Женщина по имени Солнце. История великой любви. Фрагмент стенограммы беседы доктора медицины госпожи Шамс аль-Шукри с благодарными читателями её интернет-мемуаров и с представителями масс-медиа (И. С. Тронина)

© Инна Сергеевна Тронина, 2016

ISBN 978-5-4483-1551-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

После свержения президента Египта Мубарака активная участница революции госпожа Шамс аль-Шукри встречается с читателями её сенсационных мемуаров, недавно выложенных в Интернете.

Накануне начала акций протеста, не зная, какая участь её ждёт, Шамс решила рассказать о том, что довелось пережить в прошлые годы. Поведала она также и о своих личных счётах с функционерами старого режима.

Её отец, богатый нефтепромышленник, связанный с египетской разведкой и ЦРУ США, вынудил дочь, ранее получившую в Америке медицинское образование, отправиться по линии ООН в Ирак для работы врачом. На самом деле, этот статус был прикрытием шпионажа. Произошло всё в 1998 году. Самовластно распорядившись судьбой дочери, опозорившей семью разводом с мужем, отец сломал ей жизнь, обрёк на унижения, и страдания, которые молодой женщине пришлось испытать на чужбине.

Она вернулась девять лет спустя – вдовой, матерью троих детей, после ранений, контузии и комы. Страшнее всего были для неё воспоминания о второй иракской войне.

Но когда пришла «Арабская весна» 2011 года, Шамс встала в колонны манифестантов с той же решимостью, с какой восемь лет назад влилась в ряды иракского сопротивления. Поступить иначе ей не позволяли гнев и скорбь, любовь и память…

Фрагмент стенограммы беседы доктора медицины госпожи Шамс аль-Шукри с благодарными читателями её интернет-мемуаров и с представителями масс-медиа

– Ассалам алейкум! Здравствуйте! Боже, как вас много, мои дорогие друзья! Рада приветствовать вас в своём родовом доме, где отныне могу прямо и откровенно говорить с вами обо всём, о чём только пожелаю, не опасаясь за свою жизнь и жизнь моих родственников. Поздравляю всех моих соотечественников с новым праздником, который вчера пришёлся на пятницу и оттого навечно стал священным. Думаю, что многие иностранцы, присутствующие сейчас здесь, и те, кто следит за событиями в Египте по телевизору и по Интернету, разделяют мою радость. Я намеренно не называю эту встречу пресс-конференцией, потому что далеко не все почтившие мой дом своим присутствием являются журналистами.

Сегодня, когда узурпатор, бывший президент Мубарак наконец-то оставил свой пост, и Египет вздохнул свободно, получив шанс совершить рывок в будущее, вы всё-таки нашли время для того, чтобы навестить меня, друзья, и тем самым оказали всей семье аль-Шукри великую честь. Как из миллиардов капель воды сливается могучий Нил, так из людей, очень часто даже не знакомых друг с другом, в определённые моменты времени, возникает Народ, Народ с большой буквы, волей которого уже никто и никогда не посмеет пренебречь.

Я, со своей стороны, внесла скромную лепту в общее великое дело освобождения Египта от прогнившего, коррумпированного, опозорившего самого себя режима. Он мешал жить и дышать, убивая всякую надежду на лучшее будущее и ввергая людей в уныние. Каждый, кто был с нами на площади в эти дни, может считать, что прожил жизнь не напрасно. Я видела, как египтяне в едином порыве шли по улицам Каира, Александрии, Луксора, Порт-Саида, Асуана и других городов. Те, кто пострадал в стычках с полицией и провокаторами; кто просто сочувствовал нам и желал победы, вчера, услышав об отречении президента Мубарака, надеюсь, пережил момент незабываемого счастья.

На этом я завершаю вступительное слово и передаю инициативу в ваши руки, мои высокочтимые гости. Задавая вопросы, вы можете не представляться. Журналистам также позволительно, если они сами того не пожелают, не называть свои газеты, журналы, телекомпании, радиостанции. Мне безразлично, кто ко мне обратится, – мужчина или женщина, бедняк или богач, египтянин или иностранец. Я отвечу каждому, как смогу, и заранее выражаю свою признательность тем, кто проявит интерес ко мне и моим воспоминаниям.

