Вы здесь

Женщины. 11 (Чарльз Буковски, 1978)

11

У Лидии было двое детей: Тонто, мальчик 8 лет, и Лиза, 5-летняя малышка, прервавшая нашу первую поебку. Мы сидели вместе за столом как-то вечером, ужинали. Между нами с Лидией все шло хорошо, и я оставался на ужин почти каждый вечер, потом спал с Лидией и уезжал часов в 11 на следующее утро, возвращался к себе проверить почту и писать. Дети спали в соседней комнате на водяной постели. Старый домишко – Лидия снимала его у бывшего японского борца, который теперь занялся недвижимостью. В Лидии он был очевидно заинтересован. Ну и ладно. Милый старый домишко.

– Тонто, – сказал я за едой, – ты знаешь, что когда твоя мама кричит по ночам, я ее не бью. Ты ведь знаешь, кому на самом деле плохо.

– Да, знаю.

– Ну так зашел бы да помог.

– Не-а. Я ее знаю.

– Слушай, Хэнк, – сказала Лидия, – не натравливай на меня детей.

– Он самая большая уродина в мире, – сказала Лиза.

Лиза мне нравилась. Когда-нибудь станет настоящей сексапилкой – и не просто так, а личностью.

После ужина мы с Лидией ушли в спальню и растянулись на кровати. Лидия торчала от угрей и прыщиков. У меня плохая кожа. Она придвинула лампу поближе к моему лицу и приступила. Мне нравилось. У меня от этого все зудело, а иногда вставал. Очень интимно. Иногда между выдавленными прыщами Лидия меня целовала. Сперва она всегда трудилась над моим лицом, а потом переходила к спине и груди.

– Ты меня любишь?

– Ага.

– У-у-у, посмотри, какой! Угорь с большим желтым хвостом.

– Славный, – сказал я.

Она лежала на мне во весь рост. Потом вдруг перестала давить и посмотрела на меня.

– Я тебя в могилу еще положу, ебарь ты жирный!

Я засмеялся. Лидия поцеловала меня.

– А я засуну тебя обратно в психушку, – сказал я.

– Перевернись. Давай спиной займусь.

Я перевернулся. Она выдавила у меня на загривке.

– У-у-у, вот хороший какой! Аж выстрелил! Мне в глаз попало!

– Очки надевать надо.

– Давай заведем маленького Генри! Только подумай – маленький Генри Чинаски!

– Давай обождем немного.

– Я хочу маленького сейчас же!

– Давай подождем.

– Мы только и делаем, что дрыхнем, жрем, валяемся да трахаемся. Как слизни. Слизневая любовь, вот как это называется.

– Мне нравится.

– Ты раньше здесь писал. Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь идешь домой и все самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь да спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.

– Мне нравится.

– Мы не ходим на вечеринки уже несколько месяцев! Мне нравится встречаться с людьми! Мне скучно! Мне так скучно, что я уже с ума схожу! Мне хочется что-то делать! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ! Я жить хочу!

– Ох, блядь.

– Ты слишком старый. Тебе только бы сидеть на одном месте да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе все нехорошо!

Я скатился с кровати и встал. Начал надевать рубашку.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Выметаюсь отсюда.

– Ну вот, пожалста! Как только что не по-твоему, ты вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда ты звонишь мне!

– Я ухожу отсюда к чертовой матери!

– Но почему?

– Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.

Лидия помедлила. Потом сказала:

– Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.

Я помедлил. Затем сказал:

– Ну, ладно.

Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Ляжкой прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Славный тут район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:

– Я стану великой.

Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати, вскинула руки к потолку и громко заявила:

– Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ! НИКТО НЕ ЗНАЕТ, НАСКОЛЬКО ВЕЛИКОЙ Я СТАНУ!

– Ладно, – сказал я. Потом она добавила уже тише:

– Ты не понимаешь. Я стану великой. Во мне больше потенциала, чем в тебе!

– Потенциал, – ответил я, – ни фига не значит. Надо дело делать. Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.

– Но я это СДЕЛАЮ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ!

– Ладно, ладно, – сказал я. – А пока ложись обратно.

Лидия легла обратно. Мы не целовались. Тут уж не до секса. Я устал. Слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул – не совсем, правда, – когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.

– В чем дело? – спросил я.

– Лежи тихо.

Я стал ждать. Лидия сидела не шевелясь минут, наверное, десять. Потом снова упала на подушку.

– Я видела Бога, – сказала она. – Я только что увидела Бога.

– Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!

Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются, где валяются. Я надел на себя все, что у меня было, и сидел на стуле, натягивая башмаки на босые ноги.

– Что ты делаешь? – спросила Лидия.

Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки. Обычно она носила сапоги, чтоб их спрятать.

– TЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! – заорала она.

– Насрать, – сказал я. – Я пошел отсюда.

Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости, пузырилась слюна, Лидия рычала, скалила зубы. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Безопаснее, когда она лежит на полу. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.

– Господи ты боже мой, – сказал я, – посмотри, что ты сделала с моей новой курткой! Я ведь только что ее купил!

Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.

Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают ее босые ноги.

Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.

Я убью эту машину! – орала она. – Я прикончу эту машину!

Кулаки ее колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить Лидию. Мой «меркурий-комета» 62-го года развалился, и я недавно купил «фольксваген» 67-го. Я его драил и полировал. В бардачке даже метелка из перьев лежала. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как Лидия стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне корежило и переворачивало. Я болен, не нужен, печален. Влюблен в нее.