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был подписан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно, для рождения наследников» (Светоний). Почему бы и не позволить такую малость человеку, уничтожившему римскую республику?
Соплеменники навеки успокоили неутомимого Цезаря 15 марта 44 г. до н. э. двадцатью тремя ударами кинжалов. Трудно представить, что еще мог совершить этот человек, если бы его не остановили клинки республиканцев на пятьдесят шестом году жизни. Впрочем, едва ли найдется еще один человек, оставивший столь глубокий след в мировой истории.
15 марта 44 г. до н. э. разрушились и планы Клеопатры о власти над миром.… Но им суждено было воскреснуть: казалось, властолюбивый дух Цезаря нашел пристанище в хрупком теле египетской царицы. И повод не замедлил представиться…
После смерти Цезаря власть над Римом перешла в руки Октавиана и Антония. И вот Антоний, готовясь к войне с Парфией, очень нуждался в деньгах, а они всегда водились в богатом Египте. Он посылает гонца в Александрию с приказом Клеопатре «явиться в Киликию и дать ответ на обвинения, которые против нее возводились: говорили, что во время войны царица много помогала Кассию и деньгами и иными средствами» (Плутарх).
С этого момента правитель половины римских владений Марк Антоний перестал принадлежать и своей жене, и Риму, и даже самому себе. «Ко всем природным слабостям Антония прибавилась последняя напасть – любовь к Клеопатре – разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти, до той поры скрытые и недвижимые, и подавив, уничтожив все здравые и добрые начала, которые пытались ей противостоять» (Плутарх).
Клеопатра исполнила приказ Антония, не испытывая ни малейшего страха. К вынужденному путешествию в Киликию она подготовилась основательно: тщательно отобрала богатые дары, «взяв много денег, роскошные наряды и украшения, – какие и подобало везти с собой владычице несметных богатств и благоденствующего царства, – но главные надежды возлагала на себя самоё, на свою прелесть и свои чары» (Плутарх).
Явление Афродиты, наверное, было бы менее эффектным, чем прибытие Клеопатры в ставку Антония. Египетская царица умела подать себя. Кинокомпания «ХХ век Фокс», потратившая не один миллион долларов на кадры прибытия Клеопатры в Рим ничуть не погрешила перед исторической действительностью. Не менее захватывающе Плутарх описывает появление египетской царицы в Киликии: она «поплыла вверх по Кидну на ладье с вызолоченной кормою, пурпурными парусами и посеребренными веслами, которые двигались под напев флейты, стройно сочетавшийся со свистом свирелей и бряцанием кифар. Царица покоилась под расшитою золотом сенью в уборе Афродиты, какою изображают ее живописцы, а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами – будто эроты на картинах.
Подобным же образом и самые красивые рабыни были переодеты нереидами и харитами и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивные благовония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам. Толпы людей провожали ладью по обеим сторонам реки, от самого устья, другие толпы двинулись навстречу ей из города. Мало-помалу начала пустеть и площадь, и, в конце концов, Антоний остался на своем возвышении один. И повсюду разнеслась молва, что Афродита шествует к Дионису на благо Азии».
Естественно, Клеопатра покорила Антония с первого взгляда, и делала с ним все, что хотела. Антоний послал царице приглашение к обеду, но та отказалась, попросив явиться к ней. Антоний покорно исполнил волю Клеопатры. За обедом Клеопатра продолжала поражать римлянина изысканной роскошью. «Пышность убранства, которую он увидел, не поддается описанию, но всего более его поразило обилие огней. Они сверкали и лили свой блеск отовсюду и так затейливо соединялись и сплетались в прямоугольники и круги, что трудно было оторвать взгляд или представить себе зрелище прекраснее». (Плутарх).
Клеопатра понимала, что одной демонстрацией богатства многого не добьешься, и она не упустила ни малейшего шанса стать ближе к Антонию. В общем, действовала царица весьма просто. Главное, она была умной женщиной, прекрасно знала свои достоинства и умело ими пользовалась.
На следующий день Антоний принимал гостью у себя. Он приложил немало усилий, чтобы превзойти Клеопатру «роскошью и изысканностью, но видя себя побежденным и в том и в другом, первый принялся насмехаться над убожеством и отсутствием вкуса, царившими в его пиршественной зале. Угадавши в Антонии по его шуткам грубого и пошлого солдафона, Клеопатра И САМА ЗАГОВОРИЛА В ПОДОБНОМ ЖЕ ТОНЕ – СМЕЛО И БЕЗ ВСЯКИХ СТЕСНЕНИЙ. ИБО КРАСОТА ЭТОЙ ЖЕНЩИНЫ БЫЛА НЕ ТОЮ, ЧТО ЗОВЕТСЯ НЕСРАВНЕННОЮ И ПОРАЖАЕТ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА…»
Ну вот, Плутарх заговорил и о внешности Клеопатры. Надо сказать, что греческий историк довольно мягко о ней отозвался. Вовсе не красавица смотрит на нас со скульптурного изображения. Это так называемый «лестный» портрет Клеопатры, ибо делался по заказу ее дочери Клеопатры-Селены. Менее привлекательные черты нам доставила нумизматика. На монете видим глубоко посаженные глаза, крючковатый орлиный нос; торчащий подбородок вполне сочетается с уродливым носом, но красоты, естественно, не добавляет. Чем не Баба Яга из русских экранизированных сказок?
Откуда же исходят чары, покоряющие сильных мира сего? «… зато, – продолжает Плутарх, – обращение ее отличалось неотразимой прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с РЕДКОЮ УБЕДИТЕЛЬНОСТЬЮ РЕЧЕЙ, С ОГРОМНЫМ ОБАЯНИЕМ, СКВОЗИВШИМ В КАЖДОМ СЛОВЕ, в каждом движении, крепко врезался в душу. САМЫЕ ЗВУКИ ЕЕ ГОЛОСА ЛАСКАЛИ И РАДОВАЛИ СЛУХ, А ЯЗЫК БЫЛ ТОЧНО МНОГОСТРУННЫЙ ИНСТРУМЕНТ, ЛЕГКО НАСТРАИВАЮЩИЙСЯ НА ЛЮБОЙ ЛАД – на любое наречие, так что лишь с очень немногими варварами она говорила через переводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами – эфиопами, троглодитами, евреями, арабами, сирийцами, мидийцами, парфянами… Говорят, что она изучила и многие иные языки, тогда как цари, правившие до нее, не знали даже египетского, а некоторые забыли и македонский».
ГОЛОС! Именно им Клеопатра околдовала и Цезаря и Антония, и не только их. Гней – сын Помпея – не смог устоять перед неведомой силой. Подобно сиренам – полуптицам-полуженщинам – она в полной мере пользовалась божественным даром, заманивая в свои сети нужных мужчин. Множество языков Клеопатра изучила не только для самообразования, но чтобы представители любого народа ощутили на себе силу страшнейшего оружия.
Сирены обитают на скалах острова, усеянного костями и высохшей кожей их жертв. Количество жертв Клеопатры мы не установим из-за скудности источников. (В этом вина и Цезаря, сжегшего Александрийскую библиотеку.) Но две нам хорошо известны, и какая это была добыча! Цезарь и Антоний обеспечили Клеопатру простором для деятельности и интриг до конца жизни (Ведь, кроме того, что от матери-музы сирены наследуют божественный голос, от отца им достается дикая стихийность.)
После нескольких обедов Антоний увлекся до такой степени, что позволил Клеопатре увезти себя в Александрию. «И это в то время, – упрекает безумца Плутарх, – когда в Риме супруга его Фульвия, отстаивая его дело, вела войну с Цезарем, а парфянское войско действовало в Месопотамии… и готовилось захватить Сирию. В Александрии он вел жизнь мальчишки-бездельника и за пустыми забавами растрачивал и проматывал самое драгоценное, как говорит Антифонт, достояние – время».
Клеопатра, заполучив Антония, не успокоилась и не прекратила свои чары, как поступают многие женщины, соблазнив желанного мужчину. А ведь его надо удержать. Царица «всякий раз сообщала все новую сладость и прелесть любому делу или развлечению, за какое ни брался Антоний. Ни на шаг не отпуская его ни днем, ни ночью, крепче и крепче приковывала к себе римлянина» (Плутарх).
Как ни хорошо было с Клеопатрой, но вести из внешнего мира, изредка долетавшие до Антония, были одна другой хуже. На востоке парфяне покоряют Азию, на западе его мятежная жена, Фульвия, вела войну с Октавианом. «Насилу пробудившись и стряхнув с себя хмель», Антоний отправился воевать с парфянами. Он дошел до Финикии, как получил письмо от Фульвии: мол, его присутствие требуется в Италии, ибо дела плохи.
Антоний прекратил поход и на двухстах судах направился в Италию. В это время беспокойная Фульвия умирает; как оказалось, она и являлась главным препятствием для примирения Антония и Октавиана.
В Рим Антоний поспел вовремя: огромную империю начинали делить. Западная часть досталась Октавиану, территория к востоку от Ионийского моря отошла к Антонию, Африку выделили Лепиду.
Договор новый триумвират решил скрепить родственным союзом. Старшую сестру Октавиана просватали за Антония. Весь Рим принялся хлопотать об этом браке: римляне устали от бесконечных братоубийственных войн и в союзе Антония и Октавии видели залог собственного спокойствия. Разум Антония долго боролся с любовью к Клеопатре, но пришлось уступить единодушию граждан. Собственно, другой бы на месте Антония только радовался такому повороту событий: ведь Октавия, по словам Плутарха, обладала замечательной красотой, соединенной с достоинством и умом… Если только этот другой не был знаком с Клеопатрой…
Некоторое время Антоний занимался государственными делами. «Но любовь к Клеопатре, – эта страшная напасть, так долго дремавшая и, казалось, окончательно усыпленная и успокоенная здравыми рассуждениями, – вспыхнула вновь, и разгоралась все жарче, по мере того как Антоний приближался к Сирии» (Плутарх). Оценивая душевное состояние Антония, Плутарх перефразирует Платона: как строптивый и безудержный конь, отбрыкнувшись от всего прекрасного и спасительного, он поручает Фонтею Капитону привезти Клеопатру в Сирию.
Антоний чувствовал вину перед Клеопатрой за брак с Октавией, за долгое отсутствие, и сделал ей подарок «не скупой и не малый – к ее владениям прибавились Финикия, Келесирия, Кипр, значительная часть Киликии, а, кроме того, рождающая бальзам область Иудеи и та половина Набатейской Аравии, что обращена к Внешнему морю» (Плутарх).
Таких подарков римляне простить Антонию не могли. А Клеопатре все мало было власти. «Ничего не удовлетворяло этой падкой до роскоши и обуреваемой страстями женщины, если она не могла добиться чего-либо, к чему стремилась. Вследствие этого она постоянно побуждала Антония отнимать все у других и отдавать ей; точно таким же образом она вздумала добиться Сирии, после того как с ним проехала по ней… Затем стала требовать от Антония, чтобы он отнял у царей Иудею и Аравию и предоставил эти страны ей». (Флавий).
Антоний утратил способность разумно мыслить от страсти к египетской царице. Он привел в Азию стотысячную армию – «и такая исполинская сила, испугавшая даже индийцев за Бактрианой и повергнувшая в трепет всю Азию, пропала даром, как говорят – из-за Клеопатры» (Плутарх). Антоний думал в это время: как бы провести вместе с Клеопатрой зиму, и с таким расчетом планировал поход. «Он уже не владел своим рассудком, но, во власти какого-то колдовства или же приворотного зелья, постоянно устремлял взоры к Египту и в мыслях держал не победу над врагами, но скорейшее возвращение» (Плутарх).
Иногда наступали минуты прозрения, и Антоний понимал, что идет прямой дорогой к гибели. И тогда Клеопатра делала все, чтобы затуманить разум несчастного римлянина. Она прикидывалась влюбленной без памяти; чтобы истощить себя, почти ничего не ела. Глаза Клеопатры загорались, когда входил Антоний, но взор тут же темнел и потухал, когда римлянин покидал ее. «Она прилагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел ее плачущей, но тут же утирает, прячет свои глаза, словно бы желаю скрыть их от Антония» (Плутарх). Из-за капризов Клеопатры Антоний отложил парфянский поход, хотя ему доносили, что Парфия «охвачена волнениями и мятежом».
Антония покидали друзья и соратники. К Октавиану бежал бывший консул Луций Планк, а также Марк Титий, Марк Силан и историк Деллий.
Столкновения Антония и Октавиана было невозможно избежать, столь же закономерен был и результат морской битвы при Акции. В разгар битвы шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса и направились в сторону Египта. Сражение можно и нужно было продолжать (его исход еще неясен), но Антоний уже не владел ни разумом военачальника, ни разумом мужа, ни вообще разумом. «Стоило ему заметить, что корабль Клеопатры уплывает, как он забыл обо всем на свете, предал и бросил на произвол судьбы людей, которые за него сражались и умирали, и, перейдя на пентеру, в сопровождении лишь сирийца Алекса и Сцеллия, погнался за тою, что уже погибла сама и вместе с собой готовилась сгубить и его» (Плутарх).
Оставалось еще огромное сухопутное войско: девятнадцать легионов и двенадцать тысяч конницы, но оставленное военачальником ради ласк египтянки, оно перешло на сторону Октавиана.
Антоний превратился в безвольного раба любви, не способного защитить ни себя, ни женщину своей мечты. И любви не должно быть слишком много – об этом не подумала египетская царица, блестяще покорившая римлянина и властвовавшая им безраздельно.
Покинутый всеми, Антоний вонзил меч себе в живот. Смерть наступила не сразу – он успел попрощаться с Клеопатрой.
Царица же не спешила отправляться вслед за любовником. Она еще надеялась на лучшее. Дело в том, что Октавиан в послании обещал ей снисхождение, если Клеопатра умертвит Антония либо изгонит его. Фактически Клеопатра и явилась причиной смерти Антония. Ведь он поразил себя после того, как получил ложное известие, что царица мертва.
Октавиан непременно желал провести царицу Египта в триумфальном шествии. Он был мил и обходителен, но Клеопатра чувствовала, что этот повелитель Рима – хитрый и жестокий – неподвластен ее чарам.
Среди друзей Октавиана был знатный юноша Корнелий Долабелла. Он не устоял перед колдовской силой тридцатидевятилетней царицы. Желая оказать услугу Клеопатре, Долабелла открыл истинные планы в отношении ее.
Самое интересное, что Клеопатра выглядела хуже некуда, когда в ее любовные сети попался римский юноша, которому было поручено хранить царицу для триумфа. «Ее давно не прибранные волосы висели клочьями, лицо одичало, голос дрожал, глаза потухли, всю грудь покрывали еще струпья и кровоподтеки, – одним словом, телесное ее состояние, казалось, было ничуть не лучше душевного. И однако ее прелесть, ее чарующее обаяние не угасли окончательно, но как бы проблескивали изнутри даже сквозь жалкое это обличие и обнаруживались в игре лица» (Плутарх).
Последний соблазненный ею мужчина сообщил, что через три дня царицу вместе с детьми отправят в Рим отнюдь не в качестве почетной гостьи. Царице Египта ничего не оставалось, как подставить руку для змеиного укуса.
Сына Клеопатры от Цезаря Октавиан приказал умертвить. Ее детям от Антония повезло больше. Их приняла к себе добродетельная Октавия и вырастила наравне с собственными детьми. Кстати, несмотря на то, что Антоний испытывал неземную страсть к Клеопатре, Октавия сумела родить от него двух дочерей.
Дочь Клеопатры (тоже Клеопатра) даже стала царицей, но не египетской. Ее выдали замуж за нумидийского царя Юбу – человека весьма образованного, получившего воспитание в Риме; при этом он был плодовитым писателем и известным в древности коллекционером.
После смерти Клеопатры Египет прекратил свое существование, как независимое государство, и был преобразован в римскую провинцию.
Иногда приходится читать: Клеопатра погубила Египет своими интригами и непомерной жаждой власти. Увы! К падению Египта несчастная царица не имеет никакого отношения. Римляне захватили сопредельные территории и в любом случае не могли обойти стороной столь лакомый кусок.
Кстати, за тридцать лет до смерти Клеопатры Марк Красс, будучи цензором, пытался «превратить Египет в данника римлян». Лишь противодействие товарища по должности – Катулла – сохранило Египту независимость. Однако римляне активно вмешивались в дела слабеющего соседа. Легат Помпея Габиний за определенную плату менял царей на Александрийском троне.
Клеопатра даже в самые лучшие времена была вынуждена раздавать римлянам в Египте земельные владения и привилегии.
Не так давно в Берлине найден папирус с указом Клеопатры – он использовался для закутывания египетской мумии. Постановление касалось Публия Канидия – одного из легатов Марка Антония. Древний текст гласит: «Мы даруем Публию Канидию и его наследникам возможность вывоза 10000 артабов [300 тонн] пшеницы и ввоза 5000 коанских амфор [неопределенное количество] без налогов или каких-либо других сборов. Мы также дарим освобождение от налогов для всех земель, которыми он владеет в Египте, утверждая, что он не должен платить никогда в будущем ни государству, ни мне или моим детям…»
Внизу документа находится собственноручная подпись Клеопатры, которая состоит из одного греческого слова и переводится: «Да будет так!»
Творец не дал Клеопатре внешней красоты, но она открыла в себе другие подарки природы и с успехом возместила недостатки. Так что, дорогие женщины, если вам не нравится форма какой-либо части тела, не стоит спешить под нож пластического хирурга. Ищите в себе и развивайте достоинства, способные покорить Гая Цезаря и Марка Антония.
Они есть – Творец не бывает несправедлив. А Цезарю едва ли понравилось бы ласкать сильной рукой силикон, пусть даже превосходного качества.