Тысяча благодарностей даже тем, кто причинит мне душевную боль или попытается заставить меня устыдиться, потому что они в данный момент – тоже мои гости. Да и сама моя фамилия переводится как «благодарность», как «спасибо», и это не случайно. С рождения отец и мать прививали мне позитивный настрой, и я старалась любить людей, прощать им грехи. Но, каюсь, далеко не всегда мне это удавалось.

Итак, начинаем! Не будем более терять время. Я вижу в ваших глазах азарт и нетерпение. Я заранее позаботилась о том, чтобы более активные, профессиональные, привычные к подобным встречам журналисты не отняли возможность задать вопрос у простых людей, которые обычно в таких случаях чувствуют неловкость и сбиваются с мысли. Поэтому я предложила рассадить гостей вперемешку, и сейчас предлагаю им выступать по очереди.

Первым будет йа ша'б, молодой человек, сидящий в первом ряду у двери. Тот, кто находится по правую руку от него, станет вторым, если у него найдётся для меня пара слов. Когда закончится первый ряд, то же самое повторится и на втором, и на третьем – до конца. С вашего позволения, прошу! Поверьте, я тоже невероятно волнуюсь…

– Доктор Шукри, прекрасная незнакомка, разрешите и мне как первому, выступающему, от лица всех собравшихся выразить признательность за возможность встретиться с вами. И за любезное согласие ответить на вопросы, которые возникли у читателей ваших Интернет-откровений, кем бы они ни были. То, что мы прочли в Сети, выглядит невероятно, а звучит увлекательно.

Скажите, однако, почему вы лично оказались в рядах ярых противников бывшего президента Мубарака? Насколько мне известно, ваш покойный отец был верным сторонником павшего режима. да вы и сами пишете, что он оказывал внешней разведке услуги весьма деликатного свойства. Ваша семья, богатая, уважаемая, имеет на египетской земле древние и длинные корни, уходящие во времена фараонов.

И при англичанах, и при монархии, и при Насере, и при его преемниках клану аль-Шукри не на что было жаловаться. Молодёжь, носящая эту фамилию, не нуждалась ни в каких социальных лифтах. Все дороги перед вами, вашими братьями и сестрами, были открыты. Лично вы с отличием закончили медицинский факультет Гарвардского университета. Ваш отец поставил дело так, чтобы его дети ни в чём не знали отказа. И притом слыл весьма либеральным, передовым человеком. Особняки, автомобили, наряды, драгоценности и прочие сокровища, принадлежавшие семье вашего отца, а также александрийским родственникам вашей матери, не раз становились предметом обсуждения на страницах глянцевых журналов.

Да, в своих мемуарах вы пишете о неудавшейся личной жизни. Но, согласитесь, это ведь не причина для бескомпромиссного разрыва с режимом, которому верой и правдой служил Юсуф аль-Шукри, мир праху его!

– Благодарю за вопрос, являющий доскональное знание истории нашей семьи. Судя по египетскому диалекту, вы когда-то были моим соотечественником, хотя представились службе безопасности как гражданин Франции. Да, вы всё сказали верно, но причиной моего неприятия существующих до недавнего времени порядков была вовсе не несчастная личная жизнь. Слишком примитивно и, прошу прощения, даже глупо выглядит такое объяснение.

Вы, мой добрый господин, и не только вы, находитесь в плену ложного и цепкого предрассудка. Он заключается в том, что потребности человеческого желудка затмевают все остальные потребности. Н даже у животных это не так. Человеку же тем более свойственна духовная мотивация поступков. Мне просто надоело, понимаете? И я готова была погибнуть в этой битве, раз оставила мемуары. Мубарак занял президентское кресло, когда мне не было восьми лет. Я недавно пошла в школу. Ныне мне под сорок, у меня трое детей. Большая часть моей жизни прошла при власти человека, который вчера оставил Египет в жалком состоянии.

Неужели наша древняя благодатная земля достойна такой участи, а её граждане способны лишь обслуживать туристов и клянчить у них бакшиш? О, нет, теперь я знаю, каких высот может достигнуть освобождённый дух тысяч и миллионов людей. И горжусь, что являюсь его малой частью, капелькой святой крови, отданной за свободу. Как ежегодный разлив Нила предварял обильную жатву, так и революция принесёт с собой животворящую энергию, без которой на земле Египта не прорастёт ни одно семя…

– Госпожа аль-Шукри, я хотел бы задать уточняющий вопрос, частично поднятый моим соседом по креслу. Несмотря на то, что я – не египтянин, а испанец, ваши мемуары заинтересовали меня невероятно. Судя по вашим же откровениям, покойный господин аль-Шукри, ваш отец, оказывал определённого вида деликатные услуги не только внешней разведке Египта, которая сама по себе является очень влиятельной структурой, но и американским спецслужбам. Более того, вы и сами не чурались этого, верно ведь?

В Интернете от вашего имени открытым текстом написано, что одно время вы лично по просьбе отца, который, в свою очередь, действовал от имени свергнутого теперь президента, работали в Ираке. Простите, если я сказал что-то для вас неприятное, госпожа доктор, но вы, похоже, и не собирались это скрывать! Грубо говоря, вы были шпионкой?

– Можете называть это и так. Но я в то время не могла отказаться от предложения поработать в Багдаде. Я уступила уговорам отца, мир его праху. Иейчас он, разумеется, был бы очень расстроен. Да, наша семья благоденствовала при Мубараке, как и при Садате, при Насере и ранее Но лично я проклинаю тот день и час, когда не по своей вине запуталась в этих сетях. В Египте на разведку, внешнюю и внутреннюю, работали многие. Главу тайной службы Мубарак незадолго до своего падения назначил вице-президентом.

Узурпатор делал всё, чтобы удержаться у власти. Он боялся своего народа. Везде шныряли агенты, Под контролем был Интернет. Мубарак посмел вмешаться даже в таинство общения людей с Богом. Вое проповеди, произносимые в мечетях Египта, как известно, строго регламентировались, проверялись на предает нежелательного влияния в среде правоверных. Не думаю, что община христиан-коптов выпала из поля зрения охранки.

Египтяне знают, сколько людей было убито без суда и следствия, замучено в застенках только потому, что их заподозрили в симпатиях к «Братьям-мусульманам». Бывший лётчик, когда-то уважаемый и неподкупный человек, узурпатор со временем превратился в противоположность самому себе. Он хотел передать власть своему сыну, по-монаршьн, и жена просила сделать это как можно скорее. Женское сердце чувствовало, что старец в конце концов не удержит государственное кормило. Наш народ терпел долго, как когда-то терпела я сама. Но ничто не может продолжаться вечно…

– Госпожа аль-Шукри, наконец-то, после двух мужчин, слово берёт женщина, причём по возрасту годящаяся вам в матери. В эти дни, с двадцать пятого января по одиннадцатое февраля, всё то время, что продолжалась, с позволения сказать, революция, вас видели не только на площади Тахрир, где вы произносили пламенные речи перед толпой оппозиционеров режиму. Не только во главе колонн, двигавшихся по городу и устраивающих стычки с полицией по любому поводу, но и в других городах страны – в Александрии, например, и в Луксоре. Вы выступали перед журналистами в отеле «Хилтон», умудрялись проповедовать даже среди туристов в Египетском музее и в Каирской опере, а также на смотровой площадке Каирской башни, не говоря уже о госпитале Зохорейя, куда вас неосмотрительно приняли на работу.

Вы напрямую призывали народ к восстанию против погрязшего в коррупции деспота. Но имели ли именно вы на это право? Судя по вашим откровениям, размещённым в Сети, вы любили и, похоже, любите по сей день куда более жестокого тирана и оправдываете его деяния. Как такое может быть?..

– Всё, что я хотела сказать о взаимоотношениях с отцом моих детей, я сказала. Добавить мне к этому нечего.

– Вероятно, вы считаете отца ваших детей безгрешным?!

– Безгрешен только Бог, мэм. Ведь вы американка?

– Да, и что с того?! Прощу вас ответить на вопрос.

– Судя по всему, вы тяготеете к так называемой «чайной партии» – консервативной части республиканцев? Тысяча извинений, мэм, если чем-то вас обидела! Как и любой другой гражданин своей страны, я имею право призывать к революции и участвовать в ней, если это нужно для спасения Египта. Кстати, в американской Конституции также декларируется право на восстание – в исключительных случаях. Я – врач, и потому знаю, что такое операция, в том числе экстренная. Кровь, боль страдания, но одновременно и величайшее благо, возможность выскользнуть из лап смерти.

Сейчас кризис прошёл, нарыв прорвался. И я, как всегда, когда сдёргиваю с рук хирургические перчатки, чувствую наряду с блаженным облегчением давящую усталость. Всё-таки прогноз, как говорят медики, благоприятен, хотя стране предстоит длительный период реабилитации. Я так вам отвечу, мэм. Если вы сомневаетесь в моем моральном праве призывать народ к восстанию, усомнитесь же и в моём праве делать операции, лечить, принимать роды только потому, что я любила и люблю, как вы считаете, тирана…

– Дорогая Шамс, а можно поговорить с вами о чём-нибудь более приятном? Я гречанка, первый раз в Египте. По профессии – фотохудожница. А моя страсть – древность, археология. Но сейчас я не буду расспрашивать вас о сфинксах и пирамидах. Скажите, ваше имя действительно переводится с арабского как «солнце»?

– Да, в арабском языке это существительное женского рода. А луна, «камар», – мужского. Впрочем, уже много лет я, если и напоминаю Солнце, то только во время полного затмения. Я поклялась всю жизнь ходить в трауре и никогда не сниму его. Несмотря на сегодняшнюю великую радость, моя скорбь не ушла и не уйдёт никогда.

– Тогда ещё один вопрос, с вашего позволения. Выбор имени для вас был как-то связан с древнеегипетским культом бога Солнца Ра?

– О, нет, ни в коем случае! Для моих родителей не существовало никаких богов кроме Аллаха. Они назвали меня Шамс, а мою сестру Зейн потому, что очень любили нас и хотели, чтобы дочери были столь же прекрасны, как солнце и звёзды.

– Госпожа аль-Шукри, я много раз видел вас в эти дни на площади Тахрир, на улицах Каира в колоннах демонстрантов, на трибунах и в клинике, где вы оказывали помошь раненым. Представьте, что я, в отличие от других собравшихся, не читал ваших мемуаров ранее, и только теперь решил сделать это.

Я не падок на сенсации, да и в Египте в бурные революционные дни оказался случайно. Я – историк, живу в Ганновере, проводил отпуск на Красном море, так как являюсь страстным дайвером, обожаю погружаться близ коралловых рифов. Но когда начались эти грандиозные события, я всё бросил и примчался в Каир, потому что историк не может упустить возможность увидеть, как происходят судьбоносные перемены.

Мне не удалось присутствовать во время переворота в Тунисе, зато теперь я знаю, как выглядит «Арабская весна» в Египте. И в моих глазах у революции – ваше лицо, Шамс. Вы, моя современница, часто, казались мне то величественной богиней из древнего храма, то царицей Клеопатрой. Почему-то мне кажется, что именно так должна была выглядеть последняя правительница из рода Птолемеев, возлюбленная Гая Юлия Цезаря и Марка Антония. Именно этим голосом – глубоким контральто – она и должна была говорить. Даже сейчас мне чудится уреус на вашей голове. И я отчётливо слышу торжественный хор жрецов. Кажется, вы едва сошли с паланкина, принесённого усталыми загорелыми невольниками…

– О, спасибо вам за изысканные комплименты, я очень тронута! Правда, насколько мне известно, царица Клеопатра была вовсе не так прекрасна, как принято считать. А деяния её и вовсе, с моей точки зрения, должны вызывать отвращение. Впрочем, подавляющее большинство людей любит сладкие мифы, а не горькую правду. Но если вы специализировались не на истории Древнего Египта, вам позволительно заблуждаться. Мне было приятно слушать вас, добрый господин…

– Госпожа Шукри, я приехала в Каир из Москвы совершенно не для того, чтобы трястись от страха по ночам, понимая, что полиция разом куда-то исчезла, на улицы, как водится, хлынули мародёры. В городе начались повальные грабежи, а жители ночами дежурят у своих домов, вооружившись ножами, мотыгами, сковородками и ещё чёрт знает чем!

Я работаю в банке. В Каире живёт мой друг, который тоже целыми сутками пропадал, так сказать, на баррикадах, а я умирала в его доме от ужаса! Но речь сейчас не о том, это просто к слову. Революция далеко не всегда выглядит такой прекрасной, как вы говорите. И ещё неизвестно, что произойдёт в Египте потом, чем всё закончится. Многие считают, что вместо светского режима Мубарака власть захватят дремучие исламисты, какая-нибудь местная «Аль-Каида»1.

Но меня сейчас интересует другое. Ваши мемуары выложила в Сеть жительница Мельбурна, русская эмигрантка Лилия Минкина. Насколько я сумела понять, вы тесно связаны с Россией. Там жили ваши дети, работал ваш брат, часто бывали вы сами. Хотелось бы поподробнее узнать, почему именно эта женщина занималась публикацией ваших откровений в Сети, а перед тем перевела их на несколько языков, в том числе, кажется, даже на японский…

– Очень признательна вам за вопрос. Разрешите поприветствовать в вашем лице представительницу страны, давшей во время войны приют моим детям. Поверьте, в те безумные времена далеко не каждое государство решилось бы принять крошек. И они, вполне возможно, разделили бы так или иначе судьбу малышей, которых не удалось вывезти из пылающего Ирака. Они, чистые и невинные, ответили бы за своего отца, но этого не произошло. Теперь дети, слава Аллаху, живы и здоровы, правда живут уже не в России. Но на этом моя мистическая связь с вашей страной не оборвалась. В очередной раз, полтора года назад, навещая детей в Москве, я познакомилась с госпожой Минкиной – поистине удивительной женщиной, невероятно одарённой и самоотверженной. Лилия имеет два высших образования, вроде бы исключающих друг друга, – математическое и филологическое. Японский язык знает её супруг, на которого тоже произвели впечатление мои мемуары.

Они действительно живут в Мельбурне, но издателей через Интернет искали по всему миру. С этой семьёй теперь я дружу и переписываюсь. Так получилось, что я оказала своевременную медицинскую помощь зятю Лилии и её беременной сестре. Таким образом. спасла сразу трёх её родственников. Я не стану вдаваться в детали, так как не согласовала вопрос с Лилией, но вряд. ли она стала бы возражать против нынешних моих слов.

Тем летом мы тесно общались, одновременно оказавшись в Москве. Я гостила у своего брата Хамаля, сотрудника информационного бюро египетского посольства. а Лилия прилетела из Мельбурна, чтобы ухаживать за сестрой. Она не раз говорила, что считает меня второй матерью своей племянницы, которую назвали Гелиана. По-гречески это Солнце…

– Но ведь ей так и не удалось найти издателя для столь интересных мемуаров! Почему?

– Если вы внимательно читали текст, должны понять. Лилия и её супруг Альберт сделали всё для того, чтобы с книгой ознакомились люди, не знающие ни английского, ни арабского. Эти люди ни цента не взяли с меня за свой тяжёлый труд. Лилия мечтала найти издателя пусть в Австралии или Новой Зеландии. Но в итоге всё вышло куда лучше, чем если бы книга просто потерялась среди других на полках магазинов.

Извините, когда я вспоминаю о добрых делах, чувствую, как спазм сжимает горло. Люди, привыкшие, как я, к горю и оскорблениям, в беде не плачут. Но счастье может довести их в лучшем случае до истерики. Я ещё хочу добавить, по первой части вашего вопроса. Не нужно думать о египтянах плохо. Они как-нибудь разберутся, кому доверить власть, раз уж смогли очиститься от скверны. Слишком высокую цену заплатили мы за свободу! Нам не нужны здесь никакие экстремисты, и мы понимаем это не хуже дорогих гостей с севера…

– Доктор Шукри, вероятно, вы не захотите отвечать на этот вопрос, поскольку он, возможно, напрямую касается вашей частной жизни. Вас постоянно сопровождает элегантный мужчина средних лет, которого вы в мемуарах называете Абу-Валид. Он был с вами и в России, и в Ираке, и теперь он организовывал эту встречу.

Я прибыл из Оттавы специально для освещения арабских беспорядков. У меня имеются друзья, которые время от времени делятся со мной ценной информацией; все они арабы. Так вот, мои источники утверждают, что этот человек, настоящее имя которого Рахман-Алн Хассави, – один из самых жестоких и безжалостных фанатиков, когда-либо воевавших в Ираке.

Только что вы сказали очаровательной русской мисс о том, что вам в Египте не нужны никакие экстремисты. Но ваши дела идут вразрез с вашими словами, Шамс. Раз вы не просто водите дружбу, а имеете явно более тесные отношения с аль-Хассави, бывшим баасистом, федаином и цепным псом иракского диктатора, то, похоже, действительно не отличаете добро от зла, а экстремистов от законопослушных граждан.

Я не хочу шокировать присутствующих здесь дам описаниями зверств вашего приятеля. Но, поверьте, отсечение головы – самая гуманная из расправ, практиковавшихся Абу-Валидом…

– У вас хорошие источники, мои добрый господин, но всё-таки главного вы, похоже, не знаете. Первое и основное: Абу-Валид никогда не был исламским экстремистом. Он учился в Москве, прекрасно знает русский. Не забыл этот язык ещё и потому, что привёз из Союза в Ирак жену, золотоволосую Катерину. Ему завидовали все парни и мужчины в округе – ведь в наших краях невозможно найти такое голубоглазое чудо. Он не настаивал, Катерина сама изъявила желание принять ислам и стала зваться Аминой.

Второе. У них было пятеро детей, три сына и две дочери. К моменту начала второй иракской войны младшей девочке не исполнилось и года. Старшего сына звали Валид, и по его имени мой страж теперь носит кунью. Это, если кто не знает, почётное добавление к имени родителя, состоящее из имени первенца. В Ираке меня чаще называли не Шамс, а Умм-Муин, мать Муина, по имени старшего сына.

Третье. Жена и четверо детей Абу-Валида погибли во время бомбёжек Багдада, и его родители тоже. Остался старший сын, но и он ненадолго пережил семью. Скончался от ранения в живот осенью две тысячи третьего года, в одном из глинобитных домиков на окраине столицы. Спустя ещё два месяца я чудом спасла жизнь самому Абу-Валиду, удачно перевязав сонную артерию при ранении в шею. Он был практически обречён после стычки с американскими морпехами и выжил милостью Аллаха.

Четвёртое, у Абу-Валида теперь нет семьи, нет дома, нет родины. Ему некуда идти. Он назвал меня своей сестрой после того, как выздоровел от страшной раны. И поклялся до самой смерти быть рядом со мной и моими детьми. Это мой брат, товарищ по оружию, верный страж, который любит моих детей, как родной отец. Мы – одна семья, спаянная огнём и кровью. Несмотря на то, что я – вдова, а он – вдовец, между нами нет никаких отношений, кроме дружеских и родственных.

Да, он был членом партии Возрождения, был федаином, да и сейчас не отрёкся от прежних убеждений. Он защищал свою землю, а не посягал на чужую, а это никогда не считалось преступлением и экстремизмом. Был ли он жестоким? Да, был, как бывали многие, кому приходилось воевать.

Вы, задавший мне этот вопрос, никогда не сможете понять чувства отца, который видел внутренности своего сына на земле и после бомбёжки отыскал в развалинах оторванную головку годовалой дочери. Если у вас есть дети, я желаю им счастья и долгой жизни. Ваш южный сосед, единственная сверхдержава, оставшаяся на планете, надеюсь, никогда не станет бомбить Оттаву…

– Умм-Муин, вы свободно пишете о том, как сражались в Ираке. Надеюсь, вы разрешите вас так называть. Я родилась в Пакистане, но уже давно проживаю в Лондоне. Скажите, если бы опять довелось делать выбор, примкнули бы вы к повстанцам или вернулись в Египет вместе с детьми? Вы не раскаиваетесь в том, что дети так долго жили без матери, пусть даже в доме родного дяди? Вам не кажется, что вы, лишили сыновей и дочку чего-то очень важного, уже невозвратимого? И что никакая идея не стоит таких жертв с вашей стороны? Вашему младшему ребёнку было всего четыре месяца, когда вы расстались. А встретились вновь, когда ему уже шёл пятый год…

– Спасибо за этот вопрос, действительно очень больной для меня. Но сначала я уточню, что сражались другие, а я лишь лечила и выхаживала их. Этому меня и учили в Гарварде. Поверьте, я много раз задавала сама себе этот вопрос и понимала, что вновь поступила бы точно так же, как тогда. Я – врач, мой долг – спасать раненых.

Абу-Валид защищал свою родину. Я – родину своих детей, что тоже немаловажно. И, как могла, объяснила детям, почему вынуждена была их так надолго покинуть. Вряд ли они до конца поняли мои мотивы – ведь Муину, старшему, ещё нет одиннадцати. Впрочем, кто уж всецело одобрил мои действия, так это младший, Рияд. Ему недавно исполнилось восемь, и он умирал от зависти, когда видел меня по телевизору или в Интернете, Очень просил взять его на площадь Тахрир, где так интересно и опасно!

Бывают такие мальчики, которые рождаются сразу воинами – на коне, опоясанные мечом. Сейчас их называют экстремалами. Мой младший сын уже давно решил стать коммандос и совершить какой-нибудь невероятный подвиг. Старший сын Муин и дочка Хейат не так страстно влюблены в романтику, но и во мне нуждаются не сильно. Я не очень часто вижусь со своими детьми, и они, похоже, считают меня скорее учительницей, воспитательницей, но не матерью. Слишком долго мы жили врозь, и за эти годы между нами как будто выросла прозрачная, но прочная стена. Я появляюсь перед ними только для того, чтобы похвалить или наказать, провести нравоучительную беседу.

Но ни разу никто из них, даже дочка, не попросил приласкать его. Дети вежливы со мной, но не до кошта искрении. Мне трудно достучаться до их душ. Иногда создаётся впечатление, что им неловко прн мне, даже тяжко, а я искрение хочу стать их другом! Дети не скучают без меня, и я не знаю, хорошо это или плохо. Моя жизнь полна опасностей, я принимала участие в боевых действиях, сидела в американской тюрьме, полгода находилась в коме, после которой пришлось долго восстанавливаться. Если бы дети переживали всё это, страдали и плакали, вряд ли мне стало легче.

Я возвратилась оттуда, откуда не возвращаются, и многие из вас читали мои воспоминания о пережитом. Не знаю, суждено ли мне остаться в мире живых, но революция подарила, надежду. Я снова почувствовала себя востребованной, нужной родине. До сегодняшнего времени я будто бы лежала, в массивном, разукрашенном, наполненном сокровищами и увитом гирляндами саркофаге, имея на липе маску из чистого золота весом в одиннадцать килограммов. Так в Египте с древности хоронили фараонов, их жён и детей. И душа моя, подобно птице, хлопала крыльями, билась под сводами погребальной камеры, не в силах вырваться на волю.

Мощный вихрь перемен обрушил мою гробницу и вынес меня наружу, в пески пустыни и зелень оазисов, под яростный жар солнца и россыпи звёзд, по которым испокон зеков выверяли свои пути бедуины. И где-то далеко внизу остались лежащие грудой ароматические, благоуханные ткани, столько лет обвивающие моё тело. Мне опять пришлось отложить свидание с сыновьями и дочкой, которые теперь живут в Южной Африке, на одном со мной континенте и в то же время так далеко от меня!

На католическое Рождество меня не выпустила из Египта полиция. Из мемуаров все вы знаете, что я несколько лет носила электронный наручник, дающий возможность египетским и американским спецслужбам контролировать каждый мой шаг. Согласования продлились до конца января, когда десятки, сотни тысяч демонстрантов затопили улицы Каира и других городов. И я решила навестить брата, его семью и своих детей уже безо всякого разрешения и без проклятого пластикового браслета на левой руке, который не имела права снимать даже в душе.

Вчера, сразу после известия об отречении Мубарака с меня сняли датчик и вернули неограниченную свободу передвижения. Я не знаю, возникнут ли у меня трудности с въездом в США, но весь остальной мир отныне раскрыт передо мной. Я планирую вместе с детьми отправиться в кругосветное путешествие и там надеюсь по-настоящему подружиться с ними. Извините за столь пространный ответ, но слишком животрепещущий, болезненный вы задали вопрос, мисс.

– Мы все с величайшим интересом выслушали ваш ответ, доктор аль-Шукри! Разрешите мне, филиппинцу, далёкому от политики поставщику красного и розового дерева, выразить вам своё восхищение и поздравить с заслуженно обретённой свободой. Я не обсуждаю здесь ваши симпатии и антипатии, ваш жизненный выбор и политические пристрастия. Но то мужество, с которым вы отстаиваете свои принципы, разделяю я их или нет, заслуживает преклонения. Скажите, где бы вы хотели оказаться в первую очередь, получив возможность свободно выбирать свой путь?

– Я. хотела бы на несколько дней уединиться в Малайзии, па одном из пустынных пляжей острова Лангкави. Особенно впечатлил меня пляж в северной части острова, где песок черный, как молотый уголь. Ведь в других местах острова он цвета мела. Там отдыхают преимущественно арабы, и европейца можно встретить крайне редко.

Восемнадцатилетней, наивной, восторженной я приехала туда сразу после свадьбы со своим первым мужем. Кстати, многие могли видеть его в рядах демонстрантов и на площади Тахрир. Почтенный возраст не помешал Заферу аль-Ахмади неустанно требовать отставки Мубарака. Господин аль-Ахмади все сильнее склоняется к идеям «Братьев-мусульман», и в те далёкие годы позволял мне купаться только в одежде. Всё же, несмотря ни на что, я была счастлива там – ведь на Лангкави пришёл наш медовый месяц…

– Об этом вы не упоминали в мемуарах, госпожа Шамс! Я сама – писательница, живу в Швеции. Несколько раз перечитывала ваши откровения. И хочу вас спросить: к кому вы постоянно обращаетесь в своих записках? Создаётся впечатление, что историю, выложенную впоследствии для всеобщего ознакомления, первоначально вы рассказывали кому-то в интимной обстановке, почти по секрету. Что и немудрено – невероятно смелые, даже дерзкие откровения могли не понравиться многим влиятельным персонам.

Если можно, скажите, кем был тот человек, который побудил вас к шокирующей откровенности? На подобные признания тоже нужно решиться. Я имею в виду даже не ваш второй брак, а, главным образом, разоблачения деятельности различных спецслужб на Ближнем Востоке! Не все поймут вас, Шамс, и очень многие не одобрят ваши поступки. Но вам, похоже, это безразлично. Я чувствую, что вы очень доверяли тому, кого посвящали в тайны своей жизни, полной невероятных приключений и душераздирающих страданий…

– Да, я доверяла тому, к кому обращалась в своих текстах. И этот «кто-то» – читатель. Я хотела говорить с огромной толпой и с каждым в отдельности. Со всем человечеством и даже с самым маленьким человеком. В тот момент, когда пользователи Сети читают мои мемуары, они будто бы сидят рядом со мной, и я откровенно делюсь переживаниями. Говорю о том, что меня волнует, именно с ними.

Я хочу многое объяснить и тем, кто ничего не знает о моём народе, и тем, кто сам ведёт свой род от Измаила. Я пыталась донести свои слова и мысли до каждого, чтобы он меня, по крайней мере, вонял. И, по возможности, не осуждал. Жизнь невероятно сложна, и практически никогда резко не делится на чёрное и белое. В каждом из нас легко уживаются грешник и праведник, и их борьба за человеческую душу продолжается всё то время, что длится земное существование. Проблема в том, кто в конечном итоге победит, прежде чем холодеющие уста правоверного прошепчут последнюю шахаду, а над христианином не почтут отходную молитву.

Эти воспоминания – песнь моего сердца, страстный монолог. добровольная исповедь и надежда на прощание. Я знаю, что читающие эти откровения гораздо чаще проклинают меня, чем поощряют. И я говорю всем вам, друзьям и врагам: это моя. жизнь, это моя любовь, это моя память. Как со смотровой площадки древней Цитадели открывается, потрясающий вид на Каир и пирамиды Гизы, так и я сейчас смотрю на тот путь, который прошла, пытаясь осмыслить случившееся со мной и решить, как жить дальше.

Я не заблуждаюсь относительно реакции на свои мемуары и знаю, что некоторые особо экзальтированные читатели поклялись найти меня и убить. Что ж, моя жизнь в руках Всевышнего, и до сих пор Он не призвал меня к себе. Скажу, что уже давно ничего не боюсь в этом мире, иначе затаилась бы и не стада писать книгу. Уповаю только на то, что все эти угрозы останутся словами. И недалёкие люди, которые произносят их вслух, присылают мне по электронной почте и на сайт, ещё успеют одуматься. Как промокший под ливнем уже не боится воды, так многократно убитый и воскресший философски смотрит на жизнь и смерть